ИНДЕЙЦЫ  БЕЗ  ТОМАГАВКОВ

Милослав Стингл 

Пацкуарская конференция имела для латиноамериканских индейцев примерно такое же значение, как Чикагская конференция для индейцев Северной Америки. Правда, в Чикаго говорили сами индейцы. Здесь же, в Пацкуаро, за них сказали свое слово индигенисты, преимущественно неиндейцы. И хотя мы можем найти в этой конференции существенные недостатки, одно все же остается чрезвычайно важным. Она стала трибуной, с которой перед общественностью всего субконтинента, от Рио-Гранде-дель-Норте до Огненной Земли, выступило его коренное население. Она позволила индейцам заявить о своем праве принять участие в определении будущего Латинской Америки, напомнить, что, кроме общих проблем Латинской Америки, есть и специфическая, чрезвычайно сложная индейская проблема, а главное, во всеуслышание заявить: «Мы существуем!»

Впрочем, для ряда стран континентальной Латинской Америки нет особой надобности подчеркивать наличие в них индейцев. За исключением Уругвая, в каждой из них живут большие индейские группы. По крайней мере в четырех странах (Боливии, Перу, Эквадоре и Гватемале) индейцы составляют абсолютное большинство населения. В иных государствах, таких, как Мексика, Парагвай, Гондурас, Сальвадор, индейцы составляют большинство вместе с метисами. Во многих других странах живут еще сотни тысяч индейцев.

Теперь время предоставить слово статистике, которая скажет нам сколько индейцев живет в Латинской Америке и как они распределяются по различным странам. Но прежде необходимо напомнить, что более девяносто пяти процентов американских индейцев живет ныне — как и в до-колумбовы времена —к югу от Рио-Гранде-дель-Норте, от границы которая отделяет  Северную  Америку от Латинской.   Это   соотношение

известно точно. И все же в определении численности латиноамериканских индейцев нам приходится (и не только нам) полагаться лишь на приблизительные цифры. Переписи населения в разных странах, естественно, проводятся в разное время. Статистики расходятся уже в основном вопросе: кого считать индейцем. При этом часто получалось, что государственные органы некоторых латиноамериканских стран заранее ликвидировали сотни тысяч индейцев, чрезмерно сужая свое определение понятия «индеец». Вот хотя бы несколько примеров. При переписи, проводившейся в Панаме в 1940 году, все население этой республики было разделено на «цивильное население — граждан» и «туземцев». Притом к «цивильному населению» (читай — цивилизованному), согласно инструкции, были отнесены «все группы населения, которые живут в рамках политико-социальной структуры республики, включая представителей индейской народности». Настоящими же индейцами та же инструкция предписывала считать лишь тех, «кто сохранил племенную организацию и живет в самых неприступных горных областях и на заболоченных территориях побережья Панамского перешейка». Разумеется, такой подход исключает из числа индейцев подавляющее большинство коренных жителей Панамы.

При переписи, проводившейся в том же году в Перу (чисто индейской республике), инструкция предоставляла лицам, осуществлявшим ее, полное право по собственному разумению решать, кто индеец, а кто метис. Причем во всех случаях, когда «расовая принадлежность неясна», рекомендовалось записывать такого человека метисом. Затем, уже при общем подсчете, метисы и белые были объединены в одну категорию белых. Так из статистических таблиц одним махом была вычеркнута почти половина индейского населения этой республики! Сами официальные индигенисты исключили из рядов индейцев еще сотни тысяч людей, подчеркивая (как это делал Альфонсо Касо), что только «если человек пользуется исключительно индейским языком, мы можем считать его индейцем». Еще более проблематичен «критерий культуры», если при этом индейцем считается лишь такой житель Америки, который сохранил многие черты материальной и духовной культуры доколумбовых индейцев!

Итак, при установлении действительного количества латиноамериканских индейцев нам приходится полагаться на приблизительные подсчеты, хотя бы и подкрепленные полученными ранее данными по этой важной проблеме. Так, Уолтер Уилкокс в 1929 году, определяя количество коренного населения Америки, привел цифру — 14 миллионов человек. Джиль-берто Лойа в 1935 году назвал цифру — 17 миллионов. И наконец, приблизительные данные, считающиеся наиболее вероятными, цифра, названная знаменитой Пацкуарской конференцией,— 30 миллионов индейцев. Однако в это число в некоторых странах включены и метисы.

Наиболее точной можно считать цифру, которую называет профессор Панамериканского университета в Панаме североамериканец Берендт. По его подсчетам, в 1943 году в Америке было 23 миллиона чистокровных индейцев. К 31 декабря 1961 года число чистокровных индейцев Америки возросло до 31 миллиона 500 тысяч. Если мы предположим, что в англосаксонской Северной Америке живет примерно 775 тысяч индейцев (560 тысяч —в США, 200 тысяч — в Канаде и 15 тысяч — на Аляске), то на Латинскую (то есть Южную и Центральную Америку) придется около 30 миллионов 750 тысяч индейцев. Эта цифра соответствует также результату подсчетов профессора Берендта плюс естественный прирост населения, а он в Латинской Америке самый высокий в мире — около 27 процентов. При этом прирост индейского населения в южноамериканских республиках, как правило, значительно выше, чем прирост креольского населения. Быстрее всего — и это естественно — возрастает число метисов. Определить хотя бы примерное число метисов еще труднее, чем чистокровных индейцев. Но метисов в Латинской Америке по меньшей мере столько же, сколько индейцев.

Положение метисов (здесь мы говорим лишь об индейских метисах, поскольку в Латинской Америке, разумеется, есть и мулаты, и небольшое число полуиндейцев-полунегров, которые называются самбо) не во всех латиноамериканских странах одинаково. Кое-где они представляют — в социальном отношении — промежуточную группу населения, причем индейцы всегда стоят на низшей ступени общественной лестницы. В других местах метисы разделяют с индейцами их трагическую участь и потому присоединяются к их требованиям, а иногда и к их борьбе.

В Латинской Америке индейцы и метисы в общей сложности составляют около 70 миллионов. Это огромная цифра. Вот почему центральный орган индигенистской печати предлагает, чтобы Латинская Америка, население которой, за исключением земель западной части Южной Америки, является не менее чем наполовину индейским, в будущем называлась не Латинской, не по языку, навязанному ей конкистадорами, а Ин-дейско-иберийской, то есть по происхождению двух основных групп ее населения. Это наименование уже начинает входить в практику. В дальнейшем и мы будем пользоваться этим более точным названием Латинской Америки.

Более 30 миллионов чистокровных индейцев и по крайней мере 40 миллионов южноамериканских и центральноамериканских метисов, в чьих жилах тоже течет индейская кровь, представляют в политической жизни Индейско-иберийской Америки огромную силу. Силу, которую уже нельзя игнорировать. Значение индейцев и лиц индейского происхождения определяется прежде всего их численностью. И не только численностью, но и их высоким приростом. Причем число их растет не только абсолютно, но и относительно. Во времена Колумба в Америке жило около 14 миллионов индейцев. А ныне, несмотря на жестокий конкистадорский геноцид, на бедствия и страдания, принесенные колониализмом, несмотря на кошмарные условия, в которых нередко еще п сегодня живет индейский пролетариат, индейцев и метисов вдвое больше, чем в начале столетия, и в четыре раза больше, чем в 1492 году! Но роль, значение индейцев для будущего политического развития республик Индейско-иберийской Америки определяется не только их численностью, хотя и это важно; главное же заключается в том, что, находясь в тягчайшем положении, подвергаясь жестокой эксплуатации, трудящиеся индейцы в силу своих классовых интересов должны быть заодно с самыми прогрессивными политическими элементами своих стран, с пролетарским движением креольских масс и международным пролетарским движением. А это объединение сил индейского, метисского и креольского пролетариата в конце концов революционным образом решит казалось бы столь «неразрешимую» индейскую проблему в ее социальном (то есть в первую очередь аграрном) и национальном аспектах.

В Индейско-иберийской Америке ( а также к северу от Рио-Гранде-дель-Норте) индейцы и метисы преимущественно живут в деревне. Исключая малочисленные индейские этнические группы, населяющие джунгли Бразилии, Венесуэлы, Гвианы, Центральной Америки, Чако, вымирающие на Огненной Земле и в перуанской Монтане, девять десятых индейского населения Индейско-иберийской Америки живет сейчас почти так же, как в пору появления первых европейцев — в деревенских индейских общинах (по-испански комунидад). Индейская комунидад в Индейско-иберийской Америке — важнейшая общественная единица. Основной характерной чертой индейской общины было совместное владение землей. Эти общины (в древней Мексике — калъпулли, в Андах — айлъю, ныне — эхидо, парсиалидад и т. д.) отнюдь не являются «индейским изобретением». По крайней мере до начала нынешнего тысячелетия наши славянские предки жили подобными же общинами. Только зарождение феодализма приносит в наши страны частное землевладение. До этого в Индейско-иберийской Америке дело попросту не дошло. В некоторых областях (особенно в Мексике второй половины XIX века) у индейских общин были полностью отняты земли, но в результате революции, а главное — в период правления Карденаса большей части этих общин земли были возвращены.

