|
|
Помимо свадебных причитаний,
которые занимают такое значительное место в свадебной обрядности,
существовали причитания похоронные и рекрутские.
Причитания создавались, как импровизации. Это характерная
жанровая черта и похоронных, и свадебных, и рекрутских причитаний. То, что
причитание импровизировалось, не дает, однако, оснований утверждать, что оно
не связано с традицией народной поэзии. Это означает только, что они никогда
дважды совершенно одинаково не исполнялись. Но хотя они и не повторялись
целиком, при создании каждого нового текста вопленица (или плакуша, плачея,
как называли плакальщиц) опиралась на традиционные, переходящие из
произведения в произведение образы, устойчивые словесные формулы, отдельные
эпизоды и сюжетные положения, существующие самостоятельно поверья и т. п.
Используя богатства народной поэзии, вопленицы создавали картины
действительной жизни, рассказывали о действительно живущих людях, обогащали
традиционную поэтическую образность, традиционный поэтический язык
привнесениями, почерпнутыми из реальной действительности, своими наблюдениями
и обобщениями. Нередко художественный образ, возникший из сочетания народной
традиции с поэтическим вымыслом плакальщицы, запоминался, подхватывался и
обогащался в причитаниях, складываемых другими людьми в связи с другими
событиями жизни. Так в причитании выражалась коллективность народного
творчества.
Чем активнее была импровизация при создании причитаний,
тем более значительные произведения создавались. На русском Севере, где
большая сохранность эпического творчества (былин, сказок) приводила к
развитию импровизационного искусства в пределах эпической повествовательной
традиции, создавался особый тип причитаний, имеющих вид лиро- эпических поэм
с общественной и семейной тематикой. Картины жизни крестьян (а в рекрутских
причитаниях — службы в царской армии) являются в них типическими обобщениями
реальной жизни.
От северных причитаний отличаются южнорусские, которые так
же, как украинские и белорусские носят характер эпического повествования.
Социальная и художественная значимость южнорусских причетов меньшая. Они в
большинстве случаев содержат искренние, глубоко эмоциональные горестные
восклицания, выражают личное горе; в тексте их нет глубоких социальных
обобщений, которые встречаются в лучших образцах северных причитаний.
Импровизация причитаний требовала поэтической одаренности
и навыков в использовании художественных образов и стихотворного языка. В той
или иной мере способность импровизировать причет приобретали все женщины —
это своеобразная форма специфического творчества. Слушая с детских лет
похоронные, свадебные, рекрутские причитания, женщины запоминали их детали,
образы, обороты речи и впоследствии использовали их, когда приходилось
оплакивать умершего или рекрута, или прощаться с девичеством и родной семьей.
Естественно, что из рядовых исполнительниц причитаний должны были выделиться
поэтически более одаренные. Некоторые женщины, обладающие поэтическим даром
импровизации, становились профессиональными вопленицами, которых приглашали
на похороны или на свадьбу плакать от имени родственников покойного или
невесты. Слава о наиболее даровитых плачеях выходила далеко за пределы
селений, в которых они жили. Самой известной вопленицей, от которой в XIX в.
записывали причитания, была Ирина Федосова; расцвет ее творчества приходился
на пореформенный период. Записей плачей от особенно одаренных воплениц
дореформенной России фольклористика не сохранила
Похоронные причитания являются древнейшим видом этого
жанра. Оплакивание покойников известно у всех народов, как один из очень
древних обрядов, в котором отразились верования людей, их представления о
том, что человек продолжает жить после смерти и что умершие предки помогают
или вредят живущим. Древность похоронного оплакивания у славян подтверждают
арабские путешественники, описавшие обряд погребения, существовавший у
славянских племен еще до Киевского государства. О плачах по умершим в древней
Руси упоминают летописи, жития, различные произведения древней русской
литературы.
