Историко-биографический альманах серии «Жизнь замечательных людей». Том 5

Прометей

Мыслитель, которому суждено было дать толчок к одному из величайших переворотов в мировоззрении людей, умер так же незаметно, как и жил. Скромный каноник вармийской епархии скончался в городке Фромборке, на берегу Балтики, в отдаленнейшем, как он говорил, уголке Земли. Он умер в той же башне, где прожил почти тридцать лет. В стране не объявляли траура, толпы плакальщиц не стояли по дорогам, герольды, загоняя лошадей, не разносили весть о его смерти. Его похоронили без особой помпы  и, похоже, без особой скорби. Семьи у негр не было, единственную близкую его сердцу женщину изгнали враги, единственный человек, который мог считаться его учеником, возвратился в Германию, верный друг юности находился в отъезде.

Даже ученые, пользовавшиеся плодами его редкостного гения, долгое время не знали о его кончине. Много лет Коперник был уже в могиле, а кое-кто считал, что он по-прежнему отдает все силы высокому искусству астрономии. Но и те, кому было известно, что его нет в живых, не знали ни месяца его смерти, ни даже года. И уж совсем узкий круг знал правду о последних днях Коперника. Кто-то что-то рассказывал, что-то писал, но постепенно многие важные факты утратились. Остались неясные намеки, противоречивые суждения, обманчивые слухи, зыбкая молва.

Во Фромборке вскоре после смерти Коперника говорили, что он умер в тот самый день, когда увидел первый экземпляр своей только что вышедшей книги. Простая случайность? Совпадение? Но ведь это легко понять: труд Коперника был делом всей его жизни, увидеть вышедшую книгу значило перешить минуты величайшего счастья. Не удивительно, что старик ученый, уже несколько месяцев прикованный к постели тяжелым недугом, не вынес огромной радости.

Радости? Говорили и о другом. Не радостью были озарены последние минуты Коперника, он умер от гнева и возмущения. Его обманули люди, которым он доверял. При издании книги был совершен подлог. Обнаружив это, Коперник пришел в такое волнение, что тут же и умер.

Напечатанное в Нюрнберге сочинение Николая Коперника «О вращениях небесных сфер» открывалось предисловием «К читателю. О предположениях, лежащих в основе этой книги».

Каждый астроном, говорилось там, вправе придумывать любые гипотезы для объяснения небесных движений. Поскольку человеческий разум не в состоянии охватить действительные причины этих круговращений, то достаточно, чтобы вымышленные гипотезы облегчали астрономические расчеты. Нет необходимости, чтобы эти гипотезы были верными или даже вероятными. Хватит, если они дают сходящийся с наблюдениями способ расчета. Постичь что-нибудь истинное можно только с помощью божественного откровения. Поэтому не будет вреда, если наряду со старыми гипотезами станут известны и эти новые, ничуть не более похожие на истинные.

«Во всем же, что касается гипотез, пусть никто не ожидает получить от астрономии чего-нибудь истинного, поскольку она не в состоянии дать что-либо подобное; если же он сочтет истинным то, что придумано для никнет, если господь не дарует ему откровения. Большинству читателей и в голову не приходило, что предисловие написано, возможно, не автором книги.

Однако вслед за предисловием было напечатано письмо кардинала Шонберга Копернику и обращение Коперника к папе Павлу III. Тон, в котором оно было выдержано, отличался твердостью: чувствовалось, что его автор убежден в своей правоте.

Он, конечно, хорошо понимает, начинал Коперник обращение к папе, что излагаемое им учение сделает его предметом хулы. Но философ, ищущий истину, не обязан приноравливаться к суждениям толпы и должен отказываться от ложных взглядов.

Людям, привыкшим верить, что недвижимая Земля покоится в центре вселенной, учение его покажется абсурдным. Поэтому он долго сомневался, выпускать ли в свет книгу, написанную для доказательства движения Земли, и не последовать ли завету пифагорейцев. Те не хотели, чтобы плоды труда великих ученых, попадая в руки недостойных людей, которым лень заниматься наукой, если это не сулит им прибыли, становились бы объектом пренебрежения. Нежелание подвергнуться глумлению за необычность и кажущуюся абсурдность защищаемых им мнений, чуть было не побудило его отказаться от публикования этого труда. Но друзья требовали, чтобы книга, которая скрывалась не девять, а четырежды девять лет, увидела, наконец, свет. Пусть учение о движении Земли, говорили они, и покажется сейчас многим нелепостью, с тем большим удивлением и благодарностью будет оно воспринято, когда изданная книга яснейшими доказательствами рассеет мрак заблуждений.

Его, Коперника, учение, противное общепринятым взглядам и, пожалуй, даже здравому смыслу, родилось не из стремления к оригинальности. Он тщательно .исследовал движения небесных тел и обнаружил, что. они не согласуются с существующими теориями. Изучение древних философов натолкнуло его на мысль о движении' Земли. После долгих раздумий он убедился, что эта мысль дает возможность куда яснее понять весь ход мировой машины.

