«Чудеса и Приключения» 9/95

Башни и колокольни не причуда архитекторов

Леонид Шейнин

Для государственной связи между центром и отдаленными провинциями в Римской империи прокладывались   первоклассные дороги. На территории Московского государства устраивались ямы, впоследствии превратившиеся в почтовые станции, где государственным курьерам давали свежих лошадей. Действовала система гонцов, когда письменное донесение передавалось как по эстафете. Но были и другие, часто тайные, средства связи, в которых важную роль играли высокие сооружения.

Об упорстве, с которым люди возводили шпили и башни, свидетельствует не только полулегендарная история постройки Вавилонской башни, но и реально существующий Кельнский собор, строившийся на протяжении трехсот лет! Понятно, что причиной возведения таких построек было не только благочестие или тщеславие правителей, но и некие утилитарные цели.

«Как некое око, всюду зряще», описывались в свое время церковь Богоматери Тихвинского монастыря, звонницы Псково-Печерского монастыря, Духовская церковь Троице-Сергиевой лавры. Явно доминирует над долиной реки Клязьмы Успенский собор во Владимире.

При создании Петровского завода (нынешний Петрозаводск в Карелии) был построен и деревянный многоярусный Петропавловский собор. С него можно было наблюдать за движением судов по Онежскому озеру. Фонарь, установленный наверху, служил маяком. Никольская церковь в Верхоянске постройки 1700 года, прозванная «каланчой», была высотой 40 метров. Впрочем, в те годы строились и более высокие сооружения. В 1698—1710 годах в астраханском кремле был сооружен Успенский собор высотой 75 метров.

Для наблюдения за окрестностями, а в ряде случаев и для приема сигналов использовались крепостные башни. С верха башни Куковка в Изборской крепости «прекрасно просматривается долина реки Сходницы и вся примыкающая к горе часть Изборской котловины. Не исключено, что при необходимости сторожа разжигала на башне сигнальный огонь, предупреждая всех о грозившей опасности» (В. Косточкин). Как указывал Н. Костомаров, «обыкновенно на проезжих башнях устраивались боевые часы и вестовой колокол, который всегда был массивнее и громче обыкновенных церковных или благовестных колоколов. Его называли также полошным колоколом, потому что звонили в него на тревогу и призывали народ к сбору... Вместе с вестовым колоколом стояла вестовая пушка, из которой стреляли только тогда, когда подавали сигнал. На прочих башнях привешивались также колокола; в них звонили во время отбоя неприятеля или вылазки... В темные ночи на башнях зажигали свечи в слюдяных фонарях».

Первые попытки России выйти в открытое море были связаны, как известно, с северными морями. В 1702 году на Большом Заячьем острове Соловецкого архипелага по приказу царя Петра была возведена церковь Андрея Первозванного- покровителя русских военных моряков. Наш современник В. В. Скопин описывает ее так: «Простым и четким силуэтом церковь хорошо «читается» на

фоне пустынного пейзажа острова...» Зная, что царь Петр приезжал в Архангельск и на Соловецкие острова ради развитая отечественного мореходства, можно понять, чем была вызвана его забота о постройке скромной церквушки. Исследователям северных морей хорошо знакомы и более простые навигационные, знаки, устраивавшиеся поморами: груды валунов, закреплявшие установленные в середине деревянные кресты. В1862 году, когда на Секирной горе Соловецкого архипелага появилась Вознесенская церковь, ее верх изначально был приспособлен к устройству там маяка.

Историки архитектуры детально изучали известную Преображенскую церковь в Кижах на острове, примыкающем к северному берегу Онежского озера. Однако ее роль как важного ориентира от них как будто ускользнула. Эта церковь признается шедевром деревянного зодчества не только из-за своих внушительных размеров, но и за сложную многоглавость. Причудливая форма церкви обычно рассматривается как эстетический прием. Но к ней можно подойти с другой стороны. Построенная она в 1714 году, эта церковь имела обширные помещения для хранения припасов. Судя по современному облику, ее окружала прочная ограда из камня и дерева. Поскольку подвалы церкви служили складочным местом, к ней должны были подходить груженые суда летом и санные обозы по льду зимой. Плавание у изрезанных берегов озера вдвойне опасно, так как под водой скрываются каменные гряды. Мало приятно и блуждание среди торосов и камней по льду — особенно в пургу или мглу. Во всех случаях путникам требовался надежный ориентир. Таким ориентиром и стало здание церкви. Построенная у воды, она хорошо видна с озера. Если бы церковь представляла единую вертикаль, то не выделялась бы на фоне хвойного леса. Придание же ей многоглавое™ подчеркивало искусственность объекта.

