|
|
Война кончилась. Была середина сентября. В городе, на Клочковской, в нашем дворе вспыхивали вечеринки. Это возвращались с войны мужья, сыновья, женихи. На всю улицу играл баян, пели, голосили, громко рыдали. На такую вечеринку заходи кто хочет - радость всеобщая. Обиды прощались. В нашем дворе тоже были две такие вечеринки - вернулись мужья. Почему же до сих пор нет моего папы? Когда же, ну хоть приблизительно, его ждать? ... В дверь сильно стучали. Мама вскочила и побежала на кухню. За время войны я так привыкла спать с мамой, что мне стало холодно и одиноко. Это ощущение я тогда хорошо запомнила. В щели ставен пробивался серый рассвет. - Кто? - Лель, ето я! Открывай, не бойсь! Защитник Родины вернулся - Марк Гаврилович, не бойсь! Послышались звуки открываемых замков: сначала тяжелый железный засов, потом ключ один, потом второй, потом цепочка... - Та-ак! А хто дома? - Люся. - Ага, дочурка дома... А ето хто курив тут? - Это я... - Э-э, здорово, кума! Ну, держися! Я вслушивалась в незнакомый хриплый голос и не чувствовала никакой радости. Было такое ощущение, будто что-то чужое, инородное врывается и разбивает привычный ритм жизни. Вдруг я вижу, как в комнате осторожно, согнувшись, появляется человек в военной форме, с зажигалкой в одной руке и с пистолетом в другой, заглядывает под стол, хотя стол без скатерти, потом под кровать, на которой я сижу, сжавшись в углу, а на меня никакого внимания. Вроде нужно как-то реагировать, что-то сказать, но не могу. Все эти годы я так ждала папу, столько раз по-разному рисовала себе его приезд с фронта... А теперь все - его голос, и его поза, и серая ночь, и жалкая, испуганная мама - все-все-все не соответствовало чуду, которое я связывала со словом "папа". Из-под кровати раздался сдавленный голос: "ничего... я усе равно взнаю... Люди - они скажуть... Тогда держися, тысяча вовков тибя зъешь... усех повбиваю... и сам у ДОПР сяду. Ну! Здорово, дочурка!" Схватил меня на руки, подбросил в воздух: "У-у! Як выросла! Якая богинька стала, моя дочурочка. Усю войну плакав за дочуркую..." И залился горькими слезами, что "мою дочурку, мою клюкувку мать превратила в такога сухаря, в такую сиротку". - Марк! Так ведь все голодали, да я сама, смотри, еле-еле душа в теле... - От ты, Леличка, куришь, затуманиваешь, а ребенык аккынчательно отощал, на глазах пропадаить... Ничего, моя ластушка, твой папусик вернулся з Победую, теперь усе наладить! Поезд учера ще пришов, у девять вечера, насилу дождався. Приду, думаю, ноччю, у самый разгар... Сорвалось, ну ничего! - И тут же мне шепнул на ухо: Потом мне усе про нее изложишь, увесь материал. Это был мой папа! Тот, которого я ждала! Но как же я могла только что не узнать его голоса, пугаться чего-то "чужого". Это мой папа! Его, именно его, мне не хватало все эти четыре года. Теперь я ему все расскажу - все обиды на маму, про все несправедливости, про стояние на коленях в углу - и все-все. - Ну, Леличка, давай унесем у хату вещи. Што я своей дочурке привез! В нашем сером и неуютном доме засверкали декоративные вещи. Первым папа вынул бережно завернутое в тряпочку маленькое ручное бронзовое зеркальце - сверху бабочка, снизу ангел, разглядывающий себя в зеркало. Наверное, ангел и поразил папу больше всего. Каждый подарок он сопровождал историей: "У город вошли без боя. Спали у баронським замку. Такога я ще з роду не видив. Ты бы поглядела, Леля, якая красота. Куда там моему пану у диревни. Озеро, лебиди... Усе стоить, а хозяев нима - как только што вшли. Лежить усе на столах, собаки воють, свинни землю роють, лошыди хрипять. Земля не паханая - прямо плачить земелька. Нашей братве што нада - поесть да выпить. Крепко выпили и спали, а я не спав... Пошев у во двор, поналив усем воды, понакармив усех собак, свинней, а на утро вже усе - ко мне на перебой! Скотина, она же не виноватая... Як увидев ето зеркальце - дай, думаю, дочурочке привезу. Усю жизнь у него глядеть будить и папусика помнить". Так и есть. Смотрюсь в это зеркало с бабочками и ангелом и вижу папу... - Лялюша! Про тибя тоже не забыв, - и бросил маме мешок. Ого! Ей большой мешок. А мне? Мама скрылась в другой комнате. - Тибе, дочурочка, ще веломашину женскую привез. Завтра у багаже з Лелюю возьмем. Прямо на дороге подобрав, сам починив. Не новая, правда, но ездить ще можна. А главное, дочурка, ты у меня актриса. И я тибе привез главный подарык! Исключительно артистическое платтика. Усе у каменнях... Такое тяжелое, черт. Его вже у самом Берлине старушка на базаре за сахар отдала. Я ей ще и хлеб у придачу - а она аж руки лезить целовать. "Да што вы, мам, якой я пан? - паном меня называить, - берите, еште на здоровье". Так она меня