Капитализм, социализм и демократия  

Раздел: Экономика и юриспруденция

Некоторые выводы из предыдущего анализа

Теория конкурентного лидерства дала удовлетворительное объяснение фактам  демократического процесса. Поэтому естественно, что мы будем ее использовать для

того, чтобы разгадать тайну соотношения демократии и социалистического порядка.

Как было сказано выше, социалисты утверждают не только то, что они совместимы;

они заявляют, что демократия предполагает социализм и что не может быть

подлинной демократии кроме как при социа­лизме. С другой стороны, читатель не

может не знать по крайней мере нескольких из многочисленных памфлетов,

опубликованных в этой стране за последние несколько лет и говорящих о том, что

плановая экономика, не говоря уже о полном социализме, совершенно несовместима с

демократией. Обе точки зрения, конечно, легко понять, помня о психологической

подоплеке спора и естественном желании спорящих сторон обеспечить поддержку

людей, громадное большинство которых пламенно верит в демократию. Но давайте

зададим вопрос: где же истина?

Анализ, проведенный в этой и предыдущих частях книги, легко дает нам ответ.

Между социализмом, как мы его определили, и демократией в нашем определении не

существует обязательных отношений: одно может существовать без другого. В то же

время нет и несовместимости: при соответствующей социальной среде

социалистическая машина может работать на демократических принци­пах.

Но отметим, что эти простые утверждения зависят от того, как мы определяем

социализм и демократию. Следовательно, наши выводы означают меньше, чем то, или

не совсем то, что имеют в виду обе спорящие стороны. Кроме того, неизбежно

возникает следующий вопрос: будет ли демократический метод работать лучше при

социалистическом режиме но сравнению с капиталистическим? По этому вопросу нам

предстоит дать еще немало объяснений. Это будет сделано во второй части этой

главы. Сейчас мы рас­смотрим некоторые следствия из нашего анализа

демократического процесса.

В первую очередь в соответствии с принятой нами точкой зрения демократия не

означает и не может означать, что народ непосредственно управляет, если

употреблять слова "народ" и "управлять" в любом из известных значений.

Демократия значит лишь то, что у народа есть возможность принять или не принять

тех людей, которые должны им управлять. Но поскольку народ может это решить

совершенно недемократическими способами, мы вынуж­дены были сузить наше

определение, добавив дополнительный критерий, определяющий демократический

метод, а именно свободную конкуренцию за голоса избирателей между претендентами

на роль лидеров. Один из аспектов этого можно выразить, сказав, что демократия -

это правление политиков. Необычайно важно ясно понимать, что под этим

подразумевается.

Многие толкователи демократической доктрины изо всех сил отрицали

профессиональный характер политической деятельности. Они упорно и подчас

страстно утверждали, что политика не должна быть профессией и что демократия

вырождается, если она становится таковой. Но это лишь идеология. Верно, что,

скажем, бизнесмены или юристы могут быть избраны в парламент и даже иногда

занимать в нем посты и при этом оставаться прежде всего бизнесменами или

юристами. Верно и то, что многие, став в первую очередь политиками, продолжают

зарабатывать на жизнь дру­гим способом [Тому, конечно, есть множество примеров.

