РУССКИЕ ПИСАТЕЛИ

Александр Фомич ВЕЛЬТМАН   

ВЕЛЬТМАН Александр Фомич [8(20).7.1800. Петербург— 11 (23). 1.1870, Москва], прозаик, поэт: автор многочисл. трудов по истории, археологии, фольклору и проч. Сын швед, дворянина, принявшего в 1786 рос. подданство. Учился дома, под руководством матери (урожд. Колпаничевой), дядькой при мальчике состоял отцовский денщик БОРИС — «отличный башмачник и удивительны» сказочник» (изд. В. 1977, с. 249), затем в моек, пансионах Плеско (1808), Гейдена Благородном университетском (с 1811), бо. Терликовых (окончил в 1816). С репутацией «даровитого поэта» поступав" в Моск. уч-ще колонновожатых (PC, 1871. N? 10, с. 408): сохранились его неопубл. стихи, в т. ч, басни, и стихотв. трагикомедия «Пребывание французов в Мсскзе» (1813, совм. с др. соучениками — ГБЛ. ф. 47/1, к. 27, д. 3, 4). Во время пое- бывания в уч-ще публикует часть сосгавл им курса «чистой математики» «Начальные основания арифметики» (М. 1817). Осенью 1817 В. произведен в прапорщики и выпущен из уч-ща.

Командированный в Бессарабию, Александр Фомич Вельтман   провсдит там 12 лет — участником, а загем начальником военно-топографической соемки (1818—26), старшим адъютантом Гл. штаба 2-й армии (1826—30). Дружба с декабристами (В. Ф. Раевский, М. Ф. Орлор П. И. Фаленберг), вспыхнувшее на глазах В. греч. восстание (1821), знакомство с бытом провинции возможность наблюдать многообразие этногр. и социальных типов, общение с блестяще образованными офицерами (И. П. Лнпранди, В. П. Горчаков), частые поездки по краю, участие ь рус.-тур. войне 1828 — 29; орден за храбрость) — все это обогатило В. жизненными впечатлениями, питавшими его творчество на протяжении дальнейших 40 лет кабинетного уединения. В Кишинёве, по восп. Ли- пранди, В. «не принимал живого участия ни в игре в карты, ни в кутеже и не был страстным охотником до танцевальных вечеров» (РЛ. 1866, № 8—9, стб. 1251), занимаясь историей и лит-рой. Его юмор, стихи (куплеты «Джок» и сатира на Кишинёв.

Об-во «Простите, коль моей нестройной лиры глас») привлекли внимание А. С Пушкина, к-рый «хохотал от души» над нек-рыми местами сказки В. ь стихах «Ян- ко-чабан» (не сохр.). В. оставил мемуары о Пушкине («Восп. о Бессарабии»: частично опубл. б. л.: «Совр.», 1837, т. 7; др. фрагменты — РВ 1893. № 12; перепечатаны в кн.: М а й к о в Л., Пушкин... СПб. 1899. с. 102—32), позднее изобразил его в своих худож. произв. (рассказ «Илая Ларин», «Моск. гор. листок», 1847, 10 янв ; пов. «Не дом. а игрушечка», б. м. и б. г. <ок. 1850)).

В 183! Вельтман  вышел в отставку с чином полковника и поселился в Москве; в 832 женился на своей троюродной сестре А. П. Вейдель. Пс протекции М. Н. Загоскина получил .место помощника директора (с 1852 до смерти — директор) Оружейной палаты; с 1859 д. стат. сов. В 1854 избран чл.-к АН. Гл. занятия В. теперь — лит-ра и наука [ср. характеристику И. И. Срезневского (1839): «добр, прост, окружен книгами, беспрерывно работает- чем и живет» — «Живая старина», 1892, № 1, с. 66].

