Банки

Банкирские дома в России 1860-1914 гг. Очерки истории частного предпринимательства

Раздел: Бизнес, финансы

Б конце XIX в. в финансовой и экономической жизни России значительную роль играли предприятия частного банкирского промысла, обычно называвшиеся торгово-кредитными или банкирскими заведениями. К ним относились банкирские дома, банкирские конторы и меняльные лавки. По данным Министерства финансов, в I8S9 г. годовые обороты 24 банкирских домов достигали 1 млрд. 037 млн. р., 228 банкирских контор — свыше 2 млрд. 175 млн. и, наконец, меняльных лавок — 135 млн. р.1 ^-В России существовала строгая система правительственного контроля над денежным обращением и банками/ Было разработано жесткое законодательство, регламентировавшее акционерное учредительство.2;Краткосрочными кредитными операциями к началу 90-х гг. в России занимались 36 коммерческих банков и 107 обществ взаимного кредита. Все они действовали на основании утвержденных правительством уставов, строго определявших круг деятельности каждого из них и порядок ведения отчетности, были обязаны периодически публиковать в правительственных и других наиболее распространенных газетах сведения о состоянии своих счетов, а также о результатах годовой деятельности. Законом 22 мая 1884 г. устанавливались правила закрытия кредитных учреждений в случае потери ими всех или части основных капиталов*--| На особом положении находились банкирские дома, конторы и меня ль-" ные лавки. До начала 90-х гг. в России (как и в некоторых других странах Европы, например во Франции и Германии) не было специального законодательства для банкирских заведений. Их владельцы в соответствии со статьями 24 и 36 V тома «Положения о пошлинах за право торговли и других промыслов» получали, как купцы, гильдейские свидетельства и билеты.4'

.В середине 80-х гг. в Министерство финансов поступило много жалоб на участие банкирских домов и контор в биржевых спекуляциях. Большой-" общественный резонанс вызвал крах в 1889 г. банкирских контор Кана в Петербурге и Мусатова в Москве, занимавшихся торговлей в рассрочку билетами выигрышных займов. В обоих случаях владельцы контор скрылись, оставив обманутой и ограбленной многочисленную публику.5

Крах этих двух контор, особенно конторы Кана, помещавшейся на Невском проспекте, в центре столицы, стал объектом обсуждения большой печати. «Новое время» 23 февраля 1889 г. поместило взволнованную и проникнутую отчетливо выраженным антисемитским духом статью «Грабители». Газета писала о предприимчивых дельцах, неизвестно каким

образом попавших в столицу, открывших там банкирские конторы на средства, достаточные только для того, чтобы поместить объявление о найме агентов. Затем многочисленные агенты конторы, снабженные «печатными бланками и рекламами о баснословно выгодной покупке» в рассрочку выигрышных билетов внутренних займов, разъезжались по селам и деревням, убеждая доверчивых клиентов в том, что достаточно внести 15-рублевый задаток, чтобы получить право на известную часть выигрыша от записанного за ними билета. Уплачивая по 5 или 10 р. ежемесячно, клиент мог приобрести выигрышный билет целиком, я вместе с тем и призрачную возможность выиграть на него до 200 тыс. р. Реальный же доход от сделки получали расторопный агент (ему полагалось 9 р. с каждых 15 р. задатка) и контора, не очень-то заботившаяся о честном ведении дела. Основанная в августе 1887 г. контора Кана, по свидетельству «Нового времени», уже через год имела оборот около 1 млн. 200 тыс. р. Газета не сообщала причины неожиданного банкротства конторы. Но было известно, что она подверглась описи по иску в 5 тыс. р., а в ней оказались всего 300 р. и один выигрышный билет, хотя контора запродала их около полутора тысяч штук.ь

Когда было объявлено о крахе конторы Мусатова, в печати уже циркулировали слухи о подготовленном Особенной канцелярией по кредитной части Министерства финансов законопроекте о банкирских заведениях и о том, что он был рассмотрен в середине марта 1889 г. на «совещании из представителей петербургской Haute Finance (гг. Брандт, бар. Гинцбург, Досс, Зак и Лясский)»

Слухи эти, видимо, соответствовали действительности. Определенно известно, что в первой половине мая Особенная канцелярия по кредитной части завершила выработку проекта Положения о банкирских заведениях, а 14 мая министр финансов И. А. Вышнеградский представил его па рассмотрение Государственного совета.

И. А. Вышнеградский утверждал, что банкирские дома, конторы и меняльные лавки «ничем, кроме названия, не отличаются друг от друга» и не только занимаются всеми операциями, разрешенными учреждениям краткосрочного кредита, но, «действуя безо всякого контроля», совершают еще «положительно вредные» и даже запрещенные законом сделки, а именно: продажу в рассрочку билетов внутренних с выигрышем займов и права на получение могущего упасть на эти билеты выигрыша. Министр обвинял банкирские заведения в жульничестве, разжигании в публике «страстей к биржевой игре», в «самой бессовестной эксплуатации незнакомых с кредитными операциями людей».