Он уверен, что серьезные математики согласятся с ним, если только пожелают глубоко продумать приводимые им доказательства. А если найдутся пустозвоны, которые, будучи невеждами в математических науках, все-таки захотят разбирать его аргументы и на основании какого-нибудь места священного писания, неверно понятого и извращенного, станут их порицать, то ему, Копернику, нет до них дела и он может пренебречь их суждением как легковесным!

Согласиться с тем, чтобы цитаты служили решающим аргументом в естественнонаучных спорах, он не может. Коперник вспоминает о назидательной истории, приключившейся с одним прославленным христианским автором: «Ведь не тайна, что Лактанций, вообще говоря, знаменитый писатель, но плохой математик, почти по-детски рассуждал о форме Земли, осмеивая тех, кто утверждал, что Земля шарообразна. Поэтому ученые не должны удивляться, если и нас будет кто-нибудь из таких людей осмеивать».

Коперника читали с интересом и удивлением. Каких только гипотез не придумывают   математики, чтобы   согласовать свои расчеты с видимым движением небесных тел!

Математики восхищались красотой Коперниковых построений, философы, воспитанные на выхолощенном Аристотеле, негодовали: ученый должен не изощряться в остроумии, а развивать взгляды божественного Стагирита.

Основная посылка Коперника — мысль о движении Земли вокруг Солнца — настолько противоречила господствующим религиозным и философским воззрениям, что часто воспринималась лишь как забавный парадокс. Земля, покоящаяся в центре мира, не может вертеться! — люди были в этом глубоко убеждены, это подтверждалось и библией и трактатами знаменитых астрономов.

Изучение книги Коперника было делом далеко не легким. Предисловие многих сбивало с толку: не одних лишь скептиков, которые не верили в познаваемость мира, но и людей, стремившихся понять истинное строение вселенной. И те и другие соглашались, что теория Коперника, конечно; всего лишь удобная математическая фикция.

Позиция противника гелиоцентрической системы была не столь абсурдной, как может показаться на первый взгляд. Мысль о движении Земли отвергали не только из философских или религиозных соображений. Движение Земли Коперником доказано не было, и сделать это в его время, когда не существовало даже простейших телескопов, было невозможно. Доказать движение Земли астрономам удалось лишь в XIX веке. Коперник сделал другое: он доказал, что гелиоцентрическая теория куда лучше, чем система Птолемея, согласуется с видимыми движениями небесных тел.

Давно было замечено, что планеты перемещаются не по идеальному кругу. Прошло больше шестидесяти лет после смерти Коперника, когда Кеплеру удалось впервые доказать, что планеты движутся по эллипсу. Коперник вынужден был сохранить эпициклы. Эпицикл же — описываемая небесным телом воображаемая окружность, центр которой, в свою очередь, равномерно движется по другой окружности, по деференту, — воспринимался как абстракция. А это в глазах читателей, не видящих за деревьями леса, бросало тень нереальности на все построение Коперника.

Чтобы понять всю глубину учения Коперника, требовались не только обширные познания в математике и астрономии, требовалось нечто куда более редкостное — мужество мысли, способность отрешиться от предубеждений, от господствующих схем, от самых основ мировоззрения, покоящегося на привычных догмах.

Мысль о движении Земли казалась настолько дикой, что самые весомые аргументы Коперника не воспринимались как доказательство истины, его же убежденность в своей правоте, которой пронизано обращение к папе, расценивалась лишь как убежденность в удобстве созданной им гипотезы, а вовсе не в ее истинности.

Лишь немногие видели, насколько анонимное предисловие противно не только обращению Коперника к папе, но и духу всей его книги. Мысль о том, что предисловие «К читателю» не может принадлежать Копернику, натыкалась на стену непонимания. Ходят слухи, что оно подложно? Неужели Коперник был настолько безумен, что и вправду верил, будто Земля движется на самом деле!

Пусть, положим, и существует  известная разница между предисловием и обращением к папе. Но это никак не доказывает подлога. Все эти страницы написаны Коперьиком. И что может быть назидательней такого примера? Ученый, всю жизнь трудившийся над обоснованием новой гипотезы, в конце концов отрекся от попытки постичь действительное строение вселенной, понял, что его теория лишь удобная фикция, и, познав тщету мудрствований, воззвал к божественному откровению как единственному источнику истины!

О жизни Коперника известно было мало. Уроженец Торуни и питомец Краковского университета, учившийся затем восемь лет в Италии, Коперник все остальные годы провел на вармийской земле. Здесь, конечно, знали его хорошо, но в университетских городах Европы, где шли споры об истолковании его учения и о возможном подлоге, часто довольствовались лишь слухами. Книг он, если не считать перевода Феофилакта Симокатты, не публиковал, а ненапечатанные свои работы показывал неохотно, да и переписывался с. очень узким кругом лиц.