В 1831 вышли романтич. поэмы В. «Беглец» (отрывки: СО. 1825 № 18 19,—печатный дебют В.-поэта: отд. изд.— М„ 1831: М.. 1S36T и «Муромские леса» (М 1831. песня разбойников из нее — «Что отуманилась, зоренька ясная» — стала народной); они, как и последующее стихотв. творчество В.— драмы «Ратибор Холмоградский» (М., 1841), «Колумб., (РВ, 1842 № 5—6) и «волшебная ночь» (альм. «Лит. вечер». М., 1844: переделка «Сна в летнюю ночь» Шекспира),— значительно уступают в оригинальности его стихам кон. 1820-х гг., частью вошедшим в ром. В. «Странник», частью оставшимся в руксписи. Лирика этой поры, как и весь «Странник» автобиографически связана с трагически переживаемым чувством писателя к замужней женщине (Е. П. Исуповой). что не исключило, однако, элементов самоиронии. «Странник» (ч. 1 —3, М "831—32; 2-е изд., Ш 1840 — один из лучших романов В. и уникальное с точки зрения жанрово-стилевой системы явление в рус. лит-ре !9 в.

Опираясь на традицию лит-ры воображаемых путешестзий (Л. Стерн, Ксавье де Местр П. Л. Яковлев) и пародийно обыгрывая ее приемы, Вельтман не вытесняет одну жанрово- смысловую доминант) другой, но совмещает контрастные планы — почти документ, описание и худож. условность, комич. гротеск, .еальное путешествие автора по Югу России и вымышленное — по  corp. карте («Итак, зот Европа! Локтем закрыли вы Подолию... С~о::ите муху!...», цит. по изд. 19П7, с. 10) образуют две центральные сюжетные линии, так и не завязанные в единый узел: ром. построен на их пересечениях парадоксальных сближениях сюжетных обрывах, сопровождаемых пост, иронич. авт комментарием, направл, не толь- к> на лирич. субъект, но и на собств. лит манеру, прежде всего, логич немстивирэванность, произвольность, «осколочность» письма — обнажение «приема входило в худож. задание писателя. Как и мн. из последующих опытов В. «Странник» принципиально ориентирован на невозможность отличить существующее от кажущегося (посылая книгу Пушкину- автор подчеркивал, что по ней «нельзя узнать, блуждал я или блуди.-:» — Пушкин XV, 46).

Язык романа изобилует метафорами каламбурами, алогич. ассоциациями «неуместными» цитатами (к-рые помимо ксмич. эффекта, нередко используются для замещения сюжетно-компо- зиц. ходов) подчеркнуто субъективными авт. интонациями «Стоанник» явился свидетельством утверждения в рус. лит-ре принципов романтически-иронич повествования (Манн, с. 223). В ром., связанном с лирич творчеством, постоянны переходы от прозы к стихам и от стихов к прозе — с особым характером их взаимопроникновения: снижение прозаизация стихотв. элементов романа, включение в него написанной стихопрозой поэмы «Эс- кандер-. по отзыву В. Г. Белинского, «один из драгоценнейших алмазов наыей литературы» — I, 95), эксперименты с ритмизацией прозы.

 Странник» был замечен критикой, восторженно писавшей о прихотливой фантазии автора, остроумии, блестящей игре и «игривости» воображения и охотно прощавшей В калейдоскопич- ность, фрагментарность романа, его стилистич. пестроту; к отсутствию в нем «порядка... и целости» непримиримо отнесся Н. И. Надеждин («Телескоп». 1831, № 6, с. 243; свод критич. мнений о романе см.: А к у - тин Ю. А Вельтман и его ром. «Странник», в изд. 1977, с. 293— 300 .

Следующий ром. В.— «Кошей бессмертный» (ч. 1—3 М„ 1833) построен на др.-рус. ист. материале; в нем сказалось замечат. знание старины обычаев, нравов, рус. и слав, фольклора. Фольклор- но-мифол. и ист. элементы и персонажи существуют у В. на равных правах, формируя особый полусказочный, полуист. худож. мир представляемый и комментируемый голосом совр автора. Ка и след. роману исто- рико-мифоч. характера — «Све- тославчч, вражий питомец. Диво времен красного солнца Владимира» (ч. 1 — 2, М.,  835). «Кощею» свойственны мозаич- ность и композиц. запутанность повествования (забытые автором на длит, время герои, немотивированность их поведения, сюжетные скачки). В. еще не раз обратится к слав, старине в своих науч. трудах, а также в стихотв. сказках (1846. 1850) и пов. «Райна, королевна Болгарская» (БдЧ. 1843. т. 50: два болг. пер.— 1852).

