От мечты к открытию

     Когда  открытия   делаются   преждевременно,   они   почти

наверняка    игнорируются   или   встречают   труднопреодолимое

сопротивление, поэтому в большинстве случаев  они  могли  бы  с

таким же успехом и вовсе не быть сделанными.

                                У. Беверидж

     Можно  часто  слышать,  как о каком-нибудь ученом говорят,

что его время еще не пришло. Оно,  может  быть,  и  так,  но  я

сомневаюсь, что всю вину надо взваливать на время. С моей точки

зрения,   научный   гений   должен   быть   способен  оценивать

возможность реализации  своей  работы.  Бесполезно  планировать

работу,  для  которой нет еще подходящих средств, или развивать

теории, к которым человечество еще совсем не подготовлено, если

только мы не в  состоянии  сами  создать  нужные  средства  ИЛИ

объяснить  свои  концепции  словами,  понятными по крайней мере

избранным из наших современников. Работа тех, кто  пренебрегает

этими требованиями, легко забывается и теряется навсегда; когда

придет  время,  ее  нужно  будет делать вновь, но... другим. На

практике трогательная фигура непонятого и  непризнанного  гения

находится  в  опасном соседстве с фигурой хорошо всем понятного

психа - и тот, и другой  излагают  непрактичные  идеи,  сеящие

хаос.

     В  любом  случае  человек,  идеи  которого выглядят далеко

опережающими его время,  должен  сосредоточиться  на  средствах

доказательства  своей  позиции,  а  не  тратить  всю  жизнь  на

бесплодные  попытки  уговорить   человечество   признать   свою

правоту.  Исследование  может  быть полезным для человечества и

принести  удовлетворение  самому  ученому,  только   если   оно

выполнено  в  такое  время,  когда  может  встретить  интерес и

понимание. Атомная теория материи в  том  виде,  как  она  была

выражена  Демокритом,  оказалась преждевременной и, стало быть,

для того времени бесплодной, так как  не  существовало  никаких

практических  средств  доказать  либо опровергнуть ее. Позже, в

эпоху   средневековья,   когда   стало    возможным    доказать

существование химических элементов, алхимики, движимые надеждой

на  преобразование  одного элемента в другой, пытались получить

золото. Недавно корректность этой идеи была доказана, и все  же

к  алхимикам  по  справедливости относились как к эксцентричным

фантазерам, поскольку в их время  предпринимаемые  ими  попытки

были  не  более  чем мечтой. Все фантазии содержат в себе зерно

истины;  гениальность  же   состоит   в   том,   чтобы   суметь

распознавать   такие  фантазии,  из  которых  это  зерно  можно

извлечь. Те, кто сотни лет назад мечтал о полетах на  Луну,  не

могут   претендовать   на   приоритет   в  области  современных

космических исследований. Даже если в будущем станет  возможным

продлить   человеческую   жизнь   на   несколько   сотен   лет,

современного врача,  предсказывающего  это,  не  стоит  считать

великим пророком.

     Ситуация  несколько  меняется,  если фантазия представляет

собой не  просто  банальное  благое  пожелание,  а  интуитивное

предвидение  некоей  скрытой  плодотворной  истины,  до поры до

времени недоступной для других. Если  этот  истинный  факт,  не

являясь  в  данный  момент  объектом  исследования,  достаточно

близок к уровню знаний своего времени, он может побудить других

специалистов  создать  соответствующие  средства  и  методы.  В

первом  своем  варианте,  в  формулировке  Фракасторо27, идея о

переносе  заразы  невидимыми  крохотными  существами  не  могла

получить   экспериментального   подтверждения,   поскольку   не

существовало микроскопов или других средств ее проверки. И  все

же эта интригующая мысль подспудно тлела до тех пор, пока ею не

занялись  Пастер  и Кох, дав, вероятно, толчок для последующего

развития  микробиологии.  Сформулированная  второй   раз   идея

неразличимых   под   микроскопом   переносчиков  инфекции  была

непрактичной, но  она,  несомненно,  послужил  а  стимулом  для

поиска  вирусов  на  третьей  стадии  исследования, когда стали

доступны методы ультрафильтрации и электронной микроскопии.

     Простое   хотение   (полностью   непрактичная    фантазия)

отличается  от интуитивного предвидения чего-то, что еще далеко

не  очевидно,  но  что  имеет  шансы  стимулировать  дальнейшие

исследования  в  тот  момент, когда это интуитивное предвидение

еще не выражено или по крайней мере еще не забыто.

