Платон

диалоги

ТИМЕЙ

  Как было упомянуто вначале, все вещи являли состояние полной неупорядочен-

ности, и только бог привел каждую из них к согласию с самой собою и со всеми

другими вещами во всех отношениях, в каких только они могли быть причастны

соотносительности и соразмерности. Ведь доселе в них не было ничего подобно-

го, разве что по какому-нибудь случайному совпадению, и вовсе не к чему было

применить те имена, которыми мы ныне именуем огонь и воду, а равно и прочие

вещи; бог впервые все это упорядочил, а затем составил из этого нашу Вселен-

ную - единое живое существо, заключающее в себе все остальные живые существа,

как смертные, так и бессмертные.

  При этом божественные существа создал сам демиург, а порождение смертных он

доверил тем, кого сам породил. И вот они, подражая ему, приняли из его рук

бессмертное начало души и заключили в смертное тело, подарив все это тело ду-

ше вместо колесницы, но, кроме того, они приладили к нему еще один, смертный,

вид души, вложив в него опасные и зависящие от необходимости состояния: для

начала - удовольствие, эту сильнейшую приманку зла, затем страдание, отпуги-

вающее нас от блага, а в придачу двух неразумных советчиц - дерзость и боязнь

- и, наконец, гнев, который не внемлет уговорам, и надежду, которая не в меру

легко внемлет обольщениям. Все это они смешали с неразумным ощущением и с го-

товой на все любовью и так довершили по законам необходимости смертный род

души.<стр. 476>

  Однако они, несомненно, страшились без всякой необходимости осквернить та-

ким образом божественное начало и потому удалили от него смертную душу,

<e> устроив для нее обитель в другой части тела, а между головой и грудью,

дабы их разобщить, воздвигли шею как некий перешеек и рубеж. Ибо именно в

грудь и в так называемое туловище вложили они смертную душу; поскольку одна

часть души имеет более благородную природу, а другая - более низкую, они раз-

делили полость этого туловища надвое, как бы обособляя мужскую

<70> половину дома от женской, а в качестве средостения поставили грудобрюш-

ную преграду. Ту часть души, что причаства мужественному духу и возлюбила по-

беду, они водворили поближе к голове, между грудобрюшной преградой и шеей,

дабы она внимала приказам рассудка и силой помогала ему сдерживать род вожде-

лений, едва только те не пожелают добровольно подчиниться властному слову,

исходящему из верховной твердыни акрополя. Сердцу же, этому средоточию сосу-

дов и роднику бурно гонимой по всем членам крови, они отвели помещение стража; всякий раз, когда дух закипит гневом, приняв от рассудка весть о некоей несправедли-

вости, совершающейся извне или, может статься, со стороны своих же вожделе-

ний, незамедлительно по всем тесным протокам, идущим от сердца к каждому ор-

гану ощущения, должны устремиться увещевания и угрозы, дабы все они оказали

безусловную покорность и уступили руководство наилучшему из начал.

<c> Однако боги предвидели наперед, что при ожидании опасностей и возбуждении

духа сердце будет колотиться и что каждое такое вскипание страстей сопряжено

с действием огня. И чтобы оказать сердцу помощь, они произрастили вид легких,

который, во-первых, мягок и бескровен, а к тому же, наподобие губки, наделен

порами, так что может вбирать в себя дыхание и питье,

<d> охлаждать сердце и тем самым доставлять ему в жару отдых и свежесть. Для

этой цели они прорубили к легким проходы от дыхательного горла и легкими,

словно бы подушками, обложили сердце, дабы всякий раз, как в нем взыграет

дух, оно глушило свои удары о податливую толщу и при этом получало охлажде-

ние, чтобы мучения его уменьшались, а помощь, которую дух оказывает рассудку,

возрастала.

