Реализм, в литературе

— Во всяком произведении изящной словесности мы различаем два необходимых элемента: объективный — воспроизведение явлений, данных помимо художника, и субъективный — нечто, вложенное в произведение художником от себя. Останавливаясь на сравнительной оценке этих двух элементов, теория в различные эпохи — в связи не только с ходом развития искусства, но и с иными разнообразными обстоятельствами — придает большее значение то одному, то другому из них. Отсюда два противоположных направления в теории; одно — реализм — ставит перед искусством задачу верного воспроизведения действительности; другое — идеализм — видит назначение искусства в "пополнении действительности", в создании новых форм, причем исходным пунктом служат не столько наличные факты, сколько наперед данные, идеальные представления. Эта терминология, заимствованная из философии, вносит иногда в оценку художественного произведения моменты внеэстетические: реализм совершенно неправильно упрекают в отсутствии нравственного идеализма. В ходячем употреблении термин "реализм" означает точное копирование деталей, по преимуществу внешних. Несостоятельность этой точки зрения, естественным выводом из которой служит предпочтение протокола — роману и фотографии — картине, совершенно очевидна; достаточным опровержением ее служит наше эстетическое чувство, которое ни минуты не колеблется между восковой фигурой, воспроизводящей тончайшие оттенки живых красок, и мертвенно-белой мраморной статуей. Было бы бессмысленно и бесцельно создавать еще один мир, совершенно тождественный с существующим. Копирование внешнего мира само по себе даже самой резкой реалистической теории никогда не представлялось целью искусства; в возможно верном воспроизведении действительности усматривался лишь залог творческой самобытности художника. В теории реализму противополагается идеализм, но на практике ему противостоит рутина, традиция, академический канон, обязательное подражание классикам — другими словами, гибель самостоятельного творчества. Начинается искусство с действительного воспроизведения природы; но, раз даны популярные образцы художественного мышления, появляется творчество из вторых рук, работа по шаблону. Это — обычное явление школы, под каким бы знаменем она ни явилась впервые. Чуть не каждая школа изъявляет притязания на новое слово именно в области правдивого воспроизведения жизни — и каждая по своему права, и каждая отрицается и сменяется последующей во имя того же принципа правды. Это особенно характерно проявляется в истории развития французской литературы, которая вся — непрерывающийся ряд завоеваний истинного реализма. Стремление к художественной правде лежало в основе тех же движений, которые, окаменев в традиции и каноне, стали позднее символом нереального искусства. Таков не только романтизм, на который с таким жаром нападали во имя правды доктринеры новейшего Р. (натурализма); такова и классическая драма. Достаточно напомнить, что ославленные три единства были приняты совсем не из рабского подражания Аристотелю, но потому лишь, что обусловливали возможность сценической иллюзии. "Установление единств было торжеством Р. Эти правила, сделавшиеся причиной стольких несообразностей при упадке классического театра, являлись вначале необходимым условием сценического правдоподобия... В аристотелевых правилах средневековый рационализм нашел средство удалить со сцены последние остатки наивной средневековой фантазии" (Лансон). Глубокий внутренний Р. классической трагедии французов выродился в рассуждениях теоретиков и в произведениях подражателей в мертвые схемы, гнет которых был сброшен литературой лишь в начале нашего века. С широкой точки зрения, всякое истинно прогрессивное движение в области искусства — как бы оно ни формулировало свои требования — есть движение по направлению к Р. В этом отношении не составляют исключения и те новые течения, которые с виду являются реакцией Р. На самом деле они представляют собой лишь реакцию рутине, обязательной художественной догме — реакцию против реализма по имени, переставшего быть исканием и художественным воссозданием жизненной правды. Когда лирический символизм пытается новыми средствами передать читателю настроение поэта, когда неоидеалисты, воскрешая старые условные приемы художественного изображения, рисуют стилизованные, т. е. как бы намеренно отступающие от действительности образы, они стремятся к тому же, что составляет цель всякого — хотя бы и архинатуралистического — искусства: к творческому воспроизведению жизни. Нет истинно художественного произведения — от симфонии до арабески, от "Илиады" до "Шепот, робкое дыханье", — которое при более глубоком взгляде на него не оказалось бы правдивым изображением души творца, "уголком жизни сквозь призму темперамента", как гласит формула ближайшего к нам момента в развитии элементарного Р. Едва ли возможно поэтому говорить об истории Р.: она совпадает с историей искусства. Можно лишь характеризовать отдельные моменты исторической жизни искусства, когда особенно настаивали на правдивом изображении жизни, видя его по преимуществу в эмансипации от школьной условности, в уменье схватить и смелости изобразить подробности, которые проходили бесследно для прежнего художника или пугали его несоответствием с догматами морали или приличий. Таков был романтизм, такова современная форма реализма — натурализм (см.) Литература о Р. — по преимуществу полемическая по поводу современной его формы. Исторические сочинения (David, Sauvageot, Lenoir) страдают неопределенностью предмета исследования. Кроме сочинений, указанных в статье Натурализм, ср. Brünetiere, "Le roman naturalisie" (1883); Pardo-Bazan, "Le naturalisme" (1892); Bloy, "Les funérailles du naturalisme" (1892); Bus, "Naturalisme ou réalisme" (1879); Fuster, "Essais critiques" (1886); Hubert, "Romanciers naturalistes" (1885); Lenoir, "Histoire du naturalisme et du réalisme" (1889); Конради, "Теория и практика литературного натурализма" ("Загр. вестник", 1882, №№ 1 и 2); Стороженко, "Генезис реального романа" ("Северный вестник", 1891, 12); Лесевич, "Происхождение современного романа" ("Русская мысль", 1898, № 11).

А. Гд.