Индигенисты и регулярно созываемые ими панамериканские конгрессы также, разумеется, не могли игнорировать индейскую общину. Они решительно требовали сохранения общинного землевладения. Но при этом они в духе идеалов официального индигенизма искали путей, чтобы нарушить ее иной раз почти герметическую непроницаемость, открыть ее для креольского мира, искали путей включения ее в «интегрированное общество» той или иной американской республики. Требование сохранения основ совместного владения неотчужденными эхидальными землями, безусловно, справедливо. Совместное владение общинной землей, которую индейские крестьяне к тому же и обрабатывают зачастую коллективно, значительно облегчит в будущем переход индейских земледельцев к коллективному хозяйству социалистического типа. Но означает ли это, что нынешнее состояние — то есть совместное владение землей в индейских общинах — удовлетворяет индейцев и что требования радикальной аграрной реформы излишни? Отнюдь нет. Да, индейские крестьяне некоторых общин совместно владеют землей, этим основным средством производства. Однако сколько ее, этой земли?

Когда кастильский королевский двор одной рукой писал декреты о неприкосновенности земли индейских общин, другой он одновременно щедро одаривал американских энкомендзро индейцами, а заодно и их землями. В результате большую часть своей общинной земли индейцы потеряли еще, в колониальную эпоху. «Республиканские» латифундисты присваивали себе земли из того же фонда. Однако требованиям будущей социалистической экономики индейского земледелия уже не удовлетворяет и «ко-мунидад». Сегодня она еще спасает индейца от полной нищеты, сегодня еще остается его защитой, его прибежищем, где он может жить среди равных себе, равных по языку и по бедности. Но будущее и в индейской деревне принадлежит коллективному хозяйству — земледельческому кооперативу высшего типа.

Каково же современное состояние индейской общины? В целом можно сказать, что в нескольких странах Америки общины доныне сохранили часть своей земли в совместном и неделимом владении. Наиболее обширные земельные массивы принадлежат индейским общинам в Мексике. Эхи-до располагают здесь несколькими десятками миллионов гектаров. Впрочем, мексиканские эхидо — специфическая, наиболее прогрессивная форма, в которую трансформировалась первоначальная индейская община, чьи основы следует искать еще в ацтекском кальпулли. Многие индейские общины в Боливии и Перу после победы национально-демократических революций и проведенных затем земельных реформ тоже частично расширили свои владения, а иной раз даже изменили и внутреннюю структуру.

Однако в целом индейские общины (за частичным исключением Мексики) испытывают большую нехватку земли. В колониальный период и первое столетие республиканской эпохи им удалось сохранить лишь незначительную часть своих земель, а жить на ней и кормиться приходилось все большему числу членов общин. Увеличению же сельскохозяйственной продукции (что соответствовало бы постоянному росту населения, существовавшего исключительно за счет доходов с общинной земли) препятствовало слабое оснащение общин техникой.

И сейчас, как прежде, индейцы выращивают на общинных полях кукурузу, бобы, овощи, а в Андах — картофель. Животноводческие общины разводят овец, лам, крупный рогатый скот. Поскольку урожай с общинных земель, как правило, не удовлетворяет даже потребностей самих членов общины, они не могут продавать свою продукцию и, следовательно, получать денежные средства. Зачастую общины (например, в перуанской Сьер-' ре) вообще не связаны с рынком. Низкие денежные доходы, а подчас и полное их отсутствие, невозможность получить необходимые кредиты не позволяют индейским общинам приобретать для повышения продуктивности земледелия современную сельскохозяйственную технику, осуществлять мелиорационные работы, покупать сортовые семена, племенной скот, искусственные удобрения и т. д.

Индейцы часто бывают вынуждены покидать общины просто потому, что доля дохода, которая приходится на каждого из них, значительно ниже прожиточного минимума. Так, в 1941 году «Единый арауканский фронт» сообщил, что положение членов арауканских общин в Чили катастрофическое, так как на одну индейскую семью в среднем приходится лишь 80 килограммов зерна в год! И ничего больше! Поэтому индеец, которому общинная земля не обеспечивает самого низкого прожиточного минимума, или индейский безземельный крестьянин, даже не являющийся членом общины, вынуждены наниматься к латифундистам. Земельные реформы в Мексике, а частично и в Боливии, ограничили права крупных землевладельцев, однако в Южной и Центральной Америке до сих пор сохранилась система латифундий и на них до сих пор батрачат миллионы индейцев-пролетариев. Другие работают на крошечных клочках земли, которые арендуют у латифундистов, расплачиваясь за них чаще всего долей урожая. Такой же по существу неофеодальный характер носят и всевозможные личные услуги, которые в различных областях Америки индейцы должны оказывать представителям государства и церкви, а чаще всего местному латифундисту. Например, в перуанской Сьерре такой весьма распространенной формой частных услуг является понгеахе. Всего несколько лет назад юрист-кечуа Сивиричи был вынужден написать в своей книге об индейском праве в Перу: «Поного, на которого распространяется понгеахе,-— это самый настоящий раб... с ним обращаются как с рабочей скотиной. Рабочий день его начинается с рассветом, а заканчивается много позже захода солнца...» Наряду с понгеахе кечуа из окрестностей Куско и сейчас еще должны нести разные личные повинности; таковы, например, фаэна — обязанность выполнять различного рода работы по ремонту дорог, строительству мостов и т. д., митани — обязанность индейских женщин ежегодно от недели до месяца прислуживать на кухне в асьенде и т. п. Эти личные повинности распространяются как на мужчин, так и на женщин, и даже индейские дети обязаны оказывать «услуги». Например, в некоторых областях Боливии индейские дети должны выполнять килъя-чакареро — во время уборки урожая бесплатно охранять поля от животных и птиц, васеапонго — бесплатно пасти стадо хозяина и уэртапонго — в течение недели работать в хозяйском саду.

Специфической формой эксплуатации индейских земледельцев является уасипонго. Эта форма весьма распространена в Эквадоре. Уасипонгеро батрачит на полях латифундиста. При этом уасипонгеро получает лишь часть заработанного, остальное идет на уплату аренды за участок земли, который ему предоставляет латифундист. Таких уасипонгерос в современном Эквадоре свыше 500 тысяч.

Земледелием, в меньшей мере скотоводством занято большинство современных индейцев Южной и Центральной Америки — членов индейских общин, мелких землевладельцев, сельскохозяйственных рабочих и уасипонгерос. А остальные, если не упоминать о небольших группах индейцев, добывающих себе пропитание собиранием съедобных плодов и охотой в лесных районах Южной Америки,— это ремесленники, рабочие промышленных предприятий, преимущественно рудников. Ремесленники изготовляют для продажи ряд традиционных индейских изделий (так индейцы Коста-Рики делают оригинальные ткани, окрашенные пурпуром, который добывают из моллюсков murex purpura; индейцы с юга Коста-Рики, из области Никойя, в большом количестве производят отличную керамику, разрисованную тушью, и т. п.). И так же, как в Коста-Рике, чрезвычайно разнообразна продукция индейских ремесленников всей Индейско-иберий-ской Америки. Доходы их во многих странах довольно высоки. Например, в 1948 году индейские ремесленники Гватемалы продали на 4 551 000 ке-цалей ' текстильных изделий, а за прочую свою продукцию получили еще 6 187 000 кецалей. Ремесленные мастерские некоторых индейских семей и общин постепенно превращаются в настоящие промышленные предприятия, привлекающие все большее число индейцев, главным образом из голодающей деревни. Растет не только численность индейских ремесленников, но и объем их продукции. Так, до недавнего времени второй по важности статьей экспорта республики были соломенные шляпы, изготовленные эквадорскими индейцами. В целом ремесленным производством шляп в Эквадоре занимается более четверти миллиона индейцев. Чрезвычайно распространена и текстильная продукция другой эквадорской индейской племенной группы — знаменитых отавалов, которые сами продают свои изделия на рынках всей Южной Америки.

