Политология

Раздел: Экономика и юриспруденция

Политическая легитимизация — это признание по меньшей мере большинством общества правомерности господства, дейст­вующего в данный конкретный период политического режима. Даже самые тиранические режимы прошлого и наших дней претендуют на легитимность своей власти и считают нужным вся­чески подчеркивать ее. Как показывает исторический опыт, такую легитимность невозможно обеспечить одними только на­сильственными средствами. К примеру. Римская империя осно­вывалась не только на силе и страхе применения принудитель­ных санкций, но и на согласии, доброй воле и уважении ее подданных. Раз эти последние потеряны, презумпции законно­сти режима и справедливости его законов бросается вызов.

Симптоматично, что доверию и уважению народа к правите­лям еще Конфуций придавал огромное значение. Так, отвечая на вопрос одного из своих учеников — Цзы Гуна о сущности ис­тинного управления, он говорил, что в хорошо управляемом го­сударстве должно быть достаточно продовольствия, достаточно вооружения и народ должен верить правителям. Причем, утверж­дал он, в случае крайней необходимости можно отказаться от во­оружения. продовольствия, но не от доверия народа, поскольку «без доверия [народа] государство не сможет устоять». Мно­гие могущественные мировые державы, которые казались веч­ными и незыблемыми, распадались и становились достоянием ис­тории именно вследствие потери большинством граждан веры в его способность обеспечить их безопасность, благополучие и справед­ливость.

Тем более такая вера необходима для молодых, слабых, не устоявшихся государств. Быстрота и легкость, с которыми рух­нула, например. Веймарская республика, объясняется прежде всего тем, что в глазах большинства немцев она не пользовалась легитимностью, поскольку считалось, что она была навязана Германии несправедливым Версальским договором. Особенно пока­зателен в этом отношении пример Советского Союза, который не­смотря на кажущуюся монолитность, фундаментальность и веч­ность рухнул в буквальном смысле слова в одночасье именно потому, что большинство народа перестало верить в его легитимность. А по­чему так произошло, это уже другой вопрос.

Иначе говоря, законная власть — это та, которую весь народ, во всяком случае большинство, признает властью. Некоторые ав­торы (например, М.Дюверже) даже считают, что принуждение силой, физической, экономической или иной, нельзя называть властью. По их мнению, о власти можно говорить лишь в том случае, когда подчиняющийся верит в то, что, подчиняясь ве­лениям власти, он поступает нормально, справедливо и на закон­ных основаниях. Таким образом, власть предполагает не толь­ко физическое принуждение, но и веру в законность такого принуждения.

Система легитимизации власти прошла длительный и слож­ный путь формирования и эволюции. В течение всей истории человечества вплоть до Нового времени определяющую роль в этом отношении играли мифология и религия. Их роль и функции состояли в обосновании идеи божественного происхождения вла­сти вообще и власти того или иного князя, царя, императора, династии в частности. Нужно учесть, что в той или иной фор­ме эта «божественная идея» прошла через историю почти всех существующих на земле народов, способствуя их консолидации в самые трудные времена. Более того, многие идеи, ценности, установки, связанные с мифологией и религией, составляли са­му инфраструктуру общественного сознания различных сообществ людей, племен и народов. Мифы и религия, будучи частью ис­торической традиции того или иного народа, пронизывают его культурное наследие и не могут не отразиться на характере об­щественного сознания. Большинство мифов древних народов на­стойчиво подчеркивали божественный характер власти вер­ховных правителей. Считалось само собой разумеющимся фактом, что цари, фараоны, императоры, короли прошлого получали власть как бы прямо из рук богов или же сами объ­являли себя верховными божествами.

В большинстве мифов древних народов божества, от которых правители получают власть, являются, как правило, воплоще­ниями справедливости, правды и добродетели, например шумер­ский бог Шамаш, древнеегипетская богиня Маат. Божественный характер власти фараонов означал, что она соответствует естественному божественному порядку справедливости — богине Ма­ат. Эти представления отражены почти во всех известных древ­них законах. Так, изображая предложенные им законы как результат воли богов, древневавилонский царь Хаммурапи (1790 г. до н.э.) подчеркивал: «По велению Шамаша, великого судии небес и земли, да сияет моя справедливость в стране, по сло­ву Мардука, моего владыки, да не найдут мои предначертания никого, кто бы отменил их». Согласно Ведам и Упанишадам, все варны должны следовать божественой дхамме — закону, долгу, обычаю, правилу поведения.

