От мечты к открытию

     Мы   уже  неоднократно  касались  вопроса  о  существенном

различии между  видением  и  открытием  (с.  102-103).  Теперь

давайте  проиллюстрируем этот важный момент, рассмотрев историю

открытия инсулина, рассказанную  мне  Ф.  Бантингом.  Само  это

открытие  уже  упоминалось как пример интуитивного озарения (с.

65).

     В 1889 г. двое физиологов - Минковский и  фон  Меринг  -

хирургическим  путем  удалили  поджелудочную  железу  у собаки,

вызвав тем самым диабет. Но они  не  поняли,  что  эта  болезнь

является  результатом  недостатка инсулина. Их находка не стала

стимулом к дальнейшим исследованиям вплоть до  1921  г.,  когда

Бантинг  и  Бест  получили инсулин из надпочечников и показали,

что этим  гормоном  можно  лечить  не  только  экспериментально

вызванный диабет, но и реальные случаи заболевания.

     Интересно  отметить,  что  и  ранее  многие  исследователи

получали подобные результаты в процессе  работы  с  экстрактами

поджелудочной   железы,  однако  приписывали  гипогликемические

реакции "токсичности" своих препаратов.  Во  Франции  известный

физиолог  Э. Глей за шестнадцать лет до Бантинга проводил очень

похожие эксперименты. Он даже описал их  в  частном  сообщении,

которое  передал  в запечатанном виде Парижскому биологическому

обществу  в  феврале  1905  г.  Глей  вводил  масло  в   проток

поджелудочной  железы  собак  и тем самым вызывал ее отвердение

(метод Клода Бернара). Он отметил,  что  собаки  не  заболевают

диабетом   и  что  внутривенное  введение  экстракта  из  таких

склеротичных желез уменьшает содержание сахара в крови у  собак

с  удаленной  поджелудочной  железой.  Только  в 1922 г., после

публикации Бантинга, Глей позволил вскрыть конверт.  Содержание

этого письма полностью подтвердило претензии Глея на то, что он

первым обнаружил инсулин.

     Впоследствии  много  писалось  о  моральных аспектах такой

заявки на приоритет. Во всяком случае, приоритет Глея  оказался

практически  непризнанным,  и  на  международном  симпозиуме по

диабету    он    яростно    протестовал     против     подобной

несправедливости.    Старый   профессор   Минковский,   который

возглавлял  работу  симпозиума,  мягко   положил   конец   этой

неприятной  сцене,  заметив:  "Я хорошо понимаю ваши чувства, я

также был крайне расстроен тем,  что  не  открыл  инсулин,  ибо

понял, насколько я был близок к этому".

     Очевидно,  Глей  не  распознал  важности  увиденного им: в

противном случае он не ограничился бы  тем,  что  спрятал  свои

результаты.  Пойми  он,  что становится ответственным за смерть

тысяч  людей,  погибших  от  диабета  за  все  годы  отсутствия

инсулина,  его поступок был бы равносилен преступлению. Ни одна

из  последующих  работ  Глея  не  могла  по  своей   значимости

сравниться  с  открытием  инсулина.  Именно  потому,  что он не

понимал важности данной темы, он и оставил занятия ею. Ведь  не

представляет  больших  трудов  сдать  на  хранение  рукопись, в

которой изложено нечто, в чем мы  не  очень  уверены,  а  потом

сделать  ее  достоянием  гласности,  если  вдруг  кто-то другой

докажет, что мы были на верном пути. С моей точки зрения,  Глей

не  только  не  сумел открыть инсулин, но и доказал, что не мог

этого сделать. И хотя он по воле случая увидел инсулин, он  его

все же не открыл.

     В  медицинской  литературе  можно  найти  немало  подобных

примеров,     когда,     производя      важное      наблюдение,

исследователь/либо  не совсем в нем уверен, либо не в состоянии

осознать его последствия. Поэтому он может  ограничиться  одним

упоминанием  об  открытии,  а  может и вовсе этого не делать. В

таких случаях "открыватель" заслуживает еще меньшего признания,

чем все те, кто просто не наталкивался на какой-либо любопытный

факт кт и потому не имел возможности  столь  наглядно  доказать

свою  неспособность  оценить  его. Если ученый не делает важных

открытий, это не прибавляет  ему  научного  авторитета,  но  по

крайней  мере  он  может  находить оправдание в том, что на его

долю не выпала счастливая случайность. А уж если  такой  случай

ему  все же выпал и он не сумел его оценить, тут некого винить,

кроме  самого  себя.  Вообще  говоря,  элемент  случайности   в

медицинских исследованиях нередко переоценивается Госпожа Удача

улыбается  только  тем,  кто  умеет  ценить ее искусные чары, и

такими ценителями она редко пренебрегает. Вопреки общепринятому

мнению Эдвард Дженнер был далеко не первым,  кто  привил  людям

коровью  оспу,  чтобы  предохранить  их  от заболевания обычной

оспой. Вильям Гарвей не первым открыл кровообращение; Дарвин не

первым  выдвинул  эволюционную  теорию,  а  Пастер  не   первым

сформулировал  теорию  микробов.  Но  именно  эти  люди развили

упомянутые идеи до такой  степени,  что  они  начали  приносить

пользу.,