История и культура

Меч и лира

Англосаксонское общество в истории и эпосе

Е.А Мельникова 

Последняя переработка традиций героического эпоса — и в хронологическом, и в типологическом отношении — исторические песни, время происхождения которых — X — начало XI в. Все известные англосаксонские исторические песни, кроме одной—«Битвы при Мэлдоне», включены в состав «Англосаксонской хроники» вместе с рассказами об отдельных эпизодах борьбы с экспансией скандинавских викингов в Англии: о разгроме датчан и их шотландских и ирландских союзников королем Этельстаном в 937 г. («Битва при Брунанбур-ге»); об освобождении в 942 г. пяти уэссекских городов королем Эдмундом; о смерти уэссекского элдормена Бюрхтнота и гибели его войска в сражении с датчанами в 991 г. («Битва при Мэлдоне»); о пленении около 1036 г. Альфреда, сына Этельреда, норвежским королем Харальдом Жестоким Правителем и др. Все эти события засвидетельствованы древнеанглийскими хрониками и скандинавскими сагами, имена героев поэм известны по различным документам: дарственным грамотам, завещаниям и т. д.1 Песни, как считается, сложены участниками, очевидцами или по крайней мере современниками событий, о которых повествуется в них2.

Большая часть исторических песен конечно же не может сравниться с «Беовульфом» или «Деором». Но среди них есть две, выразительность и яркость которых не уступают эпическим памятникам более раннего времени. Это «Битва при Мэлдоне» и «Битва при Брунанбурге». Первая рассказывает о высадке датчан в устье р. Пенды и столкновении с войском уэссекского элдормена Бюрхтнота. Начало песни утеряно, и она открывается сценой подготовки англичан к сражению. Бюрхтнот отклоняет требование викингов заплатить выкуп за мир, но сражение начаться не может, так как из-за высокого уровня воды в реке викинги не могут перейти  на  берег,   занятый  англичанами.   Скандинавы

пытаются подняться на мост, но англы защищают его столь отважно, что нападающие вынуждены отступить и просить Бюрхтнота дать им перейти реку, чтобы начать битву. Элдормен пропускает их. В ожесточенном бою гибнет Бюрхтнот, часть дружинников бежит с поля боя, обрекая остальных, верных памяти вождя, на смерть. «Англосаксонская хроника» так рассказывает об этом событии: «В тот год Анлаф (его обычно отождествляют с Олавом Трюггвасоном.—Е. М.) пришел с 93 кораблями к Фолькестану и разграбил всю округу, а затем направился в Сандвич и оттуда в Ипсвич и, опустошив их, двинулся в Мэлдон. А злдормен Брихтнот выступил против них со своим войском и сражался с ними; и они убили там элдормена и оставили за собой поле битвы...» «И в этот год было решено впервые заплатить дань датчанам из-за великого ужаса, который они вызывали по всему побережью»,—добавляет другой список «Англосаксонской хроники»3. Краткий и сухой отчет хроники дополняется другими источниками, из которых мы узнаем, что Бюрхтнот был покровителем монастыря в Эли, где он и был похоронен вскоре после сражения. Это дало основания предполагать, что один из монахов этого "монастыря являлся свидетелем, а может быть, и участником битвы и написал поэму4.

«Битва при Брунанбурге» рассказывает, напротив, о блистательной победе короля Этельстана над соединенными силами датчан и скоттов. В ней последовательно описан ход сражения от высадки викингов до их бегства на корабли5.

Посвященные драматическим моментам многовековой борьбы со скандинавами, исторические песни воплощают героический конфликт в его наиболее чистом виде: прямом военном столкновении двух противоборствующих сил, подробное описание которого и составляет сюжет песни. Однако сражение, хотя ему и посвящена большая часть текста песен, не исчерпывает содержание конфликта. Это скорее внешняя форма его проявления, видимая, событийная его сторона. Более существенным в поэтической интерпретации является конфликт между героическими нормами поведения Бюрхтнота, Этельстана и обыденной, практической моралью, рационалистическим восприятием событий. Об этом говорят как отношение автора песен к рассказываемому, так и само построение песен.