  Другую часть смертной души, которая несет в себе вожделение к еде, питью и

ко всему прочему, в чем она нуждается по самой природе тела, они водворили между грудобрюшной преградой и областью пупа, превратив всю эту область в подобие кормушки для питания тела; там они и посадили эту часть души на цепь, как дикого зверя, которого невозможно укротить, но приходится питать ради его связи с целым, раз уж суждено возникнуть смертному роду (*95). Они устроили так, чтобы этот зверь вечно стоял у своей кормушки и обитал подальше от разумной души, возможно менее досаждая ей своим шумом и ревом, дабы та могла без помехи принимать свои решения на благо всем частям тела вместе и каждой из них в отдельности. Они знали, что он не будет понимать рассуждения, а даже если что-то из них и дойдет до него через ощущение, не в его природе будет об этом заботиться; он обречен в ночи и во время дня обольщаться игрой подобий и призраков.

  И вот бог, вознамерясь найти на него управу, построил вид печени и водворил

в логово к зверю (*96), постаравшись,

<b> чтобы печень вышла плотной, гладкой, лоснящейся и на вкус сладкой, однако

не без горечи. Цель бога состояла в том, чтобы исходящее из ума мыслительное

воздействие оказалось отражено печенью, словно зеркалом, которое улавливает

напечатления и являет взору призраки, и таким образом на зверя находил бы

страх, когда это воздействие дойдет до него с суровыми угрозами и прибегнет к

горькой части, стремительно разливая ее по всей печени, вызывая появление

желчного оттенка и заставляя печень всю сморщиться и отвердеть; вдобавок это

воздействие выводит всю долю печени

<c> из прямого положения, искривляет и гнет ее, зажимает ее сосуды и сдавли-

вает воротную вену, что приводит к болям и тошноте. Когда же, напротив, от

мыслящей части души повеет дыханием кротости, которое вызовет к жизни видения

совсем иного рода, это дыхание не только не взволнует горькой части печени,

но и но прикоснется к этой противоположной себе природе; напротив, оно при-

бегнет к прирожденному печени свойству сладости, дабы распрямить, разгладить

и высвободить все ее части. Благодаря этому обитающая

<d> в области печени часть души должна стать просветленной и радостной, ночью

же вести себя спокойно, предаваясь пророческим снам, коль скоро она уже не-

причастна рассудку и мышлению. Ведь боги, построявшие нас, помнили о заповеди

своего отца, которая повелевала создать человеческий род настолько совершен-

ным,

<стр. 478>

насколько это возможно; во исполнение этого они постарались приобщить к исти-

не даже низменную часть нашего существа и потому учредили в ней прорицалище.

<e> То, что бог уделил пророческий дар человеческому умопомрачению, может

быть бесспорно доказано: никто, находясь в своем уме, не бывает причастен бо-

говдохновенному и истинному пророчеству, но лишь тогда, когда мыслительная

способность связана сном, недугом либо неким приступом одержимости (*97). Hа-

против, дело неповрежденного в уме человека - припомнить и восстановить то,

что изрекла во сне либо наяву эта пророческая и вдохновленная природа, рас-

членить все видения с

<72> помощью мысли и уразуметь, что же они знаменуют - зло или добро - и от-

носятся ли они к будущим, к минувшим или к настоящим временам. Hе тому же,

кто обезумел и еще пребывает в безумии, судить о собственных видениях и рече-

ниях! Правду говорит старая пословица, что лишь рассудительный в силах понять

сам себя и то, что он делает (*98). Отсюда и возник обычай, чтобы

<b> обо всех боговдохновенных прорицаниях изрекало свой суд приставленное к

тому племя истолкователей; правда, их и самих подчас называют пророками, но

только по неведению, ибо они лишь разгадывают таинственные речения и видения,

а потому должны быть по всей справедливости названы никак не пророками, но

толкователями при тех, кто прорицает.

  Таковы причины, по которым печень получила вышеописанное устройство и ме-

стоположение; целью было пророчество. И в самом деле, покуда тело живет, пе-

чень дает весьма внятные знамения, с уходом же жизни она становится слепой, и

тогда ее вещания слишком туманны, чтобы заключать в себе ясный смысл.

