Литература

Сергей Есенин

Раздел: Русская история и культура

   7  ноября  1918  года... "К 11 часам Красная площадь запружена народом.

Раздаются  звуки  "Интернационала",  и стройными рядами начинают прибывать

войска.  С  Театральной площади направляется колонна Всероссийского ЦИК...

Колонна  подходит  к  башне,  где  мемориальная  доска. Сюда же подходит и

устраивается  колоссальный  хор  и  оркестр  "Пролеткульта"...  По площади

движется   большая   колонна   членов   VI   съезда  Советов...  Торжество

начинается...  В. И. Ленин, поднятый на руки окружающими, срезал ножницами

печать   на  задрапированной  доске,  и  покров  падает  к  ногам.  Глазам

присутствующих  представляется  белокрылая  фигура  с веткой мира в руке и

надписью:  "Павшим в борьбе за мир и братство народов". Площадь оглашается

скорбными  звуками... склоняются знамена. Вся площадь, вся толпа, как один

человек,  обнажает  головы".  Скупые  строки газетной заметки из "Вечерних

известий  Московского Совета рабочих и крестьянских депутатов" за 8 ноября

1918  года воскрешают знаменательное событие первых лет Октября, с которым

непосредственно   связана   история   одного   стихотворения   Есенина.  К

торжественному открытию кремлевской мемориальной доски вместе с поэтами М.

Герасимовым  и  С.  Клычковым  он  написал  "Кантату",  посвященную памяти

погибших борцов революции:

   Спите, любимые братья.

   Снова родная земля

   Неколебимые рати

   Движет под стены Кремля.

   Долгое  время  оставалось неизвестным,  как  была  написана  "Кантата",

почему авторами ее стали эти три поэта.  Я  заинтересовался этим впервые в

1957 году и вот при каких обстоятельствах.  В одном из архивов я обнаружил

тогда автограф неизвестного киносценария "Зовущие Зори", авторами которого

оказались все те же три поэта и поэтесса Надежда Павлович. Как мне удалось

установить,  написан сценарий был  в  том же  1918 году.  Я  несколько раз

встречался с  Надеждой Александровной Павлович,  а затем тогда же,  в 1957

году,  побывал в  мастерской у Сергея Тимофеевича Коненкова.  Он рассказал

мне много интересного о "Кантате" и своих встречах с Есениным.

   - Привел его ко мне в мастерскую впервые поэт Сергей Клычков. Случилось

это  незадолго до революции. Позднее, после семнадцатого года, Есенин стал

бывать  у  меня  в мастерской довольно часто. Много раз он приезжал ко мне

вместе с Айседорой Дункан, иногда вместе с Клычковым и другими поэтами.

   Разговор перешел к  истории создания мемориальной доски для Кремлевской

стены.

   - К  первой  годовщине  Октябрьской революции  было  решено  установить

обелиск на Кремлевской стене в память о героях революции, павших в боях за

свободу.  Московский Совет объявил конкурс. По конкурсу прошел мой проект,

и  мне было поручено сделать мемориальную доску-надгробие.  Я  приступил к

работе.  Времени было мало. В мастерской в те годы у меня бывали Клычков и

Есенин.  Как-то в разговоре с ними я сказал,  что хорошо бы написать стихи

для  торжественного  открытия  мемориальной  доски.   Они  живо  и  охотно

откликнулись  на  мое  предложение.   К  ним  подключился  и  поэт  Михаил

Герасимов,  с  которым в  то  время  Есенин  был  близок.  Композитор Иван

Николаевич Шведов написал на стихи Есенина,  Клычкова и Герасимова музыку.

Так появилась "Кантата".  На  торжественном митинге,  посвященном открытию

мемориальной доски,  который состоялся в первую годовщину Октября, оркестр

и  хор исполнили "Кантату".  На  митинге выступал Владимир Ильич Ленин.  У

меня  сохранилась фотография,  на  которой  запечатлен момент  выступления

Ленина. Среди слушающих речь Ленина можно разглядеть и меня.

   Я  интересуюсь,  были  ли  на  митинге  Есенин,  Клычков  и  Герасимов.

Воскрешая  в  памяти  события  тех  незабываемых дней,  Сергей  Тимофеевич

говорит:

   - Скорее всего,  были.  Я помню, что домой с митинга мы шли все вместе.

Были с нами и Клычков и Есенин.

   - Какова  же  дальнейшая  судьба  автора  музыки,  сохранились ли  ноты

"Кантаты"?

   -  Иван Николаевич Шведов умер. А ноты, - замечает Сергей Тимофеевич, -

кажется, потом передали в Большой театр.

   Заходит разговор о поэзии Есенина.

   - Есенин - большой поэт, глубоко народный. Он хорошо знал жизнь России.

Корнями своими его поэзия уходит в глубины народного творчества. В этом он

схож с Кольцовым.  Хотя,  несомненно,  он крупнее и шире последнего.  Беда

Есенина,  да и не одного его, в том, что не было у него, Кольцова и других

поэтов,  вышедших из  крестьян,  той  культуры,  которая была  у  Пушкина,

Тургенева,  Толстого,  Блока.  Культуры им не хватало, и это не их вина, а

вина эпохи. Все это, конечно, сказалось и на поэзии Есенина.

