Платон диалоги ТИМЕЙ
Что касается недугов, то их происхождение, пожалуй, <82> ясно каждому. Поскольку тело наше сплотилось из четырех родов - земли, огня, воды и воздуха, стоит одному из них оказаться в избытке или в недостат- ке или перейти со своего места на чужое, стоит какой-либо части (вспомнив, что как огонь, так и прочие роды являют не одну разновидность) воспринять в себя не то, что нужно, тут же, как и в случае других подобных нарушений, воз- никают смуты и недуги; от этих несообразных с природой событий и перемещений прохладные <b> части тела разгорячаются, сухие - набухают влагой, легкие - тяжелеют и вообще все тело претерпевает всяческие изменения. Лишь тогда, утверждаем мы, может что-либо сохранить самотождественность и оставаться целым и невредимым, когда тождественное приближается к тождественному и удаляется от него тожде- ственно, <стр. 489> единообразно и в должном соотношении; но все, что нарушает это своим притоком или оттоком, становится причиной неисчислимых и многообразных перемен, неду- гов и пагуб.
Однако в природе есть и другие соединения; с ними связан второй разряд не- дугов, и для нашей любознательности <c> находится и другое объяснение болезней. Правда, поскольку мозг, кости, мышцы и сухожилия построены из вышеупомянутых [родов] (да и кровь родилась из них же, хотя и иным способом), недуги поражают все это большей частью именно так, как мы раньше сказали, однако самые тяжелые из них становятся особо опасными вот по какой причине: стоит образованию этих частей принять обратный ход, и они обречены на распад, ведь при естественном порядке вещей мышцы и сухожилия возникают из крови (причем сухожилия возникают из сродных им кровя- ных волокон, а плоть - из сгустков той крови, которая не имеет волокон) ; да- лее, от сухожилий <d> и плоти в свою очередь отделяется клейкое и жирное вещество, которое при- клеивает плоть к кости и одновременно способствует росту последней, заключаю- щей в себе мозг, между тем как чистейшая его часть, составленная из самых гладких и скользких треугольников, просачивается сквозь плотную костяную тол- щу, по капле льется из кости и орошает мозг; когда рождение каждого из этих веществ происходит в таком порядке, <e> следствием, как правило, бывает здоровье, но извращение порядка порождает недуги. Так, стоит плоти снова растечься и выпустить жижу обратно в жилы, как последние оказываются переполнены как воздухом, так и самой разнообразной кровью, различного цвета и степени горечи, а также остроты и солености, несу- щей в себе множество видов желчи, сыворотки и флегмы (*105). Поскольку все эти вещества возникли в обратном порядке и таят в себе порчу, они губительно действуют прежде всего на саму кровь; они не доставляют телу никакого пита- ния, а только носятся по жилам туда и сюда, не сообразуясь <83> с порядком естественного круговорота. Между собою они в разладе, ибо не могут получить друг от друга никакой пользы, а всему, что осталось в теле ус- тойчивого и блюдущего свое место, они враждебны и несут ему пагубу и распад. Притом та часть разлагаемой плоти, которая достаточно стара, плохо поддается размягчению; от продолжительного перегорания она чернеет; поскольку же она насквозь разъедена, ее вкус <стр. 490> <b> горек и близость с нею опасна для любой еще не поврежденной части тела. Иногда же, если горечь поубавится, черному цвету сопутствует уже не горький, а острый вкус; в других случаях горькая гниль, погружаясь в кровь, краснеют, и от смешения красноты с чернотой получается зеленоватый цвет, наконец, если воспалительный огонь разлагает молодую плоть, с горькой гнилью смешивается желтый цвет. Общее наименование для всех этих вещей - "желчь"; быть может, оно <c> измышлено врачами или просто кем-то, кто сумел увидеть за множеством раз- личий родовое единство, требующее для себя одного имени. Что касается разно- видностей желчи, то они получили особые названия сообразно своему цвету. Так, сыворотка черной и острой желчи в отличие от безвредной кровяной сыворотки опасна, если под действием теплоты восприняла свойство быть соленой; тогда она именуется едкой флегмой. Другая разновидность образуется из распада моло- дой и нежной плоти, происходящего под воздействием воздуха; она настолько <d> вздута воздушными веяниями и объята влагой, что образует пузырьки, по от- дельности невидимые из-за малого размера, но в совокупности создающие зримое глазу скопление, которое состоит из пены и потому на взгляд белое; это прони- занное воздухом разжижение нежной плоти мы именуем белой флегмой. Водянистая часть новообразовавшейся флегмы - это в свой черед пот, слезы и сколько ни есть прочих жидкостей, отделяющихся <e> при повседневном очищении тела. Все они служат орудием недугов, когда кровь пополняется не из еды и питья, как того требует природа, но возмещает свою убыль вопреки естественным законам. Впрочем, покуда какая-либо часть плоти, распадаясь под действием недуга, сохраняет свои основы, это лишь полбеды, можно с легкостью восстановить раз- рушенное.
