Политология и социология

Происхождение семьи, частной собственности и государства

Фридрих Энгельс

  Греки, подобно пеласгам и другим соплеменным народам, уже в доисторическое

  время были организованы сообразно тому же органическому ряду, что и

  американцы: род, фратрия, племя, союз племен. Фратрии могло не быть, как у

  дорийцев, союз племен мог образоваться не везде, но во всех случаях основной

  ячейкой был род. К моменту своего появления на исторической арене греки стояли

  на пороге цивилизации; между ними и американскими племенами, о которых была

  речь выше, лежат почти целых два больших периода развития, на которые греки

  героической эпохи опередили ирокезов. Род греков поэтому уже отнюдь не

  архаический род ирокезов, печать группового брака {*62} начинает заметно

  стираться. Материнское право уступило место отцовскому; возникающее частное

  богатство пробило этим свою первую брешь в родовом строе. Вторая брешь была

  естественным следствием первой: так как после введения отцовского права

  имущество богатой наследницы должно было бы при ее замужестве переходить к ее

  мужу, следовательно, в другой род, то была подорвана основа всего родового

  права и не только стали допускать, но и сделали для такого случая

  обязательным, чтобы девушка вы ходила замуж внутри своего рода в интересах

  сохранения за последним этого имущества.

  Согласно греческой истории Грота, афинский род, в частности, покоился на

  следующих основаниях:

  1. Общие религиозные празднества и исключительное право жречества совершать

  священные обряды в честь определенного бога, предполагаемого родоначальника

  рода и обозначаемого в качестве такового особым прозвищем.

  2. Общее место погребения (ср. "Эвбулид" Демосфена).

  3. Право взаимного наследования.

  4. Взаимная обязанность оказывать друг другу в случае насилия помощь, защиту и

  поддержку.

  5. Взаимное право и обязанность в известных случаях вступать в брак внутри

  рода, особенно когда дело касалось девушек-сирот или наследниц.

  6. Владение, по крайней мере в некоторых случаях, общим имуществом, наличие

  собственного архонта (старейшины) и казначея.

  Далее, несколько родов было объединено во фратрию, но менее тесными узами;

  однако и здесь мы видим подобного же рода взаимные права и обязанности, в

  особенности совместное отправление определенных религиозных церемоний и право

  преследования в случае убийства члена фратрии. Все фратрии одного племени

  имели, в свою очередь, общие, регулярно повторявшиеся священные празднества,

  которые возглавлялись избранным из среды благородных (эвпатридов) филобасилеем

  (старейшиной племени)

  Так говорит Грот. Маркс же добавляет к этому: "Однако и сквозь греческий род

  явственно проглядывает дикарь (например, ирокез)".{*63} Он будет заметен еще

  явственнее, если мы продолжим исследование несколько дальше.

  В самом деле, греческому роду свойственны еще следующие черты:

  7. Счет происхождения в соответствии с отцовским правом.

  8. Запрещение браков внутри рода, за исключением браков с наследницами. Это

  исключение и его оформление как закона подтверждают, что старое правило было

  еще в силе. Это вытекает также из общеобязательного правила, что женщина,

  выходя замуж, тем самым отказывалась от участия в религиозных обрядах своего

  рода и переходила к обрядам мужа, во фратрию которого она и зачислялась.

  Согласно этому, а также известному месту у Дикеарха, брак вне своего рода был

  правилом, а Беккер в "Харикле" прямо считает, что никто не мог вступать в брак

  внутри своего рода.

  9. Право усыновления родом, оно осуществлялось посредством усыновления одной

  из семей, но с соблюдением публичных формальностей, и только в виде

исключения.

  10. Право избирать и смещать старейшин. Мы знаем, что каждый род имел своего

  архонта; о том, что эта должность переходила по наследству в определенных

  семьях, не говорится нигде. До конца эпохи варварства всегда следует

  предполагать отсутствие строгого {*64} наследования должностей, совершенно

  несовместимого с порядком, при котором богатые и бедные внутри рода

  пользовались полным равноправием.