Ему было около семидесяти, когда весной 1539 года во Фромборк приехал молодой виттенбергский профессор Георг Иоахим Ретик. Прослышав об учении Коперника, он воспылал желанием его постичь. Глубокие познания и энтузиазм Ре-тика произвели на Коперника впечатление. Он почувствовал к приехавшему доверие, предоставил рукописи, а вскоре даже разрешил ему написать и подготовить к печати изложение своей теории. В начале 1540 года в Гданьске было издано «Первое повествование о книгах вращений Николая Коперника», составленное Ретиком.

А три года спустя в Нюрнберге был напечатан и сам Коперников труд. Книга открывалась предисловием, ставшим вскоре предметом ожесточенного спора.

Те немногие читатели, которые поняли всю глубину и обоснованность учения Коперника и прониклись его духом, не принимали за чистую монету идеи анонимного предисловия. Здесь явный подлог! Подобного бы сам Коперник никогда не написал.

Да, но факт остается фактом, возражали другие, раз предисловие напечатано, значит Коперник не верил в истинность своей теории или по крайней мере в последний момент в ней усомнился.

Ученые,   убежденные    в   подложности анонимного предисловия, с этим аргументом не соглашались. Но доказать, кем и когда был совершен подлог, они не могли и часто пускали в ход такой довод: разве не служит косвенным доказательством подлога сам факт, что Коперник умер в тот день, когда впервые увидел свою только что напечатанную книгу?

Дабы разрешить этот спор, оставался простой и надежный способ. Следовало заглянуть в рукопись Коперника и выяснить, написано ли анонимное предисловие его почерком. Однако сделать этого не удавалось. Среди книг и бумаг, оставшихся после смерти Коперника, этой рукописи не нашли. Когда же много лет спустя ее обнаружили, то выяснилось, что анонимного предисловия «К читателю», которым открывалось издание 1543 года, в ней нет!

Доказывает ли это, что предисловие написал кто-то другой? Не будем торопиться с выводами. В дошедшей до нас рукописи Коперника обращения к Павлу III тоже нет. К счастью, на этот счет сохранилось одно очень важное свидетельство. Ахилл Гассар, медик и математик, друг и советчик Ретика, в принадлежавшем ему экземпляре книги Коперника прямо под обращением к папе написал, что оно было составлено в Вармии во второй половине июня 1542 года2. Следовательно, уже после- того, как Ретик увез манускрипт в Германию. Текст обращения был прислан издателю позже. То же самое могло быть и с анонимным предисловием «К читателю», которому в книге предшествует обращение к папе. Значит, отсутствие в рукописи Коперника этого предисловия вовсе не доказывает, что оно написано кем-то другим.

Работ, посвященных жизни Коперника, много, и в них нередко по-разному излагаются обстоятельства его кончины. В одних биографиях пишут, что Коперник умер в день получения книги, в других, что в день смерти ему доставили оттиски первых листов. Конечно, точность для историка необходима, но не уподобляется ли он педанту-крохобору, когда цепляется за столь маловажные детали? Какая разница, получил ли Коперник на смертном одре всю книгу или только первые листы? Если версия о подлоге несостоятельна, то в том и другом случае Коперник мог умереть от чрезмерного радостного волнения. Если же на самом деле имел место подлог, то опять все понятно: Коперник умер от гнева и возмущения. Незачем гадать о последних эмоциях умирающего, коль нет фактов. Тем более что даже если мы выясним, получил ли в день смерти Коперник всю книгу или только первые листы, это вряд ли поможет разрешить вопрос о подлоге.

Одно обстоятельство все же заставляет задуматься. Если издатели посылали Копернику первые листы, листы с анонимным предисловием, то подлога, как видно, не было. Зачем бы злоумышленники, решившие подсунуть собственное предисловие взамен Коперникова, стали бы разоблачать себя задолго до выхода книги в свет? А если Коперник знал об этом анонимном предисловии и оно печаталось с его согласия, то мог ли бы он умереть от негодования?

Джордано Бруно был первым, кто заявил в печати, что анонимное предисловие написано не самим Коперником. Всю жизнь Ноланец настаивал на объективном характере учения о движении Земли. В книге «Пир на пепле», изданной в Лондоне в 1584 году, рассказывая о своем недавнем диспуте с оксфордскими учеными, Бруно зло высмеял всех тех, кто, не разобравшись в учении Коперника, прикрывается анонимным  предисловием   «К читателю».

Доктор Торквато — под этим именем в диалогах выступает один из оппонентов Бруно —- «из всего Коперника удержал в памяти лишь имя автора, издателя, название книги, место и год напечатания, число листов и карт. И, не будучи несведущ в грамматике, он понял некое сверхвступительное предисловие, приложенное не знаю уж каким невежественным и самонадеянным ослом; этот осел, как бы желая извинить автора и оказать ему покровительство или даже ставя своей целью, чтобы и другие ослы, найдя в этой книге и для себя салат и плоды, не остались голодными, следующим образом предупреждает их, раньше чем они начнут читать книгу и рассматривать ее суждения...». Процитировав в своем переводе текст анонимного предисловия, Бруно саркастически замечает: «Видите, какой это хороший привратник! Смотрите, как хорошо он открывает вам дверь, чтобы вы вошли внутрь   для   приобщения к этому почтеннейшему знанию; без этого привратника умение считать и измерять, изучение геометрии и перспективы есть лишь пустое препровождение времени изобретательных безумцев. Смотрите, как он верно служит хозяину дома!»