<84> Hо стоит недугу поразить то, что связует мышцы с костями, стоит выделе- ниям плоти и сухожилий перестать питать кости и сращивать их с плотью, стоит плоти под действием недостаточного, вызывающего сухость питания сменить свою жирность, гладкость и клейкость на грубость и соленый вкус - и все это веще- ство, претерпевая описанные несчастья, отпадает от костей, сызнова распадает- ся на плоть и сухожилия, между тем как плоть, <b> отделяясь от своих основ, оставляет сухожилия оголенными и наполненными соленой влагой, а сама вновь подхватывается током крови и умножает недуги, которые <стр. 491> мы уже называли. Hо сколь ни тяжелы подобные страдания тела, тяжелее те, ко- торые имеют еще более глубокую причину и обусловлены чрезмерной плотностью мышц, не дающей костям дышать и вызывающей в них гнилостный перегрев, а из-за этого - костоеду; больная кость не только перестает принимать питание, но и сама распадается и в обратной последовательности переходов <c> разжижается в долженствующую ее питать влагу; та в свой черед становится плотью, между тем как плоть, возвращаясь в кровь, уготовляет такие недуги, которые еще злее, чем названные. Hо всего хуже, если из-за недостаточного или чрезмерного притока каких-либо веществ будет поражена природа мозга; из этого проистекают тяжелейшие заболевания, самым верным путем ведущие к смерти, ибо тут уже все совокупное строение тела обречено перерождаться.
Для третьего рода недугов должно предположить троякое происхождение: либо от дыхания, либо от <d> флегмы, либо от желчи. Так, когда легкое, являющее собою как бы распреде- лителя дыхания в теле, засоряется истекающими мокротами и потому не может дать воздуху свободных проходов, дыхание до одних мест вообще не доходит, а к другим приходит в избытке; и вот в первом случае неохлаждаемые части загнива- ют, между тем как во втором дыхание насильственно прорывается сквозь жилы, искривляет их, разлагает тело и застревает в его середине, у грудобрюшной преграды. Из этого возникает множество мучительных недугов, чаще всего <e> сопровождающихся обильным потом. Весьма часто также воздух возникает внутри тела от разложения плоти; не находя пути наружу, оно доставляет такие же муки, как и воздух, вошедший извне с дыханием. Эти муки бывают особенно сильны, когда воздух, скопляясь и разбухая возле сухожилий и окружающих жи- лок, принуждает суставные связки и прилежащие к ним сухожилия сгибаться в противоположном направлении. От такого судорожного натяжения эти недуги и по- лучили свои имена: "тетан" и "опистотон" (*106). Лечить их трудно, чаще всего они проходят под действием лихорадки.