Эти необычайно резкие для официального документа заявления министра сочетались с признанием значительной роли в финансовой жизни России тех банкирских заведений, которые «благодаря правильной постановке дела по размерам своих оборотов и кругу своей деятельности ничем не отличались от коммерческих банков». Вышнеградский писал, что существование банкирских домов и контор оправдано, «вызвано потребностями в мелком кредите», но предлагал строго регламентировать их деятельность.

Министр финансов прежде всего считал необходимым исключить из числа банкирских.заведений меняльные лавки, запретить им все операции

краткосрочного кредита и сохранить за ними только право размена денежных знаков и оплату купонов вышедших в тираж ценных бумаг.8 ^Желающие заняться банкирским промыслом должны были получить на это разрешение губернского начальства и внести в Государственный банк залог в размере 1/10 части заявленного основного капита.та^Предполага-лось значительно урезать операции банкирских домов и контор, запретив, им прием вкладов, открытие текущих счетов, выдачу ссуд под товары и продажу товаров за счет третьих лиц. Таким образом,! Министерство финансов намерено было лишить банкирские заведения возможности вести биржевую игру, в частности, за счет вкладов клиентов. По новым правилам владельцы банкирских заведений были обязаны также представлять в Министерство финансов сведения о своих операциях, а министр финансов получал право назначать ревизии для проверки полученных сведений.9

Ввиду радикального характера намечавшейся реформы Министерство финансов собиралось провести ее постепенно.

Предложения Вышнеградского поступили на обсуждение министров

внутренних дел и юстиции, а затем были переданы в Государственный

совет. 20 мая представленный Вышнеградским проект Положения о бан

кирских заведениях обсуждался Соединенными департаментами Государ

ственной экономии и Законов Государственного совета. Факт почти бес

прецедентный, но Государственный совет встал на защиту интересов

частного предпринимательства от посягательств казны. На заседании

20 мая было заявлено, что «свобода банкирского промыслам «дает воз

можность частным капиталистам в широкой степени содействовать путем

кредита развитию торговли и промышленности», а поэтому «необходимо

стремиться не к урегулированию деятельности всех вообще банкирских

заведений, а к установлению таких мер, которые обеспечили бы прави

тельству возможность бороться с недобросовестными банкирскими фир

мами».

Соединенные департаменты вынесли решение о праве министра финан

сов по согласованию с министром внутренних дел запрещать банкирским

домам некоторые из операций только в случае необходимости. На общем

собрании Государственного совета 30 мая 1889 г. в это решение было

внесено еще одно существенное уточнение. Ограничительные меры против

того или иного банкирского заведения должны были приниматься в ре

зультате предварительного «коллегиального обсуждения дела» в Совете

министра финансов, выполнявшем, впрочем. Функции совещательного

органа." 26 июня мнение Государственного совета было утверждено

царем и стало законом

Итак, Вышнеградский добился лишь права преследовать банкирские заведения, занимавшиеся биржевой игрой и спекуляцией, и запрещать им продажу билетов внутренних с выигрышем займов с рассрочкой платежа, перезалог процентных бумаг и другие операции, которые могли бы быть использованы в целях наживы и за счет обмана клиентов.

Закон 26 июня 1889 г. почти не получил практического применения. Менее чем год спустя после его принятия Вышнеградский вынужден был обратиться в Государственный совет с представлением об изменении одной  из   статей   закона,   предусматривавшей   обязательную   и   строгую

регистрацию ценных оумаг, сдававшихся в банкирские заведения на хранение, в залог и в обеспечение ссуд. Это положение закона вызвало бурю протестов со стороны банкирских заведений и коммерческих банков, выступивших против усложнения банковских операций бюрократической волокитой.у 16 апреля 1890 г. Государственный совет принял поправку к закону 26 июня 1889 г. Подробное описание ценных бумаг, принимавшихся в залог в обеспечение кредитов, открывавшихся по специальным

V текущим счетам, должно было производиться лишь в случаях, когда на этом настаивал вкладчик:13 За 5 лет действия закона 26 июня 1889 г. применение его ограничилось всего двумя случаями. Министерство финансов в связи с жалобами клиентов запретило некоторые из операций конторе Ефимова, хотя никаких серьезных злоупотреблений в ее деятельности обнаружено не было. После этого контора ликвидировала свои дела. Вмешательство Министерства финансов в дела банкирской конторы Клима совпало с объявлением по просьбе кредиторов ее владельца несостоятельным.14