Коперник, подчеркивал Джордано Бруно, не ограничивался утверждением, что Земля движется, но неоднократно это подтверждал: «он выполнял должность не только математика, который предполагает, но и физика, который доказывает движение Земли».

Эту точку зрения Бруно защищал всегда и везде' — и на диспутах в университетских городах и во время следствия в тюрьме Святой службы. Мысль о том, что Земля движется на самом деле, стала одним из основных обвинений, выдвинутых инквизиторами против Бруно. Ему была предоставлена свобода выбора: он мог объявить свои убеждения ересью, отречься от них и избежать казни. Но он считал, что верность истине дороже жизни. Костер его не устрашил.

Даже после сожжения Бруно книга Коперника не была запрещена. Высшие чины инквизиции сочли для себя удобным видеть в Коперниковом учении только полезную, не претендующую на реальность гипотезу. Бруно, мол, не разобрался в Копернике и не понял, что предисловие «К читателю»- написано самим автором.

Язвительные слова Бруно о составителе анонимного предисловия, разумеется, не прошли бесследно, они заставляли внимательней изучать Коперника. Но подлог оставался недоказанным, по-прежнему было неизвестно, кто и как его совершил.

Разгадать загадку удалось только Кеплеру. В его руки попал экземпляр первого издания Коперника, который Петрей — типограф, печатавший книгу, — подарил нюрнбергскому математику и члену магистрата И. Шрайберу. Тот написал на полях, что предисловие «К читателю» составлено Андреасом Осиандером. Это звучало очень правдоподобно: по слухам, именно Осиан-дер, нюрнбергский богослов и ценитель астрономии, вместе с Ретиком наблюдал за печатанием- Коперникова трактата. Удача продолжала, сопутствовать Кеплеру. Ему удалось разыскать переписку Осиандера с Коперником, которая предшествовала изданию книги. Из нее явствовало, что анонимное предисловие — дело рук Осиандера. В необходимости такого предисловия он убеждал Коперника и Ретика. Но Коперник категорически возражал и сохранял   «стоическую твердость». Документы, бывшие в распоряжении Кеплера, разоблачили Осиандера, но детали оставались невыясненными. Как удалось Осиандеру подсунуть свое предисловие? Кеплер был убежден, что произошло это после смерти Коперника, или, во всяком случае, без его ведома. Так Кеплер и писал об этом в своей «Новой астрономии», напечатанной в 1609 году1.

Разоблачения Кеплера убеждали далеко не всех. Ученые, считавшие теорию Коперника лишь остроумной гипотезой, продолжали стоять . на своем. То, что Коперник какое-то время -спорил с Осиандером, еще ничего не доказывает. Пусть Осиандер — автор анонимного предисловия, куда важнее другое: если оно все-таки было напечатано, то это произошло с ведома Коперника, а раз он дал. согласие, то, значит, разделял идеи предисловия и тоже считал свою теорию только удобной фикцией. Иначе чем же объяснить, что не сохранилось никаких известий о протестах Коперника против того, в каком виде вышла в свет его книга, ни свидетельств о его тяжбе с печатником, ни публичных опровержений? Оправдать его безропотное молчание могла только смерть.

Кеплер не знал ни даты смерти Коперника, ни времени, когда был совершен подлог. В ту пору о кончине Коперника высказывались противоречивые суждения. Одни уверяли, будто он умер зимой 1543 года, другие — что в конце мая. Математик и астроном Иоганн Преторий, живший несколько лет с Ретиком в Кракове, говорил, например, что книги своей целиком Коперник так и не увидел2. Другой близкий приятель Ретика называл даже день смерти Коперника v— 19 февраля 3. Книга же его, как было известно, вышла в свет весной. Получалось, что Кеплер прав: напечатали анонимное предисловие, когда Коперник был уже мертв.

Однако через несколько лет после разоблачений Кеплера было найдено письмо ближайшего друга Коперника — Тидемана Гизе. Оно подтвердило, что Коперник действительно скончался в конце весны, 24 мая. Книга вышла в свет и продавалась при его жизни. Первое предположение Кеплера не оправдалось, второе тоже стало вызывать еще более сильные сомнения. Если анонимное предисловие было напечатано без ведома Коперника, то почему же он не протестовал?