Особенно поучителен пример юристов во французских chambrе [палате депутатов] и

sеnat [сенате]. Некоторые из выда­ющихся политических лидеров были также

великими адвокатами: вспомните, например, Вальдека-Руссо и Пуанкаре. Но, как

правило (если мы решим игнорировать слу­чаи, когда юридические фирмы чудесным

образом работают сами по себе, когда один из партнеров фирмы - ведуний политик и

часто избирается на политические посты) успех в суде и политический успех не

сочетаются.]. Но обычно личный успех в политике больше, чем случайное возвышение

на пост в кабинете, предполагает сосредоточение сил и профессионализацию и

оттесняет другие виды деятельности политика на второй план. Если мы хотим честно

взгля­нуть в лицо фактам, мы должны признать, что в современных де­мократиях

любого типа, кроме швейцарской, политика неизбежно является профессиональным

занятием. Это в свою очередь влечет за собой признание ясного профессионального

интереса у отдельного политика и группового интереса у всех профессиональных

политиков как таковых. Очень важно ввести этот фактор в нашу теорию. Если мы

примем это во внимание, многие загадки будут разгаданы [Cледует обратить

внимание, как этот спор связан с нашим анализом позиции и поведения

интеллектуалов в главе XII.]. В частности, мы немедленно перестанем удивляться,

почему политики перестают служить групповым интересам своего класса или групп, с

которыми они лично связаны. Не может быть серьезным политиком тот, кто не выучил

на всю жизнь изречение, приписываемое одному из наиболее преуспевших политиков в

ис­тории: "Чего не понимают бизнесмены, так это того, что я торгую голосами

точно так же, как они торгуют нефтью" [Такую точку зрения часто не одобряют как

поверхностную и циничную. Я, на­против, считаю, что легкомысленно или цинично

выказывать неискренне почтение к лозунгам, по поводу которых политики в своем

кругу обмениваются улыбкой авгу­ров. Наша точка зрения не столь уничижительна

для политика, как это может показаться. Она не исключает идеалов или чувства

долга. Аналогия с бизнесменом снова поможет нам внести ясность. Как я говорил в

другом месте, каждый экономист, который знает реальную жизнь бизнеса, прекрасно

знает, что чувство долга и идеалы общественной пользы и эффективности играют

определенную роль в формировании поведения бизнесмена. И все же экономисты имеют

право основывать свои объяснения на схеме, в основе которой лежат мотивы

прибыли.].

У нас нет никаких причин полагать, что положение улучшится или ухудшится при

социалистической организации общества. Врач или инженер, который хочет преуспеть

в роли врача или инженера, представляет один тип человека с определенными

интересами; врач или инженер, который хочет реформировать инс­титуты своей

страны, представляет другой тип с другими интере­сами.

Во-вторых, изучающие политические организации всегда ис­пытывали сомнения

относительно административной эффективности демократии в больших и сложных

обществах. Эти сомнения, в частности, были вызваны тем, что по сравнению с

другими способами устройства эффективность демократического правительст­ва

неизбежно снижается из-за гигантских вынужденных потерь энергии, которые

навязываются лидерам нескончаемой борьбой в парламенте и вне его. Она снижается

еще больше из-за необходи­мости приспосабливать политику к требованиям

политической борьбы. Оба утверждения не вызывают сомнений. Оба они всего лишь

следствия, вытекающие из наших предыдущих утверждений относительно того, что

демократический метод производит законодательство и управление только как

побочный продукт борьбы за политическую власть.

Представьте себе, например, положение премьер-министра. Там, где правительства

столь нестабильны, как во Франции с 1871 г. до краха 1940 г., его внимание

должно быть почти исключительно поглощено задачей, которая похожа на построение

пирамиды из бильярдных шаров. Только наиболее выдающиеся личности в та­ких

условиях имеют силы на текущую административную работу над законопроектами и

т.д.; только такие исключительные люди могут завоевать авторитет у подчиненных

им чиновников, которым, как и всем остальным, известно, что их начальник долго

не продержится. Конечно, в английской модели все отнюдь не так плохо.