Индейский промышленный пролетариат уже сейчас относительно многочислен. В промышленности занято примерно 350 тысяч южноамериканских и центральноамериканских индейцев. Самая многочисленная часть индейских рабочих — горняки. Особенно важную роль индейский рабочий класс играет в андских странах. Например, в боливийской горной промышленности, продукция которой в 1938 — 1945 годах составляла 94,9 процента всего экспорта этой страны, 85 процентов рабочих составляют индейцы. Подобное же положение существует и в соседнем Перу. Владельцы рудников (в Боливии после победы демократической революции 1952 года рудники были национализированы) используют труд индейцев в таких масштабах, потому что рудники, как правило, расположены на большой высоте над уровнем моря (3800—5000 метров) и индейцам, коренным жителям высокогорных районов, легче выдержать суровые условия этих мест. Большое число индейских рабочих, занятых в горнодобывающей промышленности андских областей, придало индейский колорит ряду городов, главным образом в Боливии (особенно в округах Льяльягуа, Катави, Оруро, Пулакайо).

В других отраслях промышленности и на транспорте индейских рабочих значительно меньше, причем их труд в основном использовался на традиционно индейских промыслах: так, в Колумбии (в Пахаро, Манаура и Баия-Онда) на добыче морской соли заняты почти одни индейцы. В Венесуэле много индейцев племени гоахиро работает в нефтяной промышленности. В нефтяном центре Маракаибо венесуэльское правительство даже вынуждено было выстроить для гоахирских рабочих отдельный квартал (Сирума), где индейцы имеют собственную школу, медицинский пункт, стадион и т. д.

Итак, в деревнях, а теперь уже вследствие массового бегства индейцев из голодающей деревни и в городах работают миллионы и миллионы индейских крестьян, ремесленников и рабочих, принимая участие в созидании богатств обширной части света, простирающейся от Рио-Гранде-дель-Норте до Огненной Земли. Они создают богатства. .. Но что из этих богатств принадлежит им? Как живут сейчас 32 миллиона индейцев и значительная часть метисов, насчитывающих несколько десятков миллионов человек? Как правило — плохо. Мы уже познакомились с условиями жизни индейцев в общинах. Жизненные условия, питание индейских сельскохозяйственных рабочих латифундий или индейских горняков, занятых на оловянных рудниках Перу и Боливии, пожалуй, ничуть не лучше. Без преувеличения можно сказать, что в ряде областей Индейско-иберийской Америки индейцы в буквальном смысле голодают. Питание современных индейцев неудовлетворительно не только с точки зрения количества, но и в качественном отношении. Основную пищу месоамериканских индейцев составляют кукуруза и бобы; в другой области расселения индейцев — в Андах — это картофель и киноа. Все остальное — мясо, молочные продукты, жиры, сахар, а порой даже овощи и фрукты — для подавляющего большинства индейцев редкое лакомство. Стастистические данные свидетельствуют, что сейчас лучше других питаются индейцы Мексики и часть чилийских арауканов. С питанием индейцев андских стран, особенно Эквадора и Перу, дело обстоит значительно хуже. Обследование, проведенное Американским христианским кооперативным союзом в индейских республиках Анд, вскрыло такой, например, ужасающий факт, что из 20 тысяч новорожденных индейцев в Эквадоре на протяжении первого же года жизни умирает треть — более 6 тысяч детей! Следовательно, среди андских индейцев самая высокая в мире смертность. А средняя продолжительность их жизни колеблется от 32 до 40 лет! Плохое питание порождает болезни. Катастрофическая нехватка витамина В (а частично и витамина С) вызывает множество заболеваний (по преимуществу глазных и кожных), от которых страдают значительные группы индейского населения.

Медико-санитарные условия жизни современного населения Индей-ско-иберийской Америки, особенно в андских странах, исключительно неблагоприятны. Наряду с недостаточным питанием тут играет немалую роль несоблюдение правил гигиены и слабое развитие здравоохранения. Помимо туберкулеза, заболеваний пищеварительного тракта, венерических болезней, черной оспы и других широко распространенных болезней, население ряда мест страдает еще от специфически «индейских недугов». Например, жители боливийского высокогорья часто болеют так называемой «сурумпи» (снежной слепотой). Самый опасный и распространенный из «индейских недугов»—oncocercosis («mal morado»), которым страдают десятки тысяч индейцев во влажных областях юга Мексики и Гватемалы. Болезнь, которую вызывает бацилла oncocera volvus, завезенная в Америку африканскими невольниками, поражает зрение и, если больному вовремя не оказана медицинская помощь, часто приводит к слепоте. В районе какаовых плантаций Чиапаса, главном очаге этой ужасной болезни, и сейчас обычное явление — своеобразные «караваны» слепых индейцев, соединенных веревкой, которых ведет индеец, еще не утративший зрения. Борьбу с этой болезнью Панамериканский индигенистский институт поставил одной из своих первых задач.

Здоровью индейцев Южной и Центральной Америки наносят тяжелый ущерб также алкоголизм и особенно жеванье листьев коки. Обе эти привычки, от которых страдают главным образом индейцы Анд, имеют явные социальные корни. Индейцы пьют, потому что зачастую не видят иного выхода из нищеты, жуют листья коки, потому что кокаин помогает забыть о голоде и усталости. Практически индеец никогда не бывает «хроническим алкоголиком», однако пьет и довольно много во время различных празднеств или в кризисной ситуации. А потом снова месяц или даже полгода может даже не попробовать чичу пульке или вирапу (перебродивший сок сахарного тростника). Значительно опаснее для здоровья индейцев кока. Различные национальные и международные организации и учреждения пытались добиться ограничения производства коки, установления контроля за ее потреблением, стремясь предохранить от пагубной привычки прежде всего индейскую молодежь, но все их попытки в этом направлении пока что успеха не имели. До сих пор существуют районы, где листья коки жуют все взрослые индейцы. Причина — повторяем — ясна. Кока помогает забыть о голоде и усталости, жажде и холоде. У тех, кто нещадно эксплуатирует индейцев на плантациях и в рудниках Андского нагорья, две возможности: дать индейцу одежду, питье и главное — пищу или позволить ему жевать листья коки. Разумеется, они выбирают последнее. Это дешевле. А главное, тех, кто потребляет кокаин, делает рабами этой привычки. Тем зловещее тот факт, что некоторые предприниматели (в Эквадоре, Перу и особенно в Колумбии), чтобы связать по рукам и ногам индейских рабочих, выдают им часть заработка листьями коки! В перуанской Сьерре «плата кокаином» подчас составляет до 50 процентов их нищенского заработка.

Так живет индейское население Южной и Центральной Америки. С одной стороны, мы видим быстрый рост индейского населения и частичное развитие современной национальной культуры некоторых индейских племенных групп; с другой — кризисное экономическое и социальное положение больших групп индейского населения. Разумеется, нельзя не видеть различий. Многие правительства —мексиканское, коста-риканское, перуанское — пытаются улучшить условия жизни индейцев в своих странах. Тем не менее миллионы индейцев Южной и Центральной Америки все еще голодают, страдают от различных болезней, спят на голой земле, ходят босые, не имеют теплой одежды и, хоть трудятся до изнеможения, живут в нищете.

«Отец кубинской независимости», великий Хосе Марти, которого приводили в негодование тяжелые условия жизни индейцев (в ряде стран они до сих пор почти не изменились), приходит к недвусмысленному заключению: «Или мы освободим индейца, или тяжесть [его доли] преградит [Америке] путь вперед». То, что без экономического, социального и национального освобождения индейцев не может быть подлинного освобождения Индейско-иберийской Америки, ныне уже общепризнано. Теперь, через четверть века после Пацкуарской конференции, почти никем не отрицается наличие в Америке индейской проблемы. Не видят ее только те, кто не хочет ее видеть. К сожалению, подобного единодушия нет во взглядах на то, каким образом эту проблему разрешить. Бесспорно, наибольшей популярностью и распространением пользуются в настоящее время воззрения так называемого официального индигенизма, приверженцы которого в послевоенные годы стали проводить в жизнь основополагающий тезис Гамио о возможности решения индейской проблемы путем различных, преимущественно культурных реформ. Прежде всего непосредственно на родине официального индигенизма сотни энтузиастов, членов индигенистских центров, участвуют в разных начинаниях с целью улучшения условий жизни индейского населения.

Мы оставили индигенистов в пору их первого крупного успеха, имевшего немалое значение для индейского движения, — во время Пацкуарской конференции. Как же развивалось индигенистское движение после этой конференции? Безусловно, оно достигло довольно значительных результатов, главным образом организационных. Национальные индигенист-ские институты были созданы почти во всех странах Южной и Центральной Америки. Стали выходить и несколько индигенистских журналов: два панамериканских — «Америка индигена» и «Бюллетень индигениста» и ряд национальных — «Гватемала индигена», «Бюллетень индигениста ве-несолано», «Аксьон индигениста», «Перу индигена». По инициативе инди-генистов были приняты десятки законов в защиту прав индейцев. Обучение на индейских языках, пусть в ограниченных пределах, ныне уже не является привилегией одной Мексики. 25 июня 1949 года в Куско состоялась Вторая панамериканская индигенистская конференция. Проблемы, стоявшие в ее повестке дня, по сравнению с проблемами Пацкуарской конференции были еще более узкими и менее существенными для изменения социального и национального положения индейцев. Вот, к примеру, некоторые из них: роль музея в сохранении индейской культуры; вопросы питания перуанского индейца; воспитание индейской женщины; дошкольное воспитание индейского ребенка; окончательный состав азбуки языков кечуа и аймара и т. д. Вопросам культуры и здравоохранения было уделено основное внимание, тогда как политические и экономические проблемы почти не затрагивались.

