Глава VII. Теоретические дискуссии в Англии и Америке в период до 1848 г.

Несмотря на то, что своим происхождением дискуссия о свободном банковском

бизнесе обязана Англии, никогда в этой стране она не достигала такого размаха,

как в континентальной Европе. Возможно, это стало следствием гораздо большей

свободы, присущей Англии. Эта свобода определила более высокие, по сравнению с

Францией и Германией, темпы развития английской банковской сферы, сделав менее

острой необходимость в реформах. Кроме того, к тому моменту, когда политика

laisser-faire открыто противопоставила себя господству привилегированных

монополий, Банк Англии и система, сложившаяся вокруг него, стали уже

достаточно устойчивыми, чтобы быть переустроенными без применения определенных

усилий; между тем, банковские системы на континенте еще не были столь

устоявшимися, а потому и дискуссия по их поводу была более уместной.

Дискуссия в Англии открылась серией выступлений в защиту акционерной формы

организации банковского бизнеса, начало которым положил опубликованный в 1822

г. памфлет Томаса Джоплина (Thomas Joplin). ["The General Principles and

Present Practice of Banking in England and Scotland: with Observations on the

Justice and Policy of the Immediate Alteration in the Character of the Bank of

England, and the Measures to be pursued in order to effect it."] Внимание

читателя обращалось на более высокую устойчивость и меньшую подверженность

банкротству, свойственные шотландским банкам в сравнении с английскими. Этот

факт автор объяснял масштабами финансовой мощи и общим превосходством

акционерной организации бизнеса, которая допускала любое число акционеров, --

в то время предписанное законом число партнеров в частных концернах не могло

превышать шести. Невозможно было далее мириться с абсурдностью закона,

который, по признанию Лорда Ливерпуля, позволял "дать банковской системе любое

определение, за исключением того, где бы говорилось о ее устойчивости и

стабильности." [См. J. Horsley Palmer, "Causes and Consequences of the

Pressure on the Money Market", 1837.]

Частичная победа, одержанная при подготовке закона 1826 г. партией, которую мы

теперь с полным правом можем называть партией свободного банковского бизнеса,

дала дополнительный толчок общей дискуссии, и эта теш несколько раз

поднималась на заседаниях Клуба Политической Экономии (Political Economy

Club). Клуб был основан Туком (Tooke) с целью поддержки принципов свободной

торговли, и вполне естественным образом начала обсуждаться возможность их

распространения на банковский бизнес. Главным сторонником такого расширения

дискуссии стал Сэр Хенри Парнелл (Sir Henry Parnell), подтолкнувший участников

[см. Political Economy Club: Minutes of Proceedings", Vol. VI, February 6th,

1826 (p. 39)] к обсуждению вопроса о том, "нельзя ли обеспечить надежное

средство обращения путем предоставления банковскому бизнесу абсолютной свободы

от какого-либо вмешательства со стороны законодательных органов". Впоследствии

этот же вопрос в том или ином виде поднимался еще не один раз. [Там же, May

4th, 1829 (р. 33); January 13th, 1831 (p. 220--221); March 1st 1832 (р.

231--232); May 3rd, 1832 (р. 39).] Парнелл упорно отстаивал тезис о том, что

право на эмиссию банкнот не должно быть монополией Банка Англии и что как

лондонские, так и провинциальные банки должны иметь свободный доступ к

эмиссионной деятельности. Однако трое из числа наиболее крупных исследователей

того времени -- Тук, Дж. У. Норман (G. W. Norman) и Мак-Куллох (MacCulloch) --

отвергали эту точку зрения.

Парнелл отстаивал идею свободного банковского бизнеса в своем памфлете,

написанном в 1827 г. ["Observations on Paper Money, Banking and Overtrading,

including those pans of the evidence taken before the Committee of the House

of Commons which explained the Scotch System of Banking."] Выступления

шотландских банкиров перед Палатой Общин в 1826 г. [Committee of the House of

Commons on Scotch Banking] привлекли внимание Парнелла к существовавшей в этой

стране практике регулярного взаимопогашения (клиринга) банками чужих векселей

и выплаты возникавшей в результате этого чистой задолженности банкнот. Такая

практика, считал Парнелл, имела первостепенное значение для свободной

банковской системы и являлась чрезвычайно эффективным средством контроля над

объемом эмиссии. Он утверждал, что в условиях свободы всякий банк

заинтересован не только в удержании в определенных границах собственной

эмиссии, но также и в использовании имеющейся у него власти для предотвращения

чрезмерного накачивания обращения бумагами какого-либо другого банка [там же,

с. 86--87]. Ежедневно банки получают от своих клиентов банкноты других банков,

в виде депозитов либо через возврат кредитов; при этом ни один банк не захотел

бы вновь пустить в обращение чужие банкноты в ущерб собственным, а предпочел

бы вернуть эти банкноты их эмитентам. В случае, если банк А получит таким

образом банкнот банка В больше, чем банк В -- банкнот банка А, получится

положительный клиринговый баланс в пользу банка А, который может требовать

погашения этого баланса из золотых резервов банка В. Следовательно, если

какой-либо банк выпустит в обращение чрезмерное количество банкнот, у

остальных банков баланс по отношению к нему окажется положительным, и

возникший отток резервов положит конец его экспансии. Такой контроль через

механизм клиринга основывается не на предъявлении банкнот населением для их

погашения, а на взаимообмене банкнотами между самими банками. Вероятно, этот

механизм работал бы гораздо быстрее, чем механизм, основанный на оттоке за

границу драгоценных металлов в результате падения курса национальной валюты.