<c> Соседствующий с печенью орган был создан и помещен палево от нее ради ее

блага, дабы сохранять ее неизменно лоснящейся и чистой, служа ей наподобие

губки, которая всегда лежит наготове подле зеркала. Стоит только каким-либо

загрязнениям, порождаемым недугами тела, появиться близ печени, как их тотчас

устраняет селезенка, вбирая их в свои бескровные полости.

<d> Так и получается, что, когда она наполнена этими отбросами, ее пучит и

раздувает, но, когда тело очищено, она опадает и возвращается к прежним раз-

мерам.

  Вот что мы думаем о душе, о ее смертной и божественной частях, а равно и о

том, как, в каком соседстве и по каким причинам каждая из этих частей получи-

ла

<стр. 479>

свое отдельное местожительство. Hастаивать на том, что сказанное нами - исти-

на, мы отважились бы разве что с прямого дозволения бога; но правдоподобие

нами соблюдено, это мы можем смело сказать уже сейчас, а тем более имея в ви-

ду наше дальнейшее рассуждение. Так скажем же это!

  Переходя к следующему вопросу, мы будем держаться прежнего нашего пути; во-

прос же состоит в том, как возникли остальные части тела. Их устройство пра-

вильнее всего объяснить путем следующего умозаключения,

<e> Творившие наш род знали заранее, какая безудержность в еде и питье будет

обуревать нас; они предвидели, что по своей жадности мы станем поглощать и

того и другого больше, чем велят умеренность и необходимость. Опасаясь поэто-

му, как бы не разразился свирепый мор и еще не завершенный род смертных не

исчез навсегда, они предусмотрительно соорудила для приема излишков

<73> питья и еды ту кладовую, что именуют нижней полостью, и наполнили ее из-

вивами кишок, дабы пища не слишком быстро покидала тело, принуждая его требо-

вать новой пищи и тем склоняя к ненасытности, и дабы род человеческий из-за

чревоугодия не стал чужд философии и Музам, явив непослушание самому божест-

венному, что в нас есть.

  Что касается костей, мышц и вообще всей подобной

<b> природы, то с ней дело обстоит вот как: начало всего этого - рождение

мозга; в нем укоренены те узы жизни, которые связуют душу с телом, в нем ле-

жат корни рода человеческого. Hо сам мозг рожден из другого. Дело было так:

среди всех исходных треугольников бог выбрал и обособил наиболее правильные и

ровные, которые способны были в наибольшей чистоте представлять огонь и воду,

воздух и землю; затем, отделив каждое от своего рода, он соразмерно смесил

их, приготовляя

<c> общее семя для всего смертного рода, и устроил из этого мозг. В нем он

насадил все роды душ, а утвердив их, разъял мозг уже при самом первом рассе-

чении на такое множество тел, чтобы они своим числом и устройством соответст-

вовали вышеназванным родам. Ту долю, которой суждено было, как некоей пашне,

воспринять семя божественного начала, он сделал со всех сторон округлой и на-

рек эту долю головным мозгом, предвидя,

<d> что вместивший ее сосуд по завершении каждого живого существа станет го-

ловой. Другая доля должна была получить оставшуюся, то есть смертную, часть

души; ее

<стр. 480>

он разъял на округлые, и притом продолговатые, тела, также наименовав их все

в целом мозгом, хоть и не в прямом смысле. От них, как от якорей, он протянул

узы, долженствующие скрепить всю душу, а вокруг этой основы начал сооружать

все наше тело, прежде всего одев мозг твердым костным покровом.

<e> Вот как он построял кость. Отобрав просеиванием чистую и гладкую землю,

он замесил ее и увлажнил мозгом; после этого он ставит смесь в огонь, затем

окунает в воду, потом снова в огонь и снова в воду. Закалив ее так по не-

скольку раз в огне и воде, он сделал ее неразрушимой и для того, и для друго-

го. В дело он употребил ее прежде всего затем, чтобы выточить из нее костную

сферу вокруг головного мозга, оставив в этой сфере

<74> узкий проход; а для прикрытия затылочного и спинного мозга он изваял из

этой же смеси позвонки, которые наложил друг на друга, как складывают дверные

петли, протянув этот ряд от головы через все туловище. Так он замкнул все се-

мя в защитную камнеподобную ограду и в последней построил суставы, прибегнув

к посредствующей силе иного, дабы обеспечить подвижность и гибкость.