После Кусканской конференции официальные индигенисты начали проводить в жизнь различные «программы помощи». В Мексике они реализовали несколько таких программ. Располагая относительно небольшими средствами, они сконцентрировали свою деятельность в немногочисленных центрах. В Мексике такие центры назывались Индигенистскими координационными центрами (Centro coordinador indigenista). Такие ИКЦ уже существуют в Гуачомике (область Сьерра-де-Чиуауа), в Тласиаке (штат Оахака) для миштеков и в Темаскале для масатеков. Наглядной иллюстрацией индигенистской деятельности ИКЦ может служить, например, деятельность центра для цельталей и цоцилей в городке Сан-Кристо-баль-лас-Касас в штате Чиапас. Сотрудники центра позаботились о постройке шоссе, соединившего цельтальские деревни с окружающим миром, построили небольшую индейскую больницу для членов этих двух племен, сделали восьми тысячам индейцев прививки от тифа и черной оспы, начали обучение до той поры неграмотных индейцев как на цельтальском, так и на цоцильском языках. Однако преподавание на родном языке осуществлялось лишь два первых семестра, в дальнейшем обучение велось уже по-испански. Этим, собственно, исчерпывалась вся, бесспорно весьма похвальная, деятельность индигенистов. Кардинальный для повышения жизненного уровня индейцев вопрос — вопрос аграрный — индигенисты в данном конкретном случае, по сути дела, обошли, предоставив индейцам лишь 500 гектаров ранее не возделывавшейся земли, принадлежавшей штату Чиапас.

Для осуществления своих программ официальные индигенисты получают также финансовую поддержку из-за границы, особенно из США. В послевоенное  время  официальное  индигенистское  движение  тесно сблизилось с Организацией американских государств. Помощь из Соединенных Штатов поступает как непосредственно от государственного департамента, так и от различных неправительственных учреждений, например от Корнелльского университета. Правительственные круги США приняли участие главным образом в обширной индигенистской программе так называемых «сервисное кооперативос» (servicios cooperatives), которые в определенных индейских областях должны взять на себя заботу о повышении продуктивности сельского хозяйства, здравоохранения, школьном и внешкольном образовании. Договоры об этих «сервисное кооперативос» были заключены с большинством американских республик, имеющих значительное индейское население (Боливией, Перу, Парагваем, Эквадором и Гватемалой). Вопросом ликвидации неграмотности среди индейцев, особенно среди жителей тропических джунглей, занимается и американский Летний институт лингвистов (Summer Institute of Linguistics), уделяющий, впрочем, основное внимание научным лингвистическим проблемам. Наряду с проиндейскнми программами помощи, осуществляемыми в Ин-дейско-иберийской Америке или самими официальными индигенистами, или правительством США и на его средства, а ныне и многими организациями богатых западноевропейских стран, в решении индигенистских проблем принимают участие и различные международные организации: Международная организация труда, уделившая положению индейского рабочего в Центральной и Южной Америке особое внимание на специальном заседании в Женеве в 1953 году. Международная организация по вопросам просвещения, науки и культуры при ООН (ЮНЕСКО), Организация по продовольствию и сельскому хозяйству при ООН, Всемирная организация здравоохранения (ВОЗ) и др. Самая обшпрная из программ помощи — так называемая Андская миссия (Mision andina), в реализации которой участвуют многие международные организации,— распространяется, собственно, на всю населенную индейцами территорию Колумбии, Эквадора, Перу и Боливии и разбита на ряд этапов. Цель этой Андской миссии — полностью соответствующая духу официального ннднгенизма — сводится к интеграции индейского населения, «включению индейцев в жизнь народов этих стран». Свою деятельность в последние годы Андская миссия развернула в Колумбии — в области Каука; в Перу, где она создала ряд «центров»—очагов культурной и экономической помощи "(сначала в Викосе, а затем в целом ряде индейских департаментов "Перу, например в Аякучо, Апуримаке и Хунине). В Боливии Андская миссия уделяет сейчас основное внимание улучшению санитарно-гигиенических условий жизни индейского населения. В Эквадоре, где она осуществляет свою программу уже довольно долго, в настоящее время функционируют шесть индигенистских центров, в составе которых, кроме руководителя, есть агроном, врач, социолог и специалист, ведающий вопросами образования, обучением индейцев на их родных языках. Андская миссия строит специальный институт, где будут готовить индигенистских инструкторов для работы среди индейцев горных районов Перу. Готовится также переселение безземельных индейцев в не освоенные еще перуанские долины Там-бопата и Инамбариа. При университете в боливийском городе Кочабамба создается специальный центр для повышения квалификации индейских агрономов и т. п.

Есть также «программы помощи», которые финансируют Американская федерация труда, западногерманские и норвежские профсоюзы. Различные шведские и бельгийские организации принимают участие в одной из «индейских программ», безвозмездно предоставляя так называемые «запакованные школы». ЮНЕСКО готовит для индейских общин всевозможных экспертов. Главным центром этой проиндейской деятельности ЮНЕСКО, или, точнее сказать, подчиненная ему организация КРЕФАЛ, символически выбрала Пацкуаро.

1960 год стал в известной мере поворотным в истории официального индигенизма. В этом году умер Гамио (вскоре после Третьей панамериканской индигенистской конференции, которую он подготовил и которая по своей программе и результатам ничем не отличалась от предыдущей, Кусканской). Новым президентом Панамериканского индигенистского института становится значительно более прогрессивный американист Мигель Леон-Портилья, снискавший мировое признание и как один из известнейших современных знатоков духовной культуры доколумбовой Мексики. Еще вместе с Гамио руководящие посты в организациях официальных индигенистов заняли известные этнографы (иногда антропологи), принадлежащие к левому лагерю (некоторые из них даже состоят или состояли в Компартии Мексики). Например, профессор Хуан Комас, д-р Рикардо Росас, д-р Гонсало Агирре Бельтран, д-р Деметрио Соди и др. Вместе с этими людьми, которые, безусловно, хотят помочь индейцам, социалистические индигенисты могут начать широкий, серьезный и дружественный обмен мнениями, который принесет бесспорную пользу конечной цели всякой подлинной индигенистской теории — поискам наиболее приемлемого и прогрессивного пути решения индейской проблемы. А успешных поисков такой оптимальной индигенистской модели (социалистические индигенисты имеют тут надежный компас в наследии Хосе Карлоса Мариатеги) требует теперь не только тяжелое положение коренного населения Америки, их требуют и сами индейцы.

Отдельные проекты, даже если их авторами движут самые искренние побуждения, естественно, не могут целиком разрешить все экономические и социальные аспекты индейской проблемы в Латинской Америке, хотя в интересах истины мы должны признать, что многое было уже осуществлено и в некоторых странах в отдельные периоды (например, в Гватемале в пору правления президентов Арбенса и Аревала, в Перу при современном военном правительстве и особенно в Чили при правительстве Народного единства) в этом отношении были предприняты шаги кардинального значения.

Однако, так же как в Северной Америке (мы приводили в качестве примера племя навахов), и в Латинской Америке свои экономические и социальные проблемы должны будут решать в первую очередь сами индейцы. Здесь, пожалуй, уместно еще раз напомнить об основном отличии между положением индейского населения в Северной и в Латинской Америке. В Северной Америке индейцы по преимуществу живут в резервациях, которые представляют собой небольшие индейские автономные территории, как бы самостоятельные административные единицы. Несмотря на множество совершенно очевидных недостатков, такие резервации имеют ныне для индейцев и одну существенную выгоду. Они усиливают у них ощущение принадлежности к данному племени, помогают (хотя бы в теории) сохранить родной язык и некоторые черты национальной культуры.

В Латинской Америке положение совсем иное. Индеец живет здесь среди других отдельных креольских, а то и негритянских, граждан республики, границы которой при этом отнюдь не совпадают с границами расселения отдельных индейских групп. Так, например, представители одной из крупных индейских народностей Латинской Америки — аймара — живут в Перу, Боливии и даже в Чили.