По словам самого Парнелла, "именно этот постоянный взаимный спрос банков на

металлические деньги полностью реализует принцип конвертируемости банкнот, и

избытка бумажных денег или их обесценивания произойти не может из-за

недостатка своевременного и активного спроса на золото. То, что в Англии

возможность обменивать бумажные деньги на золото не предотвратила образования

избытка бумажных денег, поскольку повышение спроса на золото не происходит

сразу после образования такого избытка, должно быть отнесено на счет

английской банковской системы." [Там же, с. 88.]

Полемика между Парнеллом и Мак-Куллохом приобрела более ясные очертания с

выходом в свет памфлета Мак-Куллоха ["Historical Sketch of the Bank of England

with an Examination of the Question as to the prolongation of the exclusive

privileges of that Establishment", 1831] и написанного Парнеллом ответа на

него [A Plain Statement of the Power of the Bank of England and the Use it has

made of it; with a Refutation of the Objections made to the Scotch System of

Banking, and a Reply to the Historical Sketch of the Bank of England", 1832.].

В этой дискуссии Мак-Куллох впервые выдвинул важные теоретические аргументы

против свободы банковского бизнеса. В отношении проблемы совокупного обращения

страны в целом он считал, что, пока соблюдается принцип свободной

конвертируемости денег в золото, эмиссия новых денег неспособна привести к

падению их стоимости ниже стоимости монет. Действительно, избыточная эмиссия

может снизить стоимость всех средств обращения в данной стране -- как золота,

так и бумажных денег. Однако как только возникнет такая сверхэмиссия, начнется

отток золота за границу, банкноты будут предъявлены эмитентам к оплате, и те,

дабы избежать истощения своих резервов и поддержать свою способность к

погашению обязательств, вынуждены будут сократить масштабы эмиссии, что

приведет к восстановлению стоимости денег и воспрепятствует дальнейшему оттоку

золота. Таким образом, по мнению Мак-Куллоха, предъявление публикой банкнот к

погашению служит средством постоянного контроля над объемом эмиссии.

На этот аргумент Парнелл мог ответить, как он и сделал, что обязательства

свободно обменивать банкноты на золото, которые, по Мак-Куллоху, должны были

предотвращать банковскую сверхэмиссию, в равной мере эффективны и в рамках

системы множества банков, и в случае наличия только Банка Англии. Последний же

на протяжении своей истории часто прибегал к сверхэмиссии, и когда это

происходило, принцип сокращения срабатывал отнюдь не совершенно, поскольку

Банк вечно применял его слишком поздно.

Мак-Куллох, однако, развил свою мысль дальше, пытаясь доказать, что свободная

система банковского бизнеса в большей степени, чем система с ограничениями,

подвержена частому возникновению сверхэмиссии. Причиной этого Мак-Куллох

считал то обстоятельство, что конкуренция в среде многочисленных банков рано

или поздно заставляет один из них снизить учетную ставку с целью расширения

сферы своего влияния. Этому будут вынуждены последовать и все остальные банки.

Мак-Куллох предвидел и возможные возражения на это со стороны своих

оппонентов. Действительно, было бы логично предположить, что банкноты того

банка, который первым попытался бы расширить свою деятельность, были бы в

ответ на это возвращены для погашения. Таким образом, собственные интересы и

необходимость сохранять свои резервы должны предупреждать такие действия.

Мак-Куллох, однако, считал, что такая схема не будет работать, поскольку в

ситуации, когда снижающийся курс национальной валюты заставляет торговцев

требовать обмена банкнот на золото, к погашению они предъявляют все попавшие

им в руки банкноты. При этом они не станут спрашивать, кто именно виноват в

сверхэмиссии, и, следовательно, доля банкнот, которая предъявляется для

погашения в банк, явившийся причиной избыточной эмиссии, равняется доле,

предъявляемой всем остальным. [Было бы более логично предположить, что

пропорция, в которой банкноты будут возвращены в каждый из банков, равна доле

банкнот этого банка в совокупном обращении.] Последние, таким образом,

вынуждены нести на себе часть бремени сверхэмиссии, и, пожелай они удержать

свои резервы на прежнем уровне, им бы пришлось сократить масштабы собственной

эмиссии. Что же касается банка-экспансиониста, он сможет и дальше покушаться

на чужие резервы. Маловероятно, что банки станут бесконечно мириться с потерей

сферы своего влияния и растратой резервов, поскольку, доведенный до своего

логического предела, этот процесс, в конце концов, закончится их истощением и

фактической монополией банка-экспансиониста. Банки, таким образом, будут

просто вынуждены последовать политике экспансии в целях самозащиты. Отсюда

следует, что, если хотя бы один банк решится на проведение подобной политики,

она станет всеобщей. Обнаружить утечку золота на ранних стадиях развития

событий не удастся, а возникшие значительные масштабы сверхэмиссии, в конце

концов, приведут к чрезвычайно тяжелому кризису.

Смысл тезиса Мак-Куллоха заключается в том, что отнюдь не банк-экспансионист

подчинен контролю со стороны консервативных банков; напротив, последние

контролируются первым. Надо заметить, что Мак-Куллох при этом говорит

исключительно о предъявлении населением банкнот к погашению, то есть о том

механизме, который неизменно запаздывает. Ведь сверхэмиссия способна изменить

валютные курсы лишь после того, как она повлияет на структуру цен и

производства, посеяв при этом зерна кризиса. Мак-Куллох, таким образом,

полностью игнорировал идею Парнелла о действии механизма клиринга.