  Далее он усмотрел, что природа кости сверх должного

<b> хрупка и несгибаема и что, если ей к тому же придется терпеть жар, а по-

сле охлаждаться, она не устоит против костоеды, которая загубит заключенное в

ней семя; поэтому он измыслил род сухожилий и плоти. Сухожилия, связав друг с

другом все члены, должны были своими сокращениями и растяжениями доставить

возможность телу сгибаться и разгибаться в суставах; что до плотя, то ей на-

значено было служить защитой от жара и укрытием от холода, а равно и как бы

войлочной подушкой, предохраняющей от ушибов, ибо напору тел она

<c> может противопоставить упругую податливость. К тому же в пей таится теп-

лая влага, которая летом выступает в виде пота и увлажняет кожу, уготовляя

всему телу приятное охлаждение, а зимой, напротив, наилучшим образом разгоня-

ет подступающую и обнимающую тело стужу сплои скрытого в ней огня. Таков был

замысел Ваятеля, и вот он соединил в должных количествах воду, огонь и землю,

а после замесил их па острой и соленой

<d> закваске - так получилась мягкая и насыщенная соками плоть. Что касается

природы сухожилий, то ее он образовал, смешав кость с еще не заквашенной пло-

тью, и этой промежуточной смеси дал желтый цвет. Вот почему

<стр. 481>

сухожилия получились более крепкими и тягучими, чем плоть, но более мягкими и

влажными, чем кость.

  Итак, всем этим он покрыл кости вместе с лежащим в них мозгом, связуя их

посредством сухожилий, а сверху окутывая одеянием плоти. При этом кости, в

которых

<e> больше всего души (*99), он окутал наименее толстой плотью, а самые без-

душные - наибольшей и особенно плотной; что касается костных сочленений, то,

когда особые соображения не требовали чего-то иного, он взращивал на них

опять-таки лишь скудную плоть, чтобы она не стеснила сгибание суставов и не

обрекла тело на малоподвижность и беспомощность. Hе желал он и того, чтобы

обильные и плотные толщи мышц, налегая друг на друга и грубея от этого, при-

тупили ощущение, отчего последовало бы угасание памяти и расслабление умст-

венных способностей. Вот почему бедренные и берцовые, тазовые, плечевые и

локтевые кости, а

<75> также и вообще все кости, которые не имеют сочленений и в своем мозгу

содержат мало души, а значит, лишены мышления,- все это было щедро покрыто

плотью; напротив, то, что несет в себе разум, покрыто ею куда меньше, кроме

тех случаев, когда плоть сама по себе служит носителем ощущений: таково уст-

ройство языка. Hо большей частью дело обстояло так, как сказано выше, ибо в

природе, рожденной и живущей в силу необходимости, плотная кость и обильная

плоть никак

<b> не могут ужиться с тонким и отчетливым ощущением. Если бы то и другое бы-

ло совместимо, строение головы было бы наделено всем этим в преизбытке, и то-

гда род человеческий, нося на плечах столь мясистую, жилистую и крепкую голо-

ву, получил бы вдвое, а то и во много крат более долгую, а притом и более

здоровую и беспечальную жизнь. И вот, когда демиурги нашего рождения оказа-

лись перед выбором, сообщить ли созидаемому роду больше долговечности, но

меньше совершенства или меньше долговечности, но больше совершенства, они

единодушно решили, что более короткую, но зато лучшую

<c> жизнь каждый, безусловно, должен предпочесть более долгой, но худшей. В

соответствии с этим они покрыли голову рыхлой костью, не наложив сверху плоти

и даже не дав ей сухожилий, ибо суставов здесь все равно не было. Поэтому го-

лова являет собой самую чувствительную и самую разумную, но также и намного

слабейшую часть каждого мужчины. По тем же причинам бог прикрепил сухожилия

лишь к самому низу головы,

<стр. 482>

<d> однородно обвив ими шею и соединив с ними края челюстных костей под ли-

цом; весь остальной запас сухожилий он распределил между прочими членами,

связуя суставы. Что касается нашего рта, то строители снабдили его нынешним

его оснащением - зубами, языком и губами, имея в виду как необходимое, так и

наилучшее:

