Карамзин. История государства Российского

ГЕОРГИЙ, КНЯЗЬ ВЛАДИМИРСКИЙ. КОНСТАНТИН РОСТОВСКИЙ. Г. 1212-1216

     Междоусобие. Изгнание Мономахова дому  из  южной  России.  Благоразумие

Россиян в делах Веры.  Подвиги  Мстислава.  Строгость  Ярославова.  Голод  в Новегороде. Славная битва Липецкая. Великодушие Мстислава. Епископ Симон.

     Совершив погребение  отца,  Георгий,  с  одобрения  Вельмож,  возвратил

свободу Князьям Рязанским, всем их подданным  и  Епископу  Арсению.  Великое

Княжение Суздальское разделилось тогда на две области: Георгий господствовал

в Владимире  и  Суздале,  Константин  в  Ростове  и  Ярославле;  оба  желали

единовластия и считали друг друга хищниками. Братья  их  также  разделились:

Ярослав-Феодор, начальствуя в Переяславле Залесском, взял  сторону  Георгия,

равно как и Святослав, получив  в  Удел  Юрьев  Польский;  Димитрий-Владимир

остался верным Константину.  Ростовский  Князь  обратил  в  пепел  Кострому,

пленил жителей; Георгий два раза приступал  к  Ростову  и,  заключив  весьма

неискренний мир с Константином, выслал Димитрия из Москвы. "Даю тебе (сказал

он) южный  Переяславль,  нашу  отчину;  господствуй  в  нем  и  блюди  землю

Русскую". Димитрий, как бы предчувствуя  бедствие,  неохотно  поехал  в  сей

Удел, некогда знаменитый и столь любезный  для  его  деда;  женился  там  на

племяннице Всеволода Чермного и, едва  отпраздновав  свадьбу,  долженствовал

сразиться с Половцами; не мог одолеть варваров и, плененный ими, был отведен

в вежи. Он года чрез три освободился и княжил после в Стародубе на Клязьме.

     Рюрик скончался: Князь трезвый, набожный, усердный  строитель  церквей,

впрочем не имевший доброй славы братьев своих:  ни  кротости  Романовой,  ни

твердости Давида, ни воинской доблести Мстислава Храброго. Всеволод Чермный,

желая один начальствовать в южной России и не боясь  уже  никого  по  смерти

Великого Князя, изгнал сыновей и племянников Рюриковых  из  Уделов  Киевской

области. К сему насилию он прибавил клевету: "Вы (говорил  Всеволод)  хотели

овладеть  Галичем,  возмутили  там  народ,   повесили   моих   братьев   как

разбойников; вы гнусным злодеянием  посрамили  имя  отечества!"  Изгнанники,

удалясь в область Смоленскую, требовали защиты от Мстислава  Новогородского.

Сей мужественный Князь был тогда стражем  северо-западной  России:  с  одной

стороны тревожили оную Литовцы, с другой - властолюбие  Немцев  угрожало  ей

великими опасностями. Первые  дерзнули  ворваться  в  самый  Псков,  который

жители - изгнав Князя своего, Владимира Мстиславича, за его дружескую  связь

с Рижским Епископом - ходили  тогда  в  Чудскую  землю  для  собрания  дани.

Литовцы не могли завладеть городом, но выжгли его  и  разорили  окрестности.

Мстислав  Новогородский  дал  Псковитянам  иного  Князя,  своего  племянника

двоюродного, Всеволода Борисовича, а Владимир удалился в Ригу, будучи верным

союзником Ордена и тестем Епископова брата, Дитриха. Принятый им как друг  и

свойственник, он имел  случай  оказать  Немцам  важную  услугу.  Современный

Летописец  Ливонский  рассказывает,  что  Князь  Полоцкий,  Владимир,  желая

объясниться с Епископом Альбертом, назначил ему свидание  на  берегу  Двины;

близ нынешнего Крейцбурга. Альберт приехал  туда  с  Рыцарями,  старейшинами

ливонскими, купцами Немецкими и с Владимиром  Мстиславичем.  Князь  Полоцкий

говорил  Альберту,  чтобы  он  не  тревожил  язычников  и  не  принуждал  их

креститься;  что   Немцы   должны   следовать   примеру   Россиян,   которые

довольствуются подданством народов, оставляя им на волю верить Спасителю или

не верить. "Нет! - ответствовал с жаром Епископ:

     - совесть обязывает меня крестить идолопоклонников: так угодно  Богу  и

папе!"