   - Представление о  Есенине как  народном самородке,  который был  почти

необразован,  в  свете  последних  материалов о  жизни  поэта  нуждается в

серьезных уточнениях, - замечаю я.

   - Возможно, возможно, - произносит Сергей Тимофеевич и как-то незаметно

начинает  размышлять вслух  о  днях  нашей  жизни,  судьбах  человечества,

будущем народов мира...

   Прошу  Сергея  Тимофеевича рассказать,  как  он  создавал  скульптурный

портрет Есенина.

   - Толчок к этому дал Есенин.  Несколько раз он просил меня вылепить его

портрет.  Я  сделал вначале наброски карандашом,  когда он позировал.  Эти

рисунки позднее я подарил Айседоре Дункан, у меня, к сожалению, сохранился

только один из  них.  После этого я  приступил к  работе над  скульптурным

портретом Есенина.  Мне хотелось запечатлеть поэта в тот момент,  когда он

читает свои  стихи.  Во  время чтения Есенин обычно,  вскинув над  головой

правую руку,  как  бы  бросал ею  в  окружающих изумруды своих поэтических

образов.  Именно таким я  и попытался его запечатлеть в своем скульптурном

портрете.  Примерно в  то же время мной был сделан и  скульптурный портрет

Айседоры Дункан.

   - Сергей Тимофеевич, вы не думаете вернуться к вашей работе над образом

Есенина?

   Некоторое время скульптор молчит, потом рассказывает:

   - Живя  за  границей,  я  однажды  вылепил  фигуру  Есенина  из  гипса.

Фотографию этой фигуры я тогда послал в Москву.  Через некоторое время мои

друзья написали мне,  что  фигура Есенина всем  им  очень  понравилась.  К

несчастью, во время моего переезда в Москву эта гипсовая фигура разбилась.

   - Сохранилось ли у вас хотя бы ее фото?

   - Оно  было  у  моей  сестры,  -  замечает  жена  скульптора  Маргарита

Ивановна.  Затем, обращаясь к Сергею Тимофеевичу, она убежденно говорит: -

Тебе  обязательно  надо  вернуться  к  работе  над  скульптурным портретом

Есенина.

   Идя к Сергею Тимофеевичу, я захватил с собой фотографии Есенина.

   Скульптор с интересом рассматривает их и отбирает наиболее характерные.

   Маргарита Ивановна вспоминает,  как  однажды Есенин,  будучи  у  них  в

гостях,  в  ответ на  ее просьбу мгновенно произнес экспромт,  посвященный

Сергею Тимофеевичу.

   - Было это в 1918 году, - добавляет Сергей Тимофеевич.

   Заговорили об имажинистах.

   - Сбивали  они  Есенина с  толку,  и  роман  Мариенгофа "Без  вранья" -

сплошное  вранье.   Вспоминаю  суд  над  имажинистами.   Я   был  судебным

заседателем,  -  говорит Сергей Тимофеевич,  -  а  Брюсов выступал главным

обвинителем.  Имажинистов он  критиковал довольно резко,  показав  всю  их

художественную беспомощность и пустоту.  Из всех них он решительно выделял

Есенина. О нем Брюсов говорил как о настоящем большом поэте.

   Во время разговора Сергей Тимофеевич неоднократно возвращался к  стихам

Есенина, вспоминая и цитируя их по памяти.

   - Умел Есенин сказать образно и  выразительно,  как бы взять за душу...

Помните, как он о деде своем писал:

   Молюсь осинам...

   Может, пригодится...

   Образ у  него всегда не  надуманный,  а  реальный.  Он и  о  себе очень

искренне и  верно говорил во многих стихах...  Есенин,  как я уже говорил,

часто бывал у  меня в  мастерской вместе с  Айседорой Дункан.  Бывал и я в

особняке Дункан на Пречистенском бульваре.  Дункан любила Есенина, правда,

много было противоречивого и  сложного в  их отношениях.  Помню,  однажды,

когда я  был у Дункан,  она с волнением заговорила о Есенине,  о том,  что

временами ей бывает трудно,  что ее терпению пришел конец,  что она больше

не любит Есенина и  не хочет его видеть...  И  вдруг в это время кто-то из

домашних говорит Дункан,  что  по  улице мимо  ее  дома  идет Есенин.  Она

мгновенно преобразилась, от ее гневных мыслей не осталось и следа. "Зовите

его сюда, скажите, что я не сержусь на него, что я люблю его по-прежнему",

- с волнением говорила она. Дункан была яркая, необычная фигура. Она много

дала Есенину, но еще больше забрала у него нравственных и душевных сил.

   Встречался я с Есениным и после его возвращения из Европы.  Осенью 1923

года,  в  первые дни  после приезда из-за  границы,  он  пришел ко  мне  в

мастерскую на Красной Пресне.  У нас в доме был дворник дядя Гриша. Есенин

и спрашивает дядю Гришу,  как он находит его,  Есенина,  после заграничной

поездки. На вопрос этот старик мудро заметил: "Побурел..."

   Наша беседа длилась более двух часов. Время приближалось к десяти часам

вечера, Сергей Тимофеевич сказал:

   - Прошу меня извинить. Я должен еще потрудиться.

   Тепло попрощавшись, он направился в мастерскую.