В древнекитайском мифе о божественном происхождении власти вся власть сосредоточена в личности императора Подне­бесной, который является звеном, связывающим народ с Небом. Так, обосновывая божественную природу власти, Конфуций рас­сматривал ее в качестве незаменимого инструмента поддержания порядка в обществе и регулирования отношений между господ­ствующими и подвластными. В системе государственного устрой­ства Конфуция роль высшей направляющей силы отводилась Небу, определяющему, по его мнению, судьбу как самой Подне­бесной, так и всех ее жителей. Оно помогает людям овладеть эти­ческими нормами. Характерно, что прерогативы интерпретации воли Неба принадлежит исключительно цзюнь-цзы, т.е. тем, кто в совершенстве овладел принципами ли, или, иначе говоря, са­мим правителям и бюрократии. Поэтому неудивительно, что Не­бо изображается как страж основных догматов учения самого Кон­фуция, одно из центральных мест в котором занимает идея о цзюнь-цзы.

Согласно Священному Писанию, законы еврейского народа получены Моисеем прямо от Бога. Бог или боги передали власть людям, но в экстремальных случаях они действуют не­посредственно, например через откровения, разного рода чуде­са и т.д. Эта идея получила дополнительное подтверждение в кон­цепции естественного права, как она была сформулирована стоиками и христианскими мыслителями в конце античности. Как считали христианские теологи, мир — это творение выс­ших сил, всевышнего и соответственно все его творения, в том числе и люди, связаны его волей, которая проявляется отчасти через откровение, как оно интерпретируется церковью, отчас­ти с помощью естественного разума. В соответствии с подобны­ми установками в средние века легитимность власти обосновывалась волей божественного провидения и выводимым из него естественным правом.

Показательно, что и в наши дни нередко формирование той или иной нации, ее вступление на общественно-историческую аре­ну обосновываются ссылками на некое божественное провидение. В поисках аргументов часто обращаются к Библии, особенно к тем ее местам, где говорится, что Бог не только правит миром, но и избирает из среды всех народов только один, наделяя его своей благодатью. Крайние формы этого мифа отводят другим на­родам и странам лишь роль фона, на котором разворачивается история того или иного богоизбранного народа. История предо­ставляет нам множество свидетельств того, что идея величия и бо­гоизбранности была присуща чуть ли не каждому великому на­роду, особенно в период его восхождения.

Тесно связанный с нравственными нормами обычай представ­ляет собой древнейшую форму хранения и трансляции социокультурного опыта от поколения к поколению и играет немаловаж­ную роль в жизнедеятельности людей. В отличие от предметной стороны социальной культуры — орудий труда, продуктов ма­териального и духовного производства — обычай представляет собой элемент деятельной ее стороны, которая включает обще­признанные нормы и правила общественно-политической жиз­ни, взаимоотношений между людьми, их поведения, легитимизировавшиеся силой привычки, традиции и общественного мнения.

Легитимность власти нередко достигалась — и этот способ от­нюдь не стал достоянием истории — путем ее персонификации. Здесь личность носителя власти в глазах подданных становит­ся воплощением власти и даже самой властью, человек отожде­ствляется с властью, он сам по себе как бы приобретает атрибу­ты власти. Этот феномен проявляется, в частности, в таком признаке, как приверженность харизматическому лидеру,— признак, который Алмонд считал достоянием обществ, где гос­подствуют доиндустриальные и смешанные политико-культур­ные традиции. Речь идет о том, что то или иное лицо, облечен­ное властью или домогающееся ее, обосновывает свои притязания собственными достоинствами, такими как мужество, храбрость, героизм в бою, решительность в действиях, мудрость и знания при принятии тех или иных решений, какие-либо физические и духовные качества. Нередко именно личные качества давали возможность их носителям вознестись к вершинам власти и, бо­лее того, навсегда прописаться в качестве главных героев в ан­налах истории. Это первые племенные вожди, воины, «основа­тели» наций, городов-государств, империй, религий, «спасите­ли отечества», люди, подобные Цезарю, солдатские императоры в поздней Римской империи периода упадка. Наполеон и т.д.

Ярко выраженная персонализация политической жизни и го­сударственной власти характерна для России. Она способствует тому, что установки, симпатии и антипатии россиян ориентиро­ваны скорее на личности конкретных политиков, нежели на политико-идеологические программы. В этом контексте облик и судь­бы российской истории на различных ее этапах определяли Иван Грозный, Петр Первый, Екатерина II, В. Ленин, Б. Ельцин и другие личности. По сравнению с остальной Европой в России отделение власти над людьми и власти над вещами, государст­венной власти и собственности, государственной или политиче­ской сферы и экономической, социальной и иных сфер произо­шло значительно позже и в весьма несовершенной форме.