     Князь грозился обратить в пепел Ригу и  в  гневе  обнажил  меч:  Рыцари

также изготовились к битве; но Владимир Мстиславич встал между  ими,  молил,

убеждал и сделал наконец то,  что  Князь  Полоцкий,  отдавая  справедливость

неустрашимости Рыцарей, совершенно уступил им всю южную Ливонию.  Сей  Князь

чрез несколько лет думал поправить свою ошибку и  выгнать  Немцев;  но  упал

мертвый в самую ту минуту, как хотел сесть на ладию и плыть к  устью  Двины,

чтобы осадить Ригу. Господствуя в южной Ливонии, Рыцари  желали  покорить  и

северную, вместе с Эстониею: узнав, что отряды их грабят  тамошних  жителей,

Мстислав Новгородский собрал 15000  воинов;  вместе  с  Князем  Псковским  и

Давидом Торопецким, братом своим, выступил в поле; доходил до  самого  моря.

Не встретив нигде Немцев, которые заблаговременно  ушли  назад  в  Ригу,  он

требовал дани с Чуди, осаждал Воробьин, или  Верпель,  взял  с  граждан  700

гривен ногатами и разорил  многие  окрестные  селения.  Сия  западная  часть

нынешней  Эстляндской  Губернии  находилась  тогда  в  цветущем   состоянии;

земледельцы жили в изобилии, и деревни были хорошо выстроены;  к  несчастию,

Альбертовы Рыцари скоро огнем и мечом опустошили всю Эстонию.

     Мстислав, отдав две части взятой  дани  Новогородцам,  а  третью  своим

дворянам, или дружине, спешил от берегов Балтийского моря к Днепру; прибыв в

Новгород,  собрал  Вече  на  Дворе  Ярослава  и  предложил  народу  отмстить

Всеволоду Чермному за  обиду  Князей  Мономахова  племени.  Граждане  любили

Мстислава (ибо он старался им угождать) и единодушно ответствовали:  "Князь!

Куда обратишь свои очи, там будут наши головы!" Сие усердие  вдруг  охладело

на  пути.  Новогородские  воины  поссорились  с  Смоленскими,  убили  одного

человека в драке и торжественно объявили, что не хотят идти далее.  Напрасно

Князь звал их на Вече; напрасно думал  усовестить  неблагодарных:  никто  не

слушал его повеления. "Итак, мы должны расстаться", -  сказал  Мстислав  без

всякой укоризны; дружески простился с ними и вышел с братьями из  Смоленска.

Новогородцы изумились: тогда Посадник Твердислав напомнил им, что предки  их

гордились усердием к добрым Князьям, охотно умирали за Ярослава  Великого  и

служили  примером  для  других  Россиян.  Сия  речь  тронула   Новогородцев,

легкомысленных,  однако  ж  чувствительных  к  народной  чести,   ко   славе

великодушных подвигов. Они догнали Князя  и,  пылая  ревностию,  нетерпеливо

желали битвы. Скоро война  кончилась.  Города  отворяли  ворота;  два  Князя

отдалися в плен.

     Всеволод Святославич бежал из Киева, заключился в Чернигове и с горести

умер; а брат его, Глеб, видя опустошение земли своей, покорностию  и  дарами

купил мир.

     Победители отдали Киев Ингварю Ярославичу Луцкому, который  добровольно

уступил его Князю Смоленскому.

