Аплодисменты

Людмила Марковна Гурченко 

   Вся наша страна готовилась к Всемирному фестивалю молодежи и студентов в Москве.  На студии "Мосфильм" срочно заканчивались съемки фильма "Девушка с

гитарой",  будь  он  неладен.  По приказу министра в фильме должен был быть

задействован  этот  фестиваль.  И он был задействован. Сценарий изменяли на

ходу.  Во  время  съемки  ко  мне  подошел директор картины и сказал, что в

обеденный  перерыв  за  мной приедет машина из Министерства культуры. После

первого успешного, трижды надоевшего, всю группу вызывал к себе сам министр

культуры.  Он хвалил фильм и советовал тем же составом снять еще одну такую

же  удачную комедию. Я и подумала, что разговор будет касаться этой темы. В

тот  день  я  снималась  в  премилом  платьице.  Решила  в  нем и поехать к

министру.  И  прическа  хорошая.  И  реснички  длинненькие,  модные  по тем

временам.  Поеду новой, неузнаваемой. Опять будут хвалить. Жизнь прекрасна!

Завтра напишу письмо домой, что меня вызывал сам министр. А папа всем будет

говорить,  что  "без  моей  дочурки  министр - ето ж якая величина - як без

рук".  А  может,  пошлют  меня  далеко-далеко  за границу. Согласитесь, это

обидно  -  сняться  в  главной  роли,  в успешном фильме, но так ни разу за

границей  с  ним и не побывать. Подъезжаю к министерству, что находилось на

красивой  улице  Куйбышева. Вхожу в здание. Меня уже встречают. Но проводят

не  в  кабинет  министра,  где уже была наша группа, а в кабинет с надписью

"Зам.  министра  по  радиовещанию".  Сижу.  Жду.  Появляются  сразу оба - и

министр,  и  зам.  И  сразу в атаку. Да в какую! Что, мол, я себе позволяю?

Такое  позорище!  Танцы,  вертлявые  западные  штучки-дрючки.  И  это  наша

комсомолка!  Слово  "вертлявые",  с  грассирующим  "р", я и сейчас слышу. Я

приметила  это  "р", когда министр наш еще не был министром культуры, а был

секретарем ЦК комсомола. Я онемела от страха и абсолютнейшей неожиданности.

А  зам. по радиовещанию говорил, что у него растет сын. Что они с женой всю

жизнь  прожили  в чистой и морально устойчивой атмосфере. Так и сына своего

воспитывают. И очень, очень, крайне нежелательно, чтобы их мальчик, вообще,

наши  дети  формировались  на  таких буржуазных образцах. И вообще, чтобы в

советской  школе, в нашей стране - и ни капли высокого патриотизма?... Ого!

С  чего  это?  На  патриотизм  я  как-то  не обратила сразу внимание. А вот

буржуазные  образцы...  Может,  это про то, что недавно с оркестром спела и

тут  же  сымпровизировала танец? Так весь оркестр Эдди Рознера аплодировал.

Ведь  у нас такого еще никто не делал на эстраде. И в зале прошло на "ура"!

И  сюда, значит, дошло. И сюда, значит, передали. А что здесь такого? После

первого  фильма  уже  прошло время. Уже пошло разделение на "принимающих" и

"не".  Чопорные  дамы  объединились  и  выступили  дружным  фронтом  против

вертлявой  попрыгуньи.  Но  вы же министры, вы же не дамы. Вы же понимаете,

что  время  не  стоит  на  месте.  В фильме вы вместе со всеми смеялись над

косностью  и  обывательщиной.  Вы же сами просили сделать еще один такой же

смешной  фильм. Нет, нет, что-то не то. И вдруг моя длинная модная ресничка

-  хрясь!  -  и  предательски наполовину отвалилась. А горячие слезы как из

ведра  полились  по  лицу.  И  ничего не могу с собой поделать. Голова, что

могла  бы  подсказать  выход, пуста. Безвольные руки. И нечем "взять себя в

руки".  "Полный  труп",  как  сказал  бы папа. Пошли меня мочалить за левые

концерты. Но ведь в них участвовали какие имена и звания - не мне чета. А в

заказной  статье  их имена только указаны. На мне же сделан главный акцент.

Выживай, держись Люси-Ирена-Марлен!

   "С лица земли сотрем!  Имени такого не будет!" -  это слова министра.  И

это не сегодняшние демократические денечки, когда говори, что хошь, всем до

фонаря.  То было жестокое время. И то был настоящий приговор. И очень скоро

такой  фамилии не  стало.  Очень  скоро.  Долго  надо  мной  будут  витать:

"однодневка",  "несерьезно",  "не советуем", "не следует", "не желательно".

Перестали снимать в столице.  Перестали снимать на других студиях.  Забыли.

Предали забвению.  Тихо  похоронили.  Забальзамировали.  Вот  тогда у  меня

появилась возможность свободно размышлять о  моем  патриотизме.  И  привели

меня эти раздумья на Чистые Пруды.  К той гримасе отвращения.  "Не захотели

послужить Родине..." Что ж,  "Не хотите кушать хлеб с маслом, будете кушать

г..." И я его кушала. Кушала много лет.