Дело в том, что создатели этих латиноамериканских республик первоначально не учитывали возможности самостоятельного, своеобычного развития индейских народностей, да, как правило, и не сочувствовали такому развитию. Так, например, прославленный латиноамериканский революционер, герой борьбы за независимость от Испании генерал Сан-Мартин вскоре после того, как взял в свои руки власть в одной из самых заселенных индейцами стран Америки — Перу, издал декрет, по которому коренное население страны не разрешалось более именовать индейцами; теперь индейцев следовало называть перуанцами. Естественно, что с изданием этого декрета индейцы, вчерашние подданные испанского короля, не стали перуанцами, ничем не отличающимися от перуанских белых и перуанских негров.

Хотя 10 февраля 1825 года Симон Боливар заявил в перуанском конгрессе, что «освободительная армия (креолов) вернула сынам Манко Ка-пака свободу, которую у них отнял Писарро», однако, в сущности, и он не стремился полностью освободить индейцев. По его представлениям, жители Южной Америки — это некая «Raza nueva» (новая раса) или «Raza morana», как ее тогда называли (morana — коричневый, смуглый). Новую нацию, новую расу составляет все население Латинской Америки: белые, негры, индейцы и метисы. Все члены этой «новой американской народности» имеют равные права и равные обязанности.. Такое понимание индейской проблематики, разумеется, не отвечало реальному положению вещей и не удовлетворяло требованиям, за которые индейцы Анд сражались во время бесчисленных восстаний колониальной эпохи. А потому эта идея, вернее, даже эта мечта великого освободителя так и осталась лишь мечтой. Мечтой неисполнившейся и неисполнимой.

Со времени провозглашения декрета, подписанного Сан-Мартином, прошло уже сто пятьдесят лет. Естественно, что ситуация в Латинской Америке изменилась. Ныне мы встречаемся тут с двумя в корне противоположными тенденциями: с одной стороны, это тенденция к ассимиляции индейцев, с другой — тенденция к формированию современных самобытных индейских народностей, а возможно — и наций. Ассимиляция явно постигнет огромное большинство мелких индейских племен, особенно примитивных обитателей востока Южной Америки. Но как будут развиваться большие индейские группы Латинской Америки, например кечуа, которых в андской области живет не менее шести миллионов? Сформируются ли они в современную индейскую нацию или перуанские кечуа в самом деле превратятся в перуанцев, боливийские — в боливийцев, эквадорские — в эквадорцев и т. д.? Точный ответ на этот вопрос даст только будущее.

Поскольку в этой книге нас интересуют лишь индейцы, мы уделим внимание второму из двух названных вариантов — тенденции к созданию современных индейских народностей, а возможно — и настоящих наций. Вспомним прежде индейские племенные группы, которых этот вопрос касается более всего. К ним, например, принадлежат мапуче (чилийские арауканы), тараски в Мичоакане, мексиканские отоми, сапотеки и миште-ки мексиканской Оахаки, четыре гватемальские группы: мам, кекчи, как-чи-келъ и киче, пипилы в Гондурасе и т. д. Однако самым актуальным остается вопрос возможного формирования в современную нацию в полном смысле этого слова двух уже упомянутых андских групп — кечуа и аймара, а также юкатанских майя. Причины приоритета этих этнических групп в процессе создания современных наций следует искать в их далеком прошлом. Что касается самой многочисленной из них — кечуа, то мы должны вернуться во времена Тауантинсуйу, в империю инков. Как известно, инки на всей территории своей обширной и густо населенной империи (то есть примерно на миллионе квадратных километров) вводили кечуа как единый общегосударственный язык.

Они кечуанизировали десятки индейских племен, а во вновь захваченные земли посылали говорящих на языке кечуа колонистов, часто живших ранее в непосредственном соседстве со столицей Куско. Таким образом, язык кечуа получил широкое распространение. И сейчас на нем говорит около 7 миллионов индейцев, занимающих компактную территорию сопредельных районов в Перу, Боливии, северном Чили, Аргентине, Эквадоре и на юге Колумбии. Аймара, древний народ, обитающий на Альти-плано, в окрестностях озера Титикака, еще в доинкские времена аймаризи-ровали своих соседей; этот процесс ассимиляции продолжается. В настоящее время, например, завершается, аймаризация чрезвычайно интересной небольшой этнической группы уру-чипайя. Ныне аймара занимают обширную территорию в Боливии и южном Перу, составляя на ней подавляющее большинство населения. Майя на Юкатане и в соседних областях Месоамерики также составляют на своей довольно значительной территории 65—100 процентов населения. Кроме того, в период великого национально-освободительного восстания (вторая половина XIX века) майя вернули своим городам и селениям чисто индейский облик. И даже относительно слабое развитие капиталистических отношений в населенной индейцами деревне, как оказывается, не мешает постепенному формированию в странах Латинской Америки современных индейских наций. Большим препятствием является, пожалуй, параллельное формирование в тех же республиках креольских народностей.

Другой объективный фактор — это зарождение индейской буржуазии, чему способствует ряд благоприятных условий, таких, например, как разложение множества общин или возрастание интереса к изделиям индейских ремесленников, благодаря чему некоторые семейные мастерские превращаются в довольно большие и процветающие предприятия и т. д. О росте индейской буржуазии за последние годы свидетельствуют и результаты переписи населения в Боливии (1950 год). По ним видно, что торговой деятельностью и даже мелкими финансовыми сделками занимались 16 500 боливийских индейцев.

Вместе с формированием индейских народностей, а возможно, и наций, развивается вполне современная и вместе с тем самобытная национальная культура этих важнейших индейских групп. Для примера обратимся лишь к самым многочисленным — к современным кечуа. На Третьем панамериканском конгрессе индигенистов была принята универсальная азбука кечуа, которая затем была введена в школах всех населенных кечуа областей. Этой фонетической азбукой ныне печатаются кечуанские газеты (например, «Кипу» в Боливии, еженедельник «Федерация эквадорских индейцев» и т. д.) и уже довольно большое число кечуанских книг. Еще в первые послевоенные годы деятельность кечуанских просветителей в этом отношении ограничивалась записью и публикацией произведений фолькло ра. Но сейчас выходят и написанные на родном языке книги кечуанских прозаиков и поэтов. Назовем хотя бы Хосе Сосу из Аргентины, Хорхе Кальвимонтеса и Хуана Уальяпаримакни из Боливии. Можно было бы также назвать не менее десяти крупных кечуанских поэтов из Перу, Луи-са Кордера Леона из Эквадора и других. Весьма важно, что произведения, созданные писателями-кечуа, читаются и за пределами республик, где живут их авторы. Например, в 1951 году в Боливии был отмечен Кечуанской национальной премией, которой удостаиваются лучшие произведения литературы на кечуа, перуанский поэт-кечуа Андрее Аленкастре Гутьеррес за поэму «Ильимани». Язык кечуа завоевывает также эфир. Ряд радиостанций в андских странах, в том числе и мощная католическая радиостанция «Голос андских гор» (в Эквадоре) ведет передачи на этом языке. Самая широкая сеть вещания на языке кечуа существует сейчас в Перу, где ею руководит прогрессивный индигенистский деятель Эрнесто Норе. На кечуа вещают также Московское радио и Радио Гаваны (последнее ведет еще передачи на языках аймара и гуарани). В музыке композиторов-кечуа, как и в кечуанской литературе, можно отметить переход от чистого «копирования», «пересказа» музыкального фольклора к созданию вполне современных произведений, восходящих, однако, к традициям народной музыки. Крупнейшим представителем современной музыки кечуа является Гевара Очоа, создатель ряда симфонических произведений, посвященных главным образом темам из истории и современной жизни кечуа. Своего рода вершину современной национальной культуры той индейской народности, которую мы выбрали в качестве примера, бесспорно, представляет собой возникновение национальной кечуанской кинематографии. В 1961 году в Перу был завершен первый фильм на языке кечуа («Кукули»). На фоне старой кечуанской легенды о медведе, который унес девушку, в нем рассказывается о повседневной жизни индейцев андских гор.

И наоборот, в Латинской Америке только еще начинает развиваться подлинно индейское народное образование, хотя, например, в Мексике существуют сотни школ, где — по крайней мере в первых классах — обучение ведется на индейских языках.

В некоторых республиках индейские массы попытались разрешить свои проблемы, играя активную, иногда даже главенствующую роль в демократических революциях. Мы уже говорили о десятках индейских восстаний, вспыхнувших в Южной и Центральной Америке. Все они потерпели поражение. Но вместе с тем уже трижды на протяжении XX столетия побеждали революции, во время которых индейские пролетарские массы выступали в союзе с пролетариатом — креольским и метисским. Характерно, что все три победоносные прогрессивные американские революции нашего века возникли в индейских республиках. И все эти три революции зародились и победили под лозунгом, который был главным пунктом революционной программы индейцев,— лозунгом, требовавшим радикальной аграрной реформы.