     [1215 г.] Храбрый Мстислав, учредив порядок в  завоеванной  Днепровской

области, возвратился в Новгород, но скоро объявил жителям на Вече, что  дела

отзывают его в южную Россию; что он будет  всегда  защитником  Новогородцев,

однако ж дает им волю избрать себе иного Князя. Народ сожалел об нем;  долго

рассуждал,  кем  заменить  Князя  столь  великодушного;   наконец   отправил

Посадника, Тысячского и десять старейших купцов звать Феодора Всеволодовича,

Мстиславова зятя.

     Ярослав-Феодор начал свое правление строгостию и наказаниями, сослав  в

Тверь  некоторых  окованных  цепями  чиновников,   велел   разграбить   двор

Тысячского,  оклеветанного  врагами,  взяв  под  стражу  сына  и  жену  его.

Возбужденный самим Князем к действиям своевольным, народ искал жертв,  новых

преступников; умертвил сам собою двух знаменитых граждан; а Князь  с  досады

на сих мятежников уехал  в  Торжек.  Между  тем  в  окрестностях  Новагорода

сделался  неурожай:  Ярослав,  ослепленный  злобою,  захватил  весь  хлеб  в

изобильных местах и не пустил ни воза в столицу. Тщетно послы убеждали Князя

возвратиться: он задерживал их в Торжке, призвав к себе жену из  Новагорода,

где  уже  свирепствовал  голод.  Четверть  ржи  стоила  около  трех   рублей

шестидесяти копеек нынешними серебряными деньгами, овса рубль 7 копеек,  воз

репы два рубля 86 копеек. Бедные ели сосновую  кору,  липовый  лист  и  мох;

отдавали детей всякому, кто хотел их взять, - томились, умирали.

     Трупы лежали на улицах, оставленные на снедение псам,  и  люди  толпами

бежали  в  соседственные  земли,  чтобы  избавиться  от  ужасной  смерти.  В

последний раз Новогородцы молили Ярослава  утешить  их  своим  присутствием.

"Иди к Св. Софии, - говорили они: - или скажи,  что  не  хочешь  быть  нашим

Князем".  Он  задержал  и  сих  Послов,  вместе  с  купцами  Новогородскими.

Чиновники  скорбели;  граждане  воплем  изъявляли  отчаяние;   а   Наместник

Ярославов и Дворяне его были равнодушными зрителями народного бедствия.  [11

февраля 1216 г.]. В то время явился утешитель:

     Мстислав великодушный. Новогородцы с восторгом  увидели  его  на  Дворе

Ярослава.

     Сей Князь говорил, что он помнит свое обещание быть всегда  их  другом;

что  освободит  невинных  граждан,   заключенных   в   Торжке,   восстановит

благоденствие Новагорода или  положит  свою  голову.  Народ  клялся  жить  и

умереть с добрым Мстиславом, который, взяв под стражу Бояр Ярославовых, чрез

одного умного Священника объявил зятю, чтобы он, если  желает  остаться  ему

сыном, выехал из Торжка и немедленно возвратил свободу всем Боярам и  купцам

Новогородским. С гордостию отвергнув мирное предложение, Ярослав изготовился

к войне;  сделал  на  пути  засеки,  укрепления  и  прислал  сто  знаменитых

Новогородцев в отчизну их с приказанием выпроводить оттуда его тестя. Но сии

люди,  видя  единодушие  сограждан,  пристали  к  ним  с   радостию.   Тогда

озлобленный Ярослав собрал на поле всех бывших у него  Новогородцев,  числом

более  двух  тысяч;  оковал  цепями  и  послал  в  свой  город,  Переяславль

Залесский, отняв у них коней, деньги, все имение. В  надежде  на  могущество

брата, Георгия Владимирского, он грозился наказать тестя и смело поднял руку

на кровопролитие междоусобное. Состояние Новагорода было  достойно  жалости:

голод, болезни истребили немалую часть  его  жителей;  другие  скитались  по

землям чуждым; знатнейшие люди стенали в темницах Суздальской области;  домы

и целые  улицы  опустели.  Мстислав,  собрав  Вече,  ободрял  граждан  своим

мужеством. "Оставим ли братьев в заключении и постыдной неволе? - говорил он

народу: - Да воскреснет величие  столицы!  Да  не  будет  она  презрительным

Торжком,  ни  Торжек  ею!  Новгород  там,  где  Святая  София.   Рать   наша

малочисленна; но Бог заступник правых, и сильного и слабого!"  Все  казались

единодушными; однако ж некоторые, тайно доброжелательствуя Ярославу,  бежали

к нему в Торжек.

