Капитализм, социализм и демократия  

Раздел: Экономика и юриспруденция

Послевоенная история Социал-демократической партии Германии, разумеется, во

многих деталях отличается от истории английской Лейбористской партии. Но как

только немецкие социалисты, сохранившие членство в Социал-демократической

партии, пришли к власти и приняли решение бороться с коммунизмом, они были

вынуждены точно так же посвятить себя задаче "управления капитализмом", как и их

английские коллеги. Если согласиться с этими посылками и принять во внимание то

обстоятельство, что они не имели большинства ни в федеральном парламенте, ни в

прусском ландтаге, ни среди населения и не могли рассчитывать его получить ни в

каком обозримом будущем, то все остальное выводится однозначно, следуя законам

неумолимой логики. В 1925 г. население Германии составляло порядка 62 млн.

человек. Численность пролетариата (рабочих и их семей; сюда я также отношу

домашнюю прислугу) составляла неполные 28 млн., причем часть своих голосов

пролетариат отдавал другим партиям. Численность "независимого" населения была

ненамного меньше - оно составляло порядка 24 млн. человек и в большинстве своем

на социалистическую пропаганду не поддавалось. Даже если исключить

привилегированные классы - допустим, численность их составляла порядка 1 млн. -

и принимать в расчет только те группы, от которых зависит судьба выборов, -

крестьян, ремесленников, мелких торговцев, приходится согласиться, что

поживиться здесь было особенно нечем не только на текущий момент, но и в

ближайшем будущем. Посередине между этими двумя крупными группами стояли

служащие - "белые воротнички", которых, считая с семьями, было не менее 10 млн.

человек. Социал-демократическая партия, конечно, понимала, что исход голосования

будет зависеть от того, кому отдаст свои голоса этот класс, и прилагала немало

усилий, чтобы привлечь его на свою сторону. Но даже несмотря на значительный

успех, усилия эти только лишний раз показали со всей очевидностью, что "белые

воротнички" - это куда более серьезное препятствие, чем следует из классовой

теории Маркса [Сталкиваясь с подобными фактами, социалисты обычно успокаивают

себя тем, что служащие, не разделяющие идей социализма, - это просто заблудшие

овечки, которые не нашли еще своего истинного места в политическом раскладе, но

которые со временем обязательно его найдут, или тем, что вступлению их в

социалистические ряды мешает жесткое давление со стороны работодателей. Первый

аргумент вряд ли сможет убедить кого-нибудь, кроме правоверных марксистов, - мы

уже убедились в том, что теория общественных классов - это самое слабое звено в

цепи марксистского учения. Ошибочность второго аргумента легко показать на

фактах. Если даже в нем содержалась какая-то доля истины в иные времена, в

двадцатые годы немецкие работодатели - за редким и незначительным исключением -

никак не могли повлиять на исход голосования своих служащих.].

Таким образом, даже если бы коммунисты были союзниками социал-демократов, а не

их заклятыми врагами, партия все равно оказалась бы в меньшинстве. Да,

действительно, не все группировки, входящие в состав несоциалистического

большинства, были активно настроены против социал-демократов: левое крыло

либералов (Демократическая народная партия), сильная не столько численностью

своих рядов, сколько талантами, всегда была готова пойти на сотрудничество (до

определенного предела). Верно и то, что большинство это состояло из отдельных

группировок, которые совершенно неспособны были действовать согласованно, и

члены, и сторонники которых по своей дисциплинированности даже близко не могли

сравниться с социал-демократами. Но здравомыслящие политики среди

социал-демократов, которые не могли и не желали пускаться в опасные авантюры,

тем не менее считали, что для них существует единственный путь - путь

демократии, а это означало необходимость создания коалиции.

На роль союзника лучше всего подходила Католическая партия (центр). Это была

сильная партия. До прихода Гитлера казалось, что ничто не сможет поколебать

преданность ее сторонников. Она была превосходно организована. При условии, что

интересы церкви будут соблюдены, она была готова идти по пути социальных реформ

непосредственно практического свойства почти так же далеко, как и сами

социалисты, а в некоторых аспектах даже дальше. Не питая каких-либо особо пылких

чувств к смещенным династиям, она твердо поддерживала Веймарскую конституцию

[Веймарская конституция 1919 г. - конституция Германии, оформившая произошедшую

в результате Ноябрьской революции 1918 г. замену полуабсолютистской монархии

буржуазно-демократической республикой. - Прим. ред.]. И последнее - по счету, но

не по значению: она не возражала против раздела добычи, при условии

неприкосновенности своих заповедных угодий. Вследствие всего этого

взаимопонимание между обеими партиями было достигнуто с такой легкостью, которая

зарубежному наблюдателю показалась бы удивительной. Социалисты обходились с

католической церковью с величайшей почтительностью и тактом. Они не делали

проблем из конкордата с папой, который дал духовенству гораздо больше, чем оно

когда-либо имело при власти еретиков-Гогенцоллернов. Что касается политики, то

никаких разногласий практически не было.