Чудесное, фантастическое, являясь конструктивным сюжето- образующим принципом в творчестве В допускае- двойственность мотивировок, оставляя возможность для рационалистич. трактовок. Этот принцип положен и в основу утопич. романов: 3, М., 1833), герой к-рого попадает в идеальную страну Босфора- нию, «повторяющую» стиль жизни и пороки совр. общества < особое внимание уделено проблеме власти и дичности властителя, не выдержавшего свободы от нравств. долга), и «Предки Калимероса. Александр Филиппович Македонский» (ч. 1 — 2, М.. 1836 б. п ) — произв.. наиб, обстоятельно «цитирующее» форму «С-ранника».

 В них В. свобсдно смещает и смешивает разл. ист. и мифол. времена и пространства (Др. Греция, Скандинавия, Вавилон. Иерусалим Индия): в «Предках Калимероса» автор-путешественник ведет диалог с ист. лицами (Аристотелем, Фессалиной). Показать историю как круговорот цивилизаций, всеобщих нравств. и умств. идей, человеческих типов — эта мысль, одушевляющая и мн. науч. труды В. (см. ответ В. на критику С. П. Шевырёвым ист. произвола в драме 3. «Ратибор Холмоград- ский» — «Москв.», 1841, N° 11, с. 195 и след.), не получила в романе худож. воплощения оставшись лишь в виде смутного намека. В ром.«Генерал Каломерос^ (ч. 1—2, М., 1840) объектом писательского эксперимента стал Наполеон, что вызвало возмущение критиков, увидевших в соч.«клеветы на великого ист. че, века» (БдЧ 1S40, т. 42, кн. отд. 5, с. 21),— негониман! вызванное неиссякаемой фг тазией автора, неосторожно р; пространившего ее на близи всем ист. прошлое (Отеч. вой 1812).

В разнообразной по ОХВЕ материала и жанрам прозе существует ряд проблем и к( фликтов, к к-рым писатель об] шается постоянно, вне завж •мости от места и времени пове> вования. Так Ива Олельков] герой ром. «Кощей бессмертны своеобразный Дон-Кихот, жи] щий в сказочно-рыцарском ми открывает собой длинный спис излюбленных персонажей В. «дилетантов» в науке жизни. Г добного рода «простодушны персонаж, функция к-рого — неизбежном столкновении обт жать подлинное лицо общест появляется в ром. «Виргин! или Поездка в Россию» 1—2, М., 1837; в нем в частности, в комич. фор вскрывает генезис формиро! ния ложных представлений иное ранцев о России) «Новый ^ме. или Превращения» (ч. 1—4, 1 1845), пов. «Эротида» (М 1835, март, кн. I), «Ольга» (т же, 1837, март, кн. И), «Алену ка» (в его кн.: Повести, М„ 18 1837), «Костештские скалы» («Одес. альм, на 1о40 г.», Од., 1839)И ему противопоставлен «профессионал», человек, усвоивший «правила игры» (Медов — герой пов. «Карьера». БдЧ 1842, т. 55) В массе отзывов на произв. В. 30—40-х гг. (см.: Межов; Венгеров. Источ.), все чаше вменяющих в вину писателю отсутствие «общей мысли», «цели», ясного ответа на обществ, запросы, выделяются проницат. суждения В. Г Белинского и статья о чНо- вом Емеле» А. А. Григорьева, по мнению к-рогс гл. герой романа В., сказочный тип рус. дурака.-^ «натура глубокая, «не понимающая раздвоения мышления и жизни», хотя и «не вышедшая еще из лубочных суздальских рамок» ФЬ 184ft. т. 8, отд. 5 с. 20).

Отд. пласт творчества В. представляют его повести, написанные в осн. во 2-й пол. 30-х — 40-е гг.: фантастика получившая реальную мотивировку, отступает в них на второй план, сочетаясь, с одной стороны, с мелодрам, ситуациями («Иоланда». МН 1837, июнь, кн. 2; «Радой», СО 1839, т. 7; «Урсул», альм. «Сто рус. литераторов», т. 2 СПб.. 184!: см. также ром. «Лунатик», т. 1—2. М.. 1834, действие — во время Отеч. войны 1812), а с другой — с обличит, изображением типов уездных чиновников [пов. «Неистовый Роланд» БдЧ 1835 т. 10; с искажения i:i — под загл. «Провинциальные актеры»; в авт. ред.— в кн. В. «Повести»; сюжет ее близок «Ревизору» Н. В. Гоголя), «Аленушка», "Ольга»] и «большого света» («Карьера, «Эротида», «Приезжий из уезиа, или Суматоха в столице», «Москв.», 1841. № 1).