Что касается белой флегмы, то содержащийся в ее <85> пузырьках воздух опасен, когда она заперта внутри тела; отыскав сквозь отдушины путь наружу, она становится безвредней, но разукрашивает тело белыми лишаями и другими подобными недугами. Порой она смешивается с черной желчью и тогда тревожит своими вторжениями <стр. 492> самое божественное, что мы имеем,- круговращения, происходящие в нашей голо- ве; если такой припадок схватывает во сне, он еще не так страшен, но вот если <b> он нападает на бодрствующего, бороться с ним куда тяжелее. Поскольку при- рода поражаемой им части священна, он по справедливости именуется священной болезнью (*107). Едкая и соленая флегмы являют собою источник всех недугов катарального свойства; от множества различных мест, куда может устремиться истечение, недуги эти получили много разных имен.
Hапротив, так называемые воспаления различных частей тела, именуемые так от горения и опаливания, все обязаны своим возникновением желчи. Если желчь об- ретает через отдушины тела путь наружу, она в своем <c> кипении порождает всевозможные нарывы; заключенная внутри, она производит множество воспалительных недугов, и притом самый тяжелый из них тогда, когда примешивается к чистой крови и нарушает правильное соотношение кровяных воло- кон. Эти волокна рассеяны по крови для того, чтобы поддерживать равновесие между разреженностью и плотностью: кровь не должна ни разжижаться от горячего настолько, чтобы просочиться через вены, ни сгущаться сверх должного и этим мешать <d> собственному бегу по жилам. К тому, чтобы блюсти эту меру, волокна пред- назначены уже самым своим рождением. Если извлечь их даже из холодеющей крови мертвеца, весь остаток крови разлагается; напротив, если оставить их, они бы- стро свертывают кровь, оказавшись в союзе с обступившим ее холодом. Таково действие кровяных волокон; они оказывают его и на желчь, которая по своему происхождению являет собой старую кровь, а потом снова становится кровью из плоти. Когда теплая и разжиженная желчь сначала лишь понемногу поступает в жилы, она терпит под действием волокон <e> свертывание и насильственное охлаждение, производя в недрах тела озноб и дрожь. Hо стоит ей нахлынуть обильнее, она одолевает волокна своим жаром и, вскипев, приводит их в полный беспорядок; если же сил ее достанет на оконча- тельную победу, она проникает до самого мозга и палит его, как бы сжигая ко- рабельные канаты отчаливающей на волю души. Когда же, напротив, она оказыва- ется слабее, а тело в достаточной мере сопротивляется ее разлагающему дейст- вию, поражение достается ей, и тогда она либо распространяется по всему телу, либо бывает отброшена по жилам в верхнюю <стр. 493> или нижнюю часть брюшной полости и затем извергнута вон из тела, словно из- гнанник из волнуемого смутой города. При своем удалении она производит кишеч- ные <86> расстройства, кровавые поносы и прочие недуги этого рода.
Заметим, что, если тело заболевает в основном от избытка огня, оно подвер- жено непрерывной лихорадке; если от избытка воздуха - лихорадка повторяется каждый день; если от избытка воды - она бывает трехдневной, ибо вода являет больше косности, нежели воздух и тем более огонь; если от избытка земли, чет- вертого по счету и самого косного рода, требующего для своего изгнания вчет- веро больше времени,- тело подвержено четырехдневной лихорадке и выздоравли- вает с большим трудом.
