Капитализм, социализм и демократия  

Раздел: Экономика и юриспруденция

Те же принципы, та же тактика и похожие политические установки содержались и

в обращении Маркса к учредительному съезду Международного товарищества рабочих

(Первый Интернационал) в 1864 г. Создание его означало поистине громадный шаг

вперед по сравнению с немецким союзом просвещения рабочих

(Arbctcrbildungsverein) 1847 г. или небольшой международной группой, основанной

в том же году [имеется в виду Союз коммунистов, по поручению которого Маркс и

Энгельс написали свой "Манифест". - Прим. ред.]. Первый Интернационал, конечно,

не был организацией социалистических партий, хотя, например, обе немецкие

социалистические партии в него вошли (правда, лассальянская партия Всеобщий

немецкий рабочий союз тут же и вышла), и уж тем более он не был международной

организацией пролетариата. Однако в нем были представлены лейбористские группы

многих стран и многих направлений, и даже английские тред-юнионы проявили

достаточный интерес, чтобы на некоторое время согласиться - пусть уклончиво,

пусть в надежде получить какую-то выгоду для себя - на такой несколько странный

для них альянс. Одним из основателей Первого Интернационала был Джордж Оджер

[Odgеr, 1813-1877, секретарь лондонского совета тред-юнионов в 1862-1872 гг., в

1864-1867 гг. - председатель Генсовета Первого Интернационала. - Прим. ред.][Он

даже выполнял обязанности председателя Генсовета Интернационала, а это кое-что

да значило, поскольку он был одним из самых известных сторонников создания

федерации и объединения тред-юнионов, организатором лондонского совета по

торговле и одним из вожаков лиги реформаторов, выступавших за предоставление

городским рабочим прав представительства в парламенте.]. Все притязания на

какую-то исключительную роль в революционных движениях и крупных рабочих

беспорядках, исходившие как от самой Ассоциации, так и от ее летописцев,

совершенно беспочвенны. Но хотя Товарищество это никогда ничего не возглавляло,

не решало и ничем не руководило, оно по крайней мере помогло своим членам

выработать единую фразеологию. А еще оно помогло наладить связи, которые в

конечном итоге и позволили ему занять действительно важное положение благодаря

любезной помощи буржуазных супостатов, по глупости своей этому способствовавших.

В начале все шло довольно гладко, и первые четыре "конгресса" прошли

исключительно успешно, если к тому же учесть, что отдельные несоциалистические

выпады, как то: одобрение права наследования, которое прошло большинством

голосов, были тактично "не замечены" правоверными членами. Вторжение Бакунина

(1869 г.) и его выдворение (1872 г.) нанесли, однако, удар, от которого

Товарищество уже не смогло оправиться, хотя оно просуществовало вплоть до 1874

г.

Маркс с самого начала отдавал себе отчет о возможностях и опасностях, которые

таил в себе этот караван-сарай, под крышей которого были и интеллигенты с

сомнительной репутацией, и рабочие, полные неприкрытой решимости использовать

Товарищество в своих интересах или отречься от него - смотря по обстоятельствам.

Они заключали в себе те самые возможности и те самые опасности, за и

соответственно против которых он всю жизнь боролся. Первоочередной задачей было

сохранить организацию как единое целое, второй - придать ей марксистский уклон,

причем обе эти задачи приходилось решать в условиях, когда Маркс и его соратники

постоянно оказывались в меньшинстве и когда влияние его на других членов было

куда меньше, чем можно было бы заключить на основании того факта, что ему было

поручено, а вернее сказать - позволено сделать программное обращение на

учредительном съезде. Вследствие этого упомянутое обращение пестрело уступками

немарксистским взглядам - уступками, очень похожими на те, которые позже Маркс с

негодованием обнаружит в Готской программе Германской социал-демократической

партии (1875). Сознательное маневрирование и компромисс были присущи Марксу и

позже - именно это заставило его однажды воскликнуть с полушутливым отчаяньем:

"Je ne suis pas Marxiste!" ("Я не марксист!" - фр.). Однако сущность компромисса

зависит от человека, который на него пошел, и от идеи, ради которой этот

компромисс был сделан. Тот, кто заботится только о генеральной линии, может

смириться со многими отклонениями от нее. По всей видимости, Маркс никогда не

упускал генеральную линию из вида и умел вернуться к ней после каждого

очередного "отклонения". Но можно понять его горечь, когда он видел, что и

другие играют в эту игру. Таким образом, и в собственных тактических

подтасовках, и в его гневном осуждении подтасовок, сделанных другими, скрывалось

нечто большее, чем просто эгоизм.

Можно, разумеется, критиковать и тактику, и принцип того, что с тех самых пор

остается классической политикой ортодоксального социализма. Тактический ход,

предпринятый Марксом, предоставил его последователям полную свободу обосновывать

любое свое действие или бездействие делом или словом Метра. Сам принцип не раз

подвергался критике за то, что он указывает путь в никуда. Гораздо важнее

извлечь из него рациональное зерно. Маркс верил в пролетарскую революцию. Он

также верил, хотя собственное учение должно было посеять в его душе определенные

сомнения, что подходящий момент наступит совсем скоро, точно так же, как ранние

христиане верили, что Судный день не за горами. Таким образом, его политический

метод, строго говоря, был основан на ошибочном диагнозе. Те интеллигенты,

которые превозносят его политическую мудрость [См., например, работу Bеnеdetto

Crocе "Matеrialismo Storico еd Economia Marxista" в переводе С.М. Meredith,

1914.], совершенно не замечают того, в какой мере в его взгляды прокрался

корыстный элемент. Однако если исходить из доступных ему фактов и не подвергать

сомнению те выводы, которые он из этих фактов делал, этот метод действительно

представляется оправданным, так же как оправданными представляются и его взгляды

по вопросу о ближайших целях и о сотрудничестве с буржуазными реформистами.

Создание однородной партии, основой которой был бы организованный пролетариат  всех стран, который шел бы к цели, не теряя революционной веры и держа порох  сухим, с этих позиций было поистине задачей первоочередной важности, по

сравнению с которой все остальное отступало на второй план.