Мемуары. Воспоминания

Илья Ильф и Евгений Петров

Разделы: Классическая литература

Рефераты по литературе

Биографии

     Никогда не  думал, что  мне  придется писать  воспоминания  об  Ильфе и

Петрове.

     Казалось,  что  эти  сердечные, всегда  чем-то  взволнованные, веселые,

молодые люди надолго переживут нас, литераторов старшего поколения.

     Я  работал  с  Ильфом  и  Петровым  в "Правде"  и  в  "Крокодиле".  Но,

разумеется, никогда я ничего не записывал.

     Вот  и  получается, что  теперь  приходится  восстанавливать  отдельные

эпизоды, рассыпанные в памяти, без всякой последовательности и связи.

НА ДАЧЕ У ДЕМЬЯНА

     Однажды вечером мы отправились в Мамонтовку, на дачу к Демьяну Бедному.

Нас было пятеро - Михаил Кольцов, Ильф, Петров, Василий Регинин и я.

     Приехали мы по делу.  Надо было обсудить вопрос  о  новом  сатирическом

журнале.

     Поговорили,  поспорили,  пошутили,  посмеялись,  попили  чаю  и наконец

заговорили о журнале. Стали думать - как его назвать?

     Это ведь нелегко - найти подходящее имя для сатирического журнала.

     Наступило  долгое   молчание.   Мы  думали.  Все  вместе   и  каждый  в

отдельности.

     Только  один Евгений Петрович  не желал  молчать.  Это  было  не  в его

характере. Он шутил, хохотал, рассказывал смешные истории.

     Словом, мешал думать.

     Ильф посмотрел на него укоризненно и заметил:

     - Слушайте, Женя,  дайте  же людям сосредоточиться. - И, обращаясь ко

всем нам, добавил: - Чудак, совершенно не умеет молчать.

     - Чудаки украшают жизнь! - шутливо заметил Кольцов, цитируя Горького.

     И тогда не помню уже который из нас воскликнул:

     - Товарищи, а почему бы не назвать журнал "Чудак"?

     После  небольшой  дискуссии  все  согласились  на это.  И  вскоре,  под

редакцией  Михаила  Кольцова, начал  выходить  в  Москве сатирический журнал

"Чудак".

"МОНАХ" и "ЧУДАК"

     Конец  1929 года. Скоро  должен  выйти в  свет в  издательстве "Огонек"

первый номер "Чудака".

     На  специальном  совещании,   созванном  в  "Огоньке",  Ильф  и  Петров

предложили организовать "небывалую рекламу"  новому журналу  - "не в лоб, а

исподтишка",  так,  чтобы  читатель  и  не  заметил,  как  его  произвели  в

подписчики...

     В то  время в газетах стали появляться заметки о неопубликованной поэме

А.  С. Пушкина  "Монах". Было  решено  напечатать  в "Огоньке" вроде  как бы

отрывок из этой  поэмы. Текст отрывка поручили написать Михаилу Пустынину, а

комментарий - Ильфу и Петрову.

     Спустя день, стихотворный текст и прозаический комментарий были готовы,

и  в  очередном  номере  "Огонька" появилась  полоса, состоявшая из "отрывка

неизданной   поэмы"   и   "пушкиноведческих"   комментариев   к   ней,   где

недвусмысленно рекламировался новый журнал.

"ПУШКИНИСТЫ, ПУШКИНОВЕДЫ И ПУШКИНИАНЦЫ. О ВПЕРВЫЕ ОПУБЛИКОВАННОМ ОТРЫВКЕ ИЗ ПОЭМЫ А. С. ПУШКИНА "МОНАХ"

     П. Е. Щегольков. Пушкин любил  играть рифмами. Нетопырь и не топырь, по

калачу   и   поколочу    чрезвычайно   напоминают   по   своей   конструкции

соответствующее место из опубликованного отрывка: "Он хмур, а  на уме  у тех

очарование утех". Что же касается встречающегося  в контексте слова "чудак",

озадачившего некоторых  критиков, то я считаю это простым совпадением. Слово

"чудак", несомненно,  было известно Пушкину, в эпиграммах которого это слово

встречается дважды.