Так возникают телесные недуги; что касается недугов <b> души, то они проистекают из телесных следующим образом. Hельзя не согла- ситься, что неразумие есть недуг души, но существуют два вида неразумия - су- масшествие и невежество. Значит, все, что сродно любому из двух названных со- стояний, заслуживает имени недуга, и тогда к самым тяжелым среди этих недугов души придется причислить нарушающие меру удовольствия и страдания. Когда че- ловек упоен радостью или, напротив, терзается огорчением, он в своей неуемной жажде несвоевременно получить одно и освободиться от другого <c> не может ничего правильно видеть и слышать; его ум помрачен, и он в такое время менее всего способен рассуждать. Между тем, если у кого-нибудь, словно у особо плодоносного дерева, мозг рождает в избытке струящееся семя, такой человек по различным поводам испытывает много терзаний, но и много удовольст- вий, то вожделея, то насыщая вожделение; обуреваемый сильнейшими удовольст- виями и неудовольствиями, он живет в состоянии безумия большую часть жизни. Итак, душа его больна и безумна по вине тела, однако все видят в <d> нем не больного, но добровольно порочного человека. Hа деле же любовная необузданность есть недуг души, чаще всего рождающийся по вине одного- единственного вещества, которое сочится сквозь поры костей и разливается по всему телу. Когда так называемую невоздержность в удовольствиях хулят как добровольную порочность, хула эта почти всегда несправедлива: никто не поро- чен по доброй воле, но лишь дурные свойства тела или <e> неудавшееся воспитание делают порочного человека <стр. 494> порочным, притом всегда к его же несчастью и против его воли.
Что касается области страданий, то и здесь тело зачастую оказывается повин- ным в пороках души. Так, когда острая и соленая флегма, а также горькие желч- ные соки, блуждая по телу, не находят себе выхода наружу, но скапливаются внутри и возмущают примесью <87> своих паров движения души, они вызывают всевозможные душевные недуги разной силы и длительности. Поскольку же они могут вторгаться в любую из трех обителей души, то в зависимости от места, в которое они попадают, рождаются многообразные виды подавленности и уныния, дерзости и трусости, забытья и ту- поумия. Если же к такой предрасположенности прибавляются <b> порочные государственные установления, а равно и дурные речи, наполняющие как частную, так и общественную жизнь, и если при этом не изучаются уже с юных лет те науки, чья целительная сила могла бы противостоять этому злу, то под воздействием этих двух причин, совершенно неподвластных нашей воле, и становятся порочными все те из нас, кто порочен. Ответственность за это лежит скорее на зачавших, нежели на зачатых, и скорее на воспитателях, нежели на воспитуемых; и все же каждый обязан напрягать свои силы, дабы с помощью вос- питания, упражнений и занятий избегнуть порока и обрести то, что ему противо- положно. Впрочем, это относится уже к иному роду рассуждений.
<c> Hапротив, весьма уместно и ко времени противопоставить всему вышесказан- ному повествование о средствах, силой которых поддерживается здоровье тела и здравомыслие; сама справедливость требует уделять больше внимания доброму, нежели злому. Между тем все доброе, без сомнения, прекрасно, а прекрасное не может быть чуждо меры. Значит, приходится признать, что и живое существо, долженствующее оказаться прекрасным, соразмерно (*108). Hо что касается со- размерности, здесь мы привыкли принимать в расчет мелочи, а самое <d> важное и существенное упускаем из виду. Когда стоит вопрос о здоровье и болезни, о добродетели и пороке, нет ничего важнее, нежели соразмерность или несоразмерность между душой и телом как таковыми. Hо мы не задумываемся над этим и не понимаем, что, когда могучая и во всех отношениях великая душа вос- седает как бы на колеснице слишком слабого и хилого тела или когда равновесие нарушено в противоположную <стр. 495> сторону, живое существо в целом не прекрасно, ибо ему не хватает соразмерно- сти как раз в самом существенном; однако, когда в нем есть эта соразмерность, оно являет собою для каждого, кто умеет видеть, самое прекрасное и отрадное из всех зрелищ. Ведь и тело, в котором либо длина ног, либо величина других членов <e> нарушает меру, не просто безобразно: когда всем его частям приходится ра- ботать сообща, оно то и дело подпадает утомлению или судорогам, делается не- устойчивым, падает, оказываясь само же для себя причиной нескончаемых бед.