Если мексиканская революция была первым шагом к установлению социально и национально справедливого строя в Индейско-иберийской Америке, то гватемальская революция — десять лет пребывания у власти демократических правительств президентов Аревало и Арбенса, была вторым таким шагом.

Гватемала! Это также страна с преобладающим индейским населением. И она прежде всего пытается разрешить именно индейскую проблему. По закону о земельной реформе 1952 года 110 тысячам гватемальских крестьян-индейцев была возвращена земля, отнятая у них американской компанией «Юнайтед фрут компани» и местными латифундистами. Но и гватемальская революция — крупнейшая американская революция своего времени — потерпела поражение. Ныне в Гватемале, как и прежде, двум процентам населения, креольским помещикам, принадлежит 65 процентов всей земли, а 30 процентами владеет «Матушка Юнай», и только у индейского крестьянина снова нет ни пяди.

Первая из славных американских революций нашего века разгорелась в полуиндейской Мексике, вторая возникла в индейской Гватемале, а третья вспыхнула в Боливии, стране, где самый высокий процент индейского населения на всем континенте. Это революционное выступление особенно важно для истории американских индейцев, ибо первую скрипку в революционном оркестре здесь играл рабочий класс. Боливийская национальная революция, главной силой которой были индейские горняки, привела к власти правительство политической партии НРД (Национальное революционное движение), не только осуществившей земельную реформу, но и национализировавшей всю горнодобывающую промышленность страны. Самую крупную земельную реформу в континентальной Америке руководитель НРД Пасо Эстенсоро символически провозгласил в Укуренье, традиционном центре революционного движения кечуанских пеонов, точно на том месте, где в бою с помещиками пала одна из прославленнейших героинь современной истории революционной борьбы индейцев — индеанка-кечуа Мария Барсола. На этот праздник сошлись индейцы со всей Боливии, со своими «вихпалами» (индейскими знаменами) и «путути» (обрядовыми музыкальными инструментами). До конца 1962 года аймарским и кечуанским крестьянам было возвращено почти 4 миллиона гектаров земли (95 тысяч дополнительных земельных наделов получили индивидуальные хозяйства и 82,тысячи—несколько тысяч индейских общин). Помимо того, индейским общинам горного плато была предоставлена для возделывания обширная территория тропических низин на востоке республики. Для охраны своих прав боливийские крестьяне создали крестьянскую милицию, а горняки-аймара — вооруженную рабочую милицию.

В последующие годы в ведущих кругах боливийской народной революции обнаружились идейные разногласия. В 1964 году в результате военного переворота был свергнут установленный революцией режим. Ликвидация завоеваний боливийской революции была одновременно — не побоимся так сказать — поражением боливийских индейцев. Однако ни эта, ни другие неудачи уже не помешают индейцам занять прочное место на политической арене Америки.

Итак, индейская Америка уже пришла в движение. Тут мы должны обратить внимание читателей на то, что было бы ошибкой сводить все виды усилий, направленных на национальное и социальное освобождение индейцев, лишь к двум видам: революционному — к национально-освободительному движению, пропагандируемому социалистической индигенисти-кой, и к ограничивающемуся культурными реформами в соответствии с буржуазной теорией официального индигенизма. Путей решения индейской проблемы много, они так же многообразны, как многообразны и сами нынешние условия жизни индейцев.

Австрийский американист Мартин Гузинде, миссионер и представитель реакционной, так называемой культурно-исторической школы в этнографии, долгие годы проведший среди самых отсталых индейских племен Огненной Земли, предложил, например, в целях решения индейской проблемы выселить этих индейцев на несколько необитаемых островов (в своем меморандуме чилийскому правительству он писал, что они «все равно непригодны для продуктивного ведения хозяйства»). Вокруг этих «индейских» островов он полагал воздвигнуть искусственные преграды, чтобы к ним не могли подходить суда. Всем белым, кроме американистов, доступ на эти острова должен быть воспрещен под страхом смерти. Согласно этому «индигенистскому» проекту, индейцы были бы полностью изолированы от остального мира и могли бы жить по обычаям своих неолитических предков, так что американисты, единомышленники Гузинде (которым был бы разрешен доступ в этот «заповедник»), получили бы возможность наблюдать поистине уникальное явление. Это решение превратило бы индейца в некий пассивный музейный объект научного познания; ведь эти «человеческие резервации» ничем бы не отличались от уже существующих заповедников, в которых, например в восточной Африке, сохраняются вымирающие экзотические животные.

Многие деятели, нередко из кругов, близких официальному индиге-низму, занимают в корне противоположную позицию. Они предполагают, что радикальное улучшение условий жизни индейцев приведет к их полной ассимиляции белыми. Сторонникам этого взгляда еще в своих «Семи очерках» ответил Мариатеги: «Ожидать эмансипации индейцев как следствия активного (стимулируемого) смешения индейцев с белыми переселенцами было бы антинаучной социологической наивностью. Наивностью, в лучшем случае достойной примитивного мышления импортеров метисных пород баранов... Азиатские народы, ни в чем не превосходящие индейский народ, прекрасно освоили важнейшие динамические и творческие элементы западной культуры, не восприняв при этом европейской крови».

В другом месте своей классической работы Мариатеги выдвигает два основных требования к решению индейской проблемы: «Индейскую проблему необходимо решать на социальной основе — и решать самим индейцам». Там, где индейцы начинают уже объединяться в своей борьбе с интернациональным социалистическим движением, там перед ними открываются реальные перспективы такого решения. Но и сами индейцы, как и креольские индигенисты, находят десятки иной раз чрезвычайно своеобразных путей решения этой проблемы. Прежде всего остановимся на вопросе, как некогда говорилось, «расовой чистоты». Подобно некоторым пндигенистам, многие индейские племена единственную возможность самосохранения видели в абсолютной «расовой чистоте». Поэтому они чрезвычайно упорно противились какому бы то ни было общению с белыми. Своего рода аналогией попыток индейцев сохранить «расовую чистоту» является убеждение, что современная индейская культура ( а вместе с ней и вообще возрождение индейского образа жизни) может возникнуть лишь на почве чисто индейских (доколумбовых) традиций. Это, казалось бы, патриотическое убеждение не имеет реальной основы. Латиноамериканские индейцы подчас находили и еще более своеобразные пути «решения» индейской проблемы. Так, например, они искали единственную надежду в различных религиозных мессианских движениях, подобных широко распространенной Пляске духа североамериканских индейцев.

Одним из примеров таких движений могут послужить хотя бы беспорядки, которые произошли в 1867 году в племени чамула в мексиканском штате Чиапас. У чамулов появилась молодая девушка Чечеб, которая создала собственное религиозное учение, объединявшее чамульские религиозные представления с христианскими. Учение Чечеб нашло широкий отклик. Индейцы провозгласили провозвестницу учения живой святой своей хилиастической веры. Однако по понятиям Чечеб новая религия нуждалась и в собственном Христе. И она повелела распять своего племянника, а когда тот умер на кресте, провозгласила его «Иисусом Христом индейской расы». Это фанатическое движение, вызвавшее многочисленные антиправительственные беспорядки, было с большим трудом подавлено мексиканскими войсками.

Вернемся теперь к теме революции. История революционного движения в Индейско-иберийской Америке не оканчивается тремя ступенями — боливийской, гватемальской и в довоенные годы мексиканской. Вратами в подлинно человеческую, полнокровную жизнь стала только четвертая ступень. Эту роль сыграла Куба — кубинская революция. Для индейцев она открыла самый притягательный из всех американских образцов общественный строй, социалистический путь — единственный из возможных путей. Она была первой революцией в Латинской Америке, которая сумела коренным образом разрешить центральную проблему латиноамериканских трудящихся масс — проблему земельного голода. Она отняла землю у латифундистов и отдала ее народу. Осуществив коренную аграрную реформу, кубинская революция сделалась знаменем, надеждой всей трудящейся Америки — и индейцев. И эта революция, в короткий срок излечившая столько недугов, обременявших и до сих пор обременяющих страны и народы Индейско-иберийской Америки, провозгласила себя революцией социалистической. Слава о Кубе и о социализме, несущем с собой справедливость, распространилась по всей Америке. Индейцам приходится задуматься: кто вернул кубинскому народу землю, которую у него до этого только отнимали? Кто вернул ему честь и свободу? Справедливая революция, социализм. Кто, следовательно, и индейцу даст землю, свободу и честь? И они отвечают себе: следуй примеру Кубы, наша надежда — социализм.