Вопрос о подлоге оставался тесно связан с обстоятельствами смерти Коперника. Только узнав правду о его последних днях, можно было решить, не ложен ли основной тезис Кеплера о том, что предисловие «К читателю» было опубликовано без ведома Коперника, и найти причины его непонятного молчания. Истинные коперниканцы прилагали немало усилий, чтобы разрешить эту загадку. Одной убежденности в высокой принципиальности Коперника было мало, нужны были факты. Документы разыскивали во Фромборке и в Лидзбарке, в Лейпциге и в Нюрнберге, в Кракове и в Торуни. Исследовали библиотеки, архивы, частные собрания. Яну Бро^ жеку, профессору Краковского университета, выпала редкая удача. В его руки попало много интересных материалов. Но только два очень важных письма Тидема-на Гизе: одно Доннеру, другое — Ретику — Врожек опубликовал в 1618 году'. Они пролили, наконец, свет на болезнь и смерть Коперника и явились еще одним доказательством подлога. Тидеман Гизе, один из самых близких Копернику людей, превосходно осведомленный и о переговорах, связанных с изданием книги в Нюрнберге и об отношении Коперника к идеям Осиандера, был глубоко возмущен опубликованием анонимного предисловия. Едва раскрыв Коперникову книгу, которую вместе с письмом прислал ему Ретик, Гизе пришел в такое негодование, что тут же решил направить в Нюрнберг жалобу, требовать наказания виновных и перепечатки первых листов уже изданной книги. 26 июля Гизе писал Ретику:

«Возвращаясь из Кракова с королевской свадьбы, я нашел в Лебау посланные тобою два экземпляра недавно напечатанного труда нашего Коперника, о смерти которого я узнал, только приехав в Пруссию. Я мог бы уравновесить боль от кончины собрата и великого мужа чтением книги, которая как будто возвращала мне его к жизни, но уже в самом начале я увидел нарушение доверия или, чтобы сказать правильнее, бесчестность Петрея, что возбудило во мне негодование, еще более сильное от первоначальной печали. Как же не возмущаться столь большим преступлением, совершенным под покровом доверия? Я, однако, не знаю, следует ли в этом обвинять самого печатника, зависящего от деятельности других, или какого-нибудь завистника, который в горе, что ему придется расстаться с бывшей профессией, если эта книга сделается известной, воспользовался простотой печатника для того, чтобы уничтожить доверие к этому труду. Чтобы он все-таки не остался безнаказанным за то, что позволил испортить дело чужим обманом, я написал Нюрнбергскому сенату, указывая, что, по моему мнению, следует сделать для восстановления доверия к автору. Я посылаю тебе письмо с копией этого обращения, чтобы ты, когда дело уже сделано, мог бы судить, как следует провести это предприятие, потому что для переговоров с этим сенатом я не вижу никого более пригодного и даже более хотящего, чем ты, который играл роль предводителя хора во всей этой драме, так что ты, по-видимому, не менее самого автора заинтересован в восстановлении того, в чем было отступление от истины».

Если, продолжал Гизе, первые листы будут перепечатываться, то следует прибавить новое предисловие, «чтобы очистить от клеветы уже выпущенные в свет экземпляры». Кроме того, надо в начале книги поместить биографию Коперника, которую некогда составлял Ретик, пополнив ее рассказом о том, как он умер. Этому, пояснил Гизё, вовсе не мешает, что книга была издана до его смерти2, ибо год совпадает, а дня завершения печатания типограф не поставил.

Сообщая подробности о кончине друга, Гизе и написал Ретику, что Коперник умер 24 мая, в тот самый день, когда впервые увидел весь свой напечатанный труд. Увидел книгу, а не первые листы!

Опубликованные Брожеком документы разрешили вопрос, вызвавший столько споров. Да, именно смерть, помешала Копернику протестовать против предательского самовольства Осиандера и направить жалобу в нюрнбергский магистрат. Это сделал за него Тидеман Гизе, поверенный сокровеннейших его дум.

Одно в этой истории вызывает недоумение: как мог Осиандер, знавший непреклонность Коперника, рассчитывать на безнаказанность? И в силу каких причин Петрей не боялся кары за фальшивку? Печатать книгу начали за год до смерти Коперника. Предисловие «К читателю» оттиснуто на обороте титула. Допустим, сохранить это в секрете от автора особой трудности не составляло — тот находился за тридевять земель: от Нюрнберга. Но почему Ретик, руководивший изданием, целый год хранил молчание?,Он, по слухам, оправдывался тем, что предисловие-де было подсунуто в его отсутствие. В одном из сохранившихся экземпляров первого издания Коперника рядом с предисловием «К читателю» вскоре после выхода книги в свет была сделана такая запись: «Андреас Осиандер написал это предисловие, которое Петрей напечатал без ведома Ретика»3.

Е. Васютиньский, автор одной из самых полных биографий Коперника, излагает эти события так: Ретик после очень недолгого пребывания в. Нюрнберге решил ехать в Фельдкирх, к своему другу Гасеару, и поручил наблюдать за изданием Осиандеру. Тот воспользовался случаем и напечатал свою фальшивку.