Попытки Вышнеградского ограничить свободу банкирского промысла потерпели, таким образом, полную неудачу. Известно, что при сменившем его на посту министра финансов С. Ю. Витте государственное вмешательство в экономическую и финансовую жизнь страны еще больше возросло. Проведенная Витте реформа Государственного банка превратила его в один из важнейших органов контроля над денежным обращением и всей кредитной системой страны. Взяв курс на введение золотого денежного обращения и реформу Государственного банка, Витте внес в Государственный совет 21 февраля 1894 г. и предложение о существенных изменениях закона 26 июня 1889 г., и дополнения к нему.15

Витте требовал предоставления Министерству финансов права надзора «за теми банкирскими заведениями, которые могут вызвать сомнения относительно правильности ведения ими дела», и в зависимости от результатов надзора применять в отношении их необходимые меры. Он находил «преждевременным. . . рассмотрение вопроса о полной регламентации деятельности банкирских заведений», но считал необходимым «установить некоторые правила, которые давали бы Министерству финансов, возможность своевременно получать сведения о всех возникающих под разными наименованиями банкирских заведениях», а также об их операциях.Ui Витте высказался, кроме того, за отмену обязательного рассмотрения дел о банкирских заведениях в Совете министра как совещательном органе, целиком от министра зависящем. 28 апреля Государственный совет рассмотрел и утвердил предложенные министром финансов правила. По закону 3 июля 1894 г. желавшие открыть банкирскую контору или меняльную лавку обязаны были заявить об этом губернскому начальству, сделав одновременно заявление о характере операций, которыми они намерены

' заниматься, В случае несоблюдения этого правила владельцы банкирских заведений могли быть оштрафованы. Кроме того, Министерство финансов могло запретить нарушителю производить одну или несколько операций. Оно получило право запрашивать банкирские заведения о состоянии дел, а в случаях, когда представленные ими объяснения были недостаточными, производить ревизии и уже на их основании опять-таки запрещать те или иные операции.1' Однако уже 30 ноября 1894 г. Витте сделал новое пред-

ставление в Государственный совет проекта изменений «Правил о надзоре за производством кредитными учреждениями и банкирскими заведениями операций на золотую валюту». В результате его обсуждения 29 .мая 1895 г. был принял закон, разрешавший Министерству финансов про- ~~~ водить ревизию любого банкирского заведения без затребования предварительных объяснений от владельца.18 Кроме того, на меняльные лавки был распространен закон 8 июня 1893 г., запрещавший операции с валю- ' ' той на срок.1' Этот закон был принят в связи с подготовкой к введению золотого обращения. Он должен был способствовать стабилизации рубля и ограничить спекулятивные сделки с валютой на бирже. До 1895 г. он не распространялся на меняльные лавки, так как их владельцы не имели права посещать биржу. При подготовке закона 1895 г. Витте пытался еще ввести в него пункт, предусматривавший право министра финансов закрывать банкирские заведения, а затем в случае необходимости разрешать возобновление их деятельности. Однако это требование Витте было сочтено незаконным в Министерстве юстиции и отклонено.

Итак, закон 1895 г. был последним правовым актом, принятым до начала XX столетия и регулировавшим деятельность банкирских заведений. Следует еще учесть, что на ник распространялся, кроме того, общий для всех кредитных учреждений закон, устанавливавший правила приема на хранение ценных бумаг. В окончательном виде он был выработан к. 1898 г. По этому закону учреждения краткосрочного кредита и банкирские заведения не имели права распоряжаться внесенными в обеспечение кредита ценными бумагами без разрешения их владельцев, за исключением случаев несостоятельности последних.'"'1

Несмотря на усиление контроля над банкирскими заведениями со стороны правительства, и в начале 1900-х гг. в Министерство финансов продолжали поступать сведения об участии их в биржевых спекуляциях на чужие деньги. Поскольку банкирские заведения не обязаны были публиковать свои балансы и биржевые отчеты, то они могли распоряжаться доверенными им капиталами по своему усмотрению. По сведениям Министерства финансов, вклады в банкирские заведения нередко превышали более чем в 15 раз их основные капиталы.

