Капитализм, социализм и демократия  

Раздел: Экономика и юриспруденция

Если же мы будем продолжать наше обсуждение на том уровне, на котором обычно

ведутся дискуссии вокруг Марксовой доктрины, то трудности будут все более

возрастать; и нам станут понятнее проблемы верных сторонников Маркса,

старающихся следовать по пути своего учителя. Начнем с того, что доктрин”

прибавочной стоимости не облегчает решение упомянутых выше проблем, порожденных

расхождением между трудовой теорией стоимости и обычными фактами экономической

реальности. На­против, она затрудняет его, поскольку согласно этой теории

постоянный капитал, т.е. капитал, не воплощенный в заработной плате, переносит в

продукт не больше стоимости, чем теряет ее в процес­се производства; больше

переносит только тот капитал, который воплощен в заработной плате, и,

следовательно, полученная при­быль должна колебаться в той мере, в какой это

касается фирм, в соответствии с органическим строением капитала. Маркс полагает,

что перераспределение общей "массы" прибавочной стоимости та­ким образом, чтобы

каждая фирма получила прибыль, пропорциональную ее общему капиталу, или чтобы

индивидуальные нормы прибыли были равны, осуществляется с помощью конкуренции

между капиталистами. Мы легко увидим, что эта трудность принадлежит к классу

надуманных проблем, которые всегда возника­ют при попытках создать недостаточно

обоснованную теорию В ней существует, однако, один элемент, который не является

неверным и понимание которого, каким бы туманным оно ни было, следует отнести к

заслугам Маркса. Вопреки мнению почти всех сегодняшних экономистов, тезис,

согласно которому произведенные средства производства приносят доход в условиях

совершен­но стационарной экономики, не является бесспорным. То, что на практике

это, как правило, действительно происходит, может объясняться тем фактом, что

экономика никогда не бывает стационарной. Марксом теория чистого дохода на

капитал могла бы быть истолкована как косвенный способ признания этого.], а ее

предлагаемое решение - к числу решений, продиктованных отча­янием.

Маркс, однако, не только полагал, что его решение способно объяснить установление

единой нормы прибыли и тот факт, что относительные цены товаров отклоняются от

их стоимостей, выраженных в трудовых затратах [Решение этой проблемы он дал в

рукописях, из которых его друг Энгельс собрал посмертный третий том "Капитала".

