Публицистика и очерки военных лет

От советского информбюро…

1941-

1945

Мы познакомились с ним в Карпатах в разгар тяжелого боя, который его дивизия вела уже третий день, штурмуя поросший лесом крутой и обрывистый перевал. Я пришел, вернее приполз, на его наблюдательный пункт, помещавшийся на склоне горы, в скалах, в трехстах метрах от немцев, окопавшихся на соседней горе. Вражеские пули поминутно чирикали над головой и сердито взвывали, рикошетируя о камни. Зато поле боя, развертывающееся за небольшой лощиной на соседнем склоне, было видно простым глазом, и командир дивизии, сидя за скалой, мог видеть на только общие контуры боя, но каждого солдата, каждый идущий в атаку танк.

Момент, когда я к нему прибыл, мало подходил для приема представителя прессы. Понимая, что эти скалистые, поросшие лесом крутые обрывы, за которыми прочно сидела врывшаяся в камни немецкая дивизия, взять не удается, полковник прибег сегодня к излюбленному в русской армии маневру - обходу вражеских сил. Он приказал одному полку с приданными ему самоходными орудиями интенсивно штурмовать перевал в лоб, сковывая и отвлекая силы немцев. Лучшие силы двух других полков получили задание незаметно, без единого выстрела, под шум боя обойти перевал справа и слева, подняться без дороги на казавшиеся неприступными скалы и, сосредоточившись у них за спиной, в 4 часа атаковать врага.

Я прибыл сюда в 3 часа 48 минут.

Полковник на миг оторвался от зрелища боя, коротко отрекомендовался:

- Полковник Воловин, командир дивизии.

До боли пожал мне руку своей маленькой, но очень сильной рукой и снова прижал бинокль к глазам.

Пронзительный ветер, дувший в ущелье, как в печной трубе, и несший целые охапки желтых, вялых листьев, доносил из лощины крики "ура". Это полк, наступавший с фронта, шел в атаку. Мы видели, как внизу в долине, перебегая от скалы к скале, ползли, карабкались на четвереньках, но неустанно двигались вперед серые фигурки солдат, как, стоя за нашей спиной на опушке леса, дергались три советские автоматические пушки и как склон перевала весь сверкал красными огнями немецких выстрелов.

Полковник на миг бросил бинокль и схватился за телефонную трубку. Он вызвал к телефону начальника артиллерии и приказал усилить огонь по врагу.

За эту войну мне десятки раз приходилось быть свидетелем чудесной мощи советской артиллерии, но никогда не устанешь восторгаться ее работой. Батареи, расположенные где-то у нас за спиной, открыли огонь. Снаряды с шуршанием полетели через наши головы и на склоне перевала, под скалами, где оборонялись немцы, запрыгали бурые облачка разрывов, такие частые, что перевал через несколько минут затянуло бурым облаком порохового дыма Полковник Воловин посмотрел на свои часы: они показывали 3 часа 58 минут. Он отдал по телефону еще одно приказание начальнику артиллерии.

Грохот артиллерии стал оглушающим, как будто в горах сорвалась лавина камней.

Полковник теперь не смотрел в бинокль, он смотрел на часы. Он ждал минуты, когда там, за горой, за седловиной перевала, пойдут в атаку посланные им в обход штурмовые батальоны. Полковник смотрел не на минутную, а на секундную стрелку часов, коротенькими прыжками обходившую циферблат. Он был уверен, что атака с тыла начнется точно в 4 часа.

-          Неужели вы верите, что они атакуют ровно минута

в минуту? - спросил я полковника.

Он ответил не очень приветливо, даже сердито:

-          Я не верю, а знаю. Иначе зачем бы я стал пускать

на ветер снаряды. Если они дошли туда живыми, а в этом

я не сомневаюсь, то они должны атаковать... - Он сделал

паузу, дождался, когда минутная стрелка, встав на часах

вертикально, совпала с секундной стрелкой, и добавил: -

Должны атаковать вот сейчас.

И действительно, гром артиллерии прекратился, стало тихо, и эта тишина вдруг нарушипась трескотней автоматов из-за перевала.