     Мстислав выступил с остальными и с братом, Князем Владимиром  Псковским

(который, быв несколько времени начальником  маленькой  области  в  Немецкой

Ливонии, снова господствовал тогда во Пскове).

     Сия война имела важное следствие:  Князь  Новогородский,  хотев  прежде

дружелюбно разделаться с Ярославом, но  принужденный  искать  управы  мечом,

взял свои меры как искусный Военачальник и Политик.  Предвидя,  что  Георгий

Всеволодович будет всеми силами помогать меньшему брату,  Мстислав  заключил

тайный союз  с  Константином  и  дал  ему  слово  возвести  его  на  престол

Владимирский.  Неприятельские  действия  началися  в   Торопецкой   области.

Святослав Всеволодович, присланный Георгием к Ярославу, с  десятью  тысячами

осадил Ржевку, где находилось только  100  воинов;  но  Князь  Новогородский

подоспел с 500 всадниками, заставил осаждающих удалиться и взял  укрепленный

Зубцов. Дружина Мстиславова хотела прямо идти к Торжку;  но  Князь,  призвав

Владимира Рюриковича из Смоленска, вдруг обратился к Переяславлю Залесскому,

чтобы удалить феатр войны от Новогородской области. Наконец обе рати сошлися

близ Юрьева. Константин с полками своими находился  в  стане  Новогородском:

