Капитализм, социализм и демократия  

Раздел: Экономика и юриспруденция

Достижения двух правительств Макдональда - работа самого Макдональда и  Гендерсона [Гендерсон Артур (1863-1933) - один из лидеров лейбористской партии.]

в качестве министра иностранных дел Англии - служат тому убедительным

доказательством. Но еще более характерен пример Германии. Во-первых, в этой

стране только социал-демократы имели моральное право признать мирный договор и

поддержать политику, направленную на выполнение предусмотренных в нем условий.

Конечно, они скорбели по поводу национальной катастрофы и того бремени, которое

она наложила на страну. Однако при их отношении к военной Славе ни само по себе

поражение, ни условия мирного договора не воспринимались ими как невыносимо

унизительные. Некоторые из них почти готовы были разделить англо-французскую

трактовку войны. Большинство из них мало беспокоили вопросы перевооружения. Пока

остальные немцы смотрели на все происходящее с угрюмым отвращением, социалисты

трудились над достижением мирного взаимопонимания со странами-победительницами в

духе, совершенно свободном если не от обиды, то уж, во всяком случае, от

страстной ненависти. В отношении того, что другие считали насильственно

введенной демократией, они даже достигли полного согласия с западными странами:

ликвидировав коммунистические (1918-1919) восстания и добившись благодаря точно

выверенным уступкам доминирующего положения во внутренней политике, социалисты

находились в самом демократичном расположении духа.

Во-вторых, их власть над массами была достаточно сильной, чтобы придать такой

платформе политическую эффективность. В то время огромное большинство населения

видело все в том же свете, что и социалисты. Их взгляды на сложившуюся ситуацию

и представления о том, как следует поступать, на какое-то время стали

официальной точкой зрения, независимо от того, какую политику проводило

правительство, стоявшее у власти. Именно социалисты обеспечили политическую

поддержку коалициям, которые вели переговоры по поводу плана Дауэса

[Репарационный план для Германии, разработанный международным комитетом

экспертов под руководством американского банкира Чарлза Дауэса и утвержденный 16

августа 1924 г. на Лондонской конференции держав-победительниц в первой мировой

войне. - Прим.ред.] и Локарнского пакта [Локарнские договоры парафированы 16

октября 1925 г. в г. Локарно (Швейцария) после обсуждения на Локарнской

конференции (5-16 октября 1925 г.). Основной документ - заключенный Германией,

Францией, Бельгией, Великобританией и Италией гарантийный пакт о

неприкосновенности германо-французской и германо-бельгийской границ и сохранении

демилитаризации Рейнской зоны. - Прим. ред.]. Без них эти коалиции скорее всего

просто не возникли бы, а если бы и возникли, то не заняли бы такую позицию.

Штреземан [Штреземан (Stresеman) Густав, 1878-1929, германский рейхсканцлер

(август-ноябрь 1923 г.) и министр иностранных дел (с августа 1923 г.). - Прим.

ред.] социалистом не был, однако связанная с его именем политика была на самом

деле политикой Социал-демократической партии - политикой, за которую в течение

первого десятилетия партии достанутся все розы, а в течение второго - все типы.

В-третьих, социал-демократы занимали выгодное положение в глазах мирового

политического сообщества. Мир мало знал о том, что происходит в Германии. Он  знал только две вещи: с одной стороны, что в Германии есть партия, которая не

только была готова окончательно признать многие из послевоенных договоренностей,

но и вполне одобряла некоторые из них; партия, которая была врагом того, кого

Франция и Англия считали своим врагом; с другой стороны, мир понимал, что во

всех иных отношениях германская Социал-демократическая партия угрозы не

представляла - любое даже самое консервативное правительство не возражало против

германского социализма так, как оно возражало против русского. В конечном счете

именно это и оказалось ошибкой. Ошибка эта во многом была связана с растянутым

на долгие годы иностранным участием в лечении военных болячек Германии,

поскольку в результате такой политики в соответствующих министерствах Англии и

Франции сложилось впечатление, что Германия на неопределенно долгое время

останется смиренным просителем, которому для полного счастья будет довольно

одних только обещаний, что когда-нибудь ему, возможно, позволят занять равное

положение с вышестоящими державами. В краткосрочном аспекте, однако, и особенно

во время черных дней рурского вторжения [Оккупация французскими и бельгийскими

войсками Рурской области в 1923 г. в ответ на задержки репараций со стороны

Германии. - Прим. ред.], такая позиция имела свои преимущества, поскольку

социалистическая партия, вернее, те правительства, которые опирались на

партийную поддержку, были вхожи в те двери, которые были закрыты для других.

В-четвертых, Социал-демократическая партия сохранила старые связи еще со времен

Второго Интернационала. Война разрушила многие из этих связей, но далеко не все.

Ведь Второй Интернационал так и не был официально распущен, и многие входившие в

него социалисты и социалистические группы - в первую, но далеко не в последнюю

очередь социалисты нейтральных стран - сохранили свои интернационалистские

убеждения. Секретарь Второго Интернационала К. Хойсманс продолжал выполнять свои

обязанности, а в 1917 г. с подачи скандинавских социалистов даже сделал попытку

созвать съезд, которая провалилась только потому, что союзные державы, к тому

времени решившие уже нанести противнику сокрушительный удар, отказались выдавать

паспорта [А до этого были еще две конференции в Швейцарии - одна в Циммервальде

(1915), другая - в Кинтале (1916), причем их ход, как мне представляется, пошел

в разрез с первоначальными намерениями, и объяснялось это тем, что состав их

участников не отражал расстановки сил в официальных партиях. (Ниже я еще раз

коснусь этого вопроса.)]. Таким образом, естественно предположить, что многие

социалисты подумывали о возрождении Интернационала, как о чем-то само собой

разумеющемся.