Банкирские заведения считали возможным не заботиться даже о том, чтобы иметь в качестве обеспечения вкладов достаточную сумму в виде основного капитала. Так, одна из банкирских контор в ответ на запрос J Министерства финансов о размере ее основного капитала сообщила, что она была «открыта торговым домом с основным капиталом в 100 000 р., но по мере накопления сумм по текущим счетам и вкладам посторонних лиц. . . этот капитал оказался лишним, и так как для частных кредитных предприятий основной капитал необязателен, то счет этот закрыт и сумма дебитована торговому дому». В середине 90-х гг. Министерство финансов провело ревизию около 20 банкирских контор, главным образом в Царстве Польском, и обнаружило частые нарушения ими существовавшего законодательства, в частности в сделках с валютой.21

В начале 1900-х гг. некоторые из банкирских заведений стали по.ме-   -о щать краткосрочные вклады в долгосрочные операции «не банковского : характера». Так, в 1904 г. потерпели крах банкирские,конторы Печенкина и А. П. Андреева, вложившие большую часть своих активов в разного

рода недвижимости, в заводские и фабричные предприятя, золотые и марганцевые рудники. Только в Петербурге в начале века объявили себя несостоятельными банкирские конторы Шнакенбурга, Грабовского, Зингера, Шкафа. Деля Фара, Альванга, Кутузова, Блоккя. Трапезникова и других."

Массовые банкротства начала 1900-х гг. были несомненным последствием наступившего мирового экономического кризиса. Однако данные Министерства финансов не содержат свидетельств того, что банкротства начала 1900-х гг. привели к резкому сокращению числа банкирских заведений или объема их операций. По сведениям, собранным Особенной канцелярией по кредитной части к 1 января 1904 г. о 274 банкирских конторах, их собственные капиталы составляли 197 млн. р. Пассив сводного баланса 274 контор достигал 472 млн. р. (104 млн. р. составили вклады, 144 млн. —займы по переучету векселей и перезалогу процентных бумаг, 63 млн. — долги корреспондентам и 50 млн. р. — прочие статьи пассива). Актив баланса выражался в следующих суммах: 147 млн. р. — текущие счета и ценные бумаги, 111 млн. — учтенные векселя, 83 млн. — ссуды до востребования (он call) с обеспечением ценными бумагами, 53 млн. — корреспонденты, 19 млн. — движимое и недвижимое имущество контор, 59 млн. р. — прочие статьи актива.~J

В Министерстве финансов крахи банкирских заведений рассматривались прежде всего как результат недобропорядочности их владельцев и повод для выработки специального законодательства, которое позволило бы контролировать их деятельность. Для этой цели в 1907 г. при Особенной канцелярии по кредитной части Министерства "финансов было образовано Особое совещание по пересмотру действовавших законоположений о банкирских заведениях под председательством А. К. Голубева. Разработанный Кредитной канцелярией проект нового законодательства предусматривал строгое деление банкирских предприятий на три категории и жесткую регламентацию деятельности каждой из этих категорий. Проект предусматривал объявление основного капитала предприятия, определялся минимальный размер его для банкирских домов, устанавливались правила относительно изменения размера этого капитала. Проект был передан на обсуждение представителей 28 банкирских домов и контор, а также Министерства юстиции и Департамента окладных сборов. Кроме того, материалы для пересмотра закона о банкирских заведениях были разосланы биржевым комитетам.

13(26) марта 1907 г. «Торгово-промышленная газета» торжественно сообщила об участии в работе совещания представителей крупнейших банкирских домов и контор: Г. Вавельберга — М. И. Вавельберг, -<Лампс

А. В. Гувелякен, М. Не-Б. Ф. Юнкер, А. А. Алфе-

К » —-Г. А. Вейхардт, «Э. М. Мейер и К1 лькена — С. Б. Кафталь. «И. В. Юнкер и К(|>

рова — А. А. Алферов, Ф. А. Алферова — Г. Ф. Латышев, братьев Бурцевых — П. Е. Бурцев, Волкова с сыновьями — А. Ф. Феттер, М. И. Еро-шенко — А. И. Ерошенко, М. И. Дубинина — М. И. Дубинин, Д. Г. Новоселова— Д. Г. Новоселов, П. П. Тихомирова'—П. П. Тихомиров и А. С. Федорова ~— А. С. Федоров.

В то же время газета не скрывала, что проект Министерства финансов встретил  много  возражении  со  стороны   владельцев  банкирских домов

и контор. Прежде всего они решительно выступили против введения публичной отчетности. Кроме того, они требовали, чтобы недвижимость, приобретаемая банкирскими домами и конторами, могла бы служить источником дохода, чтобы не ограничивались их права в ломбардных операциях, комиссионных сделках с товарами и перезалоге ценных бумаг и товаров и т. д. Все эти возражения получили полную поддержку со стороны Варшавского и Одесского биржевых комитетов, Совета фондового отдела Петербургской биржи и банковской комиссии при Московском биржевом комитете. Это был голос делового мира крупнейших городов империи. Только Рижский биржевой комитет заявил о своей готовности безоговорочно согласиться с правительственным проектом.

