Капитализм, социализм и демократия  

Раздел: Экономика и юриспруденция

Идеология классического социализма - отпрыск буржуазной идеологии. В  частности, она полностью разделяет рационалисти­ческую и утилитарную подоплеку  последней, и многие идеи и идеалы, вошедшие в классическую доктрину демократии.

Социали­сты действительно не испытали трудностей, присвоив эту часть буржуазного

наследия и заявив, что те элементы классической док­трины, которые социализм не

смог воспринять, - упор на защиту частной собственности, например, - в

действительности противоречат ее фундаментальным принципам. Подобные доктрины

могут сохраняться даже при совершенно недемократических формах социализма, и мы

можем быть уверены, что писаки и фарисеи построят мостик из соответствующих фраз

через любую пропасть между доктриной и действительностью. Но нас интересует

практи­ка, а именно судьба демократической практики при социализме с точки

зрения доктрины конкурентного лидерства. Следовательно, поскольку мы видели, что

недемократический социализм вполне возможен, вопрос опять-таки состоит в том,

насколько социализм подходит для демократического метода, если будет сделана

попытка его применения.

Главное - понять следующее. Ни один ответственный человек не может невозмутимо

взирать на последствия распространения демократического метода, т.е., так

сказать, сферы "политики", на все экономические дела. Веря, что демократический

социализм означает именно это, такой человек, естественно, придет к выводу, что

демократический социализм должен потерпеть поражение. Но это не обязательно. Как

отмечалось выше, расширение области государственного управления не обязательно

предполагает соответствующее расширение сферы политического управления.

Предположительно, государственное управление может быть настолько расширено, что

поглотит экономическую жизнь нации, тогда как политическое управление все еще

останется в рамках, определенных ограничениями демократического метода.

Отсюда, однако, следует, что в социалистическом обществе эти ограничения вызовут

гораздо более серьезную проблему. Дело в том, что в социалистическом обществе не

хватает автоматических ограничений, налагаемых на политическую сферу в

буржуазной системе. Кроме того, в социалистическом обществе невозможно будет

долее утешаться мыслью, что недостатки политической процедуры в конечном итоге

являются оборотной стороной гарантированной свободы. Отсутствие эффективного

управления приведет к отсутствию хлеба. Однако агенты, которые должны запускать

экономическую машину, - Центральный орган, который мы упомянули в третьей части,

как и подчиненные органы, которым доверено управление отдельными отраслями

промышленности или концернами, - могут быть организованы и укомплектованы

кадрами таким образом, чтобы в выполнении текущих обязанностей быть достаточно

независимыми от вмешательства политиков, или, если на то пошло, беспокойных

комитетов граждан, или, наконец, их собственных работников. Иначе говоря, они

могут быть достаточно далеки от атмосферы политической борьбы, так что им

присущи лишь те недостатки, которые ассоциируются у нас с понятием "бюрократия".

И даже они могут быть значительно ограничены при должной концентрации

ответственности индивидов и системе хорошо продуманных стимулов и наказаний,

среди которых важнейшая часть - назначения и продвижение по службе.

Серьезные социалисты, когда они не занимались агитацией и были настроены

ответственно, всегда осознавали чту проблему и тот факт, что "демократия" ее не

решает. Любопытную иллюстра­цию представляют дискуссии в Германской комиссии но

социали­зации (Sozialisierungs Kommission). В 1919 г., когда

Социал-демокра­тическая партия Германии решительно выступила против большевизма,

наиболее радикальные из се членов все еще верили, что некоторая степень

социализации неизбежна в силу практической необходимости, и в связи с этим была

назначена комиссия для того, чтобы определить ее цели и методы. Она не состояла

исключительно из социалистов, но социалистическое влияние было доми­нирующим.

Председателем был Карл Каутский. Конкретные рекомендации были выработаны только

по угольной промышленности, но принятые под собирающимися тучами

антисоциалистических настроений, не очень интересны. Гораздо интереснее точки

зрения, которые возникли в ходе обсуждения, тогда, когда все еще превалировали

более честолюбивые надежды. Идея, что управля­ющие заводов должны избираться их

работниками, была откровенно и единодушно осуждена. Рабочие комитеты, возникшие

во время общего развала, были объектами неприязни и подозрения. Комиссия,

которая старалась как можно дальше отойти от популярных идей "промышленной

демократии"[Промышленная или экономическая демократия - это словосочетание

фигурирует в стольких квазиутопиях, что в нем сохранилось очень немного точного

смысла. В основном, я думаю, этот термин означает две вещи: во-первых,

господство профсоюзов в промышленных отношениях; во-вторых, демократическое

преобразование монархической организации фабрики через представительство рабочих

в советах или другие меры, рассчитанные на обеспечение их влияния при внедрении

технических новшеств, общую политику предприятия и, конечно, дисциплину на

конкретном заводе, включая методы найма и увольнения. Излюбленным приемом

является здесь разделение прибылей между предпринимателем и рабочим. С

уверенностью можно сказать, что многое из этой экономической демократии

растворится без следа при социалистическом режиме. Это не так опасно, как может

показаться, поскольку многие из интересов, которые должен защищать этот тип

демократии, тогда просто перестанут существовать.], постаралась придать им

безобидную форму и не слишком беспокоилась о развитии их фун­кций. Намного

больше она была обеспокоена усилением власти и обеспечением независимости

управленческих кадров. Было выска­зано много мыслей о том, как не дать

управляющим утратить капиталистическую живость и погрязнуть в бюрократических

колеях. В действительности - если возможно говорить о результатах обсуждений,

которые вскоре утратили практическую значимость, - эти социалистические

управленцы не отличались бы от своих ка­питалистических предшественников, и во

многих случаях на посты были бы вновь назначены те же самые люди. Таким образом

мы пришли, только иным путем, к заключению, полученному в третьей части.

Но сейчас мы в состоянии связать этот вывод с вопросом относительно демократии в

условиях социализма. В определенном смысле, конечно, нынешние формы и органы

демократической процедуры являются в такой же степени продуктом буржуазного

мира, как и самого фундаментального принципа демократии. Но это не причина для

их исчезновения вместе с капитализмом. Все­общие выборы, партии, парламенты,

кабинеты и премьер-министры могут по-прежнему оказаться самыми удобными

инструмента­ми для решения тех вопросов в повестке дня, которые при

социа­листическом строе останутся в сфере политических решений. Эта повестка

будет свободна от всех тех вопросов, которые в настоящее время возникают из-за

столкновений частных интересов и необходимости их регулировать. Вместо них

появятся новые. Политическое решение будет приниматься по вопросам о том, каким

должен быть объем инвестиций, каким образом следует изменить сущест­вующие

правила распределения общественного продукта и так далее. Общие парламентские

дебаты об эффективности экономики, комиссии по расследованию, подобные

королевским комиссиям в Англии, будут продолжать выполнять их нынешние функции.

Таким образом, политики в кабинете, в особенности политики во главе Министерства

производства, без сомнения, будут ут­верждать влияние политического элемента как

при помощи законодательных мер, касающихся общих принципов управления

экономическим механизмом, так и власти назначать исполнителей, которая будет

вполне реальной. Но они должны делать это только до тех пор, пока это

продиктовано соображениями эффективности. И министру производства не нужно будет

вмешиваться во внутрен­нюю работу отдельных отраслей промышленности больше, чем

английский министр здравоохранения или министр обороны вме­шивается в работу

соответствующих учреждений.

которой в некоторых случаях она

уступает диктатуре.