     Профессор П. H.  Косулин. Среди  пушкинистов, я знаю,  уже  есть такие,

которые  склонны  считать  опубликованный отрывок  из поэмы  "Монах"  шуткой

издательства  "Огонек",  рекламирующего  выпускаемый  им  новый сатирический

журнал "Чудак". Но мы должны  бороться с этим  течением. Ни на одну минуту в

нашей  среде  -  среде каменных пушкиноведов  -  не должно быть сомнения в

подлинности  опубликованного  отрывка.  "Монах" -  это шутка Пушкина,  а не

"Огонька".  В  этой  поэме повторяются мотивы из "Графа Нулина",  "Домика  в

Коломне" и особенно - из "Гавриилиады". Лично я настаиваю на принадлежности

опубликованного  отрывка  перу  Пушкина.  В   стихотворениях  Пушкина  слово

"нетопырь" встречается трижды.

     Н.  О.  Вернер. Не может быть и двух  мнений  относительно  подлинности

впервые  опубликованного  отрывка.  Пушкин  любил  вольные  темы  с оттенком

антирелигиозности,  попутно  популяризирующие новые журналы.  Если  стих  не

везде гладок и безупречен,  то нельзя  забывать  о том, что "Монах"  написан

молодым Пушкиным, еще  не поднявшимся до  классических строф "Онегина".  Мы,

пушкинианцы, утверждаем,  что опубликованный  отрывок  из  поэмы "Монах"  -

факт,  а не реклама, в противовес группе сотрудников нового журнала "Чудак",

-  кстати  сказать,  весьма  интересного   и  назидательного   журнала,  -

утверждающих,  что   означенный  отрывок  -  не  факт,  а   реклама.   Всех

сомневающихся  в  подлинности впервые опубликованного отрывка мы отсылаем  к

"Монаху",  где  молодой,  лицейского периода,  Пушкин выявлен  во весь  свой

доогоньковский и дочудаковский рост..."

МУЗЫКАЛЬНАЯ ИСТОРИЯ

     - Послушайте, какая  у меня приключилась история с ударником. То есть,

с  тем  самым музыкантом в оркестре, который играет  на турецком  барабане и

металлических тарелках, -  сказал мне однажды  Евгений  Петров.  -  Сижу я

как-то  в опере,  в  ложе над  оркестром.  Сижу и  по  привычке  внимательно

наблюдаю за тем, что происходит подо мной, в оркестровой  яме. И вот вижу -

ударник, этакий бравый мужчина в  больших  очках, играет в шашки с свободным

от  работы  оркестрантом. Играет  -  ну  и  пусть,  думаю,  играет. Но  вот

наступает момент, когда, как мне  известно, через минуту или две обязательно

надо ударить в тарелки. Я точно помню, что  именно здесь полагается  звенеть

тарелками.  А он увлекся  шашками.  Проходит  минута.  Я обливаюсь  холодным

потом. Он непременно  пропустит  момент,  обязательно  пропустит из-за  этих

глупых шашек, черт бы  их побрал! Я выхожу из себя.  Я вскакиваю с  места. Я

уже собирался крикнуть ударнику, чтобы  он... Но в  эту  секунду он спокойно

приподнимается со своего  места, ударяет два раза в тарелки и  опять садится

за шашки. Смешная история, правда? Но  самое смешное - то,  что история эта

стоила мне много здоровья...

КАК СОЗДАВАЛАСЬ "ЛИТЕРАТУРНАЯ ОТМЫЧКА"

     В 1932 году "Крокодилу" исполнилось десять лет.

     Утверждать,   что  страна  бурно  отмечала  эту  дату,  было  бы  явным

преувеличением. И мне хочется напрячь все свои силы, чтобы избегнуть этого.

     Поэтому  признаюсь,  что   страна   отнеслась   к  юбилею  с   завидным

спокойствием.  Но в  редакции  журнала засуетились  -  решили считать  дату

знаменательной и отметить ее.

     Стали  готовить  специальный юбилейный номер журнала.  В номере,  кроме

всего прочего, предполагалось напечатать фельетон Ф. Толстоевского.

     Напомним молодому читателю,  что И. Ильф  и Е.  Петров очень часто в ту

пору печатались под этим псевдонимом.