В XVII веке патриарх Никон запретил строить шатровые церкви и предписал завершать новые церкви «луковкой». Впрочем, в некоторых случаях патриарх допускал исключения. Так, в валдайском Иверском монастыре на острове он сам предложил покрыть колокольню шатром, «чтобы было пригоже». На патриаршей башне в этом монастыре было необычное завершение — шпиль. Патриарх Никон одно время был фактическим соправителем царя Алексея Михайловича и даже претендовал на первенство. Государственные заботы были для него едва ли не выше, чем церковные. Поэтому его эксперименты в области церковной архитектуры надо рассматривать с более широких позиций. Не исключено, что его поиски более совершенных форм церковных сооружений были вызваны желанием усилить их роль в системе пространственной ориентации.

Задумав постройку грандиозной дозорной башни в Финском заливе — своего рода Восьмое чудо света,— Петр I вознамерился опереть ее на два соседних острова так, чтобы под ней могли проплывать, корабли. Один из первых биографов Петра, И. И. Голиков, сообщает, что стали уже заготавливаться материалы для постройки башни, но смерть Петра остановила все планы.

Высокие сооружения необходимы и для определения направления ветра. В современной Риге туристам показывают флюгер, выполненный в виде петушка на спице одного из городских соборов. Во времена парусного флота по этому флюгеру горожане узнавали, не дует ли противный ветер, мешающий зайти в гавань прибывающим кораблям. В этом случае возчики, грузчики, торговцы и прочий деловой люд мог оставаться в городе. Если же ветер был благоприятным, то следовало спешить в порт.

По российским законам 1851 и 1893 годов предписывалось звонить в колокола «во время метелей, вьюги и пасмурности». Точки, откуда раздавался звон, должны были наноситься на карты. Законы эти не всегда соблюдались, что видно из истории гибели парохода «Петр», который в 1894 году напоролся на прибрежные скалы у Херсонеса в Крыму. Только тогда один из колоколов ближайшего монастыря св. Владимира был назначен звонить во время туманов. Как сообщает Е. В. Веникеев, в 1925 году после закрытия монастыря колокола были сняты. Это побудило Управление по обеспечению безопасности кораблевождения на Черном и Азовском морях обратиться в Севастопольский горисполком с просьбой оставить «действующим один из колоколов на случай тумана». В результате колокол установили на берегу между каменными пилонами.

Высокие сооружения служили в древности не только как ориентиры и дозорные вышки, но и как пункты передачи сигналов на дальние расстояния. В этих случаях они становились дополнением к естественным возвышенностям, деревьям, а также насыпным курганам.

В «Агамемноне» Эсхила упоминается, что предводитель греков Агамемнон сумел передать сообщение о падении Трои в родной ему город Микены на юге Греции в первую же ночь после этого события. Уже в XX веке немецкий знаток античности Г. Дильс, проверяя это упоминание, обнаружил, что Эсхил явно пропустил некоторые промежуточные пункты, которые должны были продублировать полученный сигнал. Тем не менее другие названные в трагедии передаточные точки хорошо ложились на карту.

Появившиеся в Европе и Малой Азии после распространения христианства новые храмы расширили возможности приема и передачи сигналов. При этом религиозные чувства не мешали утилитарным соображениям. Примером тому может служить Москва.

Постройки Кремля на высоком берегу Москвы-реки можно объяснить чисто оборонительными соображениями. Но впоследствии Кремль пополнился и высотными сооружениями: Успенским собором и колокольней Ивана Великого. Для их постройки Иван III пользовался услугами итальянских мастеров (надо полагать, католиков). Это доказывает, что «устремление вверх» кремлевских зданий было делом отнюдь не церковным.