Наиб, значит, соч. этой поры — ром. «Сердце и лумка» (ч. 1 — 4, М.. 1838). Совмещение и контраст двух планов повествования и двух миров — сказочно-фантастического потустороннего (его представители — Бедьма. Нелегкий — выведены В. в сниженно- комич. ключе) и оеального мира (детально выписанный, временами гротескно быт провинц. чиновничества) служат в этом ром. выявлению этич. ценности человеческих поступков (их отнесенности к сферам добра и зла), в обыденном мире нейтральных, слитых в ебший «неразграничен- ный» поток событий. Зло представлено здесь как «посторонняя», не зависящая от человека сила, не имеющая, однако действенного значения без внутр. попустительства, тайного согласия на него самого человека. Одна из линий романа связана с сатир.

образом поэта Порфирия. развитом затем в пов. «Приезжий из уезда» — пародией на творчество поэтов, «созданных» «Б-кой для чтения» (прежде всего В. Г. Бенедиктова).

С сер. 1830-х гг. В. систематически занимается рус. и всеобщей историей археологией, фольклором, лингвистикой, историей религий, ист. географией, этнографией педагогикой (им выпущена анонимно кн. «Начальное чтенне для образующегося юношества» М., 1837; неск. переизд.). Ему принадлежит вызвавший интерес Пушкина стихотв. пер. (амфибрахием) «Слова о полку Игореье» — «Песнь ополчению Игоря...» (М.. 1833; 2-е изд., 1866), пер. фрагментов «Махабхараты» («Нало», ОЗ 1839. № 5) и «Песни о Нибе- лунгах» (опубл. в альм. В. «Картины све~а>. 1836, где большинство статей написано им самим). В. опубл. десятки исследований, в т. ч. «Начертание древней истории Бессарабии» (М., 1S28), «О господине Новгороде Зеликом» (М., 1834, подпись А. В.). «Варяги» ЖМНП, )834, № 12). Иг-е- рес к возникновению мифел. представлений у разных народов, особеннс славянских и скандинавских В. был убежден, что история отд. стран и наций не должна изучаться независимо от всеобщей) отразился в книгах В. «Индо-Германы, или Сай- ване» (М., 1856), «Атткла и Русь IV V в.» (М., 1858), «Маги и Мидийские Каганы XIII-го столетия» (М., 1860), «Первобытное верование и буддизм» (М., 1864) и мн. др. иссл. Им опубл. важнейшие ист. документы, изданы популярные ист. кн.: «Достопамятности Моск. Кремля» (М., 1843), «Моск. оружейная палата» (М., 1844; 2-е изд., М.. i860: франц. пер.— М., 1861).

Наряду с блеском громадной учености энциклопедизмом, большим количеством вводимых в оборот ист. материалов, остроумными гипотезами, при обшей установке на скрупулезную археоло- гич. реконструкцию препятствующую целостному охвату материала, науч. труды В. часто содержали совершенно фантас- тич. теории, вольные трактовки и немотивированные построения, зачастую лишаьшие их науч. ценности.

На прстяжении четырех десятилетий (1830—60-е гг.) дом В. (после смерти жены писатель женился вторично — см. Белы- ман Е. И ) был одним из известных в Москве лит центров; по четвергам здесь устраивались лит. вечера, собиравшие разнородное по лит. интересам и взглядам общество на них постоянно присутствовали М. П. Погодин (в 1849—50 В. редактировал погодинский «Москвитянин», где ему принадлежит множество критич. статей и рецензий, в т. ч. анонимных и с подписью А. В.), Н. В Берг В. П. Горчаков (кишиневский друг 3.), Загоскин. В. В. Пас- сек, К. И. Рабус (художник), В. И. Даль, М. Н. Лихонин Ф. Б. Миллер. И. М. Снегирёв, Н Ф. Щербина: среди друзей и ближайших знакомых В. также находились В. Г. Белинский О. М. Бо- дянский. Ф. И. Буслаев А. И. Герцен, Ф. Н. Глинка, Н. В. Гсголь. Г. П. Данилевский, И. Е Забелин, Ф. Ф. Кокошкин. СР. А. Кони, Л. А. Мей, В. Ф. Одоевский, А. Н. Островский, Н. А. и К. А. Полевые С Е. Раич, Я И де Санглен, Цевырёв, М. С. Щепкин. Миро- воззренч. позиция В. сочетавшая элементы славянофильства и западничества, сложна и неявно выражена. (Ср. опубл. Gebhard реплику В. на «Философич. письмо» П. Я. Чаадаева и письмо Е. И. Вельтман к А. Г. Тройниц- кому. 1862: «О славянофилах... <В.) говорит, что они писать не умеют и взошли на тех же немецких дрожжах. Западники чуждаются его. славянофилы—сторонятся» — PC  898 N° 4. с. 21С.)

