Великая Отечественная Война

Бабий Яр

Разделы: Русская история

Рефераты

   Окруженные части Юго-Западного фронта пытались вырваться из

Киева через Дарницу, но были перебиты или взяты в плен.

   Огромная территория была  обнесена колючей  проволокой,  за

нее  загнали  тысяч  шестьдесят  пленных,  постоянно  пополняя

новыми партиями.

   Василий был  в  числе первых.  Их  прогнали сквозь ворота и

предоставили  самим  себе.   При   входе,   однако,   отобрали

командиров,  политруков и  евреев,  каких  удалось выявить,  и

поместили за отдельной загородкой,  образовав как бы "лагерь в

лагере". Эта загородка была под усиленной охраной.

   Огромные  массы  людей  сидели,   спали,  бродили,  чего-то

ожидая. Есть ничего не давали.

   Постепенно  они стали рвать траву, добывать корешки, а воду

пили  из  луж.  Через несколько дней травы не осталось, лагерь

превратился в голый выбитый плац.

   По  ночам  было  холодно.  Постепенно теряющие облик  люди,

замерзая,  сбивались  в  кучи:  один  клал  голову  на  колени

другому, ему на колени клал голову следующий и так далее, пока

не получался тесный клубок. Утром, когда он начинал шевелиться

и расползаться, на месте оставалось несколько умерших за ночь.

   Но  вот  немцы устроили котлы и  стали варить свеклу -  ее

брали прямо за  оградой,  вокруг были большие колхозные поля с

неубранной свеклой и картошкой.

   Каждому  пленному  полагался на день один черпак свекольной

баланды.  Ослабевших  от  голода  пленных  палками  и  криками

заставляли  становиться  в  очередь, и затем к котлу надо было

ползти   на  локтях  и  коленках.  Это  было  придумано,  чтоб

"контролировать подход к котлам".

   Командирам, политрукам и евреям, находившимся во внутренней

загородке,  не давали ничего. Они перепахали всю землю и съели

все,  что можно.  На пятый-шестой день они грызли свои ремни и

обувь.  К восьмому-девятому дню часть их умирала,  а остальные

были как полупомешанные...

   - Мы тут ходим,  - говорил Василий, - смотрим, голодные,

озверевшие сами,  а они там за проволокой сидят, ничего уже не

соображают,  смотреть невозможно, и часовой с автоматом стоит,

следит, чтоб ничего им не бросили...

   Слух о  лагере разошелся сразу.  И  вот из  Киева,  из  сел

потянулись в  Дарницу женщины искать своих,  Целые вереницы их

шли по дорогам, с кошелками, с узелками передач.

   Вначале  была путаница и непоследовательность: если женщина

находила  своего  мужа,  иногда  его  отпускали, а иногда нет.

Потом вообще перестали отпускать.

   Передачи принимались,  но их сперва уносили в дежурку,  где

отбиралось все лучшее,  а то и все.  Поэтому женщины старались

нести  просто  картошку,   морковь  или   заплесневелый  хлеб.

Пытались сами  бросать через  проволоку,  но  охрана кричала и

стреляла.

   Охранники  никогда  не  вручали  передачу тому, для кого ее

принесли.  Просто  выходили из дежурки, кричали: "Хлеб! Хлеб!"

   и   бросали  на  землю.  Толпа  валила,  накидывалась  -

оголодавшие  люди  дрались,  вырывали  хлеб  друг  у  друга, а

охранники  стояли  и  дико  хохотали. Прибыли корреспонденты и

накрутили  эти  сцены на пленку. (Я потом сам видел в немецких

журналах  фотографии  из  Дарницы  -  жутких, босых, заросших

людей,  и  подписи  были  такие:  "Русский солдат Иван. Такими

солдатами   Советы   хотят   отстоять   свое   разваливающееся

государство".)

   Вскоре  такое  развлечение  приелось  охране.   Они   стали

разнообразить  его.  Выносили  из  дежурки  корзину,  кричали:

"Хлеб!  Хлеб!"  -  и  затем объявляли,  что  всякий,  кто без

команды притронется,  будет убит.  Толпа стояла,  не двигаясь.