Мак-Куллох выдвинул еще один аргумент против свободы занятия эмиссионным

бизнесом. Он был связан не столько с вероятной сверхэмиссией вообще, сколько с

тем злом, которым грозит сверхэмиссия одного или нескольких банков. Очевидно,

что банкротство какого-либо банка несет убытки для определенной части

населения, а именно -- для владельцев выпущенных им банкнот.

По мнению Мак-Куллоха, государство должно регулировать банковский бизнес,

чтобы предотвратить такого рода убытки людей, неспособных различить банкноты

плохих и хороших банков. Бывает также, что люди обладают необходимой для

подобных выводов информацией, но не могут отказаться от получения выплат в

виде вызывающих сомнения банкнот из-за опасений не получить вообще ничего.

[Там же, с. 8--9. "Люди, не желающие вмешательства, заявляют, что, в отличие

от металлических денег, являющихся законным средством платежа, банкноты лишены

такой привилегии, и любой, кому они не нравятся, вправе не принимать их к

оплате; однако что бы ни было написано в законе, во многих местах на практике

они служат законным средством платежа и не могут быть отвергнуты без опасений

создать при этом множество неудобств для участвующих в сделке сторон. Следует

также заметить, что рабочие, женщины, дети и прочие группы населения, в разной

степени неспособные самостоятельно судить об устойчивости банковских

учреждений, тем не менее, имеют дело с деньгами и, таким образом, подвержены

риску быть обманутыми."] Это является убедительным аргументом за ограничение

хождения банкнот небольшого номинала. Ведь именно наиболее уязвимые группы

населения, как правило, имеют на руках лишь небольшую сумму (скажем, меньше 5

фунтов). На самом деле, основание для запрещения однофунтовых банкнот,

отмеченное самим Мак-Куллохом, состоит в более высокой вероятности допуска в

обращение поддельных банкнот мелкого номинала. [Естественно предположить, что

банкноты на мелкие суммы изучаются на предмет подделки менее тщательно, чем

банкноты крупного номинала.]

Другой тезис, для доказательства которого Мак-Куллох, впрочем, не привел почти

никаких аргументов, состоял в том, что, в то время как Банк Англии поддерживал

свои золотые резервы на уровне, соотносящемся с возможным спросом на металл в

период кризиса, в ситуации множества конкурирующих друг с другом банков ни

один из них не захотел бы взять на себя бремя общей ответственности и

понадеялся бы на усилия других.

В том виде, в котором этот тезис был выдвинут Мак-Куллохом, он был

неубедителен a priori, не имея в то же время и достаточных практических

оснований.

Вне всякого сомнения, находясь под впечатлением событий 1825 г., Мак-Куллох

высоко отзывался о возможностях институтов, подобных Банку Англии, способных

оказать помощь во время кризисов путем расширения эмиссии и предоставления

почти неограниченных кредитов переживающим трудные времена фирмам с устойчивой

репутацией. По мнению Мак-Куллоха, при альтернативной системе с несколькими

банками ни один из них не был бы в состоянии породить в других такую

уверенность в собственном могуществе и убедить всех принимать свои банкноты.

Во времена всеобщего недоверия все они были бы вынуждены сворачивать, а не

расширять свою деятельность.

В ответе Парнелла, основанном главным образом на критическом разборе политики

Банка Англии за предшествующие полвека, не содержалось каких-либо попыток

поспорить с главными аргументами Мак-Каллоха против диффузии эмиссионных прав.

Происходившие примерно в то же самое время события в Америке заставили

сформулировать свою позицию в отношении проблем эмиссионной деятельности и

американских исследователей. В начале 30-х годов значительный вклад в

дискуссию был внесен Элбертом Гэллэтином ["Considerations on the Currency and

Banking System of the United States", 1831]. При проведении анализа истории

американского банковского дела, он был, без сомнения, поражен частотой, с

которой банки приостанавливали свои выплаты, и наиболее интересовавшей

Гэллэтина темой стал поиск способов, позволивших бы удерживать банковскую

эмиссию в отведенных для нее пределах. Для этого он рекомендовал гораздо более

жестко лимитировать как объем эмиссии, так и размеры всех прочих обязательств,

разрешенных банку законом. [В качестве конкретного норматива он предложил,

чтобы объем займов не превышал собственные капиталы банка более, чем в два

раза. Это само по себе имело бы эффект ограничителя эмиссии, однако Гэллэтин

также рекомендовал особо лимитировать выпуск банкнот двумя третями от суммы

банковского капитала.] Гэллэтин считал, что наилучшим способом, который бы

позволил полностью избежать опасности потери банком платежеспособности, было

бы инвестирование средств банка в государственные ценные бумаги. [Впрочем,

реальное функционирование системы депонирования облигаций уже спустя некоторое

время продемонстрировало ошибочность этого тезиса.] Правда, он сомневался в

целесообразности такой политики для Соединенных Штатов ввиду небольшого объема

находящихся там в обращении государственных ценных бумаг. Как бы то ни было,

глубоко позитивное впечатление на Гэллэтина произвела шотландская банковская

система [там же, с. 94] с ее высокоразвитыми депозитным бизнесом и системой

выдачи наличных кредитов. [В определенной степени эта система соответствует

современному методу займа через овердрафт (method of loan by overdraft).]

Наиболее действенным методом предотвращения избыточной эмиссии Гэллэтин считал

практику частого межбанковского обмена банкнотами, с успехом опробованную в

Шотландии и применявшуюся альянсом Банков Бостона и Банком Соединенных Штатов

[там же, с. 95].