расстроила. Чтобы увидеть это платье, надо представить себе павлиний хвост, только не из перьев, а из бисера и переливающихся камней. Таким оно было сзади, а впереди платье было короче и висели гирлянды бисера, как на абажуре. К этому платью были еще зеленые атласные туфли на высоком тонком каблуке 35-го размера - "ну вокурат, як у дочурки". Как же папа мой восхищался! Только он так умел: "Вот ета да! Як я угадав. А сидить платтика - як тут было. Ну, дочурка, ты щас в меня настоящая пава! Утрушкум у во двор оттак, у етым платтике и выйди - усех соседей на лупаты положишь! Во папусик так папусик! Во ето Марк Гаврилович..." Мы услышали, как в соседней комнате что-то тихо замурлыкала мама. Мама пела редко. Слух у нее был неважный, и она боялась наших насмешек. Она напевала "Осень", и в ее пении чувствовалась особенная, ее собственная радость и тайна. Мы с папой переглянулись - как-то забыли про маму - и вошли к ней. Она испуганно повернулась и вопросительно посмотрела на папу. На ней было рыжее шерстяное платье, все в замысловатых сборках, с плечиками, на шее большие янтарные бусы, а на плечах чернобурая лисица - предел мечтаний каждой женщины в то время. В руках мама держала коричневую крокодиловую сумку. - Ну девки, якеи вы в меня. Як на Первое мая! Во ета семья! Вот тибе, Лялюша, и Марк Гаврилович! Мама собирала на стол все, что было в доме. Мы не переодевались. Папа сказал: "Ета праздник семьи. Хай усе нарядные будуть". И опять папа полез в мешок. Опять замирает сердце. Опять жду, затаив дыхание. Он вынул что-то белое, тяжелое, состоящее из рожка и станка, на котором кружочек с цифрами. Папа подмигнул мне, приложив рожок к уху и громко, на всю квартиру произнес: "Алле! Елена Александровна! Здравие желаем! 3 вами говорить ваш любимый муж - Марк Гаврилович Гурченко! Як меня слышите? Не слышу вашега ответа..." Мама вошла с тарелкой капусты и, счастливая, смотрела на папу. - Марк, котик, ну зачем нам телефон? Куда нам звонить? Есть нечего, дров, угля нет, а ты... - Усе будить, Лялюша! Лишь бы здоровье господь послал. Теперь Марк Гаврилович вернулся! И хлеб будить, и топливо, и телефон. Зато самый лучий - белый! Такога ни в кого ни будить! Наша голая, серая квартира... Я - в бисерном платье и в атласных туфлях, мама - с лисой на плечах и с тарелкой капусты и папа - в военной солдатской форме с двумя медалями и с белым телефоном... Сейчас, через время, я смотрю на это со стороны, и мне кажется все необычным, смешным. А тогда все было естественным... Наступило утро. Уже и выпили, и закусили. Я чувствовала, что мешаю - мама все время заставляла меня то посуду помыть, то занять очередь за хлебом... Теперь мое место на кровати рядом с мамой навсегда занял папа. Надо было привыкать к новой жизни. Ведь я так о ней мечтала! Ведь наконец-то, наконец-то вернулся с войны мой самый сильный, необыкновенный папа! |
К содержанию Людмила Марковна Гурченко: «Аплодисменты»
Смотрите также:
Но смущение длится недолго, ведь они уже на
съемочной площадке: юрии Никулины, Людмилы Гурченко, чарли
Чаплины — им нравится смешить. ... |
Фазы телеинтервью. Три фазы телеинтервью. По определению, данному ...
Если с первых слов с гостем студии начинают говорить
на украинском языке (как произошло с Людмилой Гурченко в
ток-шоу «СВ») и он отвечает таким же образом, ... |
фильм Рязанова Вокзал для двоих
В главных ролях — Людмила Гурченко,
Олег Басилашвили. Иносказательно: о том, что предназначено только для двоих. |
Очерки кино СССР. Немое кино 1918 – 1934 годы
Книга известного историка кино
профессора ВГИКа Николая Алексеевича Лебедева рассказывает о возникновении и
развитии кинематографа в СССР... |
Театр начинается с вешалки. Станиславский
Приписывается одному из основателей
Московского Художественного театра Константину Сергеевичу
Станиславскому (1863— 1938). Но нигде в его сочинениях это ... |
ТЕАТР - первые театры, первые актеры и драматурги, постановки ...
Театр чудес просуществовал до XIX века.
Грандиозные спектакли-феерии с городских площадей перекочевали потом в
театральные залы. ... |
РУССКИЙ ТЕАТР. Мочалов и Каратыгин. 1898 год
За всё время существования русского
театра нельзя указать другого артиста не только равного бессмертному
Щепкину, но порой и превосходившего его, ... |
БРОКГАУЗ И ЕФРОН. Театр. Первые театры. Исторя театра
I. Театр у греков и римлян
(θέατρον) — как особое сооружение,
приспособленное для драматических представлений, получил правильное устройство
впервые у ... |
Русский театр. Русская драма. История русской драмы
Петр Великий был любителем театра;
в 1702 г. он послал в Данциг за актерами некоего Яна Сплавского, который
сговорил антрепренера Кунста с труппой. ... |