|
|
Так как эту болезнь я знаю как из
собственного опыта, так и по наблюдениям над многими нашими людьми, видел
много случаев и много разнообразных ее проявлений, то не будет неуместным
рассказать кое-что об этой болезни в моей книге.
Известно, что так называемой скорбутной болезни, или
цынге, подвержены по большей части мореплаватели, находящиеся в длительных и
трудных плаваниях. Это, вероятно, объясняется тем, что они вынуждены питаться
постоянно одной лишь соленой и сухой пищей, а зачастую употреблять также загнившую
и вонючую воду, а также тем, что они перегружены тяжелой и крайне
утомительной работой и подвержены притом постоянной сырости, действию влажной
и суровой погоды, что и является главным источником этой болезни.
У нас она начиналась обычно с ощущения сильнейшей вялости
во всем теле, так что постоянно клонило ко сну, а если удавалось сесть, то не
хотелось уже вставать с места. Отмечался все больше и больше усиливающийся
упадок духа. У тех, кто поддавался первому приступу этой болезни, дело быстро
ухудшалось, в дальнейшем появлялась одышка, одолевавшая больных до такой
степени, что они после малейшего движения не могли перевести дух. Вслед за
этим вскоре появлялась неподвижность всех членов, ноги и ладыжки распухали,
лица принимали желтый оттенок. Вся полость рта, в особенности десны, начинали
кровоточить, зубы шататься. Когда все эти признаки болезни были налицо (а
развиться они могли в течение недели, если больной сам не боролся с
болезнью), это значило, что цынга одолела больного. Он охотно оставался лежать
и уже в дальнейшем не прилагал никакого усилия к тому, чтобы спасти себя от
гибели, а, напротив, настолько падал духом, что скорее мечтал о смерти, чем о
выздоровлении. Заболевание сопровождалось также особым чувством страха и
тоски: при малейшей тревоге или громком крике наверху, на палубе, больных
охватывала паника. При этом, однако, у большинства сердце продолжало работать
нормально, они не ощущали никакой боли и обладали прекрасным аппетитом. Сами
они не считали себя тяжело больными, ибо, когда я отдал приказ, чтобы все
больные были перевезены на берег на остров Беринга, то они пришли в большой
восторг, стали усаживаться, взяли свою одежду, и каждый начал сам одеваться.
Все они я один голос говорили: «слава богу, мы переходим на землю, там мы
поправимся и сами сможем позаботиться о своем выздоровлении». Вышло же совсем
другое и гораздо более печальное, ибо многие только успевали выйти на палубу
и глотнуть свежего воздуха, как немедленно умирали на месте, точно мыши,
другие же умирали на пути к берегу в лодке, еще не добравших до земли; короче
говоря, почти все, кто слег еще во время плавания в открытом море, погибли. У
большинства отмечались также при этой болезни постоянные запоры. Других же
признаков, вроде горячки и лихорадки, колотья в боку, сыпи по всему телу,
пятен и тому подобных явлений, о которых сообщает лорд Ансон в описании
своего путешествия, я ни на самом себе, ни на ком из наших людей не замечал.
Возможно, конечно, что эта разница происходит вследствие различия в климате и
разницы во времени года, так как цынга свирепствовала среди экипажа лорда
Ансона в течение весны, мы же страдали ею осенью. Он находился в то время под
южными широтами, на гораздо более далеком расстоянии от южного полюса, чем мы
от северного полюса в северных широтах. Такая разница в широте дает полное
основание предположить и большую разницу в климате против нашего.
Я считаю излишним приводить дальнейшие подробности этой
болезни, так как о ней писали очень многие, и все авторы, которых мне
пришлось читать, описывают болезнь так, как я наблюдал ее на моих товарищах и
на себе самом. Достаточно сказать, что от этой болезни погибла половина нашей
команды.
В заключение представляю копию предложения, сделанного
мною спустя некоторое время капитану Чирикову, под начальством которого я
тогда состоял. В этом предложении приводится краткое, но обстоятельное
описание нашего образа жизни на пустынном острове Беринга. Поводом для этого
предложения послужило следующее: люди, зимовавшие со мной на пустынном
острове, не получали в течение всего этого времени провианта и просили меня
оказать им содействие к тому, чтобы им взамен этого были выплачены деньги по
существующим на Камчатке ценам. Это мое предложение было послано капитаном
Чириковым в Адмиралтейств-коллегию с соответствующим представлением.
Ниже приводится также копия справедливого и милостивого
решения коллегии.