Поговорив и  покурив,  конвоиры поворачивались и уходили.  Тут

пленные  кидались  на  корзину,   но  охрана  оборачивалась  и

строчила из  автоматов:  десятки убитых  оставались на  земле,

толпа шарахалась назад,  и так эта игра тянулась часами,  пока

немцы не объявляли, что можно брать.

   - Я кидался со всеми, - говорил Василий. - Там ничего не

соображаешь:  видишь хлеб и кидаешься,  не думаешь, что убьют;

только  когда  видишь,   что  вокруг  валятся,  -  доходит...

Отхлынем назад, стоим, ожидаем, смотрим на этот хлебушек...

   Среди   охранников  был   фельдфебель  по   фамилии  Бицер,

страстный охотник.  Он  выходил  с  малокалиберной винтовкой и

охотился в  самом лагере.  Он был отличный снайпер:  стрелял в

какого-нибудь  воробья,   потом  моментально  поворачивался  и

стрелял в  пленного.  Раз -  воробей,  раз -  пленный,  и он

попадал точно в  обоих.  Иногда этот Бицер застреливал десятка

два-три пленных в  день;  так что,  когда он выходил на охоту,

все кидались по углам.

   Василий  потерял  счет  дням.  Он  признавался,  что  выжил

благодаря  тому,  что  ходил на помойную яму у немецкой кухни.

Там   копошилась   толпа,   выискивая  картофельные  лушпайки,

луковичную  кожуру и все такое. Немцы и здесь фотографировали,

смеялись: "Рус свинья".

   Потом  начал  создаваться какой-то  режим.  Стали гонять на

работу.  В  шесть часов утра  били  в  рельс,  толпы валили из

бараков,  строились,  унтер-офицеры отбирали людей  в  рабочие

команды и  вели  их  засыпать рвы,  чинить  дороги,  разбирать

развалины.  Команда никогда не возвращалась целиком:  падавших

от   голода,    плохо   работавших   или   пытавшихся   бежать

пристреливали,   и  бывало,   что  выходило  сто  человек,   а

возвращалось десять.

   Пленные писали  записки,  оборачивали ими  камни  и  кидали

через  ограду.  Женщины,  постоянно толпившиеся вокруг лагеря,

подбирали и разносили эти записки по всей Украине.  Содержание

было всегда одно:  "Я в Дарнице,  принесите картошки, возьмите

документы, попытайтесь выручить". И адрес.

   Эти записки ходили из рук в  руки.  Ходили по базару бабы и

выкрикивали:  "Кто тут из Иванкова? Возьмите записку!" Если из

Иванкова никого не было,  передавали в Демидов, оттуда в Дымер

и так далее, пока она не добиралась по адресу.

   Народная эта почта действовала безотказно,  и не было такой

души, которая бы выбросила или поленилась доставить записку.

   Сам  я  много  раз  передавал их  дальше  -  замусоленные,

истертые, так что некоторые приходилось обводить чернилами.

   Получив  записку,  родные, жены, матери, конечно, спешили в

Дарницу,  но  далеко не всегда заставали написавшего записку в

живых, а если и заставали, то что они могли сделать?

   (Впоследствии  расследованиями установлено, что в Дарницком

лагере  погибло  68  тысяч  человек.  Подобные  лагеря  были в

Славуте,  в  самом  Киеве  на  Керосинной  и  т.  д. Я пытался

определить  дальнейшую судьбу администрации Дарницкого лагеря,

но  пока  - ничего. Ни по одному процессу никто из них, в том

числе и Бицер, не проходил.)

   Василий ходил на работы, зарывал умерших у проволоки, и вот

они с одним киевлянином присмотрели удобное место, приготовили

железную полоску,  выбрались ночью  из  барака и  стали делать

подкоп.

   Они  обсыпали друг  друга  песком,  чтобы быть  незаметнее.

Работали в таком месте, куда прожектор слабо доставал.

   Конечно,  они все равно были как на ладони,  особенно когда

пролезли  первый  ряд  проволоки  и  оказались на  взрыхленной

земле.