Нестабильные коалиционные правительства являются исключением, обычно

правительство может рассчитывать на пять или шесть лет жизни. Министры могут

обосноваться в своих каби­нетах, и парламенту не так-то легко выбить их из

седла. Но это не означает, что они не принимают участия в борьбе. Конкуренция

всегда присутствует, и если правительства постоянно не борются за свою жизнь, то

это только потому, что, как правило, им удастся от­бить текущие атаки, не

допустив их до опасного рубежа. Премьер-министр должен постоянно пристально

наблюдать за своими оп­понентами, постоянно руководить своими последователями,

быть готовым закрыть брешь, которая может образоваться в любую ми­нуту, держать

под контролем обсуждение законопроектов, контролировать свой кабинет - и все это

в таких объемах, что можно ска­зать, что во время сессии парламента у него в

лучшем случае оста­ется пара утренних часов на то, чтобы обдумать положение

вещей, и на реальную работу. Отдельные неудачи и поражения правительства в целом

нередко происходят из-за перегруженности и усталости лидера или лидеров

[Приведем зловещий пример: ни один из изучающих причины мировой войны 1914-1918

гг. не может не поразиться пассивности английского правительства с момента

убийства эрцгерцога до объявления войны. Не то, чтобы не предпринималось попыток

избежать пожара. Но они были исключительно неэффективны и совершенно не

соответствовали имевшимся возможностям. Конечно, это можно объяснить тем, что

правительство Асквита на самом деле не стремилось избежать войны. Но если

признать эту гипотезу неудовлетворительной, - а я считаю, что это следует

сделать, - то мы приходим к другой гипотезе: возможно, госпола со скамьи

министров были так заняты своей политической игрой, что не почувствовали

опасности международного положения до тех пор, пока не стало уже слишком

поздно.]. Вполне правомерен вопрос, как лидер может взять на себя руководство и

наблюдение за административным организмом, т.е., по сути дела, охватить все

проблемы экономической жизни?

Но пустая трата энергии правительства - это еще не все. Непрекращающаяся

конкурентная борьба за получение поста или удержание его входит во все

политические соображения и приводит к искажению, столь блестяще названному

"торговлей голоса­ми". Дело в том, что в условиях демократии правительство

долж­но в первую очередь заботиться о политической ценности полити­ки,

законопроекта или административного акта, - это означает, что сам факт, который

обеспечивает соблюдение демократического принципа зависимости правительства от

голосования парла­мента и избирателей, вполне может исказить и отношение голосов

"за" и "против". В частности, это навязывает людям, которые находятся у руля или

около него, краткосрочный взгляд на все проблемы и делает необычайно трудным для

них служение перс­пективным интересам нации, которые могут потребовать упорной

работы ради далеких целей; например, есть опасность вырождения внешней политики

в продолжение внутренней. И это, конеч­но, не облегчает проведение рациональной

политики. Меры, которые принимает правительство, имея в виду политические

возможности, не обязательно приведут к результатам, наилучшим для нации.

Таким образом, премьер-министра в условиях демократии можно уподобить всаднику,

который так старается удержаться в седле, что не может спланировать свой путь,

или генералу, на­столько озабоченному тем, чтобы заставить армию выполнять его

приказы, что он вынужден позабыть о стратегии. И это факт, который не могут

опровергнуть никакие оправдания, необходимо че­стно признать, что в некоторых

странах, таких, как Франция и Ита­лия, это было одним из источников

распространения антидемократических настроений.

Для начала отметим, что те случаи, в которых эти последствия оказываются

невыносимыми, часто пытаются объяснить тем, что данная структура общества якобы

не доросла до демократических институтов. Как показывают примеры Италии и

Франции, эти неприятности могут случиться в странах, которые гораздо более

цивилизованны, чем некоторые другие страны, которые успешно справились с этой

задачей. Но тем не менее тяжесть критики сводится здесь к утверждению, что

удовлетворительная работа демок­ратического метода возможна при выполнении

определенных условий. Ниже мы рассмотрим этот вопрос.

Далее, стоит вопрос об альтернативе. Описанные нами слабости, очевидно,

присутствуют и в недемократических моделях. Прокладывание дороги к руководящим

постам, скажем, в суде может потребовать почти столько же энергии и исказить

взгляды человека на некоторые вопросы почти так же сильно, как политическая

борьба в условиях демократии, хотя эти потери энергии или изменения взглядов не

проявляются так открыто. Таким образом, пыта­ясь сравнить различные механизмы

правления, мы должны учи­тывать многие другие факторы, помимо институциональных

принципов.

Более того, некоторые из нас скажут в ответ на критику, что более низкий уровень

эффективности правительства может быть и есть то, что нам нужно. Мы, конечно, не

хотим быть объектами эффективной диктатуры, простым материалом для сложных игр.