То же самое следует предположить и о том двухчастном соединении, которое мы именуем живым существом. Когда входящая в его состав душа слишком сильна для тела и притом яростна, она расшатывает тело и наполняет <88> его изнутри недугами; самозабвенно предаваясь исследованиям и наукам, она его истощает; если же ее распаляют задором и честолюбием труды учительст- ва и публичные или частные словопрения, тогда она перегревает тело, сотрясает его устои, вызывает истечения и притом вводит в обман большинство так назы- ваемых врачей, понуждая их винить в происходящем неповинное тело. Hапротив, когда большое, превосходящее душу тело соединяется со скудными и немощными мыслительными способностями, то, поскольку людям от природы даны два вида во- жделений - телесное вожделение к еде <b> и божественнейшее в нас вожделение к разуму,- порывы более сильной сторо- ны побеждают и умножают собственную силу, а душу между тем делают тупой, не- понятливой и забывчивой, навлекая на человека невежество, этот злейший из всех недугов. От того и другого есть лишь одно спасение - не возбуждать ни души в ущерб телу, ни тела в ущерб душе, но давать обеим сторонам состязаться между собой, дабы они пребывали в равновесии и здравии. Скажем, тот, кто занимается мате- матикой или другим делом, <c> требующим сильного напряжения мысли, должен давать и телу необходимое уп- ражнение, прибегая к гимнастике; напротив, тому, кто преимущественно трудится над развитием своего тела, следует в свой черед упражнять душу, занимаясь му- зыкой и всем тем, что относится к философии (*109), если только он хочет по праву именоваться не только прекрасным, но и добрым. Сообразно с этим должно заботиться и об отдельных частях [тела], подражая примеру Вселенной. Ведь ес- ли то, что входит в тело, <стр. 496> <d> изнутри горячит его и охлаждает, а то, что обступает его извне, сушит и увлажняет и в придачу ему приходится терпеть последствия и того и другого воздействия, значит, тело, пребывающее в неподвижности, станет игрушкой этих воздействий, будет ими осилено и погибнет. Hапротив, тот, кто, взяв за пример кормилицу и пестунью (*110). Вселенной, как мы ее в свое время назвали, не дает своему телу оставаться праздным, но без устали упражняет его и так или иначе заставляет расшевелиться, <e> сообразно природе поддерживает равновесие между внутренними и внешними движениями и посредством умеренных толчков принуждает беспорядочно блуждающие по телу состояния и частицы стройно располагаться в зависимости от взаимного сродства, как мы об этом говорили раньше применительно ко Вселенной,- тот, кто все это делает, не допустит враждебное соединиться с враждебным для поро- ждения в теле раздоров и недугов, но дружественное сочетает с дружественным во имя собственного здоровья.
<89> Что касается движений, наилучшее из них то, которое совершается [телом] внутри себя и самим по себе, ибо оно более всего сродно движению мысли, а также Вселенной; менее совершенно то, которое вызвано посторонней силой, но хуже всего то, при котором тело покоится в бездействии, между тем как посто- ронняя сила движет отдельные его части. Соответственно из всех видов очищения (*111) и укрепления тела наиболее предпочтительна гимнастика; на втором месте стоит колебательное движение при морских или иных поездках, если только они не приносят усталости; а третье место занимает такой род воздействий, кото- рый, правда, приносит пользу <b> в случаях крайней необходимости, но в остальное время, безусловно, непри- емлем для разумного человека: речь идет о врачебном очищении тела силой ле- карств. Если только недуг не представляет чрезвычайной опасности, не нужно дразнить его лекарствами. Дело в том, что строение любого недуга некоторым образом сходно с природой живого существа; между тем последняя устроена так, что должна пройти определенную последовательность жизненных сроков, причем как весь род в целом, так и каждое существо в отдельности имеет строго поло- женный ему предел времени, которого и достигает, <c> если не вмешается сила необходимости. Сами составляющие это существо тре- угольники при своем соединении наделены способностью держаться только до <стр. 497> назначенного срока и не могут продлить свою жизнь долее. Таким же образом устроены и недуги, и потому обрывать их течение прежде положенного предела силой лекарств может лишь тот, кто хочет, чтобы из легких расстройств проис- текли тяжелые, а из немногих - бесчисленные. Следовательно, лучше руководить недугом с помощью упорядоченного образа жизни, насколько это позволяют нам обстоятельства, нежели дразнить его лекарствами, делая тем самым беду закоре- нелой.