Место изображаемого в песне эпизода в ходе реальной борьбы с датчанами малосущественно для, его поэтической героизации: наряду с действительно важ-

ным, во многом определившим ход исторического развития сражением при Брунанбурге в основу песен ложатся такие события, как коронация короля Эдгара (умер в 975 г.), пленение Альфреда, не имевшие большого исторического значения, да и сражение при Мэлдоне не имело сколько-нибудь важных последствий: получив выкуп, скандинавы покинули Англию. Принципиальная важность события — не в его роли для судьбы народа или страны, как в традиционном героическом эпосе: та или иная победа или поражение не соотнесены с общим ходом борьбы с викингами; значение события оценивается лишь в такой категории «героического мира», как слава и честь:

В это лето

Этельстан державный, кольцедробитель,

и брат его, наследник, Эадмунд, в битве

добыли славу и честь всевечную

мечами в сече под Брунанбургом...

(Битва при Брунанбурге,  1 — 5)

И одержавший блистательную победу Этельстан, и потерпевший разгром и погибший на поле боя Бюрхтнот стяжали себе славу; увековечению этой славы — а отнюдь не простому описанию события — и посвящены песни. Поэтому каждый из этих эпизодов в борьбе со скандинавами изображается как самостоятельное, завершающееся само в себе событие, а не как одно из длинной цепи событий. Для автора каждой из песен ее собственный сюжет самоценен.

Наиболее полно сущность конфликта раскрывается в центральном эпизоде песни «Битва при Мэлдоне». Бегство некоторых дружинников Бюрхтнота после его гибели, бесспорно, кульминационный момент песни, после которого действие уже неудержимо стремится к своему завершению — разгрому английского войска. Бегство с поля боя сыновей Одды и вслед за ними некоторых других определяет трагическую развязку сюжета, и именно в этом месте повествования — в речах оставшихся верными своему долгу воинов — конфликт определяется наиболее ярко:

...Часто кричали мы за чашей меда,

славой на лавах

клялись-хвалились,

да не услышу в людях слов стыдных,

когда государь наш пал на поле,—

в тех застольях

стойкостью ратной пускай же каждый

покажет свою отвагу.

будто я бегал

от корабельщиков...

теперь должны мы друг друга

ободрять и драться   рука, и доколе

плечом к плечу, копья не притупилисьдоколе мечом владеет   острия годны.

(Битва при Мэлдоне, 212 — 215, 220 — 221, 233 — 237)

В речах Эльфвине, Оффы, Леофсуну воплощается героический идеал поведения воина, который был двумя веками раньше провозглашен Виглафом:

...уж лучше мне в пламени навеки сгинуть,

владыку спасая,

чем ждать в укрытье!

(Беовульф, 2650 — 2651)

Сыновья Одды, напротив, рационалистически трезво оценивают свои силы и возможные последствия бескомпромиссного следования героической этике:

Годвине и Годвиг,

о гордости не радея,

спиной повернулись,

в лесную чащу бежали,

под сень дерев от сечи

спасенья ради, больше их было, беглых,

чем подобало...

(Битва при Мэлдоне,  192—195)

Их прагматизму противопоставлен не признающий никаких препятствий и компромиссов героический долг. Следованием ему определяется все поведение Бюрхтно-та, начиная с переговоров с посланцем викингов, который предлагает позорную, с точки зрения Бюрхтнота, сделку — выплату дани вместо сражения. Гордое негодование Бюрхтнота обнаруживает образ мыслей и этику, близкие нормам героического общества:

...не бесчестный со своим

ополченьем   за владенья Этельреда,

здесь военачальник встал,   государя нашего,

он биться будет         за людей и наделы...

на этой границе

(Битва при Мэлдоне, 51—54)

Между тем это была распространенная практика, и в хрониках и анналах постоянно упоминается о нападениях викингов, которые были предотвращены не оружием, а золотом6. И после поражения при Мэлдоне Этельред выплатил Олаву большую сумму денег, после чего войско датчан покинуло Уэссекс. Бюрхтнот последовательно и неуклонно следует героической морали, обрекая тем самым себя на гибель. Его этика противостоит как низменным побуждениям викингов — их впол-

не устроит мирная сделка (об этом говорит их посланец),— так и трусливому поведению сыновей Одды, больше пекущихся о своей безопасности, чем о славе, и готовых ценой бесчестья спасти свою жизнь.

