Капитализм, социализм и демократия  

Раздел: Экономика и юриспруденция

Поскольку мы обратились к изучению опыта социалистических партий, неизбежно  возникнут сомнения в декларируемой социали­стами неизменной приверженности  демократии в прошлом и настоящем.

Прежде всего существует огромное социалистическое государст­во, где безраздельно

господствует одна партия, представляющая меньшинство населения. И делегаты от

этой партии, собранные на се XVIII съезд, слушающие доклады и принимающие

резолюции, обошлись при этом без всего, что хотя бы отдаленно напоминало

дискуссию в общепринятом смысле слова. Они закрыли съезд, проголосовав, как

официально заявлено, за резолюцию о том, что "русский народ (?), безусловно

преданный партии Ленина - Ста­лина и лично великому вождю, принимает программу

великих свершений, которой предначертано стать величайшим докумен­том эпохи,

единодушно одобряет доклад тов. Сталина и выражает готовность неколебимо

претворить его в жизнь", а "наша большевистская партия под водительством гения

великого Сталина вступает в новую фазу своего развития" [Я не знаю русского

языка. Вышеприведенные отрывки без каких-либо изменений взяты мной из газеты,

выходившей в Москве на немецком языке, и, возможно, вызовут возражения с точки

зрения перевода русского текста, хотя при этом следует учитывать, что эта

газета, разумеется, не могла публиковать ничего из того, что не было полностью

одобрено официальными властями.]. Все это, как и выборы из единственного

кандидата, в сочетании с показательными процессами и методами ГПУ не оставляет

никаких сомнений в том, что в этой стране создастся "самая совершенная в мире

демократия", если придать термину "демократия" соответствующее значение. Но это,

конечно же, не совсем то, что понимают под словом "демократия" большинство

американцев.

Тем не менее, несмотря на свой очевидный антидемократизм, это государство

является социалистическим. Именно такой характер носили и недолговечные

Баварская и особенно Венгерская ре­спублики. С другой стороны, без сомнения,

существуют и социалистические группы, которые по сей день хранят приверженность

демократическим идеалам. В их число входят, например, англий­ские социалисты,

социалистические партии Бельгии, Нидерландов, Скандинавских стран, американская

социалистическая партия под руководством Н.Томаса и немецкие группы в изгнании.

С их точки зрения, как зачастую и с точки зрения стороннего наблюдателя,

чрезвычайно привлекательно утверждать, что в Советской России установилась

система, которая далека от "истинного социа­лизма", является досадным

"отклонением" от предначертанного классиками пути, по крайней мере в том, что

касается принципов демократии. Но что же в таком случае означает термин

"истинный социализм", кроме благого пожелания, того умозрительного "соци­ализма,

который нам нравится"? И, следовательно, что же на самом деле подтверждают эти

заявления, кроме того факта, что существуют некие формы социализма,

приверженцами которых являются отнюдь не все социалисты, и в число этих форм

входят явно недемократические его разновидности? Таким образом, как мы только

что убедились, отрицание возможности существования социали­стического режима, не

имеющего ничего общего с демократией, становится просто абсурдным. Из этого

логично вытекает, что сле­дование общепринятой демократической политической

процедуре отнюдь не является определяющей чертой социализма. А отсюда возникает

естественный вопрос: может ли вообще в таком случае социализм быть

демократическим, и если да, то в каком именно смысле?

Те социалистические группы, которые последовательно поддерживают веру в

демократию, никогда не имели возможности или побудительного мотива для

исповедания какого-либо иного кредо. Они существовали в социальной среде,

которая начисто отторгала антидемократическую риторику, не говоря уже о

действиях, и фак­тически всегда противилась синдикализму. Кроме того, в

некоторых случаях социалистические группы имели все основания для поддержки

демократических принципов, которые служили надежным прикрытием их деятельности.