Копия предложения, сделанного мною капитану Чирикову о
провиантских деньгах, причитающихся моим людям за время зимовки на острове
Беринга
«Высокоблагородному господину, господину морского флота
капитану Алексею Ильичу Чирикову
Предложение Нужда мне ныне воспоследовала прешедшие бывших
со мною в вояже служителей, по известном и вашему высокоблагородию чрез
репорты мои нещастливом пакетбота санкт Петра к острову прибытии, во время на
оном острову зимования, також и в осен- ных и в вешных месяцах претерпенной
смертной голод и пре- тяжкие труды, хотя отчасти (ибо подробно оных и описать
трудно) объявить и вашему высокоблагородию предложить, чего прежде от меня
так еще не изъяснено было, что нужды такой не пришло. И дабы за излишнюю не
причли мне похвалу, ибо ведаю, что и всяк поданной ее императорского
величества раб присягою своею ее императорскому величеству всегда и везде
верно служить и живота своего не щадить обязан и должен, крайне однакож и
умолчать вовсе помянутых служителей всех неудобо- стерпимых нужд и в забвение
оных предать мне, яко самовидцу и сострадальцу с ними, очищая совесть свою,
не должно-ж; хотя приметца-ль за благо или не приметца токмо я долг мой
отдать им тою совестию обязан, и чтоб они на меня богу жалобы не приносили в
том, что ежели я за них старание иметь и нужды их объявлять не буду. Понеже
ваше высокоблагородие ныне по прошениям тех служителей за неполученной им на
означенном острову сухопутной и в переходе оттуда в Санкт Петропавловскую
гавань морской провиант деньгами не токмо по два рубли, по чему например
экспедичной провиант до Камчатки (полагая покупку оного и провоз еще дешевой)
в казну становитца, но и с уменьшением по полтора рубли за пуд без указу из
Государственной Адмиралтейской коллегии дать изволите сумневатца, якобы
дорого, и дабы самое их лишаемое тогда повседневное пропитание хотя малым
ныне заплачено-б было, ибо они много голоду натерпелись несравненно со оною
ценою, кроме труда и холоду и великого беспокойства. Того ради вашему
высокоблагородию во известие предлагаю: оные служители на упоминаемом
острову, как по репортам моим явствует, время продолжали ноября со второго на
десять числа 741 августа по третье на десеть число 742 годов. И завезенного с
нами провианта выдавано было им муки на месяц человеку фунтов по тритцати, и
по дватцати и по пятнатцати же, а на июль и ничего муки и круп и соли дачи не
было, ибо провиант уже весь был в ыздершке. Толко для самое последней нашей
нужды, когда уже господь бог паче надежды нашей (ибо и все мы были в
отчаянии) свыше воспоможения нам даровал, что начинаемое тогда наше дело, то
есть строение гукора, которой по данной от меня пропорции строил сибирской
плотник Сава €тарадубцов, в действо происходить стало, и надежда к
возвращению оттуда являтца почела, то для переходу на нем до гавани €анкт
Петропавловской едва дватцать пять пуд муки уберечь могли, чтоб хотя и
переехать есть на чем будет, и хлеба ничего не будет, голодною не помереть
смертью, и по отбытии с острова, которым провиантом все служители и
переехали. И за таким крайиым недостатком провианта, будучи на том острову,
ели все непотребную и натуре человеческой противную пищу, что море давало,
иногда бобровое и кошлоковое, и иногда котовое и нерпичье мясо, також и
выкинутых из моря мертвых китов и сивучев, всю зиму и весну до майя месяца и
маиа несколько дней. А потом, когда бог дал в майе месяце морскую корову,
которую еще как и промышляли и чем едва домыслились, и за великостию ее
насилу вытащили и чють было и людей не перетопила, то уже за великое
благополучие поставили и за сладкую пищу мясо оной употребляли, и после их
промышляли-ж, понеже оных коров мясо приятнее нам есть было, нежели кош-
локовое и прочих вышеозначенных зверей, ибо бобровое хотя б дух и сносен был,
но весьма жоско, как подошевная кожа, сколко-б ни варили и разжевать неможно,
но целыми кусками глотали; а кошлоковое хотя того-ж роду, токмо мяхче, для
того, что молож , а котовое очень воняет, а нерпичье и наипаче того, что при
довольстве терпеть не можно одного духу, не токмо-б есть. А мы и то все ели,
хотя мерзко и нездорово, того не разбирали, лиж бы только было, да и не токмо
нерпичье, но и кишки из оной, которую упромышляли блиско, не бросали, но
также их ели. Токмо и такой скверной пищи не довольно было к пропитанию,
понеже в близости не имелось, но весьма далеко была. А промышлять ходили не
все, ибо служителей больных всегда много бывало, да которые и здоровыми
числились, и те едва на ногах бродили, понеже и во всех была цынготная