В центре внимания авторов «Битвы при Мэлдоне» и «Битвы при Брунанбурге» стоит основная этическая категория героического мира — категория долга7, и именно ее трактовка и воплощение в исторических песнях позволяют говорить об их мире как мире героическом. Противопоставление мужества и трусости, пренебрежения опасностью и заботы о благополучии возникает с первых строк поэмы, когда распоряжения Бюрхтнота перед битвой обнаруживают, что «труса не празднует ратный начальник» (6),— своего рода скрытое, еще только намечаемое противопоставление. Выраженное традиционными образами и формулами описание сборов к битве, включение афористических высказываний о поведении воина в битве — все подготавливает восприятие героического действия, развертывающегося в соответствии с нормами идеального эпического мира. Более того, как Гуннар, предчувствуя гибельность своей поездки к Атли, рубит челны (или не привязывает корабли), чтобы отрезать себе путь к отступлению, так и Бюрхтнот перед началом битвы

Сам он всадникам приказал

всех коней отпустить, спешно спешиться,—

уповали бы в рукопашной молодые лишь на доблесть, да на доброе свое оружие.

(Битва при Мэлдоне, 2 — 4)

Демонстративное пренебрежение опасностью, устранение путей возможного отступления наглядно свидетельствуют о героической решимости воина и окончательности сделанного им выбора.

Тема героической решимости формулируется далее в ответе Бюрхтнота посланцу викингов. Выслушав его предложение — речь викинга, кстати говоря, лишена метафор, сравнений, повторов, она коротка и деловита и своей поэтической формой разительно отличается от «эпических речей» англичан,— Бюрхтнот излагает свое решение:

Бюрхтнот вскричал,

щит подъявши, дротом ясеневым

тряс он, яростный, и такими словами, отважный,

ему ответил:

«Понимаешь ты, бродяга моря, о чем расшумелось

это войско?—

вам не дань дадут, но добрые копья,

дроты отравленные,

издревние острия...»

(Битва при Мэлдоне, 42—47)

Ответ, вполне достойный персонажа героического эт> са! Особенно показательно выражение yrre and anrasd — «гневно и твердо» (в переводе «яростный, отважный»), которое в «Беовульфе» (1575) поясняется—«как подобает герою». Речь Бюрхтнота близка героическому эпосу как по своему духу, так и по способам выражения мысли. Выкуп или дань стрелами, копьями и мечами также широко распространенный героико-эпический образ: достаточно вспомнить, например, древнерусскую «Повесть' временных лет» и рассказ о полянах, пославших хазарам мечи вместо дани8. Выплата выкупа невозможна для Бюрхтнота, как признание своей слабости, неспособности к борьбе, подчинения врагу. Выбор между сражением и откупом как реальная альтернатива даже не стоит перед Бюрхтнотом: для него возможен лишь один путь — борьбы, результат которой предопределен богом. В речи Бюрхтнота звучат те же мотивы, что и в вызовах Беовульфа Гренделю и дракону: лишь поединок с врагом, борьба не на жизнь, а на смерть достойны героя, лишь в них раскрывается героическая сущность его характера, его возможности. Будет ли итогом этой битвы победа или поражение — не столь важно, как следование до конца велению долга.

Дальнейшее развитие сюжета песни переводит намеченное в речах персонажей противопоставление в поступки и действия, совершаемые ими. Воин за воином вступает в сражение, выказывая свою верность долгу и памяти Бюрхтнота. «Пусть же каждый покажет свою отвагу» (215),— говорит Эльфвине. И они один за другим проходят перед нами, чтобы, сразив врага, пасть от удара меча или копья. Именно здесь конфликт приобретает свою наиболее законченную форму: героическое мировосприятие, декларируемое Бюрхтнотом и верными ему дружинниками, материализуется в конкретных действиях персонажей. Своим поведением они разрушают мерки и нормы повседневности и обретают новое качество — идеальных героев эпического мира.

Этому перелому в повествовании соответствует и сдвиг в стилистике поэмы9. Насколько сухим, ясным, не обремененным повторами и метафорическими выражениями (кеннингами) был язык первой части песни:

Тут смекнули недруги,

они узнали страшную

стражу брода, гости лихие

пошли на хитрость, лишь бы малость

места им уступили, через брод перебраться дали

рати на берег...