<d> Hа этом мы кончим наши рассуждения о живом существе в целом и о частях его тела, а равно и о том, как жить сообразно с рассудком, в одно и то же время осуществляя руководство самим собой и оказывая себе послушание. Hо что касается того [начала], которому предстоит быть руководящим, то его чрезвы- чайно важно наперед снабдить силой, дабы оно смогло наипрекраснейшим и наи- лучшим образом осуществить свое руководительство. Впрочем, обстоятельный раз- бор этого предмета сам по себе составил бы особую задачу; если же <e> коснуться дела лишь попутно, то имело бы смысл в связи с предшествующим заметить вот что: как мы уже не раз повторяли, в нас обитают три различных между собой вида души, каждый из которых имеет собственные движения. В соот- ветствии с этим мы должны сейчас совсем вкратце сказать, что тот вид души, который пребывает в праздности и забрасывает присущие ему движения, по необ- ходимости оказывается слабейшим, а тот, который предается упражнениям, стано- вится сильнейшим; поэтому надо строго следить за тем, чтобы движения их со- храняли должную соразмерность. Что касается главнейшего <91> вида нашей души, то ее должно мыслить себе как демона, приставленного к каждому из нас богом; это тот вид, который, как мы говорили, обитает на вер- шине нашего тела и устремляет нас от земли к родному небу как небесное, а не земное порождение; и эти наши слова были совершенно справедливы (*112), ибо голову, являющую собою наш корень, божество простерло туда, где изначально была рождена душа, а через это оно сообщило всему телу прямую осанку.
Правда, у того, кто погряз в вожделениях или тщеславии <b> и самозабвенно им служит, все мысли могут быть только смертными, и он не упустит случая, чтобы стать, насколько это возможно, еще более смертным и приумножить в себе смертное начало. Hо если человек отдается любви к учению, стремится к истинно разумному <стр. 498> и упражняет соответствующую способность души преимущественно перед всеми про- чими, он, прикоснувшись <c> к истине, обретает бессмертные и божественные мысли, а значит, обладает бессмертием в такой полноте, в какой его может вместить человеческая природа (*113) поскольку же он неизменно в себе самом пестует божественное начало и должным образом ублажает сопутствующего ему демона, сам он не может не быть в высшей степени блаженным. Вообще говоря, есть только один способ пестовать что бы то ни было - нужно доставлять этому именно то питание и то движение, которые ему подобают. Между тем если есть движения, обнаруживающие сродство с божественным началом внутри нас, то это мыслительные круговращения <d> Вселенной; им и должен следовать каждый из нас, дабы через усмотрение гармоний и круговоротов мира исправить круговороты в собственной голове, на- рушенные уже при рождении, иначе говоря, добиться, чтобы созерцающее, как и требует изначальная его природа, стало подобно созерцаемому, и таким образом стяжать ту совершеннейшую жизнь, которую боги предложили нам как цель на эти и будущие времена.
<e> Вот мы, кажется, и покончили с той задачей, которую взяли на себя в самом начале: довести рассказ о Вселенной до возникновения человека. Что касается вопроса о том, как возникли прочие живые существа, его можно рассмотреть вкратце, не вдаваясь без особой нужды в многословие, чтобы сохранить в этих наших речах должную меру.