болезнь, однакож и такие, хотя чрез великую силу, а промышляли, сколко могли,
на себя и на бол- ных, которые уже ходить не могли. А как строить стали
помянутое судно, х которому выбрано было изо всех двенатдать человек, кои
поздоровее, и отходить им от того строения для промыслу уже не можно было, то
оставшие и для них по очереди промышляли-ж и от того и самим им пищи той
недоставало, а и на ково принесут, и те недовольны-ж были. И тако все кругом
голодовали, и лежащие и бродящие, и которые служители померли—может быть, что
не дожили века и от такова недоволства и от великова безпокойства. К тому-ж
претяжкие и труды понесли (кроме ломки болшого судна и строения малого» и
протчего), понеже и 1ля промыслу на пищу бобров, кошло- ков, котов и нерпы ходили
от жилища своего верст по десетн и по пятнадцати и по дватцети и болше, да и
то неспособными местами, чрез высокие хребты и утесы каменные, и на себе
приносили чрез такое далное разстояние по всякой день: а люди и те, кои и
промышлять ходили, и без такого труда, как выше показано, не в состоянии
здоровьем были, еще же они и дрова на себе-ж про себя и про лежащих таскали
верст по десяти иболше,и б ов близостиидровникакихнесть.Авремяз— студеное, и
место пустое, не токмо изб или юрт, но и никаких лачюжек нет, обогретца и
приют итца негде и зделать не ис чего, и валялись все в ямах покрыты только
парусами. И в таком бедном житье живот свои мучили не девять дней, но деветь
месяцев, и по истинно сказать, жалостно было смотреть на всехг каковы были. И
ежели б тогда откуда-нибудь из посторонних персон господин какой от слуг
своих, а командир от подкоманд- ных своих, приехали туда и посмотрели б на
всех, узнали ль бы, кто из них командир или протчие офицеры или матроз или
плотник или кто господин или слуга? поистинне сказать — никак не распознали
б, но всех бы за равно почли—и офицера за плотника, и господина за слугу,
понеже уже не было разни ни между кем и ни в чем, ни у слуги з господином, ни
у подчиненного с командиром, ни в подчтении, ни в работе, ни в пище, ни в
одежде, понеже всякому и во всем до себя пришло. И офицеры и господа лиж бы
на ногах шатались, также по дрова и на промысл для пищи туда-ж бродили и
лямкою на себе таскали-ж и с салдатами и с слугами в одних артелях были. И за
вышепоказанной служителей претерпенной смертной голод и претяжкие труды, по
мнению моему, надлежит им за означенной недоданной указной провиант в гавань
и за морской выдать ден- гами: за муку и за крупу и за соль по два рубли за
пуд, по чему экспедичной правиант в казну до Камчатки обошелся, ибо и по оной
цене дать им недорого будет, понеже и экспе- дичной менше двух рублей пуд в
казну с провозом туда не обой- детца, разве болше. А ежели-б им по прибытии с
острова на Камчатку выдать там провиантом, ибо они о том меня просили (что я
и учинил бы, понеже на Камчатке при гаване Санкт- Петропавловской провиант
оставленной от вашего высокоблагородия имелся, ежели-б не воспрепятствовало
мне рассуждение о экспедиции, что тогда оная еще в действии состояла, и ежели
лаки в вояж итить повелено будет и служителей все по прежнему на Камчатку
соберутца, тогда оной провиант весьма воз- надобитца паче денег, и лутче им
дать по два рубли за пуд, нежели-б тем провиантом, как я рассуждал по
тогдашнему обстоятельству, ведая с каким великим трудом н продолжением
провиант на экспедицию туда завозитца) то б они болше двух рублев за пуд
получили, ибо на сторону менше 6 трех рублев пуда не продали, каков бы дешев
ни был. А, напротив того, и сами они, во время голодования на острову, ежели
б кто привез гуда лотку хлебов и стали бы у них прошать за одну ковригу по
десяти рублев или болше, а у них бы служителей на столко иждивения имелось,
то б по истинне никто и по такой цене за ковригу пяти фунтовую последнего
своею иждивения без остатку отдать не пожалел бы, не токмо б по два рубли
дать за пуд. Однако-ж ежели ваше высокоблагородие по такой предложенной от
меня цене по два рубли за пуд без указу из Государственной Адмиралтейской
коллегии дать сумневатца изволите, то хотя с убавкою по полтора рубли за пуд выдать
ныне, дабы они, ежели им и по такой цене ныне не дать, а отписы- ватца и о юм
в Государственную Адмиралтейскую коллегию и ожидать указу, не остались и еще
на продолжительное время в обиде, а о додаче уже к тому в добавок по выше
объявленному моему мнению (во исполнение двух рублев, по чему экспе- дичной
провиант с провозом до Камчатки по меншей цене стал» еще по пятидесят копеек
за пуд предложить в милостивое раз- смотрение Государственной Адмиралтейской
коллегии и требовать указу.