Древнейший обряд оплакивания покойников в феодально-
крепостнической Руси сохранялся не столько как религиозный, сколько как
бытовой. Он, несомненно, отразил религиозные воззрения людей; их поверья;
представления о душе человека, о которой говорили, что она летает в виде
птицы среди живых сорок дней после того, как покинет тело умершего; о смерти,
изображавшейся чаще всего в виде костлявой старухи, и др. Отражение суеверных
и религиозных представлений в похоронном обряде и причитаниях, несомненно,
интересно для исследователей. Однако значение обряда оплакивания не столько в
этом, сколько в отражении в причитаниях жизни крестьянина. Разнообразные
образцы причитаний можно разбить на три группы: 1) отражающие первобытные
представления человека о загробной жизни; 2) порожденные христианскими
легендами представления о потустороннем мире и о расставании души с телом; 3)
отразившие общественный и семейный быт крестьянства. Наиболее значительными
следует признать последние.
Похоронные причитания сопровождали весь обряд. Умершего
оплакивали во время омовения тела, выноса его, а также в процессе прощания с
покойным и погребения его.
Композиционное построение причитаний разнообразно, но все
же в них можно выделить зачин (начало причитания) и основную эпическую часть,
состоящую из ряда самостоятельных мотивов (повествование).
Зачин в некоторых случаях имеет форму восклицания общего
характера:
«Ох-ти, мнешенько тошнешенько И сердечку тяжелешенько...»
г. «Ох-ти, мне, бедной горюшице...» . «Ох-ти, мне да мне тошнешенько, По
сегодняшнему дёнечку
О долил а меня, беднушку, Как проклятая оби душка Да
злодейная кручинушка!» .
Но гораздо чаще зачин вводит оплакивающую женщину в круг
образов, определяя ее родство с умершим (мать, дочь, жена, сестра, племянница
и т. д.) и ее отношение к нему. Часто встречающаяся форма такого зачина —
приход оплакивающей женщины в дом или в комнату, где лежит умерший.
«Допуети-тко меня, беднушку,
Как к удалой-то головушке...» .
«Сяду я, победна вдова-горенашица,
На белую бруеовую лавочку
По ряду к своей милой венчальной ладенки...» .
Эмоциональность такого зачина, раскрытие в нем глубокого
горя человека, близкого умершему, ддет тональность всему причитанию.
Эпическая часть причета в большинстве случаев делится на
отдельные абзацы, которые нередко начинаются с обращения или к силам природы,
или к олицетворенной смерти, или к окружающим людям, или к умершему. Каждый
такой абзац является самостоятельным мотивом причитания, он включает
законченную мысль, рисует какую-либо отдельную картину. Среди мотивов,
разработанных причитаниями, наиболее популярны мотив прихода смерти и защиты
от нее крепкими запорами, откупом, мольбами пощадить человека (смерть
беспощадна, от нее ничто не может спасти); мотив обращения к высшим силам с
просьбой вернуть жизнь усопшему (силы небесные не слышат мольбы крестьянки
или не хотят исполнить ее просьбу); мотив обращения к стихиям — ветрам, вихрям
— с просьбой расколоть гробову доску, поднять умершего, вдохнуть в него
жизнь; мотив обращения к умершему — встать, ожить, вернуться в родную семью,
«на крестьянскую работу шку, да к крестьянской этой жирушке» (жирушка —
жизнь; умерший безгласен, не слышит, не восстанет из мертвых); мотив утраты
надежды на свидание с умершим и сознания своей сиротской доли (нередко этот
мотив получает особенно детальную разработку, включая картины жизни в семье и
обществе бесправной вдовы, сирот, вынужденных побираться, вечно голодных и
холодных, и др.); мотив благодарности «попам — отцам духовным» за похороны,
гробовщикам за изготовление гроба; мотив приглашения мертвеца в гости и
просьба посмотреть на то, как мается, как тяжко живет его- семья.
Кроме этих мотивов, встречаются другие — обращения к
могильщикам с просьбой сделать получше могилу — «послед- ню домовиночку»,
встречи с горем-обидой, разговора с птицей- вестницей и пр.; но они менее
популярны. Порядок следования мотивов свободный, варьируемый. Нередко
встречаются плачи, использующие всего один-два мотива (такие плачи характерны
для рядовых, поэтически малоодаренных воплениц). Следует также заметить, что
один и тот же мотив может быть разработан в разных разделах плача. Особенно
часто такая дробная разработка дается мотиву утраты надежды на свидание с
умершим и осознания сиротской доли его родных. Так, в плаче по мужу,
записанном от А. М. Пашковой, детали этого мотива составляют канву, в которую
вплетаются остальные. Плач А. М. Пашковой начинается с просьбы к Обидушке
допустить ее — вдову — «ко венчальной ко семеюшке» (мужу), взятому «скорой
смертушкой». Вдова говорит Обиде о тяжкой судьбе, какая ждет ее: смерть взяла
ее мужа
И оставила мне, беднушке, Много маленьких детушек... Как
скажи-тко ты, пожалуйста, Нас кто станет кормить, поить. Как поля неносеяны,
Стоги не напаханы И закрома не насыпаны?..