(Битва при Мэлдоне, 84 —

настолько традиционно и насыщено формулами, «эпично» описание самого сражения:

...приближалась битва, слава близилась,

время пришло пасть избранникам израненным

на поле брани.

Вот взволновалось войско,

вороны кружат, орел воспарил, стервятник,

крики на поле...

(Битва при Мэлдоне, 103—107)

Авторы поэмы широко прибегают к сложившимся поэтическим приемам и средствам изображения, обильно используют кеннинги, метафоры, иногда насыщая ими текст до такой степени,  что  затуманивается его

смысл:

...их не радовала, слабейших в битве,

работа бранная на поле павших,

пенье копии, стычка стягов,

сплетенье стали, сшибка дружинная...

(Битва при Брунанбурге, 48 — 51)

Благодаря мировидению автора, его обращению к геро-ико-эпической поэтической технике реальное историческое событие преломляется в песнях как легендарное, обретает внутренний, глубокий смысл, а простые уэс-секские воины преображаются в эпических героев.

Выполнив до конца свое героическое предназначение, гибнет под ударами мечей Бюрхтнот, и его смерть вновь ставит перед английской дружиной проблему выбора: прекратить ли сопротивление датчанам или продолжить сражение, чтобы отомстить за смерть своего господина. Как в дружине Беовульфа, так и в дружине Бюрхтнота наступает раскол. Осуждение покинувших поле битвы мотивировано теми же причинами, которые высказывает Виглаф в «Беовульфе»: бежавшие не выполнили свой долг по отношению к Бюрхтноту, уклонились от платы за те милости, которыми он осыпал их, пренебрегли героическим кодексом поведения.

Конфликт поэмы, таким образом, приобретает масштабность благодаря столкновению этических норм, свойственных разным мировоззрениям: идеальному, героическому и обыденному, практическому. Герой изображается в критический момент своей жизни, требующий максимального напряжения всех его сил. Бесстрашное преодоление опасности, непоколебимая стойкость и выполнение своего героического долга как основной императив поведения — вот те черты, которые обусловливают возвышенный, эпический характер конфликта исторических песен. Масштабность его в этих

произведениях заключается в выявлении героической сущности персонажа, в его идеальности, противопоставленной обыденности.

В то же время конфликт исторических песен значительно «индивидуалистичнее», чем в героическом эпосе. Выше шла речь об отсутствии в глазах певца связи между воспеваемыми им событиями и общим ходом борьбы со скандинавами. Самоценность и замкнутость сюжета песен — черта, резко отличающая их от традиционного героического эпоса. Более того, автора занимает лишь судьба героя песни, в крайнем случае, как в «Битве при Мэлдоне»,— его дружины, причем только в пределах описываемого события. Не случайно поэму «Битва при Брунанбурге» нередко сравнивают с хвалебными стихами скандинавских скальдов, посвященными прославлению того или иного конунга и потому сосредоточенными на описании одного или нескольких его деяний. Поступки героев песен оцениваются автором не в зависимости от их общественной значимости, а в силу их соответствия героическому идеалу, незримо и, возможно, далеко не всегда осознанно стоящему перед внутренним взором певца. Конфликт между героическим и обыденным не только составляет содержание «Битвы при Мэлдоне», но он происходит и в сознании самого автора, человека, оставившего «героическую эпоху» далеко позади.

С одной стороны, автор восхищается Бюрхтнотом, поет ему славу, скорбит о его гибели и смерти его верных дружинников. С другой — героический иррационализм, пренебрежение здравым смыслом вызывают если и не осуждение, то размышления, в которых оценка двойственна. Вот, например, эпизод «Битвы при Мэлдоне», когда Бюрхтнот пропускает войско викингов на свой берег, чтобы начать наконец битву. С одной стороны, образ Бюрхтнота сближается с героями эпических памятников. С другой — автор с некоторым осуждением показывает «избыточность» героического мировосприятия и поведения Бюрхтнота, его ofermod — «гордыню, чрезмерную отвагу» (в «Беовульфе» это слово служит высшей похвалой герою, определяет именно героичность его качеств и достоинств), которые в реальной жизни ведут к гибели. Автор довольно неясно говорит о причинах решения элдормена пропустить викингов10, но употребление слова «ofermod» как будто указывает, что, по мнению автора, Бюрхтнот чрезмерно положился на свои силы, переоценил мощь и верность своего войска в желании сразиться с врагом11. Эпизод же в целом выявляет неприменимость героиче-

ских идеалов в реальной жизни: их привнесение в обыденный ход событий кончается поражением как самого героя, так и его соратников.