<e> вход они созидали ради необходимого, а выход - ради наилучшего. В самом

деле, все, что входит в тело и питает его, относится к необходимому, между

тем как изливающийся наружу поток речей, служа мысли, являет собою прекрас-

нейший и наилучший из всех потоков.

  И все же голову нельзя было оставить при одном голом костяном покрове, без

защиты против годовых чередований жары и стужи, так же как нельзя было допус-

тить, чтобы от обилия плоти она стала тупой и

<76> бесчувственной. Между тем от еще не засохшей плоти отслоилась довольно

толстая пленка, которая ныне известна под названием кожи. Благодаря мозговой

влаге она прирастала и разрасталась дальше, так что окружала всю голову, а

влага, поднимаясь кверху через швы, орошала ее и понудила сомкнуться на ма-

кушке как бы в узел. Что касается швов, то различия в их формах обусловлены

силой круговращений мысли и питанием: если противоборство того и другого

сильнее, швов больше, а если оно слабее, швов меньше.

<b> Всю эту кожу божество искололо кругом пронизывающей силой огня, и когда

через эти проколы выступала наружу влага, то все беспримесные и теплые части

испарялись; но примесь, состоявшая из тех же веществ, что и кожа, хотя и уст-

ремлялась в высоту, вытягиваясь в протяженное тело, по тонкости равное проко-

лу, однако из-за медлительности оказывалась отброшенной окружающим воздухом

обратно, врастала в кожу и пускала в

<c> ней корни. Так возник род волос, произрастающих из кожи; по своей ремне-

образной природе они близки к коже, но жестче и плотнее, что объясняется сжи-

мающим воздействием холода на каждый отдельный, обособившийся от кожи волос.

Когда Устроитель делал нашу голову такой косматой, он руководствовался на-

званными причинами, и умысел его состоял в том, чтобы это

<d> был легкий покров мозга взамен плоти, затеняющий его летом и утепляющий

зимой, но при этом не служил бы - помехой его чувствительности.

  Что касается переплетения сухожилий, кожи и кости на концах пальцев, то

там, когда все было перемешано,

<стр. 483>

а смесь высушена, родилась жесткая кожа. Таковы были вспомогательные причины,

участвовавшие в ее создании, но самой подлинной из причин была забота о суще-

ствах, имеющих возникнуть в будущем. Те, кто устроил нас, ведали, что некогда

от мужчин народятся женщины, а также и звери и что многие твари по многим

<e> причинам ощутят нужду в употреблении ногтей; вот почему уже при самом ро-

ждении человечества они наметили их зачатки. Таковы, стало быть, те соображе-

ния и замыслы, которыми руководились боги, когда создавали кожу, волосы и

ногти на оконечностях членов.