Следовательно, перед нами нет того, что Маркс, по всей вероятности, в конечном

счете хотел сказать. Благодаря этому большинство критиков не испытывали

колебаний, обвиняя его в том, что третий том явно противоречит доктрине,

изложенной в первом томе. На самом деле этот приговор несправедлив. Если мы

поставим себя на место Маркса, в чем и состоит наш долг при анализе подобного

вопроса, то нет ничего абсурдного в том, чтобы рассматривать прибавочную

стоимость как "массу", производимую общественным процессом производства в его

единстве, а все остальное - как процесс распределения этой массы. И если это не

является абсурдным, то вполне можно утверждать, что относительные цены товаров,

- как они выводятся в третьем томе, - вытекают из трудовой теории, изложенной в

первом томе. Следовательно, неверно утверждать, как это делают некоторые авторы

от Лексиса до Коула, что Марксова теория стоимости полностью оторвана от его

теории цен и ничего в нее не вносит. Однако Маркс, будучи оправдан в этом

пункте, мало что выигрывает от этого. Остаются еще достаточно серьезные

обвинения. Наилучшим вкладом в анализ всей проблемы соотношения стоимостей и цен

в Марксовой системе, - причем автор ссылается и на более успешные, хотя и не

столь захватывающие примеры решения этой контроверзы, - является труд Л. фон

Ворткевича "Определение стоимостей и цен в Марксовой системе" (L. von

Bortkiewicz. Wert rechnung und Preisrechnung in Marxschen System. "Archiv fur

Soziatwissenschaft und Sozialpolitik", 1907).]. Он считал, что его теория дает

объяснение и другому "закону", который занимал важное место в классической

доктрине, а именно положению о том, что норма прибыли имеет закономерную

тенденцию к понижению. Это логично следует из увеличения относительного значения

постоян­ной части совокупного капитала (т.е. зданий и оборудования) в от­раслях,

производящих те товары, на которые расходуется зарпла­та: если оно действительно

возрастает, как это и происходит в ходе капиталистической эволюции, а норма

прибавочной стоимости или степень эксплуатации остается прежней, тогда норма

дохода на совокупный капитал будет в целом понижаться. Этот аргумент вызвал

неимоверное восхищение и, возможно, сам Маркс относил­ся к нему с тем чувством

удовлетворения, которое мы испытыва­ем, когда оказывается, что наша теория

объясняет явление, которое не учитывалось при ее создании.

Было бы интересно обсудить это особо, независимо от тех ошибок, которые Маркс  делает при выведении этого закона. Но нам не стоит задерживаться на этом,

поскольку, чтобы опровергнуть этот аргумент, достаточно взглянуть на его

предпосылки. Однако сход­ное, хотя и не идентичное, утверждение характеризует

одну из важнейших "движущих сил" в Марксовой теории общественной дина­мики и

одновременно связывает теорию эксплуатации и другую часть Марксовой

аналитической системы, обычно именуемую "те­орией накопления".

Основную часть неправедных доходов, выжатых из эксплуати­руемого труда по  мнению некоторых последователей - все доходы, капиталисты превращают в капитал  - в средства производства. Если отбросить ассоциации, которые навязываются

Марксовой терминологией, речь, конечно, идет всего лишь об очень знакомом

явлении, описываемом обычно в терминах сбережений и инвести­ций. Для Маркса же

этого простого факта было недостаточно: если капиталистический процесс призван

был разворачиваться с неумолимой последовательностью, то этот факт должен был

стать час­тью этой последовательности, а это практически означало, что он должен

был стать необходимостью. И совсем недостаточно было допустить, чтобы эта

необходимость вырастала из социальной пси­хологии капиталистического класса,

например, как у Макса Вебера, который сделал пуританскую жизненную позицию - а

воздержа­ние от растраты прибылей на жизненные удовольствия, по всей ви­димости,

отлично вписывается в нее - причиной капиталистиче­ского поведения. Маркс

никогда не отвергал той поддержки, которую он мог извлечь из такого рода

аргументов [К примеру, он превосходит самого себя в разглагольствованиях на эту

тему, за­ходя, на мой взгляд, гораздо дальше, чем это позволительно автору

экономической интерпретации истории. Для класса капиталистов накопление может

быть "Моисеем и всеми пророками" (!), а может и не быть, в свою очередь подобные

пассажи способны поражать нас своей нелепостью, а могут и не поражать, но что

касается Маркса, то аргументы такого типа и выраженные в таком стиле

свидетельствуют об определенной их слабости, которую следовало бы скрывать [См.

Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 23. С. 608].]. Однако для его системы

нужно было нечто более существенное, что принуждало бы капиталистов накоплять

независимо от того, что они по этому поводу чувствуют, и что было бы достаточно

могуществен­ным, чтобы определять самую их психологию. И он находит эту причину.