В других случаях большинство активных членов таких групп были полностью

удовлетворены политическими и иными результатами, уже достигнутыми или вполне

достижимыми на основании демократических принципов. Легко представить, что

произошло бы с социалистическими партиями Англии или, скажем, Швеции, если бы

они проявили серьезную склонность к антидемократическим методам. В то же время

социа­листы явно ощущали, что их влияние растет и ответственные дол­жности

становятся для них все более доступными. Таким образом, исповедуя приверженность

демократии, названные социалистические группы придерживались всего-навсего самой

естественной линии поведения. Тот факт, что их политика не доставляла

удовольствия Ленину, еще не означает, что, будь последний поставлен в подобные

же условия, он повел бы себя иначе. В Германии, где партия росла и развивалась

значительно более впечатляющими темпами, чем где бы то ни было, но где до 1918

г. путь к политиче­ски ответственным постам был для нее наглухо закрыт,

социали­сты, сталкиваясь с сильным и враждебным им государством, вы­нуждены были

обращаться за поддержкой к симпатиям буржуазного общественного мнения и влиянию

профсоюзов, которые в лучшем случае лишь частично разделяли социалистическую

программу. А потому немецкие социалисты были еще менее свободны в выборе линии

своего поведения и просто не могли себе позволить пренебрегать демократической

риторикой, поскольку, действуя иначе, они только сыграли бы на руку своим

противникам [Эта ситуация будет более полно обсуждена в пятой части.]. Называть

себя, "социал-демократами" для них, строго говоря, было вопросом не тактики, а

выживания и проявлением элементарного здравого смысла.

Ярких примеров, которые демонстрировали бы безусловную приверженность

социалистов демократии, мало и они не слишком убедительны [Мы собираемся

ограничиться анализом участия социалистических партий в политике. Отношение этих

партий и профсоюзов к рабочим, в них не входящим, конечно, еще более

показательно.]. Общеизвестно, что в 1918 г. Социал-демократическая партия

Германии имела реальный выбор и сделала его в пользу демократии, что она с

необычайной энергией включилась в беспощадную борьбу с коммунистами (если это

может служить доказательством приверженности демократическим идеалам). Но именно

по этому вопросу в партии произошел раскол. Она потеря­ла значительную часть

своего левого крыла. При этом выходящие из партии недовольные ее политикой члены

заявляли не о разрыве с социалистической идеей, а о том, что их приверженность

соци­алистическому знамени больше, чем у тех, кто остался в рядах партии. Более

того, большинство последних хотя и остались верны партийной дисциплине, но в

целом не одобряли избранной такти­ки. А многие из тех, кто всецело

солидаризировался с этим курсом, делали это только на том основании, что по

крайней мере с 1919 г. шансы на успех более радикального (т.е. в данном случае

антидемократического) курса стали совершенно незначительными и, в частности,

левацкая политика в Берлине означала бы серьезную опасность массового отхода от

партии ее сторонников в Рейнланде и в южно-германских землях, даже если бы она и

не потерпела там немедленно сокрушительного поражения. Наконец, для большин­ства

членов партии или, во всяком случае, для тех из них, кто был тесно связан с

профсоюзами, демократия давала все, к чему они стремились, включая должности и

положение в обществе. Неудивительно, что в подобной ситуации социалистам

пришлось поделиться завоеванными политическими трофеями с центристской

(католической) партией. Такая сделка, надо сказать, оказалась приемлемой для

обеих сторон. В наше время социалисты все более шумно и громогласно заявляют о

своей неизменной приверженности демократии. Но надо помнить, что окончательный

поворот к демократии в их политике произошел лишь тогда, когда они сами стали

объектом атаки со стороны оппозиции, придерживающейся антидемократических

убеждений.