   - Я дрожал,  как сумасшедший,  -  рассказывал Василий. -

Понимаю,  что надо осторожно,  а сам кидаюсь.  Вижу,  уже могу

просунуться -  гимнастерка трещит,  по спине дерет,  пролез и

дал деру! Оглядываюсь - напарника нет, соображаю, что он шире

меня в плечах, застрял, должно быть. И тут они чесанули...

   В  общем,  я  передаю  все  так,  как  рассказывал Василий.

Товарищ его погиб:  видно,  он не мог пролезть, стал копаться,

его и заметили.  Охрана,  очевидно, решила, что пытался бежать

только  один,  или,  может,  не  захотела гнаться и  рыскать в

темном поле.  Василий слышал,  как они гоготали и ругались,  а

сам уходил дальше.

   Наконец он добрался до картофельного поля. Земля сверху уже

подмерзла.  Василий стал ногтями разрывать землю,  вытаскивать

картофелины и грызть их вместе с землей.  Он понимал, что надо

уходить и  уходить,  но  сперва хотел  наесться.  Потом сделал

следующую глупость:  поднялся  во  весь  рост  и  побежал.  Не

помнил,  сколько  бежал  и  брел,  забился в  какую-то  яму  и

забросался ботвой.

   Двое  суток  он  провел в полях, как зверь, обходя деревни,

пожирая картошку и свеклу - лучшей еды ему и не надо было.

   Набрел  на  поле  боя.  Гнили  трупы,  валялось снаряжение,

оружие.  Кто-то  уже  помародерствовал  здесь: убитые были без

сапог,  с вывернутыми карманами или раздетые. Василий подобрал

себе  одежду,  вооружился пистолетом. В лесочке бродил вороной

конь  с  подбитой  ногой;  Василий  поймал  его,  сел верхом и

двинулся  дальше.  В овраге увидел двухколесную фуру, запряг в

нее вороного и поехал на фуре.

   Наконец он  отважился заехать на  хутор.  Женщины накормили

его  и  дали штатскую одежду.  Поглядел на  себя в  зеркало -

старик с бородой, изможденный и оборванный.

   Женщины советовали уходить куда угодно,  но не оставаться в

этих местах:  фашисты все  еще рыскали,  охотясь за  пленными.

Погибший напарник много рассказал ему о семье в Киеве, и адрес

Василий помнил.  Он подумал,  что в большом городе среди людей

можно затеряться.

   Он  не  посмел ехать  по  большим дорогам,  а  долго плутал

проселками,  пока не  наткнулся на  Днепр.  Поехал вдоль него,

подумывая уже бросить коня и фуру,  как вдруг нашел паром.  За

перевоз заплатил пистолетом,  который в  Киеве ему  был  ни  к

чему.

   Судьба берегла его.  До  самого Киева он не видел ни одного

немца, осмелел и понял, что они ходят группами, соединениями и

целыми  армиями по  определенным дорогам,  а  земля-то  вообще

пуста,  и  на ней еще есть места,  чтобы спасаться.  В Киев он

въехал  совсем храбро;  тогда  стариков на  подводах было  так

много,  что никто не  обратил на него внимания.  Он приехал по

адресу, а дом сгорел: это было у Крещатика.

   Василий деловито проехал через весь город, а когда очутился

на  Куреневке,  уже  не  знал,  что  делать дальше.  Увидел за

воротами мою бабку,  попросился переночевать,  и  бабка велела

мне открыть ворота...

Листы «У Бабьего яра», «Мать», «Хиросима», «Тревога» и другие –всего 10 рисунков ... Все листы серии глубоко трагичны, некоторые – «У Бабьего яра» или ...

Освенцим, Бабий Яр, портреты погибших в лагерях, которые один за другим. появляются на экране, с внезапно умолкнувшей музыкой (были случаи, когда ...

И с немцами путь до первого перекрестка, и красным попадемся - за яйца подвесят" (А. Кузнецов. Бабий Яр. Нью-Йорк, 1986. С. 425

Едва стали блекнуть в памяти подробности Майданека и Бабьего Яра, она Освенцимом напомнила нам об опасности даже и поверженного злодейства

Я сам, как Вергилий, проведу вас по кругам Майданека и Бабьего Яра, у которых плачут и бывалые солдаты, поправшие смерть под Сталинградом и у Киева. Вложите ...