  Теперь все части и члены смертного живого существа срослись в единое целое,

которому, однако, по необходимости

<77> предстояло жить среди огня и воздуха, а значит, терпеть от них распад и

опустошение и потому погибнуть. Hо боги пришли ему на помощь: они произрасти-

ли некую природу, родственную человеческой, но составленную из иных видов и

ощущений и потому являющую собой иной род существ; это были те самые деревья,

травы и вообще растения, которые ныне облагорожены трудами земледельцев и

служат нашей пользе, но изначально существовали только в виде диких пород,

более древних, чем ухоженные. Все, что причастно жизни,

<b> по всей справедливости и правде может быть названо живым существом; так,

и предмет этого нашего рассуждения причастен третьему виду души, который, со-

гласно сказанному прежде, водворен между грудобрюшной преградой и пупом и

притом не имеет в себе ни мнения, ни рассудка, ни ума, а только ощущение удо-

вольствия и боли, а также вожделения. В самом деле, растение проходит свой

жизненный путь чисто страдательным образом, оно движется лишь в самом себе и

в отношении себя и противостоит воздействию внешнего движения,

<c> пользуясь собственным, так что оно не видит и не понимает своего состоя-

ния и природы. Поэтому, безусловно, оно живет и являет собой не что иное, как

живое существо, однако прикреплено к своему месту и укоренено в нем, ибо спо-

собности двигаться [вовне] своей силой ему не дано.

  Итак, все эти породы растительного царства произрастили они, мощные, нам,

менее сильным, для пропитания. Затем они же прорубили в самом нашем теле про-

токи, как прорубают в саду водоотводные канавы, дабы оно орошалось притоком

влаги (*100). Прежде всего они

<стр. 484>

<d> провели два скрытых протока между кожей и сросшейся с нею плотью - две

спинные жилы, соответствующие делению тела на правую и левую стороны; эти жи-

лы они направили вниз по обе стороны от позвоночного столба, заключив между

ними детородный мозг так, чтобы и он поддерживался в самом цветущем состоя-

нии, и другие части получали равномерный приток легко разливающейся книзу

крови. После этого они разделили жилы в области головы и переплели их таким

образом, чтобы концы жил пересекали друг друга в противоположных

<e> направлениях; те, которые шли от правой стороны тела, они направили к ле-

вой, а те, которые шли от левой,- соответственно к правой. Это было сделано,

чтобы голова получила помимо кожи лишнюю связь с туловищем, поскольку она не

имеет идущих по кругу до макушки сухожилий; другая цель состояла в том, чтобы

ощущения, исходящие от обеих сторон, отчетливо получало все тело в целом. За-

тем они начали устраивать водоснабжение таким

<78> способом, который станет нам понятнее, если мы наперед согласимся, что

все тела, составленные из меньших частиц, непроходимы для больших, между тем

как тела, составленные из больших частиц, проходимы для меньших. Поскольку же

из всех родов самые малые частицы имеет огонь, значит, он прорывается сквозь

воду, землю, воздух, а равно и сквозь все, что состоит из этих трех родов,

так что для него нет ничего непроходимого. Если мы это будем иметь в виду

применительно к нашей брюшной полости, обнаружится следующее: когда в нее

входят яства и напитки, они там и остаются,

<b> но воздух и огонь не могут быть ею удержаны, поскольку имеют меньшие

сравнительно с нею частицы. К этим веществам и прибег бог, вознамерившись на-

ладить отток влаги из брюшной полости в жилы. Он соткал из воздуха и огня

особое плетение, похожее на рыболовную вершу и у входов имевшее две вставлен-

ные воронки, одна из которых в свой черед разделялась на два рукава; от этих

воронок он протянул кругом во все стороны подобия канатиков, доведенные до

самых краев плетения;