Индейцев привлекает не только замечательное разрешение аграрной проблемы, но и другие деяния кубинской революции. Их восхищает необычайно быстрая ликвидация на Кубе неграмотности и особенно решение «расовой проблемы». На Кубе мало индейцев, но там живут негры, белые, китайцы, метисы. И у всех у них теперь равные права, одинаковые обязанности. Революция на Кубе полностью искоренила и существовавшую ранее негласную расовую дискриминацию в социальной сфере. Американский журнал «Лайф» опубликовал в 1961 году большую статью о жизни перуанских индейцев в высокогорной андской долине, отрезанной от всего мира. Автор рассказывает об индейцах-горцах, жизнь которых не изменилась со времени появления первых испанцев. Не изменился и владелец долины. Вся земля в этой долине, где расположено несколько кечуанских деревень, принадлежит одному креольскому латифундисту, прямому потомку давнего энкомендэро. Индейцы никогда его не видели: хозяин живет в городе и всеми делами вместо него ведает управляющий имением. Американский журналист говорит далее, что эти индейцы, живущие в изоляции, ничего не знают о мире и не могут произнести по-испански ни одной фразы. Но одну фразу, один испанский лозунг знают все индейцы забытой долины. Лозунг этот — «A la Cubana!» — «По кубински!». Заканчивая свою статью, американский журналист спрашивает: «Неужели и индейцы пойдут кубинским путем?» Да, пойдут. Обязательно пойдут. Ибо этот путь — их великая надежда, единственная надежда.

В 60-е годы многие принципы кубинской революции воспринимает следующее весьма значительное латиноамериканское правительство, на этот раз пришедшее к власти мирным путем, в результате парламентских выборов. Правительство Народного единства (Undidad Popular) в Чили, стране, тоже имеющей весьма многочисленное индейское население, состоящее главным образом из членов некогда воинственной группы арауканов (мапуче), тех самых мапуче, «Ахиллов Америки», о которых мы уже знаем. Каковы, собственно, были судьбы чилийских индейцев после того, как в конце XIX века они все же отказались от суверенитета в пользу Чили? В соответствии с принятым законом для них было создано свыше 3 000 «резерваций», где под охраной правительства они, казалось бы, могли жить по-прежнему, в духе своих представлений. Договор, подписанный в конце XIX столетия, обещал каждой арауканской семье по 6 гектаров земли. Но годы шли, мапуче теряли все больше земель и таким образом тоже становились бесправными полурабами, батраками на чужих латифундиях. Первая половина XX века довела этих «Ахиллов Америки» до глубокого социального и культурного кризиса, из которого вроде бы уже не было выхода. Но затем и перед этими индейцами засветилась надежда. Надежда, носящая имя Undidad Popular. Правительство президента Сальвадора Альенде в самом начале своей деятельности недвусмысленно провозгласило, что хочет возместить весь урон, нанесенный коренному населению Чили. И, не ограничиваясь словами, быстро осуществило обширную земельную реформу, разделив при этом и сотни латифундий, созданных на земле, некогда отнятой асендадо у арауканов. Чилийские индейцы должны были не только получить назад все земли, которых они лишились за годы жизни под властью республики. Undidad Popular было первым правительством на Американском континенте, которое хотело вернуть ара-уканам и земли, отобранные у них во времена конкисты! Аграрный вопрос •— одна из главных составных частей индейской проблемы. Но не единственная. Поэтому Сальвадор Альенде был первым чилийским президентом, который пригласил в правительственный дворец представителей арауканов и предложил им сотрудничать с Undidad Popular при выработке законодательных основ для создания условий, способствующих устранению всех остальных «болезней», от которых страдают чилийские индейцы. Такой законодательный проект был затем общими усилиями правительства Народного единства и представителей арауканов действительно разработан. В нем заново выдвигалось требование возврата всех когда-либо отнятых у арауканов земель. Далее закон предусматривал поддержку эффективных методов земледелия путем внедрения в него современной сельскохозяйственной техники. Закон также исходил из того, что индейские общины и сельскохозяйственные кооперативы, которые будут созданы в Араукании, должны будут получить от правительства Народного единства значительные кредиты. В культурной области планировалось создание на арауканской территории сети школ не только для индейских детей, но и для неграмотных взрослых. Обучение в них предполагалось вести как по-испански, так и по-араукански.

Поэтому арауканы в самом деле могли считать приход к власти Undidad Popular своей победой. Победой, завершившей битвы Лаутаро, Каупо-ликана, Коло-Коло, Петантару. Не удивительно, что подавляющее большинство арауканов решительно поддерживало движение Народного единства и что одной из самых мощных манифестаций в поддержку Undidad Popular была манифестация арауканов в Сантьяго-де-Чили. Это была, правда, весьма своеобразная политическая манифестация. Возглавляли ее арауканские мачи — заклинатели со своими колдовскими бубнами, за ними шли нынешние токи — вожди — и тысячи индейцев.

В сентябре 1973 года в результате офицерского путча правительство Undidad Popular было свергнуто. Но его планы-проекты, его попытки решения индейской проблемы в Чили не забыты. В конце 60-х годов приходит к власти прогрессивное национальное правительство в еще одной южноамериканской стране — Республике Перу. Причем любое позитивное изменение в этой республике, населенной таким большим количеством индейцев, само по себе имеет огромное значение и для индейцев других южноамериканских государств. Перуанское национально-демократическое прогрессивное правительство начало осуществлять широкую земельную реформу, согласно программе, которая (и это, безусловно, имеет символический смысл) получила название «Инка». Эта реформа основана на принципе: «Земля принадлежит тем, кто ее возделывает». В отличие от десятков проиндейских законов, принятых в Перу, например, во время одиннадцатилетнего правления президента Легуа и его предшественников, на этот раз постановление о земельной реформе было быстро проведено в жизнь, и почти через пятьсот лет после завоевания индейского Перу конкистадором Писарро индейское население вновь получило значительную часть отнятой у него земли. Но многие перуанские индейцы трудятся также в горнодобывающей промышленности. Осуществление плана «Инка» принесло и этим рабочим значительные улучшения. Прогрессивное национально-демократическое правительство Перу решилось национализировать огромные минеральные богатства своей страны. И в первую очередь были национализированы рудники знаменитой «Сегго de Pasce corporation» («Корпорация горы Паско»), где работают почти исключительно горняки-индейцы. По плану «Инка» была также осуществлена «Ас-cion Civica» («Гражданская акция»), в результате которой даже в отдаленных частях страны для индейского населения были организованы центры здравоохранения и социального обслуживания, где практически все лечение предоставляется индейцам бесплатно. Такие центры были, между прочим, организованы и на судах, проникающих по рекам в недоступные для иных видов транспорта области восточного Перу — в так называемую Монтанью, чтобы индейские обитатели здешних джунглей получили хотя бы самую необходимую медицинскую помощь.

Наиболее ярким проявлением заботы правительства Перу о национальной культуре индейцев явился закон 1975 года, по которому язык кечуа — язык инков — объявлен вторым государственным языком республики. Одновременно в населенных индейцами областях Перу язык кечуа был введен в обязательную школьную программу. Кроме того, по решению правительства существенным образом расширяется использование языка кечуа массовыми средствами информации. Улучшить социальные и культурные условия жизни индейцев стремится и соседний с Перу Эквадор, отдельные правительства которого также начали осуществлять целый ряд «индейских проектов».

Таким образом, ныне решением индейской проблемы занимаются в Латинской Америке как правительства отдельных республик, так и особые, индигенистские учреждения. Общий фронт деятельности индигенизма расширяется, а в его ориентации проявляется все больше различных установок. Наряду с продолжателями дела Гамио, то есть с представителями официальной, традиционной школы индигенизма, сейчас выступают и многочисленные другие ученые, занимающиеся исследованием путей решения индейской проблемы в Америке. Назовем среди них хотя бы известного чилийского мыслителя-марксиста Алехандро Липшуца или мексиканцев Рикардо Посаса и Исабелу Горкаситас.

Если уж речь зашла об индигенистах и индигенизме, мы вынуждены еще раз констатировать, что индигенизм был порожден существованием индейской проблемы в Америке. И что, следовательно, пока существует в Америке индейская проблема, будут по логике вещей существовать и люди, которые на самых различных уровнях пытаются ее решить. В этом смысле индигенизм вполне обоснован. Но, с другой стороны, мы не можем не сознавать, что само существование индигенизма способно увести многих с правильного пути. Почему? Да потому, что некоторые индигенистские модели стремятся решить исключительно индейскую проблему, отделяя и как бы полностью изолируя индейцев от окружающего общества, от всей жизни современной Америки. Но ведь индейцы теперь живут в Америке не одни. А отделять, отграничивать, например, латиноамериканского безземельного индейца от безземельного креола означало бы отделять индейца от его естественных союзников. Таким образом, и в Латинской Америке речь дилжна в первую очередь идти о том, чтобы объединить борьбу индейцев с борьбой остальных групп и социальных слоев общества, а не ослаблять перспективы и надежды индейского движения изоляцией индейцев от остальных, неиндейских жителей латиноамериканских стран. Итак, индигенизм — во всех его вариантах — с полным правом требует, чтобы в Америке, и особенно в Латинской Америке, были окончательно решены индейские проблемы. Однако мы добавим: и не только индейские! Не только!