Рассматривая далее природу этого принуждения к накоплению, я в целях удобства

соглашусь с одним пунктом Марксова учения: как и он, я буду исходить из того,

что сбережение, осуществляемое классом капиталистов, ipso facto (фактически -

лат.) означает соответствующее увеличение реального капитала [Для Маркса

сбережение или накопление идентично превращению "прибавоч­ной стоимости в

капитал". Это положение я не собираюсь оспаривать, хотя индивиду­альное

стремление к сбережению совсем не обязательно автоматически увеличивает Реальный

капитал. Марксова позиция представляется мне настолько более близкой к истине,

чем противоположная точка зрения, отстаиваемая многими моими современ­никами,

что я не думаю, что здесь стоит подвергать ее сомнению.]. Подобное всег­да

происходит в первую очередь с переменной частью совокупного капитала,

воплощаемого в заработной плате, даже если целью при этом является прирост

постоянной части, в особенности той части, воплощенной главным образом в

оборудовании, которую Рикардо называл основным капиталом. Обсуждая Марксову

теорию эксплуатации, я указывал, что в условиях совершенной конку­ренции доходы

от эксплуатации будут побуждать капиталистов расширять или хотя бы пытаться

расширять производство, поскольку, с точки зрения каждого из них, это будет

означать увели­чение прибыли.

Чтобы осуществить это, им надо накоплять. При этом массовым результатом такого

расширения станет тенденция к сниже­нию прибавочной стоимости вследствие

растущей заработной пла­ты, а также, возможно, в результате одновременного

падения цен на продукцию, что является прекрасным примером внутренне присущих

капитализму противоречий, столь любезных сердцу Маркса. Эта тенденция сама по

себе, в том числе и для индивиду­ального капиталиста, образует другую причину,

которая принуждает его накоплять [Вообще, конечно, из малого дохода сберегаться

будет меньше, чем из большого. Но из любой данной величины дохода будет

сберегаться больше тогда, когда не ожидается, что его уровень удержится надолго,

или предполагается его снижение, нежели в том случае, если известно, что этот

доход будет по крайней мере устойчиво держаться на данном уровне.], хотя в

конечном счете положение всего класса капиталистов в целом еще более ухудшается.

Возникает своего рода принуждение к накоплению даже в условиях стационарного - в

иных отношениях - процесса, который, как я говорил выше, не может достичь

устойчивого равновесия до тех пор, пока прибавоч­ная стоимость не сократится до

нуля, вследствие чего разрушится сам капитализм [До некоторой степени Маркс

признает это. Однако он полагает, что если зарплата растет и тем самым нарушает

процесс накопления, темпы последнего будут снижаться, "потому что этим

притупляется стимулирующее действие прибыли*. Следовательно, механизм

капиталистического процесса производства сам устраняет те преходящие

препятствия, которые он создает" [Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-e изд. Т. 23. С.

633]. Итак, эта тенденция механизма капиталистического производства к достижению

равновесия отнюдь не бесспорна, и любое суждение о ней требует по меньшей мере

тщательных уточнений. Но вот что интересно - мы посчитали бы подобное

утверждение самым что ни на есть немарксистским, если бы наткнулись на него в

работе какого-либо другого экономиста. В той мере, в какой оно выдерживает

критику, оно чрезвычайно ослабляет главное направление Марксовой аргументации. В

этом пункте, как и во многих других, Маркс обнаруживает, в какой поразительной

степени сохранил он на себе оковы современной ему буржуазной экономической

теории, от которых, по его представлениям, он избавился.].