  Не только Грот, но и Нибур, Моммзен и все другие историки классической

  древности до сих пор не справились с вопросом о роде. Как ни верно обрисовали

  они многие его признаки, они всегда видели в нем группу семей и в силу этого

  не могли понять природу и происхождение рода. При родовом строе семья никогда

  не была и не могла быть ячейкой общественной системы, потому что муж и жена

  неизбежно принадлежали к двум различным родам. Род целиком входил во фратрию,

  фратрия - в племя, семья входила наполовину в род мужа и наполовину в род

  жены. Государство в своем публичном праве также не признает семьи, и она до

  сих пор существует только как объект частного права. Между тем вся наша

  историческая наука исходит до сих пор из нелепого предположения, ставшего,

  особенно в XVIII веке, незыблемым, что моногамная отдельная семья, которая

  едва ли древнее эпохи цивилизации, была тем ядром, вокруг которого постепенно

  кристаллизовалось общество и государство.

  "Г-ну Гроту следует далее указать, - прибавляет Маркс, - что хотя греки и

  выводили свои роды из мифологии, эти роды древнее, чем созданная ими самими

  мифология с ее богами и полубогами".{*65}

  Морган предпочитает ссылаться на Грота, так как он все же признанный и вполне

  заслуживающий доверия свидетель Грот рассказывает далее, что каждый афинский

  род носил имя, перешедшее к нему от его предполагаемого родоначальника, что до

  Солона во всех случаях, а после Солона при отсутствии завещания члены рода

  (gennetes) умершего наследовали его имущество и что в случае убийства

  преследование преступника перед судом было правом и обязанностью в первую

  очередь родственников, затем членов рода и, наконец, членов фратрии убитого

    "Все, что известно нам о древнейших афинских законах основано на родовых и

    фратриальных делениях"

  Происхождение родов от общих предков доставило "ученым филистерам" (Маркс)

  {*66} головоломную работу. Так как они, разумеется, изображают этих предков

  чисто мифологическими существами, у них не остается никакой возможности

  объяснить себе возникновение рода из живущих рядом друг с другом отдельных,

  первоначально даже не родственных между собой, семей, и все-таки они должны

  это делать для того, чтобы хоть как-нибудь объяснить существование рода. Так

  они оказываются в заколдованном кругу из бессодержательных фраз, не идя дальше

  утверждения" родословная, конечно, - миф, но род существует в

  действительности, и в конце концов у Грота мы находим следующее (слова в

  скобках принадлежат Марксу):

    "Об этой родословной мы слышим лишь изредка, потому что о ней публично

    упоминают только в известных, особо торжественных случаях. Но и менее

    значительные роды имели свои общие религиозные обряды" (как это странно, м-р

    Грот), "а также и общего родоначальника - сверхчеловека и общую родословную

    совершенно так же, как и более знаменитые роды" (как это странно, г-н Грот,

    для менее значительных родов) "схема и идеальная основа" (милостивый

    государь, не ideal a carnal, или на нашем языке - плотская!) "были одинаковы

    у всех родов".{*67}

  Ответ Моргана на этот вопрос Маркс резюмирует в следующих словах. "Система

  кровного родства, соответствующая роду в его первоначальной форме, - а у

  греков, как и у других смертных, была когда то такая форма, - обеспечивала

  знание родственных отношений всех членов родов друг к другу Они с детских лет

  на практике усваивали эти чрезвычайно важные для них сведения. С

  возникновением моногамной семьи это забылось. Родовое имя создавало

  родословную, рядом с которой родословная отдельной семьи представлялась

  лишенной значения. Это родовое имя должно было теперь свидетельствовать о

  факте общего происхождения его носителей, но родословная рода уходила так

  далеко в глубь времен, что его члены не могли уже доказать действительно

  существовавшего между ними родства, кроме немногочисленных случаев, когда

  имелись более поздние общие предки. Самое имя было доказательством общего

  происхождения и доказательством бесспорным, не считая случаев усыновления.

