Антропология

Модернизация России: постимперский транзит

Сергей Гавров

Другие книги автора: Социокультурная традиция российского общества

Историческое изменение институтов семьи и брака

То, что происходит сегодня на окраинах бывшей Российской/советской империи, вполне закономерно. На постсоветском пространстве остались анклавы империи, считающие себя ее частью, осталась масса людей, рассматривающих сложившееся сегодня реалии политической географии как нечто сугубо временное.

За столетия российско-советской имперской жизни люди действительно стали той новой общностью, тем «советским народом», о котором так долго, и, как тогда казалось, совершенно безосновательно твердили нам партийные пропагандисты. Референдум 17 сентября 2006 года, на котором граждане непризнанной Приднестровской Молдавской Республики проголосовали за «свободное присоединение к России» и против «вхождения в Молдову» свидетельствует именно об этом.

Но дело не только в имперской ностальгии, но и в мировой тенденции, ведущей к неравномерному развитию, «анклавной» жизни, конкуренции за одни и те же территории различных расовых, этнических и религиозных групп. Эти группы устойчивы, они не хотят интегрироваться в «большое общество», подстраиваться под преобладающий титульный этнос.

Люди в них хотят жить автономно, говорить на родном языке, на родном языке объясняться в органах государственной власти и местного самоуправления, в школах, магазинах, на улицах. Они часто решают свои жизненные проблемы внутри этих локальных сообществ, среди своих – по духу, крови, культуре. Разделение людей по принципу непохожести, разных бытовых привычек, религии, языка – практика древнейшая, как и мотивация самопричисления человека к той или иной общности, когда свой – друг, а чужой – враг. Сегодня эта трагическая практика разделения вновь востребована – горят машины во Франции, Чайнтауны распространяются по всему миру, вновь прибывающие в США выходцы из Латинской Америки не спешат изучать английский язык.

Локальные этнокультурные группы далеко не всегда требуют для себя государственной независимости, но устанавливают в эмигрантских анклавах свою власть, свой суверенитет де-факто. И национальное государство все чаще бессильно что-либо этому захвату власти противопоставить. Конечно, у него есть полицейские силы, спецназ, армия, наконец. Но все это инструменты отчаяния, «последней надежды», их пускают в ход тогда, когда война по существу уже проиграна. Эмигранты создают свой, «параллельный мир», в котором свои законы, правила поведения, свои представления о чести.

Ситуация в Приднестровье, естественно, отличается от ситуации с новыми эмигрантами и новыми этнокультурными анклавами, но ее непохожесть укладывается в общую тенденцию.

Исторически сложилось так, что Приднестровье было частью пограничной зоны империи, ее активной, действующей частью, крепко привязанной к метрополии. Далекая и близкая история определяет и сегодняшнее развитие региона. Воскресный референдум не первый в Приднестровье, два уже было: в 1991 и 1995 годах. Но самым главным и жестоким «референдумом» была война, итоги которой и разделили людей на левом и правом берегу Днестра.

Ее боль не забыта и сегодня, между Приднестровьем и Республикой Молдова нет доверия, а без доверия строить какие-либо отношения затруднительно, тем более в такой непростой и деликатной сфере, как цивилизованное государственное строительство. Эту боль могут лечить время и целенаправленная политика взаимных уступок и компромиссов, поиска того, что объединяет, а не разъединяет людей. Стоит пытаться понять и простить друг друга. Взаимоотношения Молдовы и Приднестровья – это как раз тот случай, когда худой мир лучше доброй ссоры, когда не надо делать резких движений.

Ситуацию по восстановлению государственной целостности Молдовы затрудняет и то обстоятельство, что республика далеко не самое богатое государство в Европе. По уровню жизни Молдова приближается к Таджикистану и Киргизии, государствам неевропейским и откровенно бедным. Будь это по-другому, если бы уровень доходов граждан Молдовы приближался к доходам поляков и венгров, поиск возможных компромиссов по государственному устройству республики протекал бы намного легче.

Что касается признания итогов воскресного референдума мировым сообществом, то здесь ситуация довольно однозначна. Итоги референдума не признают ни США, ни ЕС. В отношении позиции Росси не все так просто. Уже сегодня мы слышим заявления ряда политиков-«патриотов», приветствующих итоги референдума. Если все этим и ограничится, если дело не дойдет до включения Приднестровья в состав РФ, тогда можно считать, что россияне, да и европейцы вообще, легко отделались. На то они и политики, чтобы привлекать к себе общественное внимание, привлекать к себе внимание потенциальных избирателей, используя для этого любой значимый информационный повод.

Однако в случае, если продекларированные на референдуме цели будут восприняты российской властью и обществом всерьез, и Приднестровье войдет в состав РФ, велика вероятность нового военно-политического противостояния Запада и России, балансирование на грани войны «холодной» и «горячей». Мы помним, что такое противостояние во многом способствовало крушению Советского Союза, бремя гонки вооружений оказалось для него неподъемным. Не сможет противостоять Западу в лице НАТО и ЕС и Россия. Это очень серьезная опасность, и ее нельзя недооценивать.

Существует самая серьезная опасность, что юридическое включение Приднестровья в состав России, начало процесса «собирания земель» империи рано или поздно направит новейшую европейскую историю именно по этому руслу. «Собирание земель» всегда сопровождается кровью и потом, его тяжесть ложится на обычного, погруженного в свои житейские заботы человека, происходит за его личный жизненный счет. И потому не надо сегодня стрелять в «эрцгерцога Фердинанда», не надо провоцировать историю, «будить лихо», не надо играть в август 1914-го.