Георгий, Ярослав  и  Князья  Муромские,  действуя  заодно,  вооружили  самых

поселян и в необозримых рядах стали на берегу Кзы. Летописцы сказывают,  что

Князь Владимирский и меньший брат его имели 30 знамен, или полков, 140  труб

и бубнов. Благоразумный Мстислав еще надеялся отвратить кровопролитие. Послы

Новогородские говорили Георгию, что они не признают его врагом своим, будучи

готовы заключить мир и с Ярославом, если он добровольно отпустит к ним  всех

их сограждан и возвратит Торжек с Волоком Ламским. Но Георгий  ответствовал,

что  враги  его  брата  суть  его  собственные;  а  Ярослав,   надменный   и

мстительный, не хотел слушать никаких предложений. "Не время думать о  мире,

- говорил он Послам: - вы теперь как рыба на песке; зашли  далеко  и  видите

беду неминуемую". Мстислав вторично  представлял  Георгию  и  Ярославу,  что

война междоусобная есть  величайшее  зло  для  Государства;  что  он  желает

примирить их с большим братом, который уступит им всю  область  Суздальскую,

буде Георгий отдаст ему, как старшему, город Владимир. "Ежели сам  отец  наш

(сказал Георгий) не мог рассудить меня с Константином, то Мстиславу ли  быть

нашим судиею? Пусть Константин одолеет в битве:  тогда  все  его".  Послы  с

горестию удалились, и Князь Владимирский, пируя в шатре с Вельможами,  желал

знать их  мнение.  Один  Боярин  советовал  не  отвергать  мира  и  признать

Константина старейшим Государем земли Суздальской, представляя,  что  Князья

Ростиславова племени мудры и храбры.  а  воины  Новогородские  и  Смоленские

дерзки в битвах; что Мстислав в деле  ратном  не  имеет  совместника  и  что

превосходные силы уступают иногда превосходному  искусству.  Князья  слушали

Боярина с неудовольствием. Другие Вельможи, льстя  их  самолюбию,  говорили,

что никогда еще враги не выходили целы из  сильной  земли  Суздальской;  что

жители ее могли бы с успехом  противоборствовать  соединенному  войску  всех

Россиян  и  седлами  закидают   Новогородцев.   Одобрив   сию   безрассудную

надменность и собрав военачальников, Князья дали им приказ не щадить  никого

в битве: убивать даже и тех. на коих  увидят  шитое  золотом  оплечье.  "Вам

брони, одежда и кони мертвых, - сказали они: - в плен возьмем одних Князей и

решим после судьбы их". Отпустив воевод, Георгий с меньшими братьями заперся

в шатре и вздумал уже делить всю Россию: назначил Ростов для себя,  Новгород

для Ярослава, Смоленск для третьего брата, а Киев для  Ольговичей,  оставляя

Галич на свое дальнейшее распоряжение.

     Написав договорную грамоту и взаимною клятвою утвердив оную, сии Князья

послали сказать неприятелям, что желают биться с ними на  обширном  Липецком

поле.

     Мстислав принял вызов: долго советовался  с  Константином,  обязал  его

торжественными обетами верности и ночью выступил из стана к назначенному для

битвы месту, с трубным звуком,  с  грозным  кликом  воинским.  Встревоженные

полки Георгиевы стояли всю ночь за щитами, то есть вооруженные  и  в  боевом

порядке, ожидая нападения, и едва было не обратились в бегство. На  рассвете

Мстислав и Константин приближились к неприятелю, который зашел  за  дебрь  и

расположился  на  горе,  окруженной  плетнем.  Напрасно  Мстислав  предлагал

Георгию или мир, или битву на равнине. Сей Князь ответствовал: "Не  хочу  ни

того, ни другого; и когда вы уже не боялись дальнего пути, то можете перейти

и за дебрь, где мы вас ожидаем".

     Мстислав стал на другой горе, велев отборным молодым людям  ударить  на

полки Ярославовы. Бились с утра до вечера, слабо, неохотно: ибо  время  было

весьма холодно и ненастливо. На другой день Мстислав  думал  идти  прямо  ко

Владимиру, но Константин не советовал оставлять неприятеля назади и  боялся,

чтобы миролюбивые Ростовцы, пользуясь случаем, не  разбежались  по  городам.

Между тем Георгиевы полки, видя движение  в  стане  Новогородцев  и  Смолян,

вообразили, что Мстислав хочет отступить, и бросились с  горы,  в  намерении

гнаться за ним; но Георгий и Ярослав удержали их. Тогда Князь Новогородский,

сказав: "гора не защитит и не  победит  нас;  пойдем  с  Богом  и  с  чистою

совестию", велел своим готовиться к битве. На  одном  крыле  стоял  Владимир

Рюрикович  Смоленский,  на  другом  Константин,   в   средине   Мстислав   с

Новогородцами и Князь Псковский. Учредив строй, обозрев все  ряды,  Мстислав

ободрил воинов краткою речью. "Друзья и братья! - говорил он: - Мы  вошли  в

землю сильную: станем крепко, призвав Бога помощника. Да никто не  озирается

вспять: бегство не спасение. Кому не умереть,  тот  будет  жив.  Забудем  на

время жен и детей своих. Сражайтесь, как хотите: пешие или на конях".

     Новогородцы  ответствовали:  "Сразимся  пешие,  как   отцы   наши   под

Суздалем". [21 апреля 1216 г.] Оставив коней, они сбросили  с  себя  одежду,

даже сняли сапоги, и с громким кликом устремились вперед; за ними Мстислав и

дружина конная. Ни крутизна, ни ограда  не  могли  удержать  их  стремления.

Смоляне также пешие вступили в бой, не хотев ждать Воеводы  своего,  который

упал с коня в дебри.