Преимущественный интерес к судьбе героя резко сужает и временные, и пространственные пределы эпического мира песен. Он полностью замкнут сюжетным временем и строго приурочен к тому месту, где это событие произошло на самом деле. Никакие побочные темы, сюжеты, повествования не расширяют временные и пространственные рамки исторических песен. Их время — это близкое прошлое, пережитое многими и известное всем слушателям; поэтому оказывается невозможным установить какие бы то ни было временные и пространственные связи с германским «героическим веком». Более того, концентрированность, одноплано-вость действия создает и специфическую структуру эпического мира, время замкнуто в самом событии, строго однолинейно и не допускает сколько-нибудь значительных перескоков. От начального эпизода (к сожалению, не сохранились вступительные части ни «Битвы при Мэлдоне», ни «Битвы при Брунанбурге») действие последовательно развивается во времени, эпизоды следуют один за другим, вводимые словом «Ъа» — «затем, тогда», к своей кульминации и затем развязке. Поскольку сцена действия не меняется на протяжении всего повествования, то невозможны и никакие «параллельные» действия, происходящие одновременно с главным.

Время и пространство мира исторических песен цельны и едины для каждой из песен, но лишь внутри ее. Их изображение полно мелких примет, что позволяет довольно точно локализовать их' . Так, в «Битве при Мэлдоне» действие происходит на берегу р. Пенды, в «Битве при Брунанбурге»—на морском побережье, где сражаются англы с викингами, не в условном пространстве, а во вполне реальном месте высадки датчан. Все это препятствует использованию «типовых сцен» и общих мест при изображении пространства.

Но при всей внешней исторической достоверности места и времени исторические песни не являются хроникой событий. Это повествования о героическом противоборстве идеального и реального миров. Весь пафос конфликта сосредоточен в эмоциональной и этической сферах и потому находит свое выражение ке столько во внешних проявлениях, сколько в речах и поступках действующих лиц. Никакие вещные, пространственные атрибуты не участвуют в характеристике   противостоящих   сторон.   Датское  войско   слито   в единую нерасчлененную массу. Противники героев— датские викинги практически не изображаются в поэмах. Они присутствуют как некая сила, определяющая и вызывающая проявление героизма со стороны англов. Даже единственный выделенный из общей массы датчанин— посланец конунга Анлафа, предлагающий Бюрхтноту выплатить дань, также лишен индивидуальных примет.

Слитность, нерасчлененность индивидов в массе (викингов или англов), среди которой выделяется только один—Бюрхтнот, ведет к тому, что, например, сыновья Одды, бежавшие с поля боя после смерти элдормена, наделены всеми теми же внешними атрибутами, что и верные своему долгу воины. Автор подчеркивает отсутствие у них каких-либо значащих отличий, более того, их сходство, хотя и внешнее, с Бюрхтно-том, что было бы совершенно невозможно в героическом эпосе:

Годрик трусливый, Одды отпрыск,

продал нас в битве:

многим тогда помнилось,

не наш ли военачальник на знатном коне скачет...

(Битва при Мэлдоне, 237—240)

Контраст между «героической» внешностью и прагматически-обыденным поведением придает конфликту особую остроту и в то же время концентрирует внимание рассказчика и слушателей на этической его стороне.

Мир исторических песен, как мы видим, максимально сближен с действительностью: в нем находят отражение   реальные   события,   исторические   персонажи, время и место действия ограничены реальными обстоятельствами.      Единственным     отголоском     героико-эпического мира англосаксов является кодекс героического поведения, определяющий мировосприятие и действия   всех   персонажей,   равно   как   и   устанавливающий законы человеческих взаимоотношений в мире исторических песен. Но он приходит в трагическое противоречие с действительностью, и гибнет Бюрхтнот и его верные дружинники — последние герои эпического мира англосаксов.