В 40—60-е гг., на протяжении почти четверти века, В. создает эпопею «Приключения почерпнутые из моря житейского (публ. цикла романов открывает «Саломея» БдЧ. 1846—47; отд. изд.— кн. 1 -4, М., 1848; 1864), гл. тема к-рой — социальные и со- циально-психол. изменения, происходящие в России с развитием капнталистич. отношений. Более ста персонажей разл. сословий и званий демонстрируют вырождение аристократии, нравств. разложение купечества цинизм промышленников, отупение мещанства, анемию крепостнич. идеологии. «Давно я не читал такой сильной, едкой сатиры на наше общество. Воспитание, семейный быт московский и, наконец, офицерство... оплевано донельзя. Под некоторыми сценами можно смело подписать имя Гоголя: столько в них юмору и типичности» (письме А. Н. Плещеева Ф М. Достоевскому от 14 марта 1849 — ГМ. 1915, № 12, с. 60—61): Белинский, в целом высоко оцепивший перзый роман В., упрекал его в «пристрастности», намерении «доказать превосходство старинных нравов перед нынешними» (X, 43—44).

В «Приключениях» на фоне панорамных картин рос. действительности живут в высшей степени убедительно нарисованные персонажи («не веришь, будто читаешь писанную а не слышишь устную речь человеческую» — «Совр.». 1551, № 2, отд. 3, с. 43). Тем не менее приключения их — совершенно невероятны. Единицей точного воспроизведения действительности является у В. эпизод; эпизоды же соединяются между собой без малейшей заботы о правдоподобии, невнимание к к-рочу в творчестве В. конструктивно и вырастает из невысказанного убеждения в «неправдоподобности» движения самой жизни. В связи с этим проблема судьбы, соотношения предопределенности и личного ьолеизъявле- ния приобретает особый характер, осложняясь мотивами самозванства и обмена судьбами. Поручик- авантюрист Василий Дмитриц- кий, герой ром. «Саломея», по ходу повествования не раз начинает жить чужой, краденой жизнью (Переверзев в изд. Б. 1957, с. 12). «Комедия ошибок». мистификаций, недоразумений жизненного водоворота развертывается в ром. «Чудодей» (неполная публ.: «Москв.», 1849— 50: полностью: ч. 1 — 2 М.. 1856), герои к-рого случайно «поменялись» судьбами, и «Воспитанница Сара» fPB. 1862. № 3 — 5; отд. изд.— М., 1862; героиня последнего — ближайшая предшественница жен. инфернального типа Достоевского). Проблема выбора варианта жизни рассматривается в ром. «Счастье-несчастье» (ч. 1—2. М.. 1863). К циклу примыкает ром. «Последний в роде и безродный», оставшийся в рукописи (ГБЛ, ф. 47/1, к. 32, д. 1), несмотря на попытки Достоевского и А. Н. Майкова ею публиковать.

Значение творчества В. в рус. лит-ре 19 в. связано, прежде всего. с освоением новых или не- магистральнь.х для нее приемов повествования, что предопределило «отдельное» место писателя в лит. процессе: несозвучность произв. В. требованиям лит-ры достигла апогея в 1860-е гг., и еще при жизни он стал «забытым писателем». В борьбе с лит. каноном, разрушая господствующие жанры и стили, создавая свой пестрый «экспериментальный слог» (Булаховский, с. 110), Б. обгонял не только лит. процесс, но и собств. творч. потенции.