Капитализм, социализм и демократия  

Раздел: Экономика и юриспруденция

Думаю, что большинство изучающих политику к настоящему времени уже согласились с

критикой классической доктрины де­мократии, содержащейся в предыдущей главе. Я

думаю также, что большинство из них согласны или вскоре согласятся принять иную

теорию, которая гораздо более правдоподобна и в то же время включает в себя

очень многое из того, что приверженцы демократического метода в действительности

имеют в виду под этим термином. Как и классической теории, ей можно дать краткое

определение.

Будем помнить, что основной проблемой классической теории было утверждение, что

у "народа" есть определенное и рациональное мнение по каждому отдельному вопросу

и что мнение это реализуется в условиях демократии путем выбора

"представителей", которые следят за тем, чтобы это мнение последовательно

претворялось в жизнь. Таким образом, выбор представителей вторичен но отношению

к первичной цели демократического устройства, а именно: наделить избирателей

властью принимать политические решения. Предположим, мы поменяем роли этих двух

элементов и сделаем решение проблем избирателями вторичным но отношению к

избранию тех, кто будет принимать решения. Другими словами, будем считать, что

роль народа состоит в создании прави­тельства или посреднического органа,

который в свою очередь формирует национальный исполнительный орган или

правительство [Неискреннее слово "исполнительный" на деле указывает в неверном

направлении. Однако этого не произойдет, если мы будем использовать его в том

смысле, в ка­ком мы говорим об "управляющих" в корпорации, которые делают

значительно больше, нежели просто "исполняют" волю держателей акций.

(По-английски термины "исполняющий" и "управляющий" в данном контексте

передаются одним и тем же словом - "executive". - Прим.ред.)]. Итак, определим:

демократический метод - это такое институциональное устройство для принятия

политических решений, в котором индивиды приобретают власть принимать решения

путем конкурентной борьбы за голоса избирателей.

Объясняя и обосновывая эту идею, мы незамедлительно пока­жем, что оно как в силу правдоподобности посылок, так и благодаря логической обоснованности  предположений значительно улучшает теорию демократического процесса.

Прежде всего у нас есть достаточно эффективный критерий, при помощи которого

демократические правительства можно отличить от прочих. Мы видели, что

классическая теория сталкивается с трудностями в подобном разграничении,

поскольку воле и благу народа могут служить, и во многих исторических ситуациях

служили, правительства, которые нельзя назвать демократическими в соответствии с

любым из общепринятых смыслов этого слова. Теперь мы в несколько лучшем

положении, поскольку решили делать акцент на modus procedendi [процедуре -

лат.], наличие или отсутствие которого в большинстве случаев легко проверить

[Однако ниже обратите внимание на пункт 4.].

Например, при парламентарной монархии типа английской наш критерий демократии

выполняется, поскольку монарх может назначить членами кабинета лишь тех людей,

которых выберет парламент. В то же время "конституционная" монархия не является

демократической, поскольку электорат и парламент обладают всеми правами, которые

у них есть при парламентарной монархии, но с одним решающим исключением: у них

нет власти назначать правительство. Министры в данном случае являются слугами

монарха и по названию, и по сути и в принципе могут быть им назначены или

уволены. Такое устройство может удовлетворять народ. Избиратели могут

подтвердить этот факт, голосуя против любых изменений. Монарх может быть

настолько популярен, что сумеет нане­сти поражение любому сопернику в борьбе за

верховную власть. Но поскольку не существует механизма, делающего такую борьбу

эффективной, данный случай не подпадает под наше определение.

Во-вторых, теория, заключенная в этой дефиниции, дает нам возможность воздать

должное жизненно важному феномену ли­дерства. Классическая теория этого не

делает. Вместо этого она, как мы видели, приписывает избирателям совершенно

нереальную степень инициативы, практически игнорируя лидерство. Но почти во всех

случаях коллективное действие предполагает лидерство - это доминирующий механизм

почти любого коллективного действия, более значительного, чем простой рефлекс.

Утверждения о функционировании и результатах демократического метода, которые

принимают это во внимание, гораздо реалистичнее тех, которые этого не делают.

Они не ограничиваются исполнением volonte generale [общей воли?], но

продвигаются к объяснению того, откуда она возникает и как подменяется или

подделывается. То, что мы обозначили термином "Подделанная воля", не находится

более за рамками теории, отклонением, отсутствия которого мы так страстно

желаем. Он входит в основу, как это и должно быть.

В-третьих, поскольку вообще существует воля группы, - например, желание

безработных получить пособия но безработице или стремление других групп помочь

им, - наша теория ее не отрица­ет. Напротив, теперь мы можем рассматривать

именно ту роль, которую эти волеизъявления играют на самом деле. Они, как

прави­ло, не предъявляются непосредственно. Даже если групповые устремления

сильны и определенны, они остаются скрытыми часто на протяжении десятилетий, до

тех пор, пока их не вызовет к жизни какой-нибудь политический лидер, превращая в

политические факторы. Он делает это, точнее, его агенты делают это для него,

организуя волеизъявления, усиливая их и в конце концов включая в соответствующие

пункты своих предложений. Взаимодействия между групповыми интересами и

общественным мнением и способом, которым они создают то, что мы называем

политической ситуацией, под таким углом зрения видны в новом, более ясном

све­те.

В-четвертых, наша теория, конечно, не более определенна, чем само понятие борьбы

за лидерство. Это понятие представляет труд­ности, аналогичные тем, которые

вызывает понятие конкуренции в экономической сфере; их не без пользы можно

сравнить. В экономической жизни конкуренция никогда полностью не отсутствует, но

едва ли когда-либо существует в совершенном виде [ Во второй части книги мы

приводим примеры проблем, возникающих на этой почве.]. Точно так же в

политической сфере постоянно идет борьба, хотя, возможно, лишь потенциальная, за

лояльность избирателей. Объяснить это можно тем, что демократия использует некий

признанный метод ведения конкурентной борьбы, а система выборов - практически

единственно возможный способ борьбы за лидерство для общества любого размера.