Несмотря на щедрые похвалы в адрес шотландской системы, Гэллэтин, тем не

менее, не поддерживал распространение свободной конкуренции за пределы

ссудного и депозитного бизнеса, то есть на эмиссионную сферу. Многие

современники Гэллэтина считали, что депозиты, в отличие от банкнот, не

оказывают никакого влияния на совокупное обращение и, следовательно, на цены.

Интересно, однако, что Гэллэтин подобной черты между депозитной сферой и

выпуском банкнот не проводил. Напротив, он специально оговаривался, что

"кредиты на текущих счетах, а также депозиты наших банков по своему

происхождению и функционированию совершенно идентичны банкнотам; у нас, таким

образом, нет другого выхода, как рассматривать сумму кредитов к выплате до

востребования, зафиксированных в балансах ряда банков, в качестве составной

части денежной массы Соединенных Штатов." [Там же, с. 31.] Не приходится

сомневаться в том, что Гэллэтин не только отчетливо понимал суть той роли в

совокупном обращении, которая принадлежала чекам, выписываемым по текущим

счетам, но и осознавал четкое сходство между выдачей новых займов путем

кредитования текущих счетов и выпуском в обращение банкнот. Вероятно,

критерием различия между банкнотами и депозитами Гэллэтин считал сферу их

признания (generality of acceptability). ["Отличие чеков от банковской эмиссии

состоит в том, что банкноты принимаются к платежу исключительно на основании

общего доверия к банкам, в то время как чеки -- на основании особого рода

доверия к выписавшему их лицу." См. Gallatin, "Suggestions on the Banks and

Currency of the Several United States, etc.", 1841, p. 13.]

Среди тех, кто прочел труды Гэллэтина, был и директор Банка Дж. У. Норман

["Remarks on Currency and Banking", 1833]. Норман отверг тезис Гэллэтина и

Пэрнелла о том, что механизм клиринга может служить эффективным средством

контроля за размерами банковской эмиссии. Ведь если стремление к экспансии

захватит все либо большинство банков, пояснял он, частые межбанковские обмены

банкнотами будут бесполезны с точки зрения контроля за сверхэмиссией,

поскольку клиринг в условиях синхронной экспансии банков не приведет к

изменению межбанковских балансов.

Сам Норман придерживался мнения, что те сферы банковского бизнеса, которые он

называл "истинными и законными его объектами", могут и должны быть

предоставлены свободной конкуренции [там же, с. 27 и с. 42]; выпуск же

банкнот, по его мнению, был одним случаем из ста, где существование монополии

должно было остаться незыблемым [там же, с. 25--26]. Поэтому Норман

придерживался идеи полной ликвидации всей эмиссии рядовых банков страны [там

же, с. 58].

Видимо, первым автором, давшим четкое объяснение причин, по которым

конкуренция в эмиссионной деятельности не может отождествляться с конкуренцией

в других сферах бизнеса, был С. Дж. Лойд (S. J. Loyd) (впоследствии Лорд

Оверстоун (Lord Overstone)). "Естественным благом, приносимым обществу

конкуренцией" -- говорил он, "является то, что она пробуждает в производителе

изобретательность и трудолюбие. Как следствие, общество снабжается товарами

наилучшим образом, как с точки зрения их качества, так и количества, и, к тому

же, по самым низким ценам. В то же время весь ущерб от просчетов производителя

несет он сам, а отнюдь не общество. Что же касается бумажных денег, то здесь

интересы общества лежат в совершенно другой плоскости. Целью здесь является

плавное сбалансированное регулирование количества денег в обращении,

зафиксированное законодательством. От последствий ошибок в этой сфере в

гораздо большей степени страдает именно общество, нежели сам эмитент." [Из

памфлета "Further Reflections on the State of the Currency and the Action of

the Bank of England", 1837, p. 49.]

Лойд, Норман и Мак-Куллох впоследствии стали видными представителями денежной

школы (currency school) и активными сторонниками Закона Пила. Поэтому их

присутствие их в лагере противников свободного вхождения в банковский бизнес

вполне объяснимо. Более странно обнаружить там Тука, который был одним из

лидеров Движения за свободу торговли и, кроме того, являлся наиболее видным

выразителем тех взглядов на деньги и кредит, которые впоследствии оформились в

так называемую банковскую школу (banking school). Представители этой школы

выступали против всяких законодательных ограничений на размер банковской

эмиссии, считая, что установление ее конкретного предела в зависимости от

рыночного спроса должно быть отдано на усмотрение органов, выпускающих

банкноты. Разделяя подобные взгляды [по крайней мере, до 1840 г.], Тук все же

оставался ярым противником внедрения свободной торговли в банковскую сферу.

"Что касается свободы бизнеса в банковской сфере в том смысле, как эта свобода

зачастую толкуется, -- говорил он, -- то здесь я согласен с одним американским

журналистом, который как-то заметил, что свободный бизнес в банковском деле

является синонимом свободы жульничества." Подобные претензии "ни в малейшей

степени не основываются на аргументах, сходных с теми, что используются в

требованиях о свободе конкуренции в производстве. Банковская сфера есть

область государственного регулирования, попадающая в сферу компетенции

полиции" ["History of Prices", 1838, Vol. III, p. 206]. Это высказывание Тука

бесконечное число раз цитировалось противниками свободы банковского бизнеса в

Европе, став для них неким подобием лозунга.