Флота лейтенант Swen Waxell.
Октября 11 дня 1744 г.
Прежде чем последовала резолюция Адмиралтейств-коллегий на
это мое предложение, капитан Чириков был отозван в Петербург с приказом сдать
команду мне, так ч го запрошенная резолюция была направлена на мое имя.
Копию, согласно обещанию, привожу ниже.
Копил резолюции Адмиралтейств-коллегии, последовавшей
по этом
«Указ ея императорского величества самодержицы
всероссийской из Адмиралтейской коллегии лейтенанту Вакселю.
В репорте твоем из Енисейска октября ог 3 числа 745 годаг
коим объявляется поданные бывших в вояже на пакетботе ,,Санкт Петре" в
741 и 742 годах служителей флота капитану Чирикову доношение и верящие
письма, которьш просили, чтоб им за неполучение в показанных годах в бытность
па
острову на том пакетботе, где зимовали и на Камчатке при
гаване Санкт Петропавловской сухопутной, також по приходе с того острова в
гавань провиант выдать наличным самим, а кои оставлены в Охоцке, за тех по
поверенным от них письмам деньгами, по камчатской пене, показывая притом, что
они от той невыдачи тяжкой претерпели голод, о чем по их к помянутому
капитану Чирикову предложению объявляли: — ч го в бытность на том пустом
месте питание имели непотребной н натуре человеческой противной пищею,
морскими зверьми всю зиму, да и такой скверной пищи к пропитанию было
недоволно, к тому и претяжкие труды понесли, отчего обращались все в
несносной цынготной болезни, с которого предложения сообщил в колегию точную
копию. И по общему де капитана с протчими обер-и ундер офицерами раз-
суждению согласились и определили: те.м служителям за выше- писанный
провиант, недоданной в бытность на острову и при гаване Санкт Петропавловске
сухопутной, а в переходе с того острова — морской, выдать денгами из указной
цены, как тот провиант на Камчатку становился: за муку, крупу и соль из ДВ)х
рублев по одному рублю по пятьдесят копеек; а к тому о додаче пятидесяти
копеек за пуд предложить Коллегии Адмиралтейской.
А из приложенной при том предложении копии усмотрено, что
помянутые служители в бытность их чрез девять месяцев на пустом острову в
пропитании имели крайнюю нужду, и что зверским и натуре человеческой
противным, кроме самой последней необходимости скверным мясом питание, и в
претяжких находились трудах.
Того ради сего января 21 дня по указу ея императорского величества
Адмиралтейской Коллегии, в разсуждение означенного такого страдания и
всеконечной нужды, как именно в копии с предложения Вакселева значится,
определили:
Тем бывшим с вами в вояже служителям, как за всю бытность
на пустом острову, так и на то время, сколько от того острова до Санкт
Петропавловской гавани были в походе, числить в даче полной морской провиант
по цене, какой оной на Камчатку становился, из которого прежде данной на
показанном острову сухопутный провиант, также выданные по цене деньги
вычесть, затем достальные за показанной морской провиант деньги кому что
надлежит — додать.
Лейтенанту Вакселю учинить исполнение по сему ея
императорского величества указу.
Вице-адмирал Александр Головин.
Секретарь Иван Васильев.
Января 31 дня 1746 году.
Канцелярист Михаила Хрусталев.
На основании этого милостивого указа
Адмиралтейств-коллегий каждый из рядовых служивых получил свыше ста рублей, в
то время как по расчету на основании моего предложения по два рубля за пуд
сухопутного провианта, каждому пришлось бы удовольствоваться немногим свыше
тридцати рублей, а они и этому были бы очень рады.
|