  Напротив, фактическое отрицание всякого родства между членами рода, как это

  делают Грот {*68} и Нибур, превращающие род в продукт чистого вымысла и

  поэтического творчества, достойно только "идеальных", то есть чисто кабинетных

  книжных ученых. Так как связь поколений, особенно с возникновением моногамии,

  отодвигается в глубь времен и минувшая действительность предстает в отражении

  фантастических образов мифологии, то благонамеренные филистеры приходили и

  продолжают приходить к выводу, что фантастическая родословная создала реальные

  роды".{*69}

  Фратрия, как и у американцев, была расчленившимся на несколько дочерних родов

  и объединяющим их первоначальным родом, часто указывавшим еще на происхождение

  их всех от общего родоначальника. Так, по Гроту,

    "все сверстники члены фратрии Гекатея, признавали одного и того же бога

    своим родоначальником в шестнадцатом колене"

  Все роды этой фратрии были поэтому в буквальном смысле братскими родами

  Фратрия встречается еще у Гомера в качестве военной единицы в известном месте,

  где Нестор советует Агамемнону построй людей по племенам и фратриям так, чтобы

  фратрия помогала фратрии, племя - племени {*70} - Фратрия, кроме того, имела

  право и была обязана преследовать за убийство члена фратрии, следовательно, в

  более раннюю эпоху на ней лежала также обязанность кровной мести. У нее,

  далее, были общие святыни и празднества, да и саморазвитие всей греческой

  мифологии из традиционного древнеарийского культа природы по существу

  обусловлено было родами и фратриями и происходило внутри них. Далее, фратрия

  имела старейшину (phratriarchos) и, согласно де Куланжу, созывала общие

  собрания, принимала обязательные решения, обладала судебной и административной

  властью. Даже позднейшее государство, игнорировавшее род, оставило за фратрией

  некоторые общественные функции административного характера.

  Несколько родственных фратрий составляют племя. В Аттике было четыре племени,

  в каждом из них - по три фратрии и в каждой фратрии - по тридцати родов. Такое

  точное определение состава групп предполагает сознательное и планомерное

  вмешательство в стихийно сложившийся порядок вещей. Как, когда и почему это

  произошло, - об этом умалчивает греческая история, воспоминания о которой у

  самих греков сохранились лишь начиная с героической эпохи.

  Образование различных диалектов у греков, скученных на сравнительно небольшой

  территории, получило меньшее развитие, чем в обширных американских лесах,

  однако и здесь мы видим, что лишь племена с одинаковым основным наречием

  объединяются в более крупное целое, и даже в маленькой Аттике мы встречаем

  особый диалект, который впоследствии стал господствующим в качестве общего

  языка для всей греческой прозы.

  В поэмах Гомера мы находим греческие племена в большинстве случаев уже

  объединенными в небольшие народности, внутри которых роды, фратрии и племена

  все же еще вполне сохраняли свою самостоятельность. Они жили уже в городах,

  укрепленных стенами, численность населения увеличивалась вместе с ростом стад,

  распространением земледелия и зачатков ремесла, вместе с тем росли

  имущественные различия, а с ними и аристократический элемент внутри древней,

  первобытной демократии. Отдельные мелкие народности вели непрерывные войны за

  обладание лучшими землями, а также, разумеется, и ради военной добычи, рабство

  военнопленных было уже признанным институтом.

