Толкование юридических сделок и завещаний

Содержание юридической сделки может быть установлено при помощи: а) тех слов, которые употреблены были лицами, составлявшими сделку, и запечатлены на письме или в памяти свидетелей; б) исследования желаний и намерений сторон при заключении сделки ("воли сторон"), восстановляемых на основании всего сопровождавшего заключение сделки с помощью показаний свидетелей, писем и других документов и в) знакомства судьи с отношениями, установляемыми сделкою, в их типичном, обычном виде. В истории развития права и средств его защиты эти способы Т. далеко не все одинаково скоро были признаны, да и будучи признаны, находили применение не во всех случаях. В древнем праве при Т. юридических сделок, как и закона, господствует строгий формализм (см.). Наиболее выгодно поставленные в гражданском обществе лица, имея возможность диктовать зависимым от них контрагентам содержание сделок, противятся расширительному их Т. при помощи восстановления подлинной воли обеих сторон и настаивают на буквальном смысле выражений, подчеркивающих их права и обязанности. В Риме, напр., формулу стипуляции (см.) диктовал всегда кредитор, от которого зависело и ее содержание. С другой стороны, при борьбе партий и недоверии к судьям предоставление последним выяснения истины путем свободного убеждения представлялось опасным. Наконец, при формальном, буквальном Т. сделок удерживалось единство приемов Т. во всех инстанциях и обеспечивалась проверка деятельности судьи. При более развитом гражданском обороте формальные сделки становятся обременительными; соглашения между сторонами совершаются путем словесных соглашений и добросовестное исполнение обязательств является средством обеспечить кредит. Благодаря этому формальное и буквальное Т. сделок заменяется Т. по доброй совести и стремлением выяснить действительные желания и цели сторон, заключавших сделку. Типичные формы оборота, дающие судье объективную мерку для Т. соглашений сторон, устанавливаются медленно; поэтому критерием для судьи служат субъективные качества сделок — "воля сторон". Развитое римское право (конца республики и позже) вырабатывает ряд правил толкования, основанных на началах исследования воли сторон, и определенно вносит в Т. принцип "доброй совести" (см.). Римские юристы говорили, что при Т. соглашений сторон на подлинную волю их должно обращать больше внимания, чем на буквальный смысл выражений (Папиниан). Это не значит, что словам соглашения не должно придавать значения; наоборот, если смысл слов не представляет сомнений, то нечего и возбуждать вопроса о подлинной воле (Павел). Вопрос о подлинной воле возникает только тогда, когда есть налицо явное основание сомневаться в том, что буквальные слова выражают подлинную волю (Марцелл). Подлинная воля восстановляется лучше всего на основании целей сделки, к которым стремились стороны, и общего смысла всего соглашения (Юлиан). Начало доброй совести состояло в том, чтобы не признавать за сторонами права пользоваться неясностями соглашения и затемнять ими истинный его смысл. При недостатке этих средств рекомендуются начала справедливости: при сомнении следует толковать сделку в более мягком смысле по отношению к стороне обязавшейся и неясность выражений обращать в ущерб стороне, которая, по предположению, составляла формулу сделки и, следовательно, могла употребить, если бы была более внимательна и добросовестна, более точные выражения. На этом основании римские юристы направляли Т. при неясности выражений к невыгоде продавцов, наймодателей и кредиторов по стипуляции. Правила Т., выработанные римскими юристами, были приняты почти во все современные законодательства, в том числе и в русское, непосредственно заимствовавшее их из французского кодекса. "При исполнении договоры должны быть изъясняемы по словесному их смыслу" (т. X, ч. 1 ст. 1538); но "если словесный смысл представляет важные сомнения, тогда договоры должны быть изъясняемы по намерению их и доброй совести, наблюдая при том следующее: 1) слова двусмысленные должны быть изъясняемы в разуме, наиболее сообразном существу главного предмета в договорах; 2) не ставить в вину, когда в договоре упущено такое слово или выражение, которое вообще и обыкновенно в договорах употребляется, и которое потому само собой разумеется; 3) когда договор, по неясности словесного смысла, изъясняется по намерению его и доброй совести, тогда неясные статьи объясняются по тем, кои несомнительны, и вообще по разуму всего договора; 4) когда выражения, в договоре помещенные, не определяют предмета во всех его частях с точностью, тогда принадлежности оного изъясняются обычаем, если впрочем не определены они законом; 5) если все правила вышепоставленные недостаточны будут к ясному истолкованию договора, тогда, в случае равного с обеих сторон недоумения, сила