Защитники интересов банкирских заведений утверждали, что введение публичной отчетности отпугнет их клиентуру и отдаст ее в руки ростовщиков, что лица, способные следить за отчетами и балансами, пользуются услугами обществ взаимного кредита и акционерных банков, а к банкирским конторам обращаются лица, «которые в этих учреждениях ищут удобств и выгод, коих они не могут найти в другом месте, а именно: повышенный процент по вкладам, засим быстроту, отсутствие формализма при производстве операций и доступность и для маленького клиента — хозяина знакомого ему банкирского учреждения, к коему он привык обращаться за советом».24

Правительство вынуждено было посчитаться с мнением делового мира, и проект правил, выработанных Особенной канцелярией по кредитной части в 1907 г., был похоронен. Однако в Министерстве финансов не оставляли надежд добиться в конце концов утверждения законодательства о регламентации деятельности банкирских заведений. Там продолжалось изучение их операций, а также материалов, связанных с замечаниями биржевых комитетов и других представителей банковского мира на проект 1907 г. Было создано Особое междуведомственное совещание для рассмотрения законопроекта о банкирских заведениях и меняльных лавках под председательством А. К- Голубева, члена совета Государственного банка. В его состав вошли представители Министерства юстиции, Министерства торговли и промышленности, Государственного контроля, Государственного банка, Департамента окладных сборов, юрисконсуль-ской части Министерства финансов, С.-Петербургского градоначальства, Особенной канцелярии по кредитной части и чиновники других подразделений Министерства финансов.

К январю 1910 г. в распоряжении Министерства финансов были новые данные о банкирских заведениях, собранные отчасти на основании сведений, представленных губернаторами и градоначальниками. Это были сведения о 287 банкирских конторах и 88 меняльных лавках. Из них 92 конторы и 50 меняльных лавок находились в столицах и крупных городах: 32 конторы — в Петербурге, 31 — в Варшаве, 14 — в Москве, б — в Одессе, 6 — в Лодзе и 3 — в Риге. В городах губерний различных районов империи находилось 195 контор и 38 меняльных лавок. По числу банкирских контор на первом месте стоял Западный край (99 контор), затем привислинские (42) и южные (33} губернии. На Кавказе были только 2 банкирские конторы, а в Азиатской России — 3.

Размер собственных капиталов банкирских заведений определялся в 115 млн. р., обязательства по вкладам — в 104 млн., задолженность по переучету, перезалогу и т. д. — в 133 млн. р. Анализ деятельности столичных банкирских заведений показал, что в Петербурге они имели собственных капиталов на 18.5 млн. р., т. е. в среднем по 600 тыс. р. на каждое заведение. Их вклады исчислялись 14,5 млн. р., т. е. не достигали размеров капиталов, зато долги превышали капиталы в 22/з раза, составляя

49.4     млн. р.25 Из активных операций первое место занимали ссуды on call

(32.5    млн.    р.),    второе — затраты    на    покупку    процентных    бумаг

(21  млн. р.)   и третье — учет векселей   (14.4 млн.  р.).\Таким образом,

банкирские заведения Петербурга работали «в значительной степени за

счет чужих средств» и занимались «главным образом биржевыми опера

циями за собственный счет и кредитованием спекулирующей публики»,

В отличие от петербургских московские банкирские заведения были более

крупными, имели относительно больше вкладов и активнее вели учетную

1 операцию. 18 московских банкирских заведений имели капитал ' в 22 млн. р., т. е. 1.2 млн. р. в среднем на каждое заведение, вклады превышали капитал более чем в Г\Л раза. Что касается активных операций, то московские банкирские дома прежде всего занимались покупкой процентных бумаг (50 млн. р.), затем следовали учет векселей (27 млн. р.) и, наконец, онкольные операции (16.7 млн. р.Ь Для оценки этих статистических данных следует иметь в виду, что среди московских банкирских домов особое положение занимал один из них — видимо, дом братьев Рябушинских, Так, из 50 млн. р., затраченных на покупку процентных бумаг, 30 млн. причиталось на долю одного этого банкирского дома. Также   из   общей   задолженности   банкирских   заведений   в   размере

51.5     млн. р. долг этого банкирского дома составлял 30 млн. Министерство

финансов считало, что московские банкирские заведения по характеру

деятельности меньше занимались спекулятивными операциями, чем  пе

тербургские, и приближались к обычным коммерческим банкам."ь

Эти сведения, полученные Министерством финансов осенью 1910 г., были далеко не полными. В распоряжении Особенной канцелярии по кредитной части не было даже перечня всех банкирских заведений. Невозможность контролировать их деятельность раздражала руководителей финансового ведомства, оказывавшихся бессильными перед лицом явных нарушений банкирскими заведениями уже существовавшего законодательства. Так, например, в результате ревизии в 1909 г, крупной петербургской банкирской конторы Захария Жданова было обнаружено, что она тратила десятки тысяч рублей на рекламу в России и за границей, соблазняя публику покупать выигрышные билеты в рассрочку и участвовать в биржевой игре на других ценностях. Обороты конторы по продаже выигрышных облигаций достигали нескольких миллионов рублей. Контора владела незначительным капиталом, но широко «пользовалась кредитом в других учреждениях под залог проданных в рассрочку выигрышных билетов, причем перезалог этот совершался без согласия на то клиентов». Более того, «некоторые принятые на хранение от клиентов ценности оказались внесенными в другие кредитные учреждения в обеспечение кредита банкирской конторы по специальному текущему счету». Был обнаружен еще целый ряд нарушений существовавшего законода-