     И вот  в назначенный  день явились в редакцию Ильф  и  Петров с пустыми

руками.  Добрейший   и  милейший  Михаил  Захарович  Мануильский,  тогдашний

редактор, был  вне себя, но сердиться  он не  умел, и его выговоры нерадивым

авторам не отличались высокой квалификацией.

     -  Товарищи! -  сказал он  Ильфу и Петрову. -  Нехорошо...  Ей-богу,

нехорошо... Поймите - нехорошо...

     - Завтра будет хорошо, - сказал Ильф.

     - Завтра рано утром мы принесем, - добавил Петров.

     - Всю ночь будем работать как проклятые, - сказал Ильф.

     - Не будем ни спать, ни есть, - добавил Петров.

     Но редактор был неумолим. В его голосе появился металл.

     - Садитесь вот за этот стол и работайте, - сказал он. - Вы не уйдете

отсюда, пока не напишете фельетон. Понятно?

     - Ничего не попишешь - придется писать!

     Не   помню,  кому  именно   принадлежало  это  восклицание,  но  друзья

осуществили свое намерение.

     Они сели в углу комнаты за маленький столик  и приступили к  работе, не

обращая ни малейшего внимания  на  всех прочих, находящихся здесь  же, - на

сидящих, курящих, говорящих, шумящих.

     Садясь к столу, Ильф торжественно произнес:

     -  Первая  фраза  фельетона должна быть такая  - "Позвольте  омрачить

праздник".

     А  минут  через десять  мы  услышали, как Евгений Петрович читал  Ильфу

черновой набросок тех строк, в которых намечалась тема вещи!

     - "О читателе нужно заботиться  не меньше, чем о пассажире. Его  нужно

предостеречь.

     Именно с этой  целью здесь дается литературная фотография  ("Анфас и  в

профиль!" -  добавил  Ильф) поставщика юмористической трухи и сатирического

мусора" .

     -  "Работа  у него несложная,  - добавил Ильф. - У  него есть верный

станок-автомат,   который  бесперебойно  выбрасывает  фельетоны,   стихи   и

мелочишки, все одной формы и одного качества".

     Так  они  сидели  и  работали, спорили,  смеялись.  Иронизировал  Ильф,

горячился Петров.

     И  все  явственнее  возникал  в  этих  спорах  острый  фельетон  против

халтурщиков на сатирическом фронте.

     В фельетоне были  пародии на шаблонный международный фельетон, на такой

же  фельетон на внутреннюю тему, но особенно, по-моему,  удалась пародия  на

эпиграф ("Из газет") к стихотворному фельетону.

     Вот этот эпиграф:

     "Сплошь  и  рядом  наблюдается,  что  в   единичных  случаях  отдельные

заведующие   кооплавками,   невзирая   на   указания  районных   планирующих

организаций и неоднократные выступления общественности и лавочных  комиссий,

частенько делают попытки плохого  обращения с  отдельными потребителями, что

выражается в недовывешивании  прейскурантов  розничных цен на видном месте и

нанесении   ряда   ударов   метрическими   гирями   по    голове   единичных

членов-пайщиков, внесших  полностью до  срока новый дифпай. Пора ударить  по

таким настроениям, имеющим место среди отдельных коопголовотяпов.

(Из газет)"

     После этого маловразумительного эпиграфа  следовал фельетон, состоявший

из четырех стихотворных строчек:

     Нет  места  в кооперативном мире  Головотяпским сим делам.  Не для того

создали гири, Чтоб ими бить по головам...

     Редактор торжествовал. Фельетон получился, и очень неплохой фельетон!

     Они много работали. Они любили работать.

     Они страстно любили свой жанр, но при этом не чурались никакой черновой

работы в журнале.

     Они были уже  почитаемыми и читаемыми  писателями, но  если  нужно было

отредактировать  читательское  письмо,  они  это   охотно  делали.  Написать

десятистрочную  заметку?  Пожалуйста!  Шутливый  диалог  из  двух  строк?  С

удовольствием! Смешную подпись под карикатурой? Давайте сюда!

     Они никогда не играли в маститых.

     В  этом, вероятно, и  состоял  один  из  "секретов"  их  популярности у

читателей и любви, с какой мы все неизменно к ним относились.