Однако гораздо более важным и значительно более убедительным является совсем

другое. На самом деле капиталистическая экономика, разумеется, не является и не

может быть стационарной, и растет она вовсе не устойчивыми темпами. Она

непрерывно революционизируется изнутри благодаря новому предпринимательству,

т.е. благодаря внедрению в существующую на каждый данный момент времени

промышленную структуру новых това­ров, новых методов производства или новых

коммерческих возможностей. Любые существующие структуры, как и все условия

функционирования бизнеса, находятся в непрерывном процессе изменения. Любая

сложившаяся ситуация подрывается, прежде чем проходит время, достаточное, чтобы

она исчерпала себя. Экономический прогресс в капиталистическом обществе означает

беспорядок. И, как мы увидим в следующем разделе, в этом беспоряд­ке конкуренция

действует абсолютно иным образом, нежели в ус­ловиях стационарного процесса,

даже если последний характеризу­ется совершенной конкуренцией. Возможности

получения доходов благодаря производству новых предметов или тех же предметов,

но более дешевым способом непрерывно материализуются и тре­буют новых

инвестиций. Эти новые продукты и новые методы конкурируют со старыми продуктами

и методами не на равных ус­ловиях; первые имеют решающие преимущества,

означающие возможную смерть для вторых. Так осуществляется "прогресс" в

капиталистическом обществе. Чтобы не оказаться с непроданной продукцией, каждая

фирма в конце концов вынуждена следовать этому образцу, в свою очередь

инвестировать, и чтобы быть в состоянии делать это - вкладывать в производство

часть своих при­былей, т.е. накоплять [Это, конечно, не единственный способ

финансирования технологических улучшений. Но только он рассматривается Марксом.

Поскольку на самом деле он очень важен, мы можем следовать здесь за Марксом,

хотя другие методы, в особенности займы в банках, т.е. создание депозитов,

вызывают самостоятельные последствия, введение которых в исследование будет

действительно необходимым, для того чтобы на­рисовать верную картину

капиталистического процесса.]. В итоге накопляют все.

Итак, Маркс видел этот процесс индустриальных изменений более ясно, чем любой

другой экономист его времени. Еще более полно осознавал он его основополагающее

значение. Но это не означает, что он правильно понимал его природу и верно

анализировал его механизм. У него этот механизм проявлялся только лишь в

механике движения масс капитала. У него не было адекватной теории

предпринимательства, а неспособность отличить предприни­мателя от капиталиста

вместе с ошибочной теоретической методологией является источником многих ошибок

и non sequitur [Вывод, не соответствующий посылкам, нелогичное заключение

(лат.).]. Но са­мо по себе видение процесса было достаточным для достижения ряда

целей.

Non sequitur перестает быть убийственным недостатком, если то, что не вытекает

из Марксовой аргументации, может быть обоснова­но с помощью других предпосылок.

Даже явные ошибки и недора­зумения часто устраняются благодаря истинности общего

направления аргументации, по ходу которой они возникают, в частности, их можно

свести на нет на следующих этапах анализа, которые, с точки зрения критика, не

способного понять эту парадоксальную ситуацию, видимо, заранее осуждены без

права на апелляцию.