<c> при этом всю внутренность верши он составил из огня, а воронки и оболочку

- из воздушных частиц. Затем он взял свое изделие и снабдил им то существо,

что было им изваяно, а действовал при этом вот как: отверстия воронок он ут-

вердил во рту, поскольку же их было две, то одну из них он вывел через дыха-

тельные

<стр. 485>

пути в легкие, а другую - мимо дыхательных путей в брюшную полость; при этом

первую он рассек на две части, проведя к обеим общий проход через отверстия

носа, так что, если проход через рот оказывается закрытым, приток воздуха

восполняется по другому проходу. Далее, всю оболочку верши он прикрепил во-

круг полости

<d> тела и устроил так, чтобы все это попеременно то втекало в воронки - при-

том мягко, ибо последние состоят из воздуха,- то вытекало из воронок, при

этом плетение утопало бы в глубине тела, которое пористо, а затем сызнова вы-

ходило наружу, между тем как огнистые лучи, заключенные в теле, следовали бы

за движением воздуха в том и другом направлении. Все это должно непрестанно

продолжаться, пока не распадутся жизненные

<e> связи смертного существа; и мы беремся утверждать, что именно это учреди-

тель имен нарек вдыханием и выдыханием. Благодаря всей этой череде действий и

состояний орошаемое и охлаждаемое тело наше получает питание и жизнь, ибо

всякий раз, как дыхание совершает свой путь внутрь и наружу, сопряженный с

ним внутренний огонь следует за ним, вновь и вновь проходит через брюшную по-

лость, охватывает находящиеся там еду и питье, разрушает их, разнимая на ма-

лые доли,

<79> затем гонит по тем порам, сквозь которые проходит сам, направляя их в

жилы, как воду из родника направляют в протоки, и таким образом понуждает

струиться через тело, словно по водоносному рву, струи, текущие по жилам.

  Hо рассмотрим еще раз причины, по которым устройство дыхания возникло имен-

но таким, каким остается поныне. Дело обстоит следующим образом. Поскольку не

существует пустоты, куда могло бы устремиться движущееся

<b> тело, а выдыхаемый нами воздух движется наружу, для всякого должно быть

ясно, что идет он отнюдь не в пустоту, но выталкивает со своего места сосед-

ний воздух; тот в свою очередь гонит с места воздух, который окажется рядом,

а тот передает толчок дальше, так что весь окружающий воздух оказывается пе-

ремещенным в то место, откуда вышло дыхание, а войдя туда и наполнив эту по-

лость, воздух следует по тому же пути. Все это происходит одновременно, как

поворот колеса, ведь пустоты не существует. Поэтому пространство груди

<c> и легких, откуда вышло дыхание, снова наполняется обступившим тело возду-

хом, который погружается в поры плоти и совершает свой круговорот; когда же

этот

<стр. 486>

воздух обращается вспять и идет сквозь тело наружу, он в свою очередь стано-

вится виновником кругового толчка, загоняющего дыхание в проходы рта и нозд-

рей. Следует предположить, что начало всего этого имеет вот какую

<d> причину: всякое живое существо обладает очень большим внутренним теплом в

крови и в жилах, являющих собою как бы источник телесного огня; именно его мы

уподобляли плетению нашей верши, когда говорили, что внутренняя ее часть со-

ткана целиком из огня, в то время как внешние части - из воздуха. Между тем

должно признать, что все горячее от природы стремится наружу, в соответствую-

щее ему по природе место; поскольку же у него есть лишь два выхода, один из

которых ведет наружу сквозь тело, а другой через рот и ноздри,

<e> то стоит горячему устремиться в какой-либо один выход, как оно круговым

толчком гонит воздух в другой, причем вдавленный [воздух] попадает в огонь и

разогревается, а вышедший - охлаждается. И вот когда соотношение теплоты из-

менится и [воздух] станет более горячим у другого выхода, он в свою очередь

сильнее устремится туда, куда повлечет его природа, а круговой толчок погонит

[воздух] к противоположному выходу. Бесконечная череда этих действий и проти-

водействий образует круговорот, направленный то туда, то сюда, который и дал

начало входу и выходу.

  Здесь же следует искать объяснение тому, что происходит,

<80> когда ставят банки, а равно и при глотании или при метании предметов -

несутся ли они высоко над землей или по ее поверхности. Сюда относятся также

звуки, которые в зависимости от своей быстроты или медленности представляются

высокими или низкими, причем иногда они несозвучны между собой, ибо произво-

димое ими в нас движение лишено подобия, иногда же, напротив, дают созвучие

благодаря согласованности движения. Все дело в том, что, когда более медлен-

ные звуки настигают движения более быстрых, ранее дошедших до нашего слуха,

те оказываются уже обессилевшими, а их движения - подобными движениям,

<b> которые вносят при своем запоздалом прибытии более медленные звуки; таким

образом, последние не становятся причиной разлада, но вместо этого начало

медленного и конец быстрого движения уподобляются друг другу, и так возникает

единое состояние, в котором высокое и низкое звучания смешаны (*101). При

этом неразумные получают удовольствие, а разумные - светлую радость от

<стр. 487>

того, что и смертные движения через подражание причастны божественной гармо-

нии.