  Организация управления у этих племен и мелких народностей была следующей:

  1. Постоянным органом власти был совет, βυλε, первоначально, по-видимому,

  состоявший из старейшин родов, позднее яче, когда число последних слишком

  возросло, - из избранной части этих старейшин, что давало возможность для

  развития и усиления аристократического элемента, так именно и изображает нам

  Дионисий совет героической эпохи, состоящим из знатных (). В важных

  вопросах совет принимал окончательные решения; так, например, у Эсхила совет

  города Фивы принимает решающее при создавшемся положении по становление

  устроить Этеоклу почетные похороны, а труп Полиника выбросить на съедение

  собакам.{*71} Впоследствии, когда было создано государство, этот совет

  превратился в сенат.

  2. Народное собрание (αγορα). У ирокезов мы видели, что народ - мужчины и

  женщины - окружает собрание совета и, в установленном порядке участвуя в

  обсуждении, влияет, таким образом, на его решения. У гомеровских греков это

  "окружение",{*72} употребляя старонемецкое судебное выражение, развилось уже в

  настоящее народное собрание, как это имело место также у древних германцев.

  Оно созывалось советом для решения важных вопросов; каждый мужчина мог брать

  слово. Решение принималось поднятием рук (у Эсхила в "Просительницах") или

  восклицаниями. Собранию принадлежала верховная власть в последней инстанции,

  ибо, как говорит Шеман ("Греческие древности"),

    "когда идет речь о деле для выполнения которого требуется содействие народа

    Гомер не указывает нам никакого способа которым можно было бы принудить к

    этому народ против его воли"

  Ведь в то время, когда каждый взрослый мужчина в племени был воином, не

  существовало еще отделенной от народа публичной власти, которая могла бы быть

  ему противопоставлена. Первобытная демократия находилась еще в полном

  расцвете, и из этого мы должны исходить при суждении о власти и положении как

  совета, так и басилея.

  3. Военачальник (basileus). Маркс замечает по этому поводу "Европейские

  ученые, в большинстве своем прирожденные придворные лакеи, превращают басилея

  в монарха в современном смысле слова. Против этого протестует

  республиканец-янки Морган. Он говорит весьма иронически, но вполне справедливо

  о елейном Гладстоне и его книге "Юность мира"

    "Г-н Гладстон представляет нам греческих вождей героической эпохи в виде

    царей и князей, изображая их вдобавок джентльменами, но он сам должен

    признать что в общем обычай или закон первородства мы находим у них, по

    видимому, достаточно, но не слишком реэко выраженным".{*73}

  Надо полагать, что право первородства с такими оговорками и самому г-ну

  Гладстону представится достаточно, пусть это даже и не слишком резко выражено,

  лишенным всякого значения.

  Мы видели уже, как обстояло дело с наследованием должностей старейшин у

  ирокезов и других индейцев. Все должности были выборными в большинстве случаев

  внутри рода и постольку были наследственными в пределах последнего. При

  замещении освобождавшихся должностей постепенно стали отдавать предпочтение

  ближайшему сородичу - брату или сыну сестры, если не было причин обойти его.

  Поэтому, если у греков при господстве отцовского права должность басилея

  обычно переходила к сыну или к одному из сыновей, то это лишь доказывает, что

  сыновья здесь могли рассчитывать на наследование в силу народного избрания, но

  отнюдь не говорит о признании законным наследования помимо такого избрания. В

  данном случае мы находим у ирокезов и греков лишь первый зародыш особых

  знатных семей внутри рода, а у греков к тому же еще и первый зародыш будущего

  наследственного предводительства, или монархии. Поэтому следует предположить,

  что у греков басилей должен был либо избираться народом, либо же утверждаться

  его признанными органами - советом или агорой, как это практиковалось по

  отношению к римскому "царю" (rех).