тельства. В результате ревизии министр финансов запретил банкирской конторе Захария Жданова продажу выигрышных билетов с рассрочкой платежа, перезалог процентных бумаг, под которые были выданы ссуды, в сумме, высшей против размера выданных ссуд, и открытие кредитов под обеспечение."'

Распоряжение министра было передано банкирской конторе через полицейские власти. Попытка же Министерства финансов сделать публичное объявление по этому поводу была остановлена в январе 1910 г. министром юстиции как противозаконная/"

В 1912 г. произошло еще два банкротства, давших повод Министерству финансов утверждать, что «часто банкирские заведения открываются исключительно с целью недобросовестного обогащения клиентов».29 Было объявлено о крахе заведения, именовавшего себя «Банкирский дом русской промышленности». Он помещался в том же здании, где находился Совет съездов представителей промышленности и торговли, и это вызвало у «неосведомленной публики» неоправданное доверие к учреждению, оказавшемуся на деле несостоятельным. При ликвидации дел другого банкирского заведения — «А. К- Толстопято в и К°» — обнаружилось, что владелец его не имел никакого состояния и приобрел контору «лишь за несколько дней» до краха.110

В марте 1912 г. товарищ министра финансов Н. Н. Покровский, воз

главивший к этому времени Особое междуведомственное совещание для

рассмотрения  законопроекта  о  банкирских  предприятиях   и   меняльных

лавках, обратился со специальным письмом к министру юстиции по пово

ду  правового  положения банкирских заведений  и  практической  беспо

мощности Министерства финансов противостоять их злоупотреблениям.

Ссылаясь на практику взаимоотношений Министерства финансов с бан

кирскими заведениями и, в частности, на прецедент с конторой Захария

Жданова, Покровский подчеркивал, что существовавшая система штра

фов за  нарушения банкирскими  заведениями  правил  была  совершенной-

неэффективной. Штрафы «за продажу иромессов настолько ничтожны, —

писал Покровский, — что ввиду огромной прибыльности. . . операции бан

киры охотно уплачивают по нескольку раз возлагаемые на них мировыми

судьями взыскания и продолжают частичную продажу выигрышных биле

тов». Закрытие же банкирского заведения возможно было только после -

третьего нарушения их владельцем запрещения Министерством финансов   !

производства  соответствующих операций, т. е. закрытию   юлжна была .'

предшествовать   «громоздкая   процедура    троекратного   jw-следования ).

и привлечения виновного к. . . ответственности».

Покровский ставил перед министром юстиции вопрос: можно ли рассматривать банкирские заведения как частный промысел или нет? Покровский признавал, что если к банкирским заведениям подходить как к частному промыслу (как это делал Государственный совет), то никакая регламентация банкирского промысла и определение круга производимых частным банкиром операций немыслимы. В этом случае, однако, по мнению товарища министра финансов, следовало бы установить более действенный надзор за банкирскими заведениями, «по крайней мере ввести более серьезные уголовные кары» за производство запрещенных операций и неисполнение постановлений правительства.

Однако Покровский не склонен был смотреть на «банкирское занятие как на частный промысел*. Он отмечал, что обороты банкирских заведений очень значительны и часто превосходят по размерам обороты обществ взаимного кредита и городских банков, «многие банкирские заведения представляют из себя солидные, крупные кредитные единицы, размерами приближающиеся к средним банкам коммерческого акционерного кредите и принимающие большое участие в кредитных оборотах страны». «Так же как и банки, — рассуждал Покровский, — они открыты для всякой публики, имеют такой же контингент клиентуры, принимают вклады; в обыкно-. венном языке слово „банк" одинаково применяется как к собственно банкам в тесном смысле слова, так и банкирским заведениям».лл Покровский приходил к выводу, что «банкирские заведения или во всяком случае многие из них, за исключением меняльных лавок, приближаются по своему экономическому значению к общему типу кредитных учреждений, имеющих установленные законом нормы внутренней деятельности и действующих на основании особых актов — уставов». Он видел отличие банкирских заведений от кредитных учреждений лишь в том, что первые были «единоличными и товарищескими предприятиями, вторые — акционерными или кооперативными».'*4