«В первых   числах    июня,  —  пишет Е. Васютиньский, — два печатных листа книги «О вращениях» были оттиснуты. Издатели по собственному усмотрению бесцеремонно изменяли и правили текст. В то время Ретик ехал в Фельдкирх, чтобы 20 июня снова встретиться с Гассаром и преподнести ему с дарственной надписью экземпляр «Тригонометрии» Коперника... Когда же в начале июля он возвратился в Нюрнберг, было уже поздно отбросить наглое предисловие Осиандера. Впрочем, как кажется, Ретик отнесся к этому довольно равнодушно»4.

Согласиться с этой точкой зрения нельзя. И не потому, что ей противоречит ряд свидетельств о том, как Ретик ссорился с Петреем из-за этого предисловия. Их мы сейчас разбирать не будем, поскольку похоже, что начало этим рассказам положил сам Ретик. Коль он тоже замешан в этой неблаговидной истории, то, разумеется, мог, выгораживая себя, говорить неправду.

Даже если допустить, что занятая Ре-тиком позиция оценена Е. Васютиньским правильно, то и тогда его мнение о времени напечатания анонимного предисловия (в июне 1542 года, в отсутствие Ретика) фактами не подтверждается.

Приехал Ретик в Нюрнберг не позже середины мая. Вскоре же приступили к печатанию книги. 29 июня Т. Форстер писал своему приятелю, что в Нюрнберге осуществляется издание удивительной книги, в которой доказывается движение Земли. Месяц назад он видел готовыми два печатных листа5.

Итак, первые листы были отпечатаны в конце мая, появился же Ретик у Гассара 20 июня. Добраться из Нюрнберга в Фельдкирх можно было за несколько дней. Поэтому поездка к Гассару вовсе не доказывает, что первые листы были набраны и оттиснуты в отсутствие Ретика.

Однако не эти соображения заставляют нас отринуть точку зрения Е. Васютиньского. Рассмотрим, как печатался Коперников труд.

В отделе редких книг Библиотеки имени Ленина есть факсимиле первого издания Коперника. Полистаем эту книгу. Первые четыре листа, считая и титул, обозначены римскими цифрами, за ними следуют два листа оглавления, они без нумерации. После них идет основной текст -^196 листов, пронумерованных арабскими цифрами.

Печатный лист состоит из восьми страниц. Основному тексту предшествуют две-.   надцать страниц, из них первые   восемь, включая титул, это один и тот же печатный лист. На обороте титула   помещено предисловие «К читателю», на следующей странице — его продолжение   и   письмо кардинала   Шонберга, затем пять страниц обращения к папе.

В дошедшей до нас рукописи Коперника, как известно, обращения к папе нет, оно было составлено позже, во второй половине июня 1542 года.

В конце мая или первых числах июня два печатных листа были готовы. Даже если предположить, что обращение к папе гонец тут же повез из Вармии в Нюрнберг, то все равно приходится признать: в руках у издателя еще не могло быть обращения к папе, когда первые шестнадцать страниц были уже напечатаны. Значит, в мае 1542 года печатали начало основного текста книги. Первые же двенадцать страниц, не имеющие общей нумера-, ции, в том числе и анонимное предисловие, набирались, когда весь основной текст, или значительная его часть, был уже напечатан. Кстати, на титуле — вспомним, что анонимное предисловие находится на обороте титульного листа, — стоит уже другой год — 1543-й.

Попытаемся все-таки выяснить, когда был совершен подлог. Версия о том, что предисловие напечатали после смерти Коперника, отпала. Подлог совершили, когда тот еще был в живых. Но когда именно? Мнение Е. Васютиньского, будто это произошло в конце мая или первых числах нюня, тоже не подтвердилось. Когда   же?

Печатать книгу кончили на исходе зимы или ранней весной 1543 года. Какое до ?того произошло событие, которое могло подтолкнуть злоумышленников решиться на ПОДЛОЕ? Событие, гарантирующее им безнаказанность?

В ноябре или первых (числах декабря 1542 года Коперник, как мы узнаем из  опубликованного Брожеком письма, тяжело заболел, Георг Доннер, живший тогда зо Фромборке, тут же известил об этом Тидемана Гизе. Сохранился только ответ Гизе. 8 декабря тот писал Доннеру: «Меня встревожило то, что ты написал мне о болезни почитаемого старца, нашего Коперника. Поскольку, будучи здоровым, он любил одиночество, я полагаю, что и теперь, когда он болен, рядом должны быть лишь несколько друзей, которые бы облегчили его несчастий, хотя все мы в неоплатном долгу у него за его бескорыстие и исключительную ученость. Я знаю также, что он всегда считал тебя среди самых преданных. Поэтому прошу тебя, раз этого .требует его состояние, будь его неотступным защитником и возьми на себя заботу о человеке, которого ты всегда вместе со мной любил, чтобы ©к в своем тяжелом положении не был лишен братской поддержки и мы бы не оказались неблагодарными по отношению к столь заслуженному мужу» '.