Такой орган, как Госплан, вероятно, невозможен сейчас в Соединенных Штатах. Но

не доказывает ли это, что, как и русский Госплан, его гипотетический аналог в

этой стране нарушил бы дух и органи­ческую структуру общества?

Наконец, можно ослабить давление на лидеров с помощью соответствующих

институциональных структур. Хорошим примером является здесь американская

система. Американский "премьер-министр", без сомнения, должен следить за ходами

на поли­тической шахматной доске. Но он не несет ответственность за каждый

отдельный шаг. Не принимая участия в заседаниях кон­гресса, он по крайней мере

свободен от связанного с этим физи­ческого напряжения. У него есть все

возможности беречь свои силы.

В-третьих, наш анализ в предыдущей главе рельефно очерчи­вает проблему качеств

человека, который избирается на позицию лидера в соответствии с демократической

процедурой. Едва ли стоит напоминать хорошо известный аргумент по этому поводу:

демократический метод создаст политиков-профессионалов, которых затем превращает

в администраторов-любителей и "государствен­ных деятелей". Поскольку они сами не

обладают всеми качества­ми, необходимыми для решения стоящих перед ними задач,

они, говоря словами лорда Маколея, назначают "судей, не знающих за­конов, и

дипломатов, не говорящих по-французски", которые разрушают государственную

службу и мешают лучшим людям, в ней работающим. Однако еще печальнее другое: те

свойства интеллек­та и характера, которые присущи хорошему кандидату, не

обяза­тельно необходимы хорошему администратору, и отбор на основа­нии успехов

на выборах может не дать дороги людям, которые мог­ли бы добиться успеха на

вершине власти. И даже если победители на выборах сумеют добиться успехов на

своих постах, эти успехи вполне могут быть неудачами для нации. Политик, если он

силен в тактике, в состоянии успешно пережить любое число сделанных им

административных ошибок.

Во всем этом есть элементы истины, но есть и смягчающие обстоятельства. В

частности, в пользу демократии говорит возмож­ность рассмотрения альтернатив: ни

одна система отбора людей в любой социальной сфере - возможно, за исключением

конкурентной капиталистической экономики - не основана исключительно на проверке

деловых способностей, подобно тому, как из беговых лошадей выбирают участников

скачек в Дерби. Хотя и в разной степени, все общественные системы высоко

оценивают и другие качества, которые часто препятствуют выполнению работы. Но

мы, пожалуй, можем пойти и дальше. То, что обычно политиче­ский успех ничего не

говорит о человеке, и каждый политик - это всего лишь дилетант, не совсем верно.

Есть одна вещь, которую он знает профессионально, а именно как обращаться с

людьми. И по крайней мере в большинстве случаев способность завоевать пози­цию

политического лидера связана с сильным характером и други­ми способностями,

которые полезны премьер-министру. В конце концов в потоке, который несет

человека к управлению страной, много подводных камней, которые довольно

эффективно препятствуют продвижению идиота или болтуна.

В таких вопросах абстрактные доводы обычно не приводят к определенным

результатам - этого нам и следовало ожидать. Гораздо более любопытно и важно,

что фактические свидетельства, по крайней мере на первый взгляд, не являются

убедительными. Нет ничего легче, чем составить впечатляющий список неудач

демок­ратического метода, особенно если мы включим в рассмотрение не только

случаи развала или крушения планов, но и те ситуации, когда страна жила здоровой

и процветающей жизнью, но полити­ческий сектор явно работал хуже других. Но

столь же легко привести не менее впечатляющие свидетельства в пользу политиков.

Можно привести выдающийся пример: во времена античности война не была "делом

техники", каковым она стала в последнее время. Тем не менее можно подумать, что

способность добиться успеха в войне даже и тогда была очень мало связана со

способностью добиться избрания на политический пост. Все римские военачальники

времен Республики, однако, были политиками и все они получали командование

непосредственно через выборные должности, которые они занимали в то время или

ранее. С этим было свя­зано несколько ужасных поражений. Но в целом эти

политики-солдаты замечательно делали свое дело.

В чем причина этого? На этот вопрос может быть только один ответ.