  Подобным образом следует объяснять также все, что случается при струении

вод и падении молний, а равно и пресловутое притяжение, будто бы исходящее от

<c> янтарей и гераклейских камней (*102). Hа деле ничто не обладает притяже-

нием, но по причине отсутствия пустоты все вещи передают друг другу круговой

толчок, то разделяясь при этом, то сплачиваясь и постоянно меняясь местами; в

переплетениях всех этих состояний истинному исследователю природы и откроются

причины всего чудесного.

  Ведь и дыхание, с которого у нас началась речь, совершается,

<d> как уже было сказано, таким же образом и в силу тех же причин: огонь рас-

секает пищу, следует за дыханием внутрь тела; при этом своем следовании он

наполняет жилы, черпая для этого из брюшной полости вещества, им же разложен-

ные, и таким образом у любого живого существа происходит обильное орошение

питательной влагой. Поскольку же эти вещества только что претерпели рассече-

ние и притом сродны нам, ибо взяты от плодов и зелени, произращенных богом

нам в пищу, они принимают от перемешивания всевозможные

<e> цвета, но безусловно преобладающим оказывается красный цвет, обязанный

своим возникновением секущему действию огня, запечатленному и на жидкости.

Отсюда цвет струящейся по телу влаги таков, как мы только что сказали, а вла-

гу эту мы зовем кровью, и от нее плоть и все тело получают свое пропитание,

причем всякая истощившаяся

<81> часть восполняет свою убыль из орошенных частей. Способ, которым осуще-

ствляет себя это восполнение и опустошение, соответствует общему движению во

Вселенной, где все движется по направлению к тому. что ему родственно. В са-

мом деле, вещества, окружающие наше тело, непрестанно разлагают его и распре-

деляют разложившееся таким образом, что каждая частица отходит к родственному

виду; с другой стороны, составные части крови, которые претерпели в нашем

нутре дробление и теперь замкнуты в теле любого существа как в своем собст-

венном небе, принуждены подражать

<b> вселенскому движению: каждая отделившаяся внутри тела частица устремляет-

ся к тому, что ей сродно, и заново восполняет образовавшуюся пустоту.

  Если отток частиц превышает приток, любое существо хиреет, в противном слу-

чае оно набирает силы.

<стр. 488>

Соответственно когда строение всего существа еще юно и треугольники состав-

ляющих его родов новенькие, словно только из мастерской, связь членов обнару-

живает большую прочность (*103), в то время как все тело в целом

<c> нежное, ведь оно недавно родилось из мозга и было вскормлено молоком. Ко-

гда это тело принимает в себя входящие извне треугольники, из которых состоят

еда и питье, то его собственные треугольники оказываются свежее и сильнее

появившихся, а потому одолевают и рассекают их, благодаря чему живое существо

увеличивается от изобилия частиц, подобных его собственным. Hо стоит корням

треугольников расслабиться от нескончаемой и многолетней борьбы с неисчисли-

мыми противникам,

<d> как тело уже не способно рассекать треугольники пищи, доводя их до подо-

бия своим собственным; напротив, последние сами легко дробятся под напором

пришлых. Тогда всякое живое существо, изнемогши, впадает в то состояние, ко-

торое мы именуем старостью. В конце концов и те узы, что связуют треугольники

мозга, не справляются с напором, размыкаются и в свою очередь дают распус-

титься узам души, которая обретает свою природную свободу и отлетает с радо-

стью,

<e> ибо все противное природе тягостно, а все происходящее сообразно с приро-

дой приятно. Значит, и смерть тягостна и насильственна лишь тогда, когда при-

ходит от недугов и ран, когда же она в согласии с природой замыкает течение

старости, это самая безболезненная из всех смертей, которая совершается ско-

рее с удовольствием, нежели с мукой (*104).