На основании этих заключений Покровский считал необходимым не только увеличить размеры штрафов для провинившихся владельцев банкирских заведений, но и выработать «ряд общих положений и оснований деятельности банкирских заведений для включения их в Устав кредитный». Он прежде всего указывал на необходимость введения для банкирских заведений публичной отчетности, определения круга их операции, использования основного капитала как гарантии получаемых ими кредитов. Покровский ставил также вопрос о возможности рассматривать имущество хотя бы единоличного банкирского предприятия кяк «особую массу, которая отвечает по личным долгам банкира только по покрытии всех долгов учреждения». Он отдавал себе отчет в том, что ограничение круга банкирских операций есть вмешательство «государственной власти в сферу частных отношений». Однако он считал такое вмешательство принципиально допустимым, поскольку оно «вызывается общественными интересами».35 Соображения Покровского встретили «полное сочувствие;' со стороны И. Г. Шегловитова. Министр юстиции также находил необходимым строго нормировать деятельность банкирских заведений. Он считал только невозможным с правовой точки зрения разделение имущества банкирского предприятия и личного имущества банкира.^ Однако единство взглядов Министерства финансов и Министерства юстиции на пересмотр законодательства о банкирских заведениях не оказало решающего влияния на судьбу разрабатывавшегося законодательства. В условиях предвоенного промышленного подъема все большую силу и вес в экономической жизни империи приобретали общественные организации российской буржуазии. Судьба законопроекта оказалась в зависимости от серьезных разногласий, возникших между правительством и представителями биржевых кругов во взглядах на нрава банкирских предприятий.

Министерство финансов потерпело неудачу уже при очередном сборе сведений об операциях банкирских предприятий, понадобившихся для окончательного     составления     законопроекта.     На     первое     января

1913 г. в России было около 300 банкирских домов и контор. Однако только 158 из них прислали запрошенные Министерством финансов данные о своей деятельности (см. Приложение I). Зато Совет съездов представителей промышленности и торговли без особых просьб со стороны правительства подготовил встречный проект положения о банкирских заведениях, составленный юридическим отделом Совета съездов на основании суждений Особого совещания под председательством В. В. Жуковского и постоянной юридической комиссии под председательством С. С. Новоселова.Я: Проект этот был предстявлен в Министерство финансов и оказал существенное влияние на дальнейшее развитие событий. Прежде всего Покровский вынужден был пригласить представителя Совета съездов на состоявшиеся 17, 19 и 22 мая 1914 г. под его председа-тельствованием заседания Особого междуведомственного совещания для выработки положения о банкирских предприятиях и меняльных лавках. Разногласия, всплывшие на этих заседаниях, стали достоянием прессы.38

Под влиянием позиции Совета съездов Министерство финансов отказалось от попыток причислить банкирские заведения к общему типу кредитных учреждений, имевших утвержденный правительством устав. Министерство финансов вынуждено было признать, что «характерными признаками банкирского предприятия, отличающими таковое от прочих кредитных установлений, с одной стороны, и общеторговых предприятий — с другой, является отсутствие утвержденного правительством устава и производство в виде промысла кредитных операций к3" Правительство признало также нецелесообразным заменять существовавшую явочную систему открытия банкирских предприятий разрешительной, определив банкирское дело все-таки как «частный промысел».4" Тем не менее законопроект 1914 г. предусматривал регистрацию банкирских предприятий в Министерстве финансов, а также у губернатора или градоначальника, внесение залога от 10 до 30 тыс. р., ограничение круга лиц. которым разрешалось бы занятие банкирским промыслом, установление ответственности за советы, даваемые банкиром своим клиентам, детальное регламентирование порядка некоторых операций, а также счетоводства и отчетности и введение суровых уголовных наказаний за отступление от закона.

Во второй половине 1914 г. проект должен был поступить на утверждение в Совет министров, однако это вызвало протест со стороны Совета съездов представителей промышленности и торговли, назвавшего проект «унизительным» и «безусловно неприемлемым».41

Объектом спора между Министерством финансов и предпринимательскими организациями неизбежно стало правовое положение банкирских домов в европейских странах. Представители Министерства финансов тщательно изучили западноевропейский опыт и при сопоставлении подготовленного ими законопроекта с западноевропейскими образцами и практикой подчеркивали, что в России «как общеторговое законодательство, так и банковое находятся лишь на стадии первоначального развития». Отсутствие же «особых норм для банкирских предприятий во многих иностранных государствах восполняется там большей полнотой торгового законодательства и обычаев». «Поэтому в таких государствах, как Франция или Англия, простая норма закона о возмещении убытков, причиненных другому лицу, достаточна, чтобы все случаи недобросовестного отно-

шения банкира к своим клиентам получили надлежащее разрешение перед лицом суда». В Германии основу регламентации банкирского промысла составляли правила о торговом реестре, представляющие сложную систему законодательных правил для удовлетворения требований, предъявляемых современному торгово-промышленному обороту.