Состояние Коперника, видно, с самого начала болезни было весьма тяжелым. Никаких улучшений не наблюдалось, напротив, вскоре стали говорить о его близкой смерти, полагая, что умрет он в начале года. В этом духе Дантиск, епископ Вармии, лицемерный гонитель Коперника, писал жив-шему в Лувене Гемме Фризскому.

Весть о болезни Коперника могла достичь Нюрнберга где-то около рождества. Не исключено, что именно она и развязала злоумышленникам руки. Подлог, вероятней всего, был совершен зимой или ранней весной 1543 .года. В то время многие считали, что дни Коперника сочтены. Осиандер и Петрей могли позволять себе самовольство. А Ретика в Нюрнберге действительно тогда уже не было. Он жил в Лейпциге.

В ряде книг, посвященных Копернику, красочно описывается, гаак перед самой его смергью у городских ворот появился нарочный, привезший из Нюрнберга долгожданную книгу. Рассмотрим, насколько этот «гонец на взмыленном коне» вяжется с фактами.

Нам важно выяснить, когда трактат Коперника вышел в свет. Точной даты, к сожалению, установить не удается. Петрей почему-то нарушил обыкновение типографов и не поставил в конце книги месяца завершения печатания, а только год. Но известно, что в середине марта Коперниково сочинение уже продавалось в Нюрнберге. Сохранилось письмо Себастиана Курца, агента Фуггеров. Он сообщал императору Карлу V, что посылает ему вышедшую на днях книгу Коперника. Письмо написано 21 марта 1543 года.

В ту пору уже многие знали, что Коперник безнадежно болен. Гемма Фризский, отвечая Дантиску, писал 7 апреля, что с огромным нетерпением ждет сочинения Коперника, которое, как сообщают из Германии, находится в печати. «Труд этот, — замечает Гемма, — выходит как нельзя вовремя, чтобы осветить кончину такого мужа сиянием вечности».

Представляется совершенно естественным, что люди, осуществлявшие издание, будь у них чиста совесть, первым делом послали бы книгу автору. Это тем более не терпело отлагательств, что Коперника мучил смертельный недуг. Здесь мы сталкиваемся еще с одним загадочным обстоятельством, которое было отмечено Е. Васютиньским: послать Копернику готовую книгу не торопились.

Из Нюрнберга в Вармию ехали тогда примерно недели две. Гонец покрывал это  расстояние еще быстрее. Больше двух месяцев продавали книгу Коперника, прежде чем он ее впервые увидел. Мы даже не знаем, каким путем попал к нему этот единственный экземпляр. Трудно избавиться от мысли, что неспроста так тянули с отсылкой книги, ждали: не сегодня-завтра упрямый старик умрет.

Это, согласимся, объяснимо в отношении людей, совершивших подлог. Но почему тогда Ретик, увидев подсунутое предисловие, не послал тут же Копернику книгу и не поднял -тревоги?

Историки, говоря о болезни Коперника, далеки от единодушия. Но все суждения, несмотря на расхождения в подробностях, основаны в конечном итоге на одном и том же источнике — письме Гизе Ретину. Коперника, как засвидетельствовал Гизе, сразило «sanguinis profluvium». Эти слова переводят и как «прилив крови» и просто как «кровотечение». Один историк пишет о постоянных «кровотечениях   из   носу», другой даже о «горловом кровотечении», третий — об «истечении крови». Неужели Коперник истек кровью? Он страдал гемофилией? Или его свела в могилу чахотка? Эти толкования нуждаются в уточнении. «Sanguinis   profluvium» в данном   случае лучше понимать как «кровоизлияние». Коперник умер в результате инсульта, кровоизлияния в мозг и связанного с этим паралича правой стороны. Скончался Коперник на   девятый   день   от   июньских   календ (24 мая 1543 года) «от кровоизлияния (ех sanguinis profluvio), — пишет Гизе, —>- и последовавшего паралича правой стороны; за много дней до этого он лишился памяти и умственных сил и только при последнем издыхании увидел свой труд в самый день своей смерти».

Значит ли это, что Коперника разбил

паралич именно 24 мая? Вторая половина

этой фразы и ряд прежних известий о бо

лезни Коперника заставляют думать, что

роковое кровоизлияние в мозг произошло

значительно раньше, возможно, в конце

ноября. Тяжелое состояние Коперника и

порождало слухи о том, что дни его сочтены.

В середине марта 1543 года Коперников труд, снабженный анонимным предисловием, можно было уже купить в Нюрнберге. А два с лишним месяца спустя, 24 мая, разбитый параличом ученый впервые увидел свою книгу и тут же умер.