В Москве существовал запрет на постройку колоколен, превосходящих по высоте Ивана Великого. В Петровскую эпоху этот запрет нарушил Меншиков, построив высокую колокольню в нынешнем Телеграфном переулке (верх колокольни впоследствии сгорел от удара молнии, и в своем нынешнем виде «Башня Меншикова» существенно ниже первоначальной). Ясно, что в этом случае говорить о самовольстве Меншикова не приходится, а то, что строительство было поручено второму лицу в государстве, свидетельствует о важности объекта.

«Башня Меншикова» располагалась между Кремлем и Немецкой слободой на Яузе. В Немецкой слободе жили многие близкие друзья царя, его помощники и соратники. У этих иностранцев было немало недругов — прежде всего среди тех служилых людей, которым не нравились новые порядки и которым грозила потеря постов и положения в обществе. Как сообщает И. И. Голиков, после подавления очередного стрелецкого бунта царь дознался, что часть стрельцов замышляла физическое уничтожение иностранцев в Москве. Этот замысел частично был осуществлен через несколько лет в Астрахани, где восставшие (среди которых были и посланные на службу в Астрахань московские стрельцы) убили всех иностранных офицеров, а также пленных шведов, занятых на казенных работах. Правительство не могло не считаться с тем, что при случае бунтовщики могли поднять против Немецкой слободы московский люд. Если бы толпа пришла громить Немецкую слободу, необходимо было бы как можно быстрее сообщить об этом в Кремль, чтобы получить помощь. «Башня Меншикова» и должна была послужить передаточным звеном для сигналов из Немецкой слободы. Получал ли Кремль тревожные сигналы, неизвестно, но в народе (как пишут московские краеведы) ходили упорные слухи, что башня построена для сообщений между Кремлем и Кукуем.

В этом свете следует рассматривать и постройку ныне не сохранившейся Сухаревой башни, возведенной в начале XVIII века в том месте, где был рас квартирован верный Петру стрелецкий полк Лаврентия Сухарева. В народе эту башню называли «невестой Ивана Великого» — имя, которое содержит намек на связь между двумя сооружениями. О том, что башня использовалась в системе государственной сигнализации, можно судить по следующим фактам. Почти сразу же после завершения строительства башню надстроили. Похоже, выявились недостатки зрительной связи между Сухаревой башней и Кремлем. На верхнем этаже башни располагалась обсерватория: она как бы официально была снабжена приборами и устройствами для приема зрительных сигналов. Заведовал обсерваторией Яков Брюс - лицо, не просто сведущее в точных науках, но и пользовавшееся доверием царя.

В1505—1508 годах на месте снесенной церкви Иоанна Лествичника архитектор Бон Фрязин возвел трехъярусную колокольню высотой 60 м. Спустя почти столетие, в 1600 году, Борис Годунов приказал вывести на ней еще два яруса и золотой купол. После надстройки «Иван Великий» стал смотровой площадкой Кремля и при высоте 81 м долго считался самым высоким зданием в Москве.

«Начало славных дней Петра мрачили мятежи и казни»,— писал Пушкин. Для внешней и внутренней безопасности страны Петр применял всю мощь подчиненного ему государства, включая и такие технические средства, о которых мы можем только догадываться. Известно, что в 1716 году из 58 предложенных им для перевода иностранных книг две были посвящены сигналам: «Генеральные сигналы» и «Сигналы, на-зираемые во время бою». Коды применявшихся сигналов не известны до сих пор. В этом повинно не только время. Еще в 1722 году Петр распорядился о них так: «Командиру иметь в высшем секрете». Любопытно, что военная карьера самого Петра начиналась с барабанщика. Это не случайно: «бой барабанный» (возможно, наряду с трубными звуками) был одним из важных способов руководства войсками в бою, так что стремление царя самому овладеть барабанным боем оказывается вполне понятным.