Хотя это и исключает многие из способов обеспечения лидерства, которые и следует

исключить [Это также исключает методы, которыми не следует пренебрегать,

например завоевание политического лидерства в результате молчаливого согласия

людей или пу­тем выборов quasi per inspirationem [как бы по вдохновению - лат.].

Последний слу­чай отличается от выборов путем голосования только технически, но

и первый способ имеет определенное значение даже в современной политике; власть,

необходимая партийному боссу внутри ем партии, основана на молчаливом признании

его лидерства. Однако эти детали можно опустить в подобной схеме.], например

борьбу за власть путем вооруженного восстания; это не исключает случаев, весьма

похожих на экономические явления, которые мы обознача­ем как "несправедливую"

или "мошенническую" конкуренцию или ограничения конкуренции. Исключить их мы не

можем, поскольку если бы мы это сделали, то остались бы с неким весьма далеким

от реальности идеалом [Как и в экономической сфере, некоторые ограничения

включены в правовые и моральные принципы общества.]. Между этим идеальным

случаем и случа­ями, когда любая конкуренция с существующим лидером

предотвращается силой, существует непрерывный ряд вариантов, в пределах которого

демократический метод правления незаметно, мельчайшими шагами, переходит в

автократический. Но если мы стремимся к пониманию, а не к философствованию, это

так и должно быть. Таким образом, ценность нашего критерия существенно не

снижается.

В-пятых, наша теория, похоже, объясняет существующее отношение между демократией

и индивидуальной свободой. Если под последней мы понимаем существование сферы

индивидуального самоуправления, границы которого исторически изменяются, - ни

одно общество не терпит абсолютной свободы, даже абсолютной свободы сознания или

слова, и ни одно общество не ограничивает ее до нуля, - то в данном случае речь

идет о степени свободы. Мы видели, что демократический метод не обязательно

гарантирует больший объем индивидуальной свободы, чем любой другой позволил бы в

аналогичных обстоятельствах. Это вполне может быть и наоборот, но тем не менее

эти два явления соотносятся друг с другом. Если по крайней мере в принципе

каждый волен бороться за политическое лидерство [Волен в данном случае, в том же

смысле, в котором каждый волен открыть еще одну прядильную фабрику.], выставляя

свою кандидатуру перед избирателями, это в большинстве случаев, хотя и не

всегда, означает значительную долю свободы дискуссий для всех. В частности, это,

как правило, подразумевает значительную свободу прессы. Это соотношение между

демократией и свободой не является абсолютно строгим, им можно манипулировать.

Однако, с точки зрения ин­теллектуала, оно тем не менее очень важно. В то же

время об этом соотношении практически больше нечего сказать.

В-шестых, следует учитывать, что, считая формирование правительства первичной

функцией избирателей (прямо или через посреднический орган), я предполагал

включить в эту фразу также и функцию его роспуска. Первая означает просто

согласие принять лидера или группу лидеров, вторая - отказ от этого согласия.

Это обращает внимание на один элемент, которого читатель, возмож­но, не заметил.

Он мог подумать, что избиратели контролируют правительство точно так же, как и

приводят его к власти. Но поскольку избиратели, как правило, могут

контролировать своих политических лидеров лишь через отказ переизбрать их или

парла­ментское большинство, их поддерживающее, это, по-видимому, ограничивает

возможность контроля до уровня, зафиксированного в нашем определении. Время от

времени происходят внезапные резкие изменения, приводящие к падению

правительства или от­дельного министра либо вынуждающие предпринять определенные

действия. Но подобные случаи не только исключительны, они, как мы увидим,

противоречат духу демократического метода.

В-седьмых, наша теория проливает столь необходимый свет на старое противоречие.

Любой, кто принимает классическую доктри­ну демократии и, следовательно,

полагает, что демократический метод должен гарантировать, что проблемы решаются

в соответст­вии с волей народа, должен быть поражен тем фактом, что, даже если

эта воля выражена вполне определенно, принятие решений простым большинством во

многих случаях исказит ее, а не воплотит в жизнь. Вполне очевидно, что воля

большинства есть воля большинства, а не воля "народа". Приравнять в определении

одно к другому не означает решить проблему. Однако попытки прийти к

действительному решению были сделаны авторами различных планов

"пропорционального представительства".

Планы эти подверглись резкой критике из практических соображений. В самом деле,

очевидно, что пропорциональное предста­вительство не только сделает возможными

утверждение разных типов идиосинкразии, но в условиях демократии может помешать

формированию эффективного правительства и, таким образом, оказывается опасным в

периоды напряженности [Данный аргумент против пропорционального

представительства был обоснован профессором Ф.А.Херменсом (F.A. Hermens) в

статье "Троянский конь демократии" в "Social Research" за ноябрь 1938 г.]. Но

прежде чем делать заключение о том, что демократия становится недееспособной,

если се принцип соблюдается последовательно, хорошо было бы задать себе вопрос,

действительно ли этот принцип предполага­ет пропорциональное представительство.

На самом деле это не так. Если признание лидерства является истинной функцией

голосова­ния избирателей, доводы в пользу пропорционального представи­тельства

рушатся, поскольку его предпосылки более не действуют. Принцип демократии в

таком случае означает просто, что бразды правления должны быть переданы тем, кто

имеет поддержку большую, чем другие конкурирующие индивиды или группы. В свою

очередь это гарантирует статус системы большинства в рамках логики

демократического метода, хотя мы можем ее критиковать с точки зрения, выходящей

за пределы этой логики.