Ранее мы уже приводили подобный пример. Взятая сама по се­бе, Марксова теория

прибавочной стоимости не выдерживает кри­тики. Но поскольку капиталистический

процесс вызывает повторяющиеся волны временных избыточных доходов над

издержка­ми, - доходов, которые с точки зрения других теорий, придержи­вающихся

совсем немарксовой методологии, являются абсолютно правомерными, - то

оказывается, что следующий шаг в анализе Маркса, посвященный накоплению, не

обесценивается полностью его предыдущими ошибками. Равным образом не дает сам

Маркс удовлетворительного объяснения неизбежности накопления, которая столь

существенна для его аргументации. Однако большого вреда из недостатков его

объяснения не проистекает, поскольку мы можем сами, как это было показано выше,

предложить более удовлетворительный вариант, в котором среди прочего процесс

снижения нормы прибыли попадает на подобающее ему место. Совокуп­ной норме

прибыли на весь промышленный капитал в долгосроч­ном плане нет необходимости

падать ни от того, что постоянный капитал растет по отношению к переменному, как

считал Маркс [Согласно Марксу, прибыли, конечно же, могут снижаться и по другой

причине, а именно вследствие падения нормы прибавочной стоимости. Это может

происходить либо вследствие увеличения ставок заработной платы, либо сокращения,

например, благодаря законодательству о продолжительности рабочего дня. Можно

доказать, даже исходя из Марксовой теории, что это будет побуждать

"капиталистов" заменять Труд трудосберегающими капитальными благами и,

следовательно, также временно увеличивать инвестиции независимо от воздействия

со стороны новых товаров и тех­нического прогресса. Однако в эти проблемы мы не

можем вникать. Отметим лишь такой любопытный момент. В 1837 г. Нассау У.Сениор

опубликовал памфлет под названием "Письма о фабричном законодательстве", в

котором он попытался доказать, что предлагаемое сокращение продолжительности

рабочего дня приведет к уничтожению прибыли в текстильной промышленности. В

"Капитале" (Т. I. Гл. VII. § 3) Маркс превосходит самого себя в яростных

обвинениях, направленных против подобной трактовки последствий этого

законодательства. Аргументация Сениора на са­мом деле весьма нелепа. Но Марксу

не следовало бы так ожесточенно с ней сра­жаться, поскольку она совершенно в

духе его собственной теории эксплуатации.], ни по какой другой причине.

Достаточно того, как мы видели вы­ше, что прибыли каждого индивидуального

предприятия непре­рывно угрожает реальная или потенциальная конкуренция со

стороны новых товаров или методов производства, которые рано или поздно

превратят ее в убыток. Так мы получаем требуемую движу­щую силу и даже нечто

сходное с тем утверждением Маркса, согласно которому постоянный капитал не

создает прибавочной стоимости, поскольку никакое конкретное скопление

капитальных товаров никогда не является источником дополнительных доходов. При

этом нам не надо опираться на сомнительную часть его аргу­ментации.

Другой пример дает следующее звено в цепи Марксовой аргу­ментации, его "теория

концентрации", т.е. его рассмотрение тен­денции капиталистического процесса

производства одновременно к увеличению размеров промышленных предприятий и

формированию центров контроля. Все, что он в состоянии предложить в качестве

объяснения [Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 23. С. 398-406.], - если

очистить его от всевозможных фигу­ральных выражений, - сводится к малоинтересным

утверждени­ям о том, что "конкурентная борьба ведется посредством удешевления

товаров", которое "зависит ceteris paribus [при прочих равных условиях] от

производительности труда"; что последняя определя­ется масштабами производства и

что "мелкие капиталы побивают­ся более крупными"[Этот вывод, часто определяемый

как теория экспроприации, является у Маркса единственной чисто экономической

основой той борьбы, посредством которой капиталисты уничтожают друг друга.].

Почти то же самое сообщают по этому воп­росу нынешние учебники, и это само по

себе не является ни глубоким по содержанию, ни заслуживающим восхищения. Этого

недостаточно особенно потому, что Маркс делает в своем исследовании

исключительный акцент на размере индивидуальных "капиталов". Что же касается

описания последствий, Маркс оказывается скован­ным своей собственной техникой

анализа, которая не позволяет эффективно анализировать ни монополию, ни

олигополию.

И все же восхищение этой теорией, проявляемое со стороны столь большого числа

экономистов, не принадлежащих к его последователям, вполне оправданно. По одной

только причине: предсказать пришествие крупного бизнеса, учитывая времена, в

которые писал Маркс, было само по себе научным достижением. Но он сделал больше

этого. Он искусно связал концентрацию с процессом накопления; точнее,

концентрацию он рассматривал как часть накопления и не только как часть

процесса, идущего в реальной действительности, но и как его логику. Многие

последствия - пусть в односторонней или искаженной интерпретации - он уловил

верно - например то, что "растущий размер индивидуальных капиталов становится

материальной основой непрерывной революции в самом способе производства" и т.п.

Он наэлектризовал атмосферу, окружающую этот феномен, на­полнив ее классовой

борьбой и политикой. Одного этого было бы достаточно, в особенности для людей

без всякого собственного воображения, чтобы возвысить его концепцию над сухими

экономи­ческими теоремами, имеющими отношение к той же теме. И самое главное, он

был способен идти напролом, не обращая внимание на несоответствующие его теории

мотивы поведения отдельных уча­стников этого представления, что с точки зрения

профессионалов свидетельствует об отсутствии строгости в его аргументации,

поскольку в конце концов индустриальные гиганты фактически бы­ли уже на подходе,

а вместе с ними и та общественная ситуация, которую им предстояло создать.