Не требуется особых усилий, чтобы продемонстрировать, что харизматичность в различных ее новых формах и модификаци­ях сохраняет актуальность и в современном мире. Более того, ха-ризматические лидеры и харизма как факторы, определяющие симпатии и/или антипатии избирателей и соответственно их выбор, стали важнейшими элементами политической культуры всех типов в эпоху информационной революции и электронных средств массовой информации. Что касается тоталитарного типа политической культуры, то харизма в крайних формах покло­нения вождю — фюреру также является его неотъемлемой со­ставной частью. По-видимому, во многом феноменом персонифи­кации и харизматизации носителей власти объясняется широко наблюдающийся на всем постсоветском пространстве факт мас­совой поддержки избирателями бывших первых секретарей ре­спублик и областей, т.е. тех, кто являлся носителями власти, уже потерявшей свою легитимность. Получается в некотором роде па­радоксальная ситуация, когда нелегитимная власть сохраняет ле­гитимность, плавно перетекая в новые структуры, при этом про­сто переименовываясь или облекаясь в новые формулы, лозунги, программные документы.

Чтобы доказать законность своей власти или подчинить лю­дей своей воле, государи во все времена использовали самые ухи­щренные средства. Среди них центральное место занимал запрет на информацию, которая каким-то образом способна подорвать господствующую форму правления. Именно этой цели с самого начала служила цензура, призванная скрыть от широкой обще­ственности неугодные правящему режиму факты и сведения, за­крыть ей доступ к так называемым подрывным идеям и концеп­циям. Этим объясняется то, что одни государи, как отмечал известный деятель Великой французской буржуазной революции конца XVIII в. Ж.П. Марат, «изгоняют из своих государств ли­тературу, другие запрещают своим, подданным, путешествия, третьи не дозволяют народу размышлять, постоянно развле­кая его посредством парадов, зрелищ, празднеств или же пере­давая его азарту игр... Если же добродетель недовольных не под­дается подкупу, государи выдвигают против них наемные перья подлых писак, всегда готовых оправдывать угнетение, кле­ветать на друзей отечества, чернить со всем присущим им ис­кусством защитников свободы, которых они объявляют нару­шителями общественного покоя».

Верность этого суждения доказывается множеством приме­ров из истории человечества от античности до наших дней. Це­лый ряд подобного рода примеров приводились в гл. 1. Самые, казалось бы, светлые головы античности в лице Гераклита, Пла­тона и других призывали запретить, например, Гомера, Гесиода. Как известно, пресловутая практика «изгнания философов» широко применялась в самых что ни на есть демократических Афинах. Именно там институт остракизма стал одним из важ­нейших средств защиты спокойствия и целомудрия рядовых граждан. Для достижения данной цели не брезговали и цикутой, как это было с Сократом.

Особенно широкие масштабы цензура во всех ее формах и проявлениях приняла с институционализацией христианства в качестве государственной религии Римской империи. Рассма­тривая величайших мыслителей древности как исчадия ада и на этой основе санкционировав уничтожение большинства их тво­рений, отцы церкви и христианские мыслители, по сути дела, способствовали фактическому обрыву античной традиции и пре­данию забвению на многие века духовного наследия античного мира. После принятия императором Константином христианст­ва оно стало государственной религией Римской империи и при­ступило к утверждению своего верховенства в вопросах как ве­ры, так и государственного правления, используя для этого все возможные и невозможные средства — от составления списков запрещенных книг до костров инквизиции.

Харктерно, что в тех случаях, когда не хватает аргументов для обоснования законности режима или формы правления, как правило, прибегают к разного рода лжи и фальсификациям. Так, признавая за государством право внедрять мифы, способст­вующие сплочению общества, Платон опрадывал обман и ложь, если они служат интересам государства. Однако, говорил он, ложь может быть исключительным правом правительства: должна быть «одна царская ложь». В средние века Игнаций Лойола в «Ду­ховных упражнениях» совершенно серьезно рассуждал: «Дабы избежать заблуждения, мы должны быть всегда готовы счесть черным то, что нам видится белым, если это предписывает­ся духовными властями». То, что эти доводы отнюдь не явля­лись просто упражнениями в словесной казуистике, свидетельствует множество примеров из жизни многих стран и народов.

Классическим примером такой лжи, построенной на фальси­фикации, являлся так называемый «Константинов дар», грамо­та, составленная в папской канцелярии примерно в середине VIII в., с помощью которой римские папы в течение многих столетий обос­новывали свои притязания на светскую власть а Западной Ев­ропе. В ней, в частности, утверждалось, что еще император Константин, принявший христианство и сделавший его государ­ственной религией Римской империи в IV в., передал собствен­норучно папе Сильвестру I верховную власть над западной час­тью империи, в том числе над Италией. Подложность грамоты удалось доказать только Лоренцо Валле в XV в.