Но хотя альянс этот составлял основу, ни одна партия, заявлявшая о своей

лояльности Веймарской конституции, не была лишена представительства в кабинете.

Демократы, национал-либералы, национал-консерваторы - все были допущены, в том

числе и на командные позиции. Универсальность коалиции означала универсальность

компромисса. Необходимые уступки но конкретным проблемам сложностей не

представляли. Армию оставили в покое, практически предоставив ей достаточные

средства и возможность выбирать свое руководство по своему усмотрению. Восточной

Пруссии дали субсидии, а сельское хозяйство в целом стало предметом пристальной

заботы. То, что угадывалось за подобной политикой, не всегда вязалось с

социалистическими лозунгами, поэтому для пролетариата, из кармана которого все

это оплачивали, придумали специальный термин - Планирование. Возможно, читатель

уже понял, что ничто не ново под луной.

В своем отношении к промышленному пролетариату и своей собственной программе

Социал-демократическая партия "лейборизировалась". В самом начале был принят

весьма умеренный закон, самым радикальным моментом которого было слово

"обобществление", вынесенное в заголовок (1919 г.). Но очень скоро социалисты ко

всему этому охладели и решили взяться за трудовое законодательство, намереваясь

приблизить его к тому, что американцам известно под именем "Нового курса". Это

вполне устраивало профсоюзы, бюрократия которых получала все больший доступ к

формировавшей политику партийной машине.

Может показаться, что для партии с марксистской традицией, которая продолжала

преобладать в партийных школах, это было не так-то просто. Но это не так. Если

не принимать в расчет некоторое количество перебежчиков в коммунистический

лагерь, интеллигенты, из среды которых можно было ожидать возникновения

внутрипартийной оппозиции, строго держались в узде. В отличие от английской

партии германская прочно обосновалась в руководящих кабинетах рейхстага,

ландтагов и муниципалитетов. Кроме того, она сама могла предложить много рабочих

мест - например, в партийной прессе. Послушание сулило преимущества при

продвижении по службе в государственных органах, в науке, на государственных

предприятиях и т.д. Средства эти были достаточно эффективны, чтобы научить

радикалов повиновению.

Позиции, завоеванные социал-демократами во всех частях механизма  государственного управления, не только способствовали укреплению дисциплины, но

и привлекли новых членов, а также сочувствующих, на голоса которых партия могла

рассчитывать. Так, социалисты пришли к власти в Пруссии. Это дало им контроль

над полицией и они очень тщательно подбирали кадры из числа членов партии или

надежных карьеристов на должность полицейских начальников в больших городах. Так

они укрепляли свой лагерь до тех пор, пока по всем стандартам их положение не

стало неуязвимым. И опять-таки согласно всем стандартным правилам политического

анализа, даже правоверный марксист мог успокоить свою душу тем, что в этих

окопах социалисты могут спокойно просидеть вплоть до того момента, пока

когда-нибудь, через много-много лет все само собой не образуется, меньшинство не

превратится в большинство и не раздвинется занавес, до поры до времени

скрывавший Конечную Цель. Далее по "Коммунистическому манифесту"...

Независимо от способов функционирования партийной машины политическая, равно как

и социальная, ситуация в стране казалась на редкость стабильной. К тому же какой

бы критике ни подвергались отдельные законодательные и административные меры, в

целом коалиционная политика способствовала стабильности, а не работала против

нее. Многое из того, что было сделано партией, заслуживает глубочайшего

уважения. По справедливости говоря, она не заслуживает более резкой критики в

свой адрес, чем та, которую неизбежно вызывает всякая власть, которой недостает

авторитета и блеска. Возможно, единственное исключение из этого правила лежит в

финансовой области. Некоторая доля культурных и политических достижений этого

правительства была связана с большими и быстрорастущими государственными

расходами. К тому же средства для финансирования этих расходов изыскивались с

помощью таких методов - хотя среди них была и такая мера, как налог на продажи,

зарекомендовавшая себя весьма успешно, - которые истощали источники накопления.

До тех пор, пока шел приток иностранного капитала, дела шли достаточно хорошо,

хотя бюджетные и даже денежные трудности стали возникать еще за год до того, как

он иссяк. Когда же последнее произошло, возникла ситуация, которая могла бы

подорвать авторитет даже самого популярного лидера. Однако в целом

социалистические критики самой партии и се действий в ходе этого срока имели бы

право гордиться собой, если бы они, получив власть, смогли столь же успешно ею

распорядиться.