РУССКИЕ ПИСАТЕЛИ

Юрий Дмитриевич БЕЛЯЕВ

 БЕЛЯЕВ Юрий Дмитриевич [28. 11 (10.12).1876. С..мбирск — 5П8).1.1917, Петроград), драматург. театр, критик, прозаик журналист. Ред. в дворян, семье. Учился в Симбир. г-зии. затем в 4-й петерб. (Ларинской), откуда ушел из 5-го класса. С 1894 печатал рассказы, ист.-театр. эссе в ж. «Живописное обозр.» и «Север» (в последнем выступал также в качестве пародиста, карикатуриста — псевдоним Виконт ДАполинарис, Водевиль, Юс Большой — и натурщика для фотоэтюдов).

На рубеже 1890— 1900-х гг. Юрий Дмитриевич Беляев  сотрудничал в ж. «Театр и иск-во» (нек-рое время секретарь редакции), заведовал театр, отделом газ. «Россия», был одним из ведущих критиков i аз. «Петерб. дневник театрала/. С нач. 1900-х гг. Б.— пост. сотр. «Нов. времени» (позднее — и "Вечернего времени»), представитель нововре- мексксй «элиты»; в лит. среде в нем видели любимца и выученика А. С. Суворина, его преемника на поприще театр, критики. Школа Суворина сказывалась у Б. «в тоне его письма, в отделке фраз... в авторитетной небрежности внешнего словесного построения... в своеволии сравнений». Однако «учитель был мужественный. а ученик — женственный, и один влиял а другой охотно поддавался» (П, Пкльский — лСолнце России». 1917, № 3. с. 9). Н. Н. Хсдотов отнес Б к «самым ярким» из всех тогдашних рецензентов: «Изящно и метко писал он порой свою регензию и по легкому, фривольному рисунку ее пленительно извивалась шутка иногда добродушная а иногда зло кусавшая и ядовитая, как змеиное жало. Он был близким другом Шаляпина. Дальского. Далматова, Савинои, Комиссар- жевской Яворской...» (X о д о - т о в, с. 153, 155).

Многочисл. театр, рец. и очерки Беляева , его импрессионистич. этюды чаще говорили «о том непосредственном чувстве с к-рым принимает пьесу неппе"убежденный зритель», нежели оценивали ее «с точки зрения морали и публицистики» (Ф. Сологуб — ИРЛИ, ф. 24, on. 1. д. 128). Однако отсутствие у Б. четкой эстетич. концепции (см. свидетельство А. Р. Кугеля в его кн.: Homo п о v u s, Листья с дерева. Л., 1926 с. 33) отчасти искупалось глубоким интуитивным постижением театр, явлений: см., напр., проницательное наблюдение о роли «личного жизненного опыта» в игре актрисы — критико-биогр. очерк «В. Ф. Ко- миссаржевская» (СПб 1899, 1900). о соотнесенности «свсегс» и «заимствованного» у Л. Б. Яворской («Л. Б Яворская». СПб., 1900), разборы наиб значит, петерб. спектаклей тоге времени и мемуарно-эстетич. очерки о М. Г. Савиной и А. В. Сухово- Кобылине в сб. «Актеры и пьесы» (СПб., 1902) и «Мельпомена» (СПб 1905).

Пользовалась успехом драматургия Б. (некий, по мнению А. Кизеветтера, симптоматичный для своего времени «ист. маскарад» — РМ, 1911, № 12. отд. 3, с. 37), отчасти отразившая характерные черты человеческого и писательского облика Б.: лразбало- ванность. переходящую часто в распущенность... в какую-то не- охсту жить и думать» (Пиль- ский), своего рода пассеизм (он, напр., всю жизно поддерживал культ умершей в 18ч1 юной актрисы Александрии, т-ра В. Н. Асен- ковой; см. этюд Б. «Актриса Асен- кова» — ТиИ, 1913, № 52), любовь к нсстальгически-пародий- ной стилизации рус. бытовой и театр, старины. «Апофеозом» старинного водевиля, близким эстетике «Мира искусства) (М Куз- мин — «Аполлон», 1910, № 4, с. 78). явилась «святочная шутка» «Путаница, или 1840 год» (М., 1! 0: СПб.. 1910; пост. 1910 Малый т-р). ^Фантастическая история» «Красный кабачок» переносила зрителя в павловскую споху в знаменитый трактир на Петер!офском шоссе под Петербургом, где актрисы и офицеры кутили с призраком барона Мюнхгаузена, служившего при Бироне {СПб., 1911; пост. 194, Александрии, т-р оеж. В. Э. Мейерхольд, худ. А. Я. Головин; в гл. роли В. Н.Давыдов). Особую популярность приобрела мелодрама из жизни крепостных актеров екатерининской поры «Пси- ша» («Б-ка ТиИ», 1912, кн. 1; СПб., 1914; М„ 1923: в переработке, искажающей авт. замысел, под назв. «Лкза Огонькова». М., 1936: М,—Л.. 1940).

Склонность Б. к «ведевильной путанице» Кугель объяснял его потребностью найти «противоположение безжалостной аксиоматически верной действительности», а главное, умением ценить ^аромат стиля» и желанием отдаться естественному для него «влечению к какой-то легкой, дымчатой, воздушной перспективе», уловить «некоторую бесплотность, некоторую очаровательную схему» (ТиИ 1917, № 2, с 35), Эстетизированная «завершенность» пьес Б. видимо, отвечала ощущению исчерпанности определ. культурно-ист. периода у деятелей лит. и театр, модернизма в «предвоенной, блудной и .розной» петерб. атмосфере нач. 1910-х гг., сценич. жизнь его героинь стала для них одним из «знаков этой атмосферы (ср. образ «Путаницы — Психеи» во «зтором пссвящении» «Поэмы без героя» А. А. Ахматовой).

Со своей стороны, соблюдая «нововременскую» насмешливую дистанцию в отношении к «де- садектам», Б по-своему разрабатывал тему кризиса современности в повсстях-«впечатлениях> «Барышни Шнейдер» (СПб. 1914; 4 е изд.. П. 1916) «Сестры Шней- дер» (П., 1915 1916) и ром. «Ведьма» (П.. 1916: рец. Л. Фортунатова — Ж Ж, 1915, № 2&I. Описывающая в осн. среду столичного полусвета и богемы (близко знакомую писателю), проза Б. отмечена обилием острых деталей в психологии и обстановке (концерты в Павлсвске, воен. Варшава осенью 1914, летний Петербург), воздействием рано осознанной им поэтихи кинематографа и вместе с тем нарастающей от книги к книге рыхлостью структуры, манерностью и небрежностью письма.

В кн. «В некотором царстве» (СПб. 1907) опубл. путевые очерхи Б. с поездке по Волге и Заволжью, об ИСТОРИИ раскола. В сб. «Открытки г зойны» (П.. 1915) частично собраны его воен. корреспонденции из «Нов. времени». 1-ю мировую всйну Б. воспринял в духе офиц. патриотизма, называл себя «одним из многих русских поклонников войны» и в конце жизни связывал с ней свои ближайшие лит. замыслы (свидетельство Б. Глинского - ИВ, 1917 № 2).