Массовые приостановки денежных выплат, имевшие место в 1837 г. в Америке,

привели к новому витку споров по другую сторону Атлантики. Впоследствии эти

споры оказали существенное влияние и на европейскую мысль. Двое авторов --

Ричард Хилдрет (Richard Hildreth) и Г. Ч. Кэйри (H. C. Carey) -- были особенно

категоричны в том, что события 1837 г. послужили сильным доводом в пользу

свободы банковского бизнеса. Хилдрет ["The History of Banks to which is added

a Demonstration of the Advantages and Necessity of Free Competition in the

Business of Banking", 1837] подверг резкой критике царивший в Америке дух

протекционизма, заявив, что, если бы свободной конкуренции было дозволено

сменить существовавшую систему политического вмешательства и монополизма,

последствия кризиса не были бы столь серьезны. В свою очередь, Кэри "The

Credit System in France, Great Britain, and the United States", 1838] встал на

защиту американской банковской системы, подчеркивая тот факт, что эта система,

не будучи, разумеется, безупречной во всех отношениях, предоставляла гораздо

больше услуг, чем банки любой другой страны. Кэри также утверждал, что

банкротства в Америке были гораздо более редким явлением, чем в Англии. [По

словам Кэри, с момента учреждения в Америке первых банков и до 1837 г. общее

число банкротств в этой стране так и не достигло аналогичной цифры для Англии

лишь за три года 1814--1816 гг.] Сравнивая банковские системы в различных

американских штатах, Кэри обнаружил, что в тех из них, где вхождение в

банковскую деятельность было наиболее беспрепятственным, случаи банкротств

были относительно редки. Это подтолкнуло Кэри к предположению, что сами

принципы ограничительной системы с неизбежностью ведут к чрезмерной банковской

экспансии. "Система привилегий в банковском деле, -- писал он, -- является

результатом ошибочных суждений о том, что деятельность банков отлична от всех

остальных видов коммерции; что якобы в их руках находится инструмент

извлечения высоких прибылей и право на осуществление этой деятельности должно

оставаться привилегией, продаваемой только избранным лицам. Общество,

находящееся во власти подобных ложных взглядов, требует уплаты крупных сумм в

качестве компенсации за использование этой привилегии, вынуждая тем самым

банки действовать далеко за пределами собственного капитала." [Там же, с. 89.

Курсив наш.] Считая шотландскую систему более продвинутой по сравнению с

английской, Кэри все же не признавал ее полностью удовлетворительною,

поскольку она не позволяла учреждать банки с ограниченной ответственностью там

же, с. 80--82].

Наиболее слабым местом в работе Кэри было его теоретическое обоснование тезиса

о том, что банковская система, действующая в условиях жестких ограничений, с

большей вероятностью порождает экономические кризисы [там же, с. 57].

Объяснение, данное Кэри, позднее получило довольно значительное развитие во

Франции. Ошибочно считается, что впервые этот аргумент был выдвинут Кокеленом

(Coquelin). Вначале принимается предположение, что если существует лишь один

или несколько привилегированных банков, то неизбежно возникает дефицит

долгосрочных инвестиций. Некоторая часть средств приобретается самими же

банками, а на руках у населения остается значительный объем свободных средств

в виде сбережений, не нашедших выгодного применения в инвестиционной сфере в

данный момент. Эти средства депонируются в банки, что создает почву для

расширения банковской эмиссии. Выпуская в обращение банкноты, банки усугубляют

избыточность ликвидного капитала, а это приводит к дальнейшему росту

депозитной массы. Этот процесс будет повторяться до тех пор, пока, наконец,

владельцы депозитов не найдут другого применения своим средствам, скажем, за

пределами страны. В этом случае они потребуют у банков возврата своих денег,

породив тем самым проблемы в банковской сфере. Банки будут вынуждены

прибегнуть к возврату ранее выданных займов, и нехватка капитала станет еще

более острой. Все это происходит вследствие того, что в результате изначальных

препятствий для инвестирования средств значительная их часть осуждается банкам

лишь на короткое время, но инвестируется последними в такой форме, которая уже

не может быть реализована в деньги немедленно. ["Хотя банковские кредиты

отдельным людям выдаются лишь на некоторое время, с позиций общества как

целого кредиты выдаются навсегда."] Теория гласит, что, если бы разрешение на

учреждение выдавалось большему числу банков, вложения в уставные капиталы

банков явились бы каналом прямого инвестирования средств общества. Эти

средства были бы предоставлены банкам теперь уже не в краткосрочное, а в

долгосрочное пользование, уменьшив тем самым опасность возникновения

нестабильности [с. 59].

В противоположность этому, Конди Pare (Condy Raguet) придерживался чрезвычайно

неблагожелательной позиции в отношении американской банковской системы

["Treatise on Money and Banking", 1839]. Книга Pare была более общим и

теоретическим исследованием, чем книга Кэйри. В ней была совершена попытка

выработать единую кредитно-денежную теорию в отношении вопросов, касающихся

приостановок денежных выплат. Pare указал на то, что принцип взаимной

коррекции между торговым балансом и направлением потоков наличности, к тому

времени уже сформулированный в теории международной торговли, можно применить

и к балансу взаимных обязательств различных банков в одном городе, либо групп

банков в разных городах, возникающих в результате эмиссионной деятельности.