     Князь Новогородский, видя кровопролитие, сказал  Владимиру  Псковскому:

"не выдадим добрых людей!" - и мгновенно опередил всех; имея в  руке  топор,

три раза  с  дружиною  проехал  сквозь  полки  неприятельские,  сек  головы,

оставлял за собою кучи трупов. Летописцы живо представляют ужас  сей  битвы,

говоря, что сын шел на отца, брат на брата, слуга на господина:  ибо  многие

Новогородцы сражались за Ярослава; многие единокровные  стояли  друг  против

друга под знаменами Георгия и  Константина.  Победа  не  была  сомнительною.

Новогородцы, Смоляне дружным усилием расстроили, смяли врагов и, торжествуя,

показывали в руках  своих  хоругви  Ярославовы.  Еще  Георгий  стоял  против

Константина; но скоро обратился в бегство за Ярославом.  "Друзья!  -  сказал

Князь Новогородский своим храбрым воинам:  -  не  время  думать  о  корысти;

надобно довершить  победу",  -  и  Новогородцы,  ему  послушные,  не  хотели

прикоснуться к добыче, с жаром гнали Суздальцев, топили их в реках,  осуждая

Смолян, которые обдирали мертвых и грабили обозы неприятеля.

     Урон был велик только со стороны побежденных: их легло  на  месте  9233

человека. В остервенении своем не  двая  никому  пощады,  воины  Мстиславовы

взяли не более 60 пленников; а Смоляне нашли в Георгиевом стане и договорную

грамоту сего Князя, по коей он хотел делить всю Россию с братьями.  Ярослав,

главный виновник кровопролития, ушел в Переяславль и, пылая гневом,  задушил

там многих Новогородских купцов в темнице; а Георгий, утомив трех коней  под

собою, на четвертом прискакал в Владимир, где оставались большею частию одни

старцы и дети, жены и люди духовного сана. Видя  вдали  скачущего  всадника,

они думали, что Князь их одержал победу и шлет к ним гонца;  но  сей  мнимый

радостный вестник был сам Георгий: в бегстве своем он сбросил с себя  одежду

Княжескую и явился в рубашке пред вратами  столицы;  ездил  вокруг  стены  и

кричал, что надобно укреплять  город.  Жители  ужаснулись.  Ночью  пришли  в

Владимир многие раненые; а на другой день Георгий, созвав граждан, молил  их

доказать ему свое усердие мужественною защитою столицы. "Государь!  Усердием

не спасемся; - ответствовали граждане: - братья наши легли на  месте  битвы;

другие пришли, но без оружия: с кем отразить врага?"  Князь  упросил  их  не

сдаваться хотя несколько дней, чтобы он мог вступить в переговоры.

     Великодушный Мстислав не велел гнаться за Георгием и  Ярославом,  долго

стоял на месте битвы и шел медленно  ко  Владимиру.  Чрез  два  дня  окружив

город, сей Князь в первую ночь увидел там сильный пожар: воины  хотели  идти

на приступ, чтобы воспользоваться сим случаем; но  человеколюбивый  Мстислав

удержал их. Георгий уже не думал обороняться и, на  третий  день  приехав  в

стан к Новогородскому Князю с двумя юными сыновьями, сказал ему и  Владимиру

Смоленскому: "Вы победители: располагайте моею жизнию и достоянием. Брат мой

Константин в вашей воле".

     Мстислав и Владимир, взяв от него дары, были посредниками  между  им  и

Константином. Принужденный выехать из столицы, Георгий омочил  слезами  гроб

родителя,  в  душевной  горести  жаловался  на  Ярослава,  виновника   столь

несчастной войны; сел в ладию с женою  и  поехал  в  Городец  Волжский,  или

Радилов. В числе немногих друзей отправился с ним Епископ Симон,  знаменитый

не  только  описанием  жизни  святых  Иноков  Киевских,  но  и  собственными

добродетелями;  обязанный   Георгию   саном   Святителя,   он   не   изменил

благотворителю своему в злополучии. Сей Князь в 1215 году учредил  особенную

Епархию для Владимирской и Суздальской области, не хотев, чтобы они зависели

от Ростова.