его изъясняется более в пользу того, кто обязался что-либо отдать или исполнить, по тому уважению, что от противной стороны зависело определить предмет обязательства с большею точностью" (ст. 1539). Современные юристы возвели римское учение в теорию, стоящую в связи с общим учением о юридической сделке (см.). Считая волю сторон творческим элементом сделки, создающим ее юридические последствия, они видят в Т. сделок прежде всего путь к открытию этой творческой воли сторон и находят возможным употреблять для ее выяснения все средства. Римские юристы нигде не говорят о привлечении для раскрытия воли сторон обстоятельств, вне сделки стоящих; русский закон велит искать смысла договора в нем самом, в его словах и общем его смысле, а в случае неясности прибегать к обычаю, т. е. к обычным бытовым формам сделок, подобных оцениваемой. Современные суды и юристы находят, однако, возможным привлекать к изъяснению сделок и побочные обстоятельства, с некоторыми лишь ограничениями по отношению к сделкам формального характера. Раз сделка обязательно должна быть изложена на письме, ее содержание, письменно изложенное, не может быть толкуемо при помощи свидетельских показаний вопреки смыслу письменных выражений, но подробности сделки могут быть восстановляемы в согласии с общим ее смыслом при помощи как свидетелей, так и других доказательств. Спорным долго был вопрос о применении посторонних средств Т. к завещаниям как актам строго формальным, где имеет значение не только воля сама по себе, но именно воля, изложенная в определенных формальных рамках. Этот спорный вопрос разрешается по отношению к завещанию точно так же, как и по отношению к другим актам, требующим письменной формы. При привлечении посторонних обстоятельств (свидетелей, писем, других документов) важно установить, что письменное изложение воли в сделке сделано не с намерением изменить желания, обнаруживаемые этими обстоятельствами, а в согласии с ними. Если письма завещателя разъясняют подробности неясного завещательного распоряжения, будучи согласны с ним в принципе или общем направлении воли, то нет основания отказать в привлечении их к Т. вместо гадательных соображений, построенных на "общем смысле" завещания. В этом смысле высказывается теперь не только западная, но и русская судебная практика (см. у Боровиковского объясн. к ст. 1011, § 4 и 1539, § 2). — Т. путем выяснения "воли" сторон при заключении сделки перестает удовлетворять требованиям современного оборота, выработавшего объективные мерки для оценки отношений с точки зрения как интересов сторон, так и развития самого гражданского оборота. Старые правила Т. становятся узки и недостаточны. Составители общегерманского гражд. улож. отказываются поэтому давать подробные правила Т. и ограничиваются установлением следующих принципов: а) при Т. изъявления воли должно исследовать истинную волю сторон, а не придерживаться одного буквального смысла выражений; б) договор следует толковать согласно требованиям доброй совести и принимая во внимание обычаи гражданского оборота (ст. 133 и 157). Новейшие писатели (Данц) применительно к этим постановлениям и новому учению о юридической сделке (см.), по которому воля сторон есть одно из условий действительности сделки, а не творческий фактор ее юридических последствий, стоят за еще более широкое понимание роли судьи при Т. юридических сделок. Юридические последствия сделки устанавливает закон; стороны, заключая ее, преследуют экономические цели, иногда расходящиеся с видами закона. Задачей судьи при Т. является восстановление не столько воли сторон, которая скрыта в их душе, сколько состава правомерных интересов, имевшихся в виду при заключении сделки. Намерения и желания сторон намечают лишь ту цель, которая должна быть достигнута сделкой, содержание же сделки определяется столько же словами и волей сторон, сколько и "обычаями оборота", т. е. путем согласования воли сторон с интересами третьих лиц и типическими правовыми формами оборота. Судья при Т. является, таким образом, не только истолкователем воли сторон, но и посредником между сторонами, оборотом и законом. При Т. завещаний судья является как бы "вторым завещателем", особенно при определении главных и второстепенных частей завещания — разного рода оговорок, условий, сроков, предположений, то ограничивающих, то индивидуализирующих волю завещателя (см. Условие). Ср. Windscheid, "Lehrbuch der Pand." (§ 84, 1900); Dernburg, "Pandecten" (I, 1900); Ehrlich, "Die stillschweigende Willenscrklärung" (1893); E. Danz, "Die Auslegung der Rechtsgeschäfte" (1897); его же "Laienverstand und Rechtssprechung" (1898); "Motive zu dem Entw. eines bürg. Gesetzbuches für der deutsche Reich" (I, 155 и II, 198); Laurent, "Principes de droit civil" (XIII и XVI, Брюссель, 1893); Победоносцев, "Курс гр. права" (II и III, 1896).