Случайность? А не говорит ли это как раз о том, что Коперник не утратил способности воспринимать окружающее? Вряд ли это простое совпадение. Теперь, когда мы знаем, что подлог был совершен на самом деле, догадка, кажется, оправдывается: да, предсмертные минуты Коперника были полны возмущения и гнева. Издателя непростительно злоупотребили доверием и,-подсунув в книгу анонимное предисловие, запятнали труд его жизни печатью циничного скептицизма я хитрого отступничества!

Это, по-видимому, и был последний удар,;, который свел в могилу Николая Коперника-. Такая концовка эффектна, но далеко не бесспорна. Мы опять должны вернуться к болезни Коперника. Строго говоря, мы не знаем, как .реагировал .и реагировал ли вообще Коперник на принесенную ему книгу. Слова Гизе можно понимать по-разному. Все зависит от того, как толковать: «memoria et vigore mentis destitutus». «Vigor mentis» переводят и как «умственные силы» и как «умственные способности». Означать это может и «живость мысли». Естественно, что после паралича у человека ослабевает память и живость мысли. Похоже, однако, что в письме Тизе речь идет о другом: за много дней до .кончины Коперник лишился памяти, то есть впал в беспамятство, лишился сознания.

Подробности о кончине Коперника Гизе узнал, по всей вероятности, от Доннера, который находился у постели умирающего. Обращает на себя внимание следующее: если бы Доннер заметил какую-нибудь реакцию Коперника на книгу, то он не за? медлил бы сообщить об этом Гизе, тем более; разумеется, если бы речь шла о возмущении Коперника подлогом.

Следовательно, попытка связать   смерть . Коперника с получением изданной книги не находит подтверждения в нашем единственном источнике и относится к области неоправданных домыслов.

Отправить книгу автору издатели не торопились, и, хотя смерти его ждали со дня

на день, книга тем не менее застала Коперника в живых. Кто ее прислал? Почему Ретик, если он не был соучастником подлога, тоже тянул с присылкой книги? Ведь получил-то   ее   Коперник  только в день смерти.

Здесь очередная неточность. Историки и беллетристы на все лады обыгрывают сообщение о том, что великий астроном увидел свой изданный труд лишь при последнем издыхании. Однако все эти гонцы с книгой Коперника, появляющиеся у ворот в самый день его смерти, не больше чем плод воображения. Авторы, пишущие, что Коперник в день кончины получил свою книгу, допускают досадную неточность. В источнике говорится иначе: только при последнем издыхании Коперник увидел свою книгу.

Даже Е. Васютиньский, отметивший, что с присылкой книги Копернику вовсе не спешили, не избежал соблазна драматизировать события и сохранил трафаретного гонца: «24 мая пришла смерть. Коперник много дней уже находился без сознания... У ворот Фромборка остановился посыльный из Нюрнберга. Он вез письма и первые экземпляры книги «О вращениях»...» К

В данном случае легко понять, чем вызван этот домысел. Если Коперник увидел свою книгу лишь в день смерти, то логично считать, что тогда же ее и доставили. Но, ^получил» и «увидел» далеко не одно и то же. Мы не знаем, когда был привезен пер-зый экземпляр сочинения Коперника, и поэтому все подозрения, связанные со злонамеренной медлительностью издателей, оказываются напрасными. Вполне возможно, что Коперников труд был доставлен во Фромборк вскоре же после выхода в свет.

И совершенно не исключено, что прислал своему «господину наставнику» эту книгу именно Ретик.

Едва избавившись от одних подозрений, мы тут же начинаем питать другие. Книгу, положим, доставили своевременно. Но ведь вручили ее Копернику только при последнем его издыхании. Что это? Новый злой умысел? Заговор у смертного ложа? Мошенники, совершившие подлог в далеком Нюрнберге, имели, выходит, сообщников и среди самых близких Копернику людей?

Сохранился экземпляр Коперникова труда, которым некогда владел Доннер. Анонимное предисловие как не принадлежащее Копернику и напечатанное вопреки его воле перечеркнуто там красными чернилами.

Нельзя с уверенностью утверждать, что это сделал сам Доннер, хотя многие ученые считают именно так. Нельзя, к сожалению, определить и когда это было сделано. Интересно, что эту книгу с дарственной надписью прислал Доннеру Ретик. Важно здесь другое: Доннер, несомненно, был настолько осведомлен в делах Коперника, что, увидя предисловие «К читателю» напечатанным, тут же бы заметил обман..

То, что Коперник увидел свою книгу лишь при последнем издыхании, не случайность, как нам представляется, и не простое совпадение. Однако взаимосвязь событий здесь иная, чем об этом обычно пишут. Не получение книги явилось причиной тут же наступившей смерти Коперника, а напротив, его безнадежное положение позволило Доннеру принести ему книгу. Привезли ее во Фромборк, надо думать, значительно раньше. Доннер, обнаруживший подлог, не отдагал книги Копернику, чтобы не отяготить и без того тяжелых его дней невыносимым бременем горечи и возмущения. И только когда пробил смертный час Коперника и тот находился уже буквально «при последнем издыхании», Доннер вложил ему в руки бессмертное его творение.