     Открытие    Менделем    основных    принципов     генетики

игнорировалось  в  течение  тридцати пяти лет после того, как о

нем не только был сделан доклад на заседании научного общества,

но даже опубликованы его результаты. По мнению Р. Фишера  [10],

каждое  последующее поколение склонно замечать в первоначальной

статье Менделя только то, что обкидает в ней  найти,  игнорируя

все  остальное.  Современники Менделя видели в этой статье лишь

повторение хорошо к тому  времени  известных  экспериментов  по

гибридизации.  Следующее поколение поняло важность его находок,

относящихся  к  механизму  наследственности,   но   не   смогло

полностью   оценить   их,   поскольку  эти  находки,  казалось,

противоречило особенно горячо обсуждавшейся в то  время  теории

эволюции. Позвольте, кстати, добавить, что знаменитый статистик

Фишер   перепроверил  результаты  Менделя  и  заявил,  что  при

обработке современными  статистическими  методами  выводы  отца

генетики  демонстрируют  явное  смещение  в  пользу ожидавшихся

результатов.

     В своей  собственной  работе  я  постоянно  руководствуюсь

соображениями  правильного  выбора  времени для работы. Никакое

биологическое исследование никогда не кончается.  Каждое  новое

наблюдение  ставит  новые  проблемы,  и  мы  обычно  приходим к

ситуации,  когда  дальнейшая  работа  в  избранном  направлении

становится  неэффективной - как бы мы ни были заинтересованы в

решении данной проблемы - просто потому, что время для нее еще

не пришло. К примеру, я считаю, что  наша  работа,  показавшая,

что  стресс  в зависимости от обстоятельств может как вызывать,

так и предотвращать возникновение  сердечных  некрозов,  вполне

может   оказаться   самым   важным   и  практически  применимым

результатом всех наших исследований по стрессу. И все же, как я

ни был заинтересован в этой работе, я решил прекратить  ее,  по

крайней  мере  временно, когда понял, что при моей подготовке и

возможностях я не смогу сколько-нибудь существенно ее  развить.

Пришло   время,  и  я  почувствовал,  что  дальнейший  реальный

прогресс должен обусловливаться клиническими  и  биохимическими

исследованиями.

     Проблема  представлялась  мне  столь  важной,  что  я даже

подумывал  об  изменении  характера  своей  деятельности  и   о

возврате  в  клинику или биохимическую лабораторию, с тем чтобы

участвовать  в  разработке  этой  проблемы  вплоть  до   стадии

практического  применения.  Впрочем, я не решился на этот путь,

так как понимал, что мы уже  описали  экспериментальную  основу

своей   работы   в   достаточной  степени,  чтобы  компетентные

специалисты  смогли  продолжить  ее  дальше.  Мы   опубликовали

многочисленные  статьи  в  широко  читаемых  и  респектабельных

журналах и дали подробные обзоры этой 'области  исследования  в

двух  монографиях,  что  обеспечило доступность соответствующей

литературы  для   других   ученых.   После   этого   требовался

определенный    инкубационный    период,   чтобы   значение   и

потенциальные возможности нашей работы стали общепризнанными. Я

рассчитывал  (и,  как  оказалось,  не   без   оснований),   что

клиницисты   и   биохимики,   обладающие   в  отличие  от  меня

специальной квалификацией, с большим успехом, чем я,  продвинут

эту   проблему.   А   тем   временем   наша  группа  смогла  бы

переключиться на другие вопросы, для  исследования  которых  мы

были лучше подготовлены.

     Той  же линии мы придерживались и в отношении более ранних

общих исследований по стрессу. Мы не делали практически  ничего

ни    по   части   клинических   применений,   ни   в   области

фундаментальных исследований по биохимии стресса  и  стрессовых

-гормонов.  Но после того, как были описаны основные принципы и

прошел  период  созревания,  проблема   стала   развиваться   и

развивается  до  сих пор, причем весьма эффективно и без нашего

вмешательства.  Это  дало  нам  возможность  переключить   свое

внимание  на кальцифилаксию. Здесь, как мне кажется, мы с нашей

подготовкой и имеющимися средствами еще многое  можем  сделать,

но  я  твердо  намерен  расстаться  с  этой  темой,  как только

почувствую, что нам осталось внести в ее  развитие  не  так  уж

много нового.

     Все,  что  может  сделать  любой  ученый,- это продвинуть

проблему на несколько шагов дальше  своих  предшественников,  а

затем  он должен по собственному желанию уйти со сцены, уступив

место другим, т. е. тем,  кто  уже  располагает  -  или  через

несколько  лет, десятилетий или даже веков будет располагать -

средствами, необходимыми для достижения значительного прогресса

в  ее  развитии.  Хорошо  обоснованное   наблюдение   одинаково

истинно, где бы и когда бы оно ни было сделано, но не одинаково

полезно.  Его  теоретическая оценка и практическое приложение в

большой степени зависят  от  современного  состояния  знаний  в

сопряженных с ним областях.