   Но  как  парадоксальна  актерская  природа!  Вы даже представить себе не

можете, о чем я думала в тот жуткий час. Это трудно представить. Я думала о

своей  реснице.  Что  мне  с  ней  делать? Если ее снять - значит, раскрыть

секрет,  что  она  приклеена.  Это  стыдно и неловко. Нахально же снять обе

ресницы,  этого я просто не могла. Нахальство мне было несвойственно. Можно

было   получить  вслед  пару  анекдотов:  "Пришла  к  министру  культуры  с

наклеенными  ресницами,  а  они  возьми и отклейся". А может, и того хлеще:

"Пришла  артисточка  к  самому  министру культуры и для начала сняла с себя

ресницы".  Важна  ведь только одна деталь. А дальше пошло и поехало. Глупые

мысли.  Но  именно они меня в тот момент занимали. В этой глупой простоте и

была  будущая  драма.  Вызывали меня на всякие общественные ковры еще и еще

раз.  И  стояла  я  около  министра,  опустив голову, на одной из тогдашних

коллегий  министерства.  На этих коллегиях присутствовали все самые ведущие

наши  великие  кинематографисты.  Сидел  и  мой  учитель. И директор студии

"Мосфильм",  который  и  открыл меня в кино. Все сидели, опустив головы. Та

коллегия  была  по  поводу поведения артистов, перечисленных в статье. Меня

поставили  в  центр зала. У министерского стола. Чтобы была видна всем. А я

думала:  только  бы  не  заплакать. Наверное, надо было привыкать. Рушились

иллюзии. Начинали бродить сомнения. А подлинно жизненные драмы и начинаются

с  крушения  иллюзий.  С  разочарования. Взяла себе за правило - никогда не

ходить  ни  на  какие приемы в иностранные посольства. Несколько исключений

сделала  в  последнее  перестроечное  время. Но все как-то неловко, хочется

скорее  домой.  Самое  интересное,  что вынесла из этого, давнего фестиваля

молодежи  и  студентов  -  слова  молодого лидера, совсем мальчишки. Он мне

показался человеком не из моей жизни. Из жизни другой. Незнакомой, неродной

и  пугающей. Когда его спросили, что для вас главное в жизни? Он спокойно и

твердо  сказал:  "Индепенденс".  Этого слова мы в школе не проходили. Слово

это  я  запомнила  и  прочла  в  словаре:  "Независимость".  И  еще  больше

удивилась.  А  зачем  она  ему,  эта  независимость?  Вот мне она совсем не

нужна...

   С  крушений  иллюзий,  с  разочарования  началась  моя  борьба  за  свою

независимость.  За  свой  "индепенденс"  я борюсь всю жизнь. Я так устроила

свою жизнь, и личную, и профессиональную, что никогда не была в подчинении.

Только по Любви. Только по Уважению. Только преклоняясь перед талантом. Это

воспиталось  и  пришло  не само собой - это пришло оттуда, из тех лет. И не

случись бы в моей судьбе тех перипетий, кто знает, как бы оно и что бы... И

вообще,  какой бы я стала. Да и заиграла бы я драматические роли? И вообще,

имела  бы  право  занимать  этим  рассказом ваше внимание, милые, уважаемые

зрители?  Просто  я  понимаю  состояние  тех  людей, кто живет, имея в душе

тайную тяжесть. Как ни прекрасна жизнь и красоты вокруг, все они очень мало

стоят,  если  есть  тяжесть  внутри.  В  самой высокой точке радости, когда

жаждешь:  остановись,  мгновение!  -  эта  тяжесть  берет свое и определяет

истинное отношение человека ко всем и всему вокруг.

   В  общем,  итак,  наконец...  Что еще говорят в таких случаях? Короче, к

чему  весь  этот  балет?  Мой слабый эзоповский язык десятилетней давности,

когда  вышли  "Аплодисменты"  со второй частью "Здравствуй, Москва!", нашел

лишь  беспомощные  слова:  "Какие-то силы, где-то там, хотят растоптать..."

Все было так зашифровано. Только я одна, наедине с собой, понимала, о каких

силах шла речь. Время меняется, многое разрешает и многое оставляет позади.

Но  все  равно ту фразу изменить не смогла. Да и не желала. "Хотелось жить!

Теперь  меня поражает, какая же это была сила, бьющая через край! Когда это

разрывает  тебя  -  ты  не  задумываешься,  какие  силы  где-то  там  хотят

растоптать твое желание радоваться жизни".

В главных ролях — Людмила Гурченко, Олег Басилашвили. Иносказательно: о том, что предназначено только для двоих.
bibliotekar.ru/encSlov/3/142.htm

Книга известного историка кино профессора ВГИКа Николая Алексеевича Лебедева рассказывает о возникновении и развитии кинематографа в СССР...
www.bibliotekar.ru/kino/index.htm