При всем том государство, как и любой другой общественный институт, считается легитимным, если оно служит благу всей со­вокупности его граждан. Главное требование, предъявляемое к властителям,— это гарантия справедливости правления. Прин­цип справедливости служит оправданию власти независимо от того, как трактуется само это понятие. Здесь как нельзя лучше подходит максима: «salus populi suprema lex», т.е. благо наро­да — высший закон. Однако остается нерешенным вопрос о том, что есть благо, интерес, воля народа. Именно по критерию спра­ведливости и несправедливости и соответственно легитимности и нелегитимности проводилось разграничение между различ­ными формами правления.

Так, добродетель, составной частью которой считалась спра­ведливость, — ключевая категория античной философии. Под ней подразумевалось прежде всего качество, дающее человеку право управлять другими людьми. Поэтому философ, интересующийся проблемами политического правления, ставил прежде всего кар­динальный вопрос: «Что есть добродетель?» По этому критерию в соответствии с традицией, заложенной Платоном, Аристотель, например, различал формы правления, в которых правители уп­равляют «в общих интересах», т.е. для достижения «хорошей жиз­ни» не просто лично для себя, а для всех членов государства, от форм правления, в которых правители преследуют скорее собственный корыстный интерес, нежели общий интерес. Правильными Ари­стотель считал те формы, которые независимо от числа властву­ющих управляются, «руководствуясь общественной пользой», а те, которые имеют в виду собственную выгоду, «только благо правящих — все ошибочны, и представляют собой отклонения от правильных: они основаны на началах господства, а государ­ство есть общение свободных людей». К первым он относил мо­нархию, аристократию и политию, а ко вторым — тиранию, олигархию и демократию, выражающие соответственно выгоду од­ного, немногих и многих неимущих.

Намного более сложную систему легитимизации мы имеем в современном мире. Она сложилась в процессе возникновения и институционализации современного светского национального государства со всеми его атрибутами и сущностными хараткристиками, такими как сувененитет, конституционализм, парла­ментаризм, правовое начало, разделение властей и др.

Большой интерес с данной точки зрения представляют типы легитимизации, предложенные М. Вебером. Вебер полагал, что правители могут претендовать на легитимность своего правления, а управляемые принять его законность на следующих трех ос­нованиях. Первое — это «авторитет вечно вчерашнего», нравов, «традиционное» господство в том виде, «как его осуществляли патриарх или патримониальный князь старого типа». Здесь ле­гитимность основывается на общепринятом убеждении в святости традиций и необходимости подчинения правителям, осуществ­ляющим власть согласно традициям. Вебер рассматривал это как самый универсальный и самый примитивный вариант власти. Од­нако и современные системы в значительной мере черпают свою легитимность из своих традиций. Так, многие аспекты полити­ческой системы Великобритании, например монархия, принима­ются ее гражданами в силу их традиционности.

Второе — исключительные личные качества правителей, на­пример героизм, принципиальность, смелость, решительность и т.д., объединяемых понятием харизмы.

Третье — «господство "легальности", в силу веры в обязатель­ность легального установления (Satzung) и деловой компетент­ности, обоснованной рационально созданными правилами, т.е. ори­ентации на подчинение при выполнении установленных правил». Здесь законность власти определяется по признакам ее соответ­ствия принципам рациональной организации, эффективности и права. То, что делается на законных основаниях, рассматри­вается как легитимное. Отсюда Вебер выводил следующие типы власти: традиционную, харизматическую и правовую.

В современных системах легитимизации в той или иной ме­ре сохраняют актуальность и значимость все названные Вебером типы. Например, одной из опор, на которых держится англий­ская государственно-политическая система, являются тради­ционные институты монархии и палаты лордов. Еще большее значение для ее сохранения, жизнеспособности и эффективно­го функционирования имеют принципы рациональной органи­зации, среди которых центральное место занимают принципы правления права и закона, конституционализма и парламента­ризма и др. В определенных условиях, хотя и косвенно, в об­щественном мнении прочность прерогатив того или иного пра­вительства в значительной степени может быть усилена харизмой его руководителя или тех или иных его членов (наглядный пример этого — М.Тэтчер).

Разумеется, помимо названных в зависимости от нацио­нально-исторических, политико-культурных и иных факторов могут быть использованы также иные средства, доводы и аргу­менты. Например, при легитимизации либеральной демократии с этой целью привлекаются все ее важнейшие атрибуты, служа­щие показателями ее народности и справедливости: принципы представительства, выборности, плюрализма и др.