Я не собираюсь осуждать немецких социал-демократов за то чувство

ответственности, которое они проявили, или даже за то благодушие, с которым они

обосновались в комфортабельных чи­новничьих креслах. Последнее является обычной

человеческой слабостью, первое же только делает им честь, что я и попытаюсь

продемонстрировать в последней части этой книги. Однако надо быть большим

оптимистом, чтобы принимать перечисленное вы­ше в качестве свидетельства

глубокой и неизменной приверженности социалистов демократической процедуре. В то

же время мне трудно придумать более удачные примеры, которые бы лучше

ил­люстрировали отношение социалистов к демократии, если только мы не согласимся

принять в качестве таковых русский и венгерский случаи, каждый из которых

представляет собой критическую комбинацию возможности захвата власти силой с

невозможностью сделать это демократическими средствами. Трудности, неизбежно

вырастающие перед нами, когда мы пытаемся отыскать проявления ничем

незамутненной приверженности социалистов демократическим идеалам, хорошо видны

на примере Австрии. Важность стоявших перед австрийскими социалистами проблем

далеко вы­ходит за рамки значимости самой страны благодаря исключительному

положению ведущей (неомарксистской) группы австрийской социал-демократии.

Австрийские социалисты действительно бы­ли привержены демократии в 1918 и 1919

гг., когда она еще не была, как это вскоре стало, средством самозащиты. Однако в

течение не­скольких месяцев, когда перспектива монополизации ими власти казалась

вполне достижимой, позиция многих из них была не столь однозначной. В то время

Фриц Адлер называл принцип большинства фетишизацией "капризов арифметики"

(Zufall der Arithmetik), а многие другие скептически пожимали плечами в ад­рес

демократических правил политической игры и демократических процедур. И все эти

люди отнюдь не были коммунистами, а подолгу состояли в рядах социалистической

партии. Когда большевизм установился в Венгрии, вопрос о выборе курса

австрийских социалистов стал особенно жгучим. Невозможно верно понять смысл

дискуссии того времени без учета того, что курс партии не­плохо описывался

следующим высказыванием: "Мы отнюдь не испытываем восторга от перспективы

вынужденного сдвига влево (= принятия советских методов). Но если уж нам

придется идти этим путем, мы пойдем по нему все как один" [На простом английском

языке это заявление одного из самых известных лидеров австрийских социалистов

означает, что они осознавали риск, связанный с установлением большевизма в

стране, полностью зависимой от капиталистических держав из-за остроты

продовольственного вопроса, стране, на пороге которой стояли французские и

итальянские войска, но если бы давление со стороны России через Венгрию стало

слишком сильным, они не допустили бы раскола в партии, а попытались бы привести

в большевистский лагерь все стадо.]. Эта оценка общей ситуации в стране и

грозящей партии опасности была вполне ра­зумной. Тем не менее здесь не слишком

заметна твердая приверженность демократическим принципам, приписываемая

социали­стам. В конце концов их отношение к демократической процедуре в корне

изменилось. Но эта перемена стала не результатом призна­ния собственных ошибок и

заблуждений и отказа от них, а лишь следствием венгерской контрреволюции.

Пожалуйста, не подумайте, что я обвиняю социалистов в неискренности или хочу

представить их в качестве никудышних демократов или исключительно беспринципных

интриганов и приспособленцев. Я убежден, что, несмотря на весь ребяческий

макиавеллизм, которому предаются некоторые их пророки, в основе своей

большинство социалистов были вполне искренни в своих убеждениях, особенно в том,

что касается пафоса их социальной борьбы. В конце концов людям свойственно

верить в то, во что они хотят верить и в чем непрерывно убеждают других. Что

касается демок­ратии, то социалистические партии являются в этом плане не

большими оппортунистами, чем любые другие; они просто под­держивают демократию,

если и когда она служит их идеалам или интересам и не более того. Чтобы читатели

не были шокированы подобными рассуждениями и не подумали бы, что подобная

аморальность воззрений достойна только черствых политических функционеров, мы

сейчас проведем в уме некий мысленный эксперимент, который в то же самое время

станет отправным пунктом нашего исследования сущности демократии.