Если в Московском Кремле принимали сигналы со стороны, то удобнее всего это было делать с колокольни Ивана Великого. Такое допущение объясняет, почему в Москве запрещалось строить высокие сооружения (чтобы не заслонять обзор) и почему «Меншикова башня» была построена с нарушением этого запрета (чтобы установить зрительную связь как с Кремлем, так и с Немецкой слободой).

Расположение «Меншиковой башни» вблизи от нынешнего Московского почтамта также наводит на интересные догадки. Зрительные и звуковые сигналы могли передавать лишь самую краткую информацию типа «Опасность!». Но получателя информации наверняка интересовали подробности. Передающее же сигнал лицо должно было убедиться, что его знак принят и понят правильно. Важнейшие сигналы приходилось дублировать при помощи гонцов. Отсюда ясно: где-то поблизости от «Меншиковой башни» и должны были находиться дома и дворы гонцов. Вот почему уже в XIX веке в том же квартале возник первый Московский почтамт: здесь уже давно существовали условия для организации почты.

Если предположить, что «Иван Великий» был центром приема и передачи зрительных сигналов, то становится понятным, почему он был надстроен при Годунове. С какими еще высокими точками мог он находиться в зрительной связи? Если следовать от Кремля на юго-восток вниз по Москве-реке, то на левом берегу располагались строения Новоспасского, а также Симонова монастыря. Напротив него строения Даниловского монастыря. Еще ниже на правом берегу стояла высокая церковь Вознесения в Коломенском (место летнего пребывания царской семьи), а еще ниже - церковь в селе Беседы (каменная церковь в Беседах была построена в конце XVI века боярином Д. И. Годуновым). Еще ниже на правом берегу - внушительный храм в селе Остров, построенный самим. царем, а напротив — строения Угрешского монастыря...

Реки в древности были не только хозяйственными и торговыми путями, но и дорогами, которые притягивали войска как в зимнее время, так и в период навигации. Не представляла исключения и Москва-река. Система раннего оповещения о появлении неприятельской разведки была жизненно важна для Московского государства, в истории которого бывали случаи, когда нападения на Москву совершались «изгоном», то есть внезапно.

Система наблюдения и сигнализации на базе высоких сооружений в Северо-Восточной Руси не есть изобретение Московского государства. Об этом свидетельствует церковь Покрова на Нерли, построенная князем Андреем Боголюбским в 1165 году. Храм стоит в пойме при слиянии Нерли с Клязьмой. Его местоположение почему-то не привлекает внимания историков архитектуры, хотя церковь построена «на отшибе» да еще в таком месте, подходы к которому в половодье залиты водой. Но именно в этом месте удобно контролировать движение по воде (а зимой — по льду) и берегам обеих рек. Храм мог служить надежным убежищем для сторожевого отряда. Связь же с княжеской резиденцией была несложной, так как в 1,5-2 километрах (по современным меркам) от церкви располагался частично сохранившийся и поныне крепостной комплекс, выстроенный тем же Боголюбским.

В 1707 году по заказу сподвижника Петра I А. Меншикова архитектор И. За-рудный возвел в московском владении «светлейшего» церковь Святого Гавриила, которая по требованию заказчика была на 15 м выше «Ивана Великого». Наказание за гордыню не заставило себя долго ждать: в 1723 году от удара молнии сгорели шпиль и верхний деревянный этаж церкви. Здание долго стояло разрушенным и было восстановлено лишь в конце XVIII века. Современный вид без претензий считаться высочайшим сооружением Москвы приобрела после нескольких перестроек в середине прошлого века.

«Проверка» сохранившихся памятников архитектуры с точки зрения их использования в системах государственной связи сулит немало открытий. Такая работа позволит расширить наши представления о механизмах государственного управления на Русской равнине, даст возможность понять, в какой степени государственная связь базировалась на гонцах, а в какой — дополнялась системами зрительных и звуковых коммуникаций. В последнем случае обогатятся наши представления не только о древнерусском зодчестве и о прежних системах государственного управления. Появится возможность для параллельных изысканий и сопоставлений с историей государственности и архитектуры других стран и народов.