Когда вносят гроб в дом, вдова спрашивает усопшего, по уму
ли ему, по разуму ли это «хоромное строеньице»; вдова зовет к себе детей,
чтобы они вместе с ней просили мертвого очнуться.
Опустело вито гнездышко Уж вы по миру находитесь, Вы куски
насобираетесь...
Ни на призывы встать, ни на письма скорописчаты не ответит
своей вдове муж.
Как вдоветь вдове по-доброму... На крылечко не
выскакивать. Наб скрепить сердце ретивое, Понабраться ума-разума,
Повозростить своих детушек.
Умершего кладут в гроб, и вдова просит покойного
попрощаться со всеми, кто пришел проводить его в последний путь. Соседей
спорядовых она просит проститься с ее умершим мужем, а также помочь ее семье:
Не оставьте-тко, пожалуйста, Моих миленьких детушек; При
нужде нашей, при горести Уж будьте вы наши помощники...
Когда покойного отпели в церкви, вдова в причете
рассказывает о безразличии к ее горю попов — отцов духовных.
Как попы поют мешаются, Дьяки читают, усмехаются...
Подаянья не начаюгся...
В отчаянии вдова молит богоматерь вернуть ей мужа. Но
богородица называет ее неразумной. В плаче вдовы богоматерь говорит:
Уж как век того не водится, Что из мертвых живы
становятся...
Муж ее — удалая головушка —
На крестьянской на работушке... Он истратил свою силушку,
Погубил свою головушку, Приоставил нас, беднушек, На вековое скитаньице.
У могилы вдова признается, что и она рада была бы пойти
вслед за мужем «во сыру землю» — «только жалко мне тошне- хонько своих
маленьких детушек»
Этот плач характерно раскрывает сиротскую судьбу семьи
умершего. Не философско-религиозные раздумья, а вполне земные заботы,
осознание жизненных тягот крестьянской семьи, оставшейся «без заботника, без
работника», составляет содержание причитания. Неизбежность грядущего
горя-зло- частья осиротевшей семьи подчеркивает риторичность причитаний — это
характерная особенность их стиля. Плачея задает риторические вопросы — где ей
сесть около покойника, что ждет вдову, мать, детей, как будут относиться к
семье умершего соседи — крестьянский мир, и сама отвечает на них, обобщая
типические явления жизни. Риторика в плачах сообщает им не только
торжественность, отвечающую оплакиванию умершего, но и утверждает
неизбежность ожидаемого.
Похоронные причитания в сущности стали сказами о жизни
умершего и его семьи в старой русской деревне. Материал для создания
причитаний, очевидно, давала сама жизнь. То, что причитание-оплакивание из
акта обрядово-религиозного стало актом обрядово-бытовым, дало возможность
применить его не только к похоронной обрядности, но и к другим семейным
обрядам. Причитание вошло как важнейший элемент в свадебную обрядность; к
этому толкнуло осознание того, что роди
тели, отдавая девушку в семыо мужа, навсегда теряли ее —
потому она и оплакивала девичество и родительскую семью. Как особая форма
причитаний в XVIII в. (с созданием армии и введением бессрочной и
долгосрочной военной службы) возникают рекрутские плачи; отдать парня в
царскую службу значило никогда его больше не увидеть, потерять его, как
мертвого. Естественно, что рекрутские причитания, черпая факты из жизни,
раскрывали судьбу рекрута и солдата, и ад которыми измывались
«офицеры-генералы да начальнички». Были случаи, когда в крепостной России
оплакивали девушек, отдаваемых в дворовые
Все эти разновидности жанра причитаний существуют как
самостоятельные, импровизируемые произведения, рассказывающие о судьбах
крестьянина и его семьи в различные периоды жизни — от рождения и до смерти.
В правдивости повествования, в реальности картин жизни и заключается
непреходящая ценность причитаний.
|