Пошли, - сказал полковник и, сев на камень, вытер платком вспотевший лоб. Трескотня за перевалом усилилась, атакующие нажимали, и вдруг мы увидели необычайное зрелище: изрытый взрывами скат, где оборонялись немцы, такой пустынный и мертвый, ожил. Враги вылезали из окопов, из скалистых щелей и, как клопы от света, бежали, бросая позиции, назад в лес, в горы. Полк, атакующий с фронта, пошел за ними по пятам. Через час на вершине перевала, на пирамиде топографической вышки уже развевался красный флаг, привязанный кем-то из солдат. Адъютант полковника по телефону передавал в штаб армии донесение о преодолении перевала.

Сейчас, когда закончился бой, полковник Воловин стал любезным хозяином. Он приветливо ответил на все мои вопросы, мило пошутил насчет того, что часы у него и у его командиров ходят точно, а потом радушно пригласил к себе обедать. Здесь, в убогой хижине горного пастуха, за столом, накрытым газетой, на котором стояли блюда с немудреными местными закусками - соленым овечьим сыром, мочеными дулями, душистым горным медом, я ближе познакомился с этим интересным человеком, в котором прекрасно сочетались молодость лет с огромным боевым опытом. Я попросил его рассказать о своей жизни. Он полез в чемодан и достал оттуда пожелтевшую фотографию. На ней был изображен русский солдат с георгиевским крестом на груди и с красной ленточкой на папахе и молодая красивая женщина в ситцевом платье с буфами на рукавах, с букетом бумажных цветов.

-          Это мои родители, - сказал полковник. - Отец солдат - гренадер царской службы, а с первых революционных лет - красногвардеец - Илья Воловин, и мать Мария Воловина - ткачиха фабрики Цинделя в Москве.

Он сказал это с гордостью, с какой говорят о своем роде потомки старинных дворянских фамилий. Сказал и добавил:

-          Я ровесник нашей страны. Я родился в октябре 1917 года.

У Василия Воловина оказалась очень интересная биография. Он был не только ровесником, но и очень типичным сыном своей страны. От родителей своих он унаследовал любовь к упорному труду. Он отлично учился в средней школе. Учась, занимался спортом. Юношей он был одним из лучших спортсменов Ленинграда, и до сих пор завсегдатаи ленинградских стадионов отлично помнят его как замечательного бегуна, мастера по прыжкам с шестом и велогонщика, не раз бравшего первые места на состязаниях.

Но спорт был для Василия Воловина не самоцелью, а средством физического развития. Он мечтал о военном деле, он стал военным в боях с японцами на озере Халхин-Гол, где получил свой первый орден - Красную Звезду. Он был тогда солдатом. Потом учился и окончил офицерскую школу. В первый день войны он был лейтенантом, командовал взводом у западной границы в Латвии. Под Москвой он командовал ротой, а у Сталинграда - батальоном. Его батальон, входивший в одну из сталинградских дивизий, отличился. Капитан Василий Воловин получил за участие в Сталинградской битве орден Красного Знамени и гвардейский значок.

Когда шли бои за Днепр, он командовал уже полком. Здесь, в Карпатах, гвардии полковник Воловин командует уже дивизией, и я сам только что видел военный талант этого молодого командира дивизии во всем его блеске. Ровесник своей великой Родины и типичный сын своего чудесного, мужественного, трудолюбивого, творчески неутомимого народа, он в 27 лет отнюдь не остановился в своем росте и не стал узко военным человеком. Даже сейчас, в труднейших условиях боев, он не бросает спорта. На каждом новом пункте для него строят турник, параллельные брусья, на которых он тренируется в минуту отдыха. Воловин продолжает начатое до войны изучение английского и немецкого языков. И как бы он ни был занят, всегда выкраивает время, чтобы прочесть по десятку страниц английских или немецких книг для практики. А когда мы с ним сидели в пастушьей хижине в Карпатах, он жадно выспрашивал меня о московских литературных и театральных новостях.

Нам постелили прямо на полу, прикрыв плащ-палатками свежую солому. Утомленный за день, полковник сейчас же заснул, богатырски раскинув руки. Я смотрел на освещенный свечой спокойный и красивый его профиль и долго думал об этом ровеснике моей великой страны, типичном сыне нового поколения выросших в ней людей.

28 октября 1944 года