В Министерстве финансов постарались собрать все сведения о появившихся в начале XX в. попытках установления государственного и общественного контроля над банкирскими заведениями. Так, в частности, в подготовительных к выработке проекта документах обращалось внимание на то, что в 1912 г. во Франции в составе Парижского трибунала было образовано особое «финансовое» отделение и в первый же год его существования в него поступило 5000 жалоб на действия банкирских предприятий. Поскольку в Германии не было специальных отделений суда для банкирских дел, Министерство финансов обращало внимание на строгую систему наказаний, предусмотренную германским имперским законом 7 июня 1909 v. о недобросовестной конкуренции, согласно которому за заведомо ложную или неверную рекламу устанавливалось уголовное наказание   (до года тюремного заключения или штраф до 500 марок).42

Критикуя проект, Совет съездов обратил внимание правительства на то, что «нигде в Западной Европе нет такого обилия норм уголовного характера, направленных против банкиров».4' Совет съездов ссылался на практику надзора за деятельностью банкирских предприятий в Германии и Франции, осуществлявшуюся не столько правительством, сколько общественными организациями. Совет съездов ставил в пример Союз немецких банков и банкиров, образовавший в 1910 г. особое бюро для борьбы со спекулянтами и оказания помощи пострадавшим клиентам, а также синдикат банкиров Франции. По мнению Совета съездов, в России такие же функции могли бы выполнять биржевые комитеты или советы фондовых отделов, которые выдавали бы разрешение на открытие банкирских домов или контор, а затем уже их владельцы регистрировались бы в купеческой или городской управах.

Совет съездов был против того, чтобы владельцы банкирских домов или контор вносили залог. По мнению Совета съездов, было достаточно, чтобы они объявили об основном капитале своих предприятий и чтобы в столицах и крупных городах он составлял не менее 100 тыс. р. Совет съездов выступил против обязательной публикации отчетов, видя в этом нарушение принципа свободной конкуренции. «Ротшильды или Мендельсоны, — говорилось в одном из документов Совета съездов, — никакой отчетности не публикуют, а тем не менее пользуются всемирным доверием, и среди более скромных русских банкирских домов найдется немало учреждений, вполне заслуженно пользующихся прекрасной репутацией».44

В специальной докладной записке Совета съездов министру финансов подчеркивалось, что Совет съездов считает «совершенно неприемлемой» исходную точку зрения, положенную в основание правительственного проекта. «Эта точка зрения, — отмечалось в записке, — заключается в предположении, что во всяком банкирском предприятии происходят или готовятся злоупотребления, подобные тем, какие обнаружены в некоторых из обанкротившихся предприятий. Только таким предположением можно объяснить все унизительные, крайне стеснительные и в других отраслях

промышленности неизвестные ограничения, вводимые проектом для всех вообще банкирских предприятий, как например внесение залога, установление предела для суммы допустимых к принятию вкладов, ответственность за советы, подробная регламентация порядка совершения отдельных операций и уголовная ответственность за малейшее нарушение правил и т. д. Совет съездов считает своим долгом отметить несправедливость такого отношения к целой отрасли торговли, занимающей весьма важное место в торговом обороте нашей страны и способствующей приобщению России к господствующей уже на Западе кредитной системе хозяйства».45

В Совете съездов существовали расхождения в оценке проекта правительственного законодательства 1914 г. Самую непримиримую позицию, например, занимали представители Одесского биржевого комитета, заявлявшие, что банкирский промысел вообще не подлежит никакой регламентации. Однако независимо от этих разногласий Совет съездов выступил решительно против проекта и предложил правительству до предъявления его в Совет министров подвергнуть дополнительному обсуждению в биржевых комитетах и других общественных организациях делового мира. Первая мировая война прервала эту полемику.

История выработки законодательства о банкирских предприятиях дает основания по крайней мере для двух выводов. Во-первых, при оценке кредитной системы России накануне первой мировой "воины необходимо было учитывать в ней роль банкирских предприятий, не подлежавших строгой законодательной регламентации сравнительно с прочими кредитными учреждениями. Во-вторых, конфликты между Министерством финансов и представителями буржуазных общественных организаций в связи с выработкой законодательства о банкирских предприятиях свидетельствуют о развитии частного банкирского промысла, о резко возросшем к кануну войны влиянии деловых кругов, неудовлетворенных существовавшей в России системой контроля над частным предпринимательством. Русская буржуазия была еще недостаточно сильна, чтобы изменить уже существовавшее и стеснительное для нее законодательство для кредитных учреждений, но достаточно сильна, чтобы препятствовать усилению правительственного контроля в сфере кредита.