Этот механизм мог бы стать средством удержания эмиссионной деятельности банков

под контролем. Особый упор делался на важность незамедлительного погашения

банкнот до востребования и частого взаимообмена банкнотами, сопровождающегося

выплатой межбанковских балансов. В отличие от Кэри, Pare считал, что наилучшей

системой стало бы установление личной (неограниченной) ответственности

акционеров банков. Однако он сомневался в реалистичности введения подобной

системы в Соединенных Штатах, где организация компаний по принципу

ограниченной ответственности уже давно укоренилась. Решительно возражая против

свободы эмиссионной деятельности в широком смысле этого слова, Pare, тем не

менее, был очень благожелательно настроен в отношении Нью-йоркской системы

депонирования облигаций. Данное им объяснение причин, по которым избыток

предложения кредитов ведет к промышленному буму, сменяемому затем кризисом,

содержит в себе идеи, предваряющие современную теорию делового цикла. Конец

бума наступает тогда, когда возникает спрос на наличность для ее последующего

вывоза за границу. Для того чтобы платить по своим банкнотам, банки, в свою

очередь, вынуждены требовать возврата кредитов от своих должников. В

результате этого возникает нехватка денег, приводящая к падению цен на товары

и недвижимость. "К концу этой катастрофы выясняется, что на протяжении всего

периода потребление росло быстрее, чем производство, что общество в результате

оказывается беднее, чем было вначале; что вместо пищи и одежды оно получает в

свое распоряжение железные дороги и каналы, в количестве, достаточном для

перевозки в два раза большего объема товаров, чем тот, что имеется в наличии,

и что все признаки процветания, проявляемые в период постепенного роста

денежной массы, ничем не отличаются от признаков богатства и благополучия,

демонстрируемых транжирой, когда он проматывает свое состояние, -- а значит в

точно такой же степени обречены на скорое наступление периода упадка и

бездеятельности." [Там же, с. 137. Курсив дан в соответствии с оригиналом.]

Дальнейшим вкладом в дискуссию стало еще одно эссе Гэллэтина ["Suggestions on

the Banks and Currency of the Several United States in Refererence principally

to the Suspension of Specie Payments", 1841]. По своей сути это -- призыв к

возобновлению денежных выплат. К тому времени Гэллэтин встал на позиции,

враждебные банковской эмиссии вообще. Отсюда его убеждение в том, что центр

внимания следовало бы сместить с эмиссии банкнот на прочие банковские услуги,

не требующие эмиссии бумажных денег, в частности, на валютные операции,

операции по пересылке денег, а также взыскание долгов и вложение свободных

остатков средств. Гэллэтин надеялся, что со временем банки будут учреждаться

лишь для этих целей, не претендуя на владение эмиссионными правами. Он

проводил различие между двумя толкованиями термина "свобода банковского

бизнеса" [там же, с. 69]: "Первое из них подразумевает то, что всякому

человеку или ассоциации людей позволяется выпускать бумажные деньги на

идентичных условиях. Второе -- что бумажные деньги могут выпускаться всяким

человеком или ассоциацией людей вне каких бы то ни было законодательных

ограничений." Что касается первого из этих толкований, которое после выхода в

свет Нью-йоркского законодательства 1838 г. использовалось почти всеми

англоязычными исследователями, то его Гэллэтин был готов поддержать. Вместе с

тем, по его мнению, абсолютная конкуренция не должна была распространяться на

банковское дело [там же, с. 70], поскольку цели, достигавшиеся посредством

конкуренции в производстве товаров, в частности, снижение стоимости и

улучшение качества, не были актуальны для банковского бизнеса.

Мы уже несколько раз ссылались на тезис свободного банковского бизнеса о том,

что в рамках конкурентной системы существует автоматический механизм,

отслеживающий сверхэмиссию. Принцип его действия состоит в том, что банкноты

банков, выпустивших чрезмерное их количество, возвращаются к своим эмитентам в

обмен на золото. В той части, в которой он зависит решения широкой публики

поменять векселя на золото, этот тезис уже был опровергнут Мак-Кулохом. Но

ведь остаются еще взаимные обязательства самих банков.

Мы также уже приводили критическое замечание Нормана о том, что и в этом

случае механизм оказывается неэффективным, если все либо большинство банков

решаются на экспансию и действуют при этом синхронно. Теперь мы переходим к

рассмотрению аргументации, выдвинутой Маунтифортом Лонгфилдом (Mountifort

Longfield) [он написал серию из четырех статен о проблемах банковской и

денежной систем в Dublin University Magazine за 1840 г. Приведенная

аргументация относится ко второй из этих статей (февраль 1840 г.)], который

отвергал действенность такого механизма даже в случае экспансии лишь одного

банка. Он иллюстрирует свой тезис арифметическим примером. Рассмотрим два

банка, А и В [А и В могут так же обозначать две группы банков, одна из которых

придерживается консервативной политики, а другая -- экспансионистской],

принадлежащих к одной сфере бизнеса, а именно -- к сфере кредитования путем

эмиссии банкнот. Предположим также, что на начальном этапе масштабы

деятельности А и В были идентичны и банки имели равные объемы золотых

резервов, так что для обоих:

Эмиссия векселей = 40 тыс. фунтов.

Золотые резервы = 15 тыс. фунтов.

Еженедельно каждый из банков выдает кредиты на сумму в 10 тыс. фунтов в форме

платежных обязательств, получая при этом такую же сумму через погашение

займов. Предположим, что возврат долгов каждому банку производится частично

банкнотами самого же банка, а частично -- банкнотами другого банка, причем

соотношение двух частей приблизительно равно пропорции каждого из банков в

совокупном обращении.