Наряду с индигенистскими организациями в Латинской Америке уже десятки лет существуют организации самих индейцев. Если взглянуть на историю отдельных латиноамериканских государств в XX веке, мы встретимся, например, в еще доальендовском Чили с хорошо организованным «Арауканским фронтом», который был инициатором созыва всечилийского индейского конгресса. Такой же поистине всеболивийский конгресс провели в период правления президента Вильяроэля при участии полутора тысяч делегатов индейцы Боливии. Индейское революционное движение в Перу первоначально развивалось под руководством Федерации йанаку-нов (йанакунами, как мы знаем, в Тиуантинсуйу называли бесправных инкских пролетариев) и псевдорадикальной АПРА, существовал и ряд других индейских организаций, иногда даже именовавших себя «политическими партиями». В Мексике действовало несколько национальных организаций отдельных индейских племен и народностей — например, сапо-теков, масатеков, миштеков и тарасков ( в мичоаканском городе Чаран тараски издавали одну из значительнейших индейских газет, печатавшихся на национальных языках; называлась она «Митакуа» (по-тараскански «Ключ»). Кроме того, в Мексике существует Национальный союз индейской молодежи («Confederation nacional de jovenes indigenas»).

В Эквадоре, где индейцы и метисы составляют абсолютное большинство населения, революционным индейским движением руководит Коммунистическая партия Эквадора, как непосредственно, так и через массовую политическую организацию — Конфедерацию эквадорских индейцев, возникшую в результате стремления индейцев объединить свои силы. Некоторые индейские племена и группы даже выдвинули в XX веке требование создать в Латинской Америке самостоятельные индейские государства (об этом же, как о возможном решении индейской проблемы, говорили и некоторые делегаты VII конгресса Коминтерна, проходившего в 1935 году в Москве).

С автономистскими требованиями выступила некогда в Перу и группа индейцев, организовавших так называемую децентралистскую партию. «Децентралисты» требовали разделения Перу на автономные республики с учетом национального характера отдельных областей страны. В XX веке существовало лишь одно действительно независимое индейское государство, да и то очень недолго. Это была так называемая «Кунская республика». Куны — довольно многочисленное индейское племя, живущее на Панамском перешейке, как на материке, так и на близлежащем острове Сан-Блас и нескольких других небольших панамскнх островах. Эти индейцы, имевшие весьма развитое чувство независимости, в течение всего колониального периода сохраняли почти полную свободу. Затем, в 1790 году, Испания заключила с ними, так же как с арауканами, договор, по которому признала полный суверенитет кунов. Такую же свободу предоставила им и Колумбия, которой — до тех пор, пока Панама не отделилась от Республики Колумбия и не объявила себя независимой — принадлежала п племенная территория кунов. И в новых условиях куны столь же бережно продолжали охранять свой «суверенитет» и чистоту племени. Строго запрещали своим женщинам общение с белыми или другими пришельцами, а если уж у индеанки из этого племени рождался нечистокровный ребенок, мать должна была сама его убить. Такой неписаный, но строго соблюдавшийся закон сделал из кунов одно из немногих чисто индейских племен современной Америки (то есть таких, в которых нет метисов). В двадцатые годы нашего столетия панамское правительство попыталось покончить с их почти полной независимостью. Куны выдержали и этот натиск. А затем племенной совет, который существует у кунов сотни лет, в 1925 году объявил о создании независимого государства — Кунской республики. Президентом был избран кунский вождь Неле, государственным секретарем — Куна Кантуле. Несколько государств заявили о дипломатическом признании новой республики, явно рассчитывая создать здесь для себя «удобные позиции», ибо территория Кунской республики лежала прямо у входа в столь стратегически важный Панамский канал. В конце концов панамское правительство поняло, какая опасность ему угрожает, и предложило кунам полную автономию, но только в рамках Панамской республики. Куны приняли предложение и отказались от независимости.

В последний период истории индейцев Латинской Америки, за те сорок лет, которые прошли со времени памятной Пацкуарской конференции, индейские массы Латинской Америки сильно активизировались. Пацкуар-ская конференция проходила в пору второй мировой войны. И хотя антифашистская борьба не коснулась непосредственно Латинской Америки, хотя латиноамериканские индейцы в отличие от своих североамериканских братьев непосредственного участия в войне не принимали, все же и для индейцев эти события имели огромное значение. Уже упомянутый инди-генист-марксист Алехандро Липшуц отмечает, что, с точки зрения индейцев, эта война была... «войной за новый порядок... и против суперкапиталистического треста». А потому она была также войной индейцев и афро-американцев. Вторая мировая война расширила кругозор индейцев Латинской Америки. Теперь они находили примеры для решения индейской проблемы и за границами своего континента. Тот же Липшуц в своей книге «Индоамериканизм и расовая проблема в Америке» («El mdoamericanis-mo у el problema racial en las Americas», Santiago de Chile, 1944), например, говорит: «Ясный и весьма выразительный образец с нашей американской индигенистской точки зрения представляет сообщение из города Уфы, столицы Башкирской автономной республики, обнаруженное нами в «Moskow News» от 13 марта 1943 года... «Ромео и Джульетта», «Гамлет», точно так же как почти все произведения Байрона, Бернарда Шоу, как стихи Роберта Бернса, как рассказы и романы Джека Лондона и Эпто-на Синклера, были переведены на башкирский язык... почему же то, что доступно башкирам, калмыкам и иным племенам восточной и агиатской России, которые в Центральной Европе всегда ошибочно считались архидикими, не может быть доступным нашим арауканам, аймара, кечуа, индейцам Эквадора, Колумбии, Мексики и т. д.?» И этот пример решения национального вопроса в Советском Союзе, пример создания равноправных советских республик нерусских народов на Кавказе, в Поволжье, в Средней Азии, для многих индейцев и руководителей их национально-освободительного движения становится единственным вдохновляющим примером. Наряду с заразительным примером политического и экономического освобождения этих народов, прежде страдавших под царским игом, индейцы находят в СССР и образец реального решения своих культурных проблем. Особенно близко им решение вопросов, связанных с развитием национальных языков. «.. .Постоянным экономическим и культурным развитием многих народностей Советского Союза доказано, что забота о собственном (национальном) языке, который прежде казался обреченным на гибель... впервые отворяет двери для действительного развития всех экономических и культурных сил народа. И более того, многоязычие Советского Союза не только не стало препятствием для его стабильности и единства, но как раз напротив — его стабильность и единство основаны именно на его национальной политике».

Выдающийся, радикальный в свое время перуанский индигенист и замечательный знаток доколумбовых древностей Перу Луис Валькарсель писал: «Только в социализме моя индейская принадлежность находит свое политическое выражение». То, что сумел почувствовать еще четыре десятилетия назад прославленный перуанский индигенист, сейчас сознают почти все индейцы Южной и Центральной Америки. Уже в 1927 году Ма-риатеги мог провозгласить: «Родственность индейско-индигенистского движения, мировому революционному движению настолько очевидна, что ее даже не нужно доказывать».

Эту родственность индейцы Латинской Америки уже сознают. Ее подтверждает и богатый опыт их собственной борьбы, опыт кубинской революции, а также опыт их участия в мексиканской, гватемальской и боливийской революциях, успехи, достигнутые перуанским национальным правительством, и, разумеется, важный пример проиндейской деятельности правительства Народного единства в Чили.

Но прежде всего они сознают собственную силу, собственные возможности. Их свыше тридцати миллионов. По крайней мере в два раза больше, чем в то время, когда на их континент вступил первый конкистадор. Гамлетовский вопрос уже не стоит перед индейцами.

Они прошли кровавую купель конкистадоров и «духовную купель», уготованную им различного рода миссионерами, их не сломил гнет колонизаторов, королей олова и латифундистов. Они пережили все. Не умерли. И не умрут, не вымрут завтра. Завтра? Что будет завтра? На этот вопрос ответить трудно. Каковы перспективы формирования современных индейских наций, как будут решены многие другие индейские проблемы, покажет само будущее. Но мы глубоко убеждены, что в завтрашней Америке индейцы займут подобающее место. То место, которое принадлежало им на всем протяжении истории этого континента, на протяжении тридцати тысяч лет, пройденных вместе с нами, читателями этой книги.