  В "Илиаде" "владыка мужей" Агамемнон выступает не как верховный царь греков, а

  как верховный командующий союзным войском перед осажденным городом. И на это

  его положение указывает в известном месте Одиссей, когда среди греков возникли

  раздоры: нехорошо многоначалие, один должен быть командующим и т. д. (дальше

  идет популярный стих с упоминанием о скипетре, но он был добавлен

  позднее).{*74} "Одиссей не читает здесь лекции о форме правления, а требует

  повиновения главнокомандующему на войне. Для греков, которые под Троей

  представляли собой только войско, агора ведется достаточно демократично:

  Ахиллес, говоря о подарках, то есть о дележе добычи, всегда называет это делом

  не Агамемнона или какого-нибудь другого басилея, но "сынов ахеян", то есть

  народа. Эпитеты. "Зевсом рожденный", "Зевсом вскормленный" ничего не

  доказывают, так как каждый род ведет свое происхождение от одного из богов, а

  род главы племени уже от "более знатного" бога, в данном случае - от Зевса.

  Даже лично несвободные, как, например, свинопас Эвмей и другие, являются

  "божественными" (διοι и θεοι), и это в "Одиссее", следовательно, значительно

  позднее времени, описываемого в "Илиаде"; в той же "Одиссее" название "герой"

  дается еще герольду Мулию, так же как и слепому певцу Демодоку.{*75} Короче,

  слово , которое греческие писатели употребляют для обозначения

  гомеровской так называемой царской власти (потому что главный отличительный

  признак ее - военное предводительство), при наличии наряду с ней совета вождей

  и народного собрания означает только военную демократию" (Маркс).{*76}

  У басилея, помимо военных, были еще жреческие и судейские полномочия;

  последние не были точно определены, первыми он обладал как верховный

  представитель племени или союза племен. О гражданских, административных

  полномочиях никогда нет и речи, но, по-видимому, басилей по должности состоял

  членом совета. Таким образом, этимологически совершенно правильно переводить

  слово "басилей" немецким словом "Konig", так как слово "Konig" (Kuning)

  происходит от Kuni, Kunne и означает "старейшина рода". Но современному

  значению слова "Konig" (король) древнегреческое "басилей" со вершенно не

  соответствует. Древнюю basileia Фукидид определенно называет patrike, то есть

  происходящей от родов, и говорит, что она обладала точно установленными,

  следовательно, ограниченными полномочиями. Аристотель также указывает, что

  basileia героической эпохи была предводительством над свободными, а басилей

  был военачальником, судьей и верховным жрецом; правительственной властью в

  позднейшем смысле он, следовательно, не обладал.{*77}

  Мы видим, таким образом, в греческом строе героической эпохи древнюю родовую

  организацию еще в полной силе, но, вместе с тем, уже и начало разрушения ее:

  отцовское право с наследованием имущества детьми, что благоприятствовало

  накоплению богатств в семье и делало семью силой, противостоящей роду;

  обратное влияние имущественных различий на организацию управления посредством

  образования первых зародышей наследственной знати и царской власти; рабство

  сначала одних только военнопленных, но уже открывающее перспективу порабощения

  собственных соплеменников и даже членов своего рода; начавшееся уже вырождение

  древней войны племени против племени в систематический разбой на суше и на

  море в целях захвата скота, рабов и сокровищ, превращение этой войны в

  регулярный промысел, одним словом, восхваление и почитание богатства как

  высшего блага и злоупотребление древними родовыми порядками с целью оправдания

  насильственного грабежа богатств. Недоставало еще только одного: учреждения,

  которое не только ограждало бы вновь приобретенные богатства отдельных лиц от

  коммунистических традиций родового строя, которое не только сделало бы прежде

  столь мало ценившуюся частную собственность священной и это освящение объявило

  бы высшей целью всякого человеческого общества, но и приложило бы печать

  всеобщего общественного признания к развивающимся одна за другой новым формам

  приобретения собственности, а значит и к непрерывно ускоряющемуся накоплению

  богатств; недоставало учреждения, которое увековечило бы не только

  начинающееся разделение общества на классы, но и право имущего класса на

  эксплуатацию неимущего и господство первого над последним.

  И такое учреждение появилось. Было изобретено государство.