Таким образом, в банк А еженедельно поступает 5 000 его собственных банкнот и

5 000 -- выпущенных банком В. Так же обстоит дело и в случае с банком В. В

результате ежедневный либо еженедельный обмен банкнотами между банками

приводит к нулевому балансу без какого-либо перемещения золота из одного банка

в другой.

Предположим теперь, что банк А вдруг решает увеличить масштабы кредитования на

20 тыс. фунтов и добавляет эту сумму к своей эмиссии; эмиссия же банка В

остается неизменной. В результате соотношение эмиссий двух банков изменяется с

1:1 до 3:2 в пользу банка А. Теперь В получит уже 6000 банкнот банка А, лишь

4000 -- своих собственных, и через неделю возвратит 6 000 банкнот А в банк А.

Но ведь и масштаб операций банка А вырос и соотносится с аналогичным

показателем В в той же пропорции 3:2.

Отныне еженедельно размер выдаваемых кредитов, а значит, и сумма, возвращаемая

в банк его должниками, составляет уже 15 тыс. фунтов, из которых 9 тыс. фунтов

-- банкноты, выпущенные банком А, и 6 тыс. фунтов -- банкноты банка В. После

того, как эти банкноты возвращаются в банк В, оказывается, что баланс двух

банков опять нулевой и золото, как и прежде, остается у своих владельцев.

Таким образом, банк В не имеет возможности контролировать экспансию банка А.

Однако в дальнейшем население потребует обмена излишка банкнот на золото, и

возникший спрос на него будет распределен между двумя банками соответственно

доле каждого из них в совокупной эмиссии. Предположим, что суммарный спрос на

золото составляет 20 тыс. фунтов. [Лонгфилд делает предположение, что

совокупное обращение возвращается на прежний уровень; это, однако, не меняет

сути главного аргумента.]

Таким образом, итоговая позиция банка А выглядит следующим образом:

Эмиссия = 48 млн. фунтов.

Золотые резервы = 3 млн. фунтов.

Для банка В:

Эмиссия векселей == 32 млн. фунтов.

Золотые резервы = 7 млн. фунтов.

Итак, золотые резервы банка, не увеличившего свою эмиссию, сократились в

большей степени, чем сумма его банкнот в обращении. Если администрация банка

пожелает в этой ситуации сохранить прежнюю долю резервов, составляющую 15 к

40, ей придется сократить масштабы кредитования "с 40 тыс. до примерно 30 тыс.

фунтов." "Отсюда следует, что ситуация, при которой один эмиссионный банк в

состоянии иссушать золотые резервы своего конкурента, вполне возможна; если же

первый банк имеет достаточно капитала, он может покончить со своим соперником

полностью. Чтобы избежать подобной катастрофы, второй банк будет вынужден

сократить эмиссию, тем самым, давая своему сопернику возможность еще более

расширить операции. Так будет продолжаться до тех пор, пока более сдержанный

банк окончательно не откажется от ведения бизнеса. Поэтому банк может быть

принужден к проведению политики искусственного расширения, ранее уже освоенной

его конкурентами, из соображений самозащиты. Если же в стране существуют

несколько акционерных эмиссионных банков, ее экономическая жизнь начнет

страдать от чередующихся периодов высоких и низких цен, стабильности и паники,

буйных подъемов и общих спадов в торговле. Наиболее успешным станет тот банк,

который будет наиболее активен в периоды экономического подъема, а при

приближении паники будет быстрее других сокращать кредиты и уменьшать эмиссию,

прибегая к наиболее жесткой политике. Трудно придумать систему, более

вредоносную для процветания великой торговой державы, чем та, которая

дозволяет всякому желающему печатать и пускать в оборот средства обращения, в

то время как в их интересах будет выпускать как можно больше бумаг в периоды

искусственного бурного экономического роста и уменьшать эмиссию, когда

торговля начинает стагнировать и для ее оживления необходимы дополнительные

стимулы."

Заключение Лонгфилда, таким образом, в точности соответствовало выводам

Мак-Куллоха: вовсе не банк-экспансионист находится во власти консервативного

банка, а наоборот -- последний зависит от милости первого; средств

автоматического контроля за эмиссией не существует; напротив, соперничество

банков ведет к всеобщей экспансии.

Лонгфилд затронул здесь важнейшее противоречие теории свободного банковского

бизнеса. Никто впоследствии так и не попытался ему ответить, а мы отложим

детальное рассмотрение справедливости этого аргумента до заключительной главы.

До сих пор мы пытались собрать воедино довольно-таки разрозненные высказывания

различных людей, поскольку до того момента, к которому мы теперь вплотную

подошли, никакой систематической дискуссии о свободном банковском бизнесе не

велось. В Англии, например, позиции Банка считались незыблемыми, а споры, как

правило, сводились к противостоянию банковской и денежной школ, а также к

обсуждению общих проблем построения системы центрального банка. Вероятно,

первая попытка организовать сколько-нибудь систематическую дискуссию о

преимуществах свободной конкуренции была сделана первым редактором журнала The

Economist Джеймсом Уилсоном (James Wison), на протяжении 1845-1847 гг.

опубликовавшим в этом журнале серию своих статей на эту тему. [Также вышли в

виде одной книги, "Capital, Currency and Banking", в 1847 г.] К моменту их

выхода в свет окончательный приговор свободному вхождению в эмиссионный бизнес

уже был вынесен Банковским Законом 1844 г. Вероятно, вследствие этого статьи

Уилсона представляли собой попытку скорее проанализировать природу и истоки

происхождения уже принятой к тому времени системы, нежели дать рекомендации о

замене ее альтернативной. Главной целью статей стало опровержение теорий

денежной школы.