Вот что скажем мы об этом: среди произошедших на свет мужей были и такие, которые оказывались трусами или проводили свою жизнь в неправде, и мы не от- ступим от правдоподобия, если предположим, что они при следующем рождении сменили свою природу на <91> женскую, между тем как боги, воспользовавшись этим, как раз тогда созда- ли влекущий к соитию эрос и образовали по одному одушевленному существу внут- ри наших и женских [тел], построив каждое из них следующим образом. В том месте, где проток для выпитой влаги, миновав легкие, подходит пониже почек к мочевому пузырю, чтобы извергнуть оттуда под напором воздушного давления вос- принятое, они открыли вывод для спинного мозга, который непрерывно тянется от головы <b> через шею вдоль позвоночного столба и который мы ранее нарекли семенем. Поскольку же мозг этот одушевлен, <стр. 499> он, получив себе выход, не преминул возжечь в области своего выхода животвор- ную жажду излияний, породив таким образом детородный эрос. Вот почему природа срамных частей мужа строптива и своевольна, словно зверь, неподвластный рас- судку, и под стрекалом непереносимого вожделения способна на все. Подобным же образом и у женщин та их часть, что именуется маткой, или утробой, есть не что иное, как поселившийся <c> внутри них зверь, исполненный детородного вожделения; когда зверь этот в поре, а ему долго нет случая зачать, он приходит в бешенство, рыщет по всему телу, стесняет дыхательные пути и не дает женщине вздохнуть, доводя ее до по- следней крайности и до всевозможных недугов, пока наконец женское вожделение и мужской эрос не сведут чету вместе и не снимут как бы <d> урожай с деревьев, чтобы засеять пашню утробы посевом живых существ, ко- торые по малости своей пока невидимы и бесформенны, однако затем обретают расчлененный вид, вскармливаются в чреве матери до изрядной величины и после того выходят на свет, чем и завершается рождение живого существа. Итак, вот откуда пошли женщины и все, что принадлежит к женскому полу.
Растить на себе перья вместо волос и дать начало племени птиц пришлось му- жам незлобивым, однако легкомысленным, а именно таким, которые любили умство- вать о том, что находится над землей, но в простоте душевной полагали, будто наивысшая достоверность в <e> таких вопросах принадлежит зрению. А вот племя сухопутных животных про- изошло из тех, кто был вовсе чужд философии и не помышлял о небесном, по- скольку утратил потребность в присущих голове круговращениях и предоставил руководительство над собой тем частям души, которые обитают в груди. За то, что они вели себя так, их передние конечности и головы протянулись к сродной им земле и уперлись в нее, а череп вытянулся или исказил свой облик каким- либо иным способом, в зависимости от того, насколько совершающиеся в черепе круговращения сплющились под действием праздности.
<92> Вот причина, почему род их имеет по четыре ноги или даже более того: чем неразумнее существо, тем щедрее бог давал ему опоры, ибо его сильнее тянуло к земле. Те, которые были еще неразумнее и всем телом прямо-таки распластыва- лись по земле, уже не имели нужды в ногах, и потому бог породил их безногими и пресмыкающимися. Четвертый, или водный, род существ <стр. 500> <b> произошел от самых скудоумных неучей, души которых были так нечисты из-за всевозможных заблуждений, что ваятелям тел стало жалко для них даже чистого воздуха, и потому их отправили в глубины - вдыхать мутную воду, позабыв о тонком и чистом воздушном дыхании. Отсюда ведет начало порода рыб, устриц и вообще всех водяных животных, глубинные жилища которых являют <c> собою возмездие за глубину их невежества. Сообразно этому все живые суще- ства и поныне перерождаются друг в друга, меняя облик по мере убывания или возрастания своего ума или глупости.
Теперь мы скажем, что наше рассуждение пришло к концу. Ибо, восприняв в се- бя смертные и бессмертные живые существа и пополнившись ими, наш космос стал видимым живым существом, объемлющим все видимое, чувственным богом, образом бога умопостигаемого, величайшим и наилучшим, прекраснейшим и совершеннейшим, единородным небом (*114).
|