Привилегированное монопольное положение Банка Англии, по мнению Уилсона,

лежало в основе отставания Англии от Шотландии, особенно значительного в сфере

депозитного бизнеса [cм. Статью III]. Возведенные на более солидной основе и

внушавшие обществу больше уверенности в собственной устойчивости, шотландские

банки явились продуктом отменно работающего механизма свободной конкуренции. В

Шотландии никогда не существовало каких-либо ограничений на число партнеров,

учреждающих банковскую фирму, и еще до наступления эпохи акционерных обществ

фирмы обязательно состояли из большого числа широко известных и богатых людей.

"Не приходится сомневаться в том, -- говорил Уилсон, -- что, если бы не

законодательные препоны образованию банков, возведенные в интересах монополии

Банка Англии, в стране, причем как в столице, так и в провинции, уже давно

существовало бы множество крупных и преуспевающих акционерных банков. Это

помогло бы избежать появления слабых банков, банкротство которых периодически

вызывало столь значительные потрясения." ["Capital, Currency and Banking", p.

282.]

"Почему, -- спрашивал Уилсон, -- в то время как общество и законодательные

органы готовы отказаться от ограничения свободы в сфере депозитного бизнеса,

они, тем не менее, считают слишком рискованным делом давать разрешение на

выпуск банкнот до востребования? Денежная школа в качестве причины такой

дискриминации обычно приводила тот факт, что эмиссия банкнот, в отличие от

депозитной деятельности, приводит к росту массы денег в обращении. Разумеется,

Уилсон, как представитель банковской школы, согласиться с подобным аргументом

не мог. Эта школа отвергала возможность расширения эмиссии банкнот до

сколько-нибудь нежелательного уровня при условии неукоснительного поддержания

их конвертируемости в золото и вместе с тем считала, что приведенное выше

различие между банкнотами и депозитными обязательствами отнюдь не является

действенным. Однако многие по-прежнему отрицали, что вклады до востребования

являются частью денежного обращения, и всеобщее признание этого факта

состоялось лишь во времена Мак-Леода (Macleod) ["Theory and Practice of

Banking", 1855].

События 1847 г. заставили Уилсона заняться анализом причин экономического

кризиса. Он не сомневался в том, что природа капитала предопределяла дилемму:

труд мог быть затрачен либо на производство орудий, используемых в будущем

производстве, либо -- на производство продуктов, потребляемых немедленно.

Построенная Уилсоном теория делового цикла связана с его разграничением

основного (fixed) и оборотного (floating) капитала. [Легко видеть..., сколь

важным для устойчивого процветания страны становится правильная пропорция

между основным и оборотным капиталом: оборотный капитал, от которого зависит

безостановочное воспроизводство товаров повседневного спроса и стабильная

занятость труда, не должен отвлекаться от этих целей и трансформироваться в

основной капитал в масштабах, превышающих размеры избыточного накопления

капитала страны за вычетом суммы, достаточной для продолжения производства

товаров для текущего потребления. Если же часть оборотного капитала страны все

же будет неправильно превращена в основной, вполне очевидно следующее:

поскольку труд людей, занятых в сферах, представляющих основной капитал, не

воспроизводит товары, которые служат для поддержки этого труда, или товары,

которые можно обменять на таковые у внутреннего или зарубежного их

производителя, это в конце концов приводит к нехватке этих товаров и росту цен

на них, а фонд оплаты труда неизбежно сокращается. Верно, что процессу

превращения оборотного капитала в основной временно сопутствует видимость

экономического благополучия... Производство товаров, предназначенных для

повседневного потребления, окажется ниже уровня потребления, а цены на них

будут продолжать расти... Конечным итогом неправильного перемещения оборотного

капитала Страны будет значительная его нехватка, которая проявится в высокой

ставке процента." (Там же, с. 127--128).]

В какой-то степени Уилсон недопонимал, каким именно образом общество тратит

свой доход для возмещения основного и оборотного капитала, а также как все эти

факторы связаны с размерами фонда, служащего для оплаты труда. Уилсон полагал,

что основной капитала никогда не возмещается прямо из доходов общества.

Особенно удивительно, что именно банковская школа первой поддержала идею о

том, что причиной бумов и депрессий является перепроизводство основного

капитала. [Ведя речь о развитии железных дорог и превращении в связи с этим

оборотного капитала в основной, Уилсон говорит, что "первым результатом этого

процесса станет нехватка свободного капитала с соответствующим ростом

процентной ставки; затем наступит дефицит товаров для потребления, в

результате чего спрос на них возрастет, а капитал, вместо того, чтобы

переместиться в другую сферу, получит еще большие стимулы остаться в старой."

Неизбежным выводом из вышесказанного должен был стать отказ от строительства

львиной доли железнодорожной сети (там же, с. 18).] Схожей точки зрения

придерживался и Бонами Прайс (Bonamy Price). Мы еще вернемся к этой теории,

когда будем обсуждать вклад в дискуссию, который был сделан Хорном (Нот) во

Франции. Как бы то ни было, банковская школа, конечно, не считала основной

причиной инфляцию: возможность сделать такой вывод была через много лет

предоставлена представителю денежной школы [а именно -- Гейеру, см. гл. IX].

После Уилсона в течение более чем десяти лет вопрос о свободе банковского

бизнеса в Англии больше не поднимался; в континентальной же Европе он лишь

начинал набирать свою силу. Поэтому обратимся теперь к Франции.