Политология

Раздел: Экономика и юриспруденция

Как отмечалось выше, в тоталитарной политической систе­ме практически исчезает разделение между государством и граж­данским обществом. Государство доминирует над обществом. Более того, имеет место поглощение и общества и государства един­ственной господствующей партией. При монопартийной систе­ме первоначально происходит совмещение или фактическое сли­яние высших органов власти партии и высших органов государственной власти. Логическим завершением этого про­цесса является превращение партии в осевой институт государ­ственной структуры. И здесь фашизм и большевизм, отправив­шись с противоположных полюсов идейно-политического спектра, пришли к одному и тому же результату. Так, если первые с са­мого начала высшей ценностью считали государство, то привер­женцы второго отстаивали неизбежность исчезновения (во вся­ком случае в теории) государства.

Фашистские теоретики исходили из того, что любая форма организованной, автономно ассоциированной жизни воодушев­ляется государством. Формальным элементом в нем является его суверенная политическая и юридическая власть. Фашистские те­оретики, такие, например, как С.Нунцио, признавали, что ор­ганизованные ассоциации в рамках государства могут формули­ровать правила регулирования взаимоотношений между своими членами, но эти правила будут эффективны лишь в том случае, если они санкционированы государством. Все ассоциации и ор­ганизации в государстве пользуются автономией, поскольку они способны управлять своими внутренними делами. Но тем не менее государство является единственным и конечным источни­ком власти, так как оно обладает исключительным правом ис­пользования насилия. Тем самым фашисты, по сути дела, отвер­гали какие бы то ни было ограничения на политический и юри­дический суверенитет государства. Государство по своей сущности интегрально и тотально, в его рамках нет места частному в от­рыве от публичного. Эта идея нашла доктринальное выражение в следующем афоризме Муссолини: «Все внутри государства, ни­чего вне государства и ничего против государства».

С этой точки зрения интерес представляют меры, предпри­нятые Гитлером уже в первом году своего пребывания у власти. Так, 4 апреля 1933 г. введен запрет на свободный выезд граж­дан из страны, а также выездные визы; 11 апреля — день 1 мая объявлен «праздником национального труда»; 14 апреля — из­гнаны 15% профессоров из университетов и других учебных за­ведений; 7 мая — проведена «чистка» среди писателей и худож­ников и опубликованы «черные» списки «не (истинно) немецких писателей»; 22 сентября — издан закон об имперских культур­ных гильдиях писателей, художников, музыкантов, который предусматривал фактический запрет на издание, исполнение, вы­ставки всех тех, кто не является членом гильдии; 1 декабря — издан закон об обеспечении единства партии и государства и т.д.

Нечто подобное было целенаправленно осуществлено и у нас в стране с приходом к власти в 1917 г. большевистской партии. Уже в начале 1918 г. было разогнано Учредительное собрание. Этот акт положил начало уничтожению или подчинению большевика­ми всех независимых институтов и небольшевистских партий. Го­ды «военного коммунизма» стали периодом установления поли­тической диктатуры. Постепенно сворачивалась издательская деятельность, запрещались все небольшевистские издания, под­вергались аресту руководители оппозиционных партий, которые затем объявлялись вне закона. Все большую власть приобретал репрессивный аппарат в лице ВЧК и ее преемниц, под полный контроль большевистской партии были поставлены профсоюзы. Процесс закрепления и ужесточения диктатуры принял особен­но широкий размах с приходом к власти И.В.Сталина.

В итоге для обоих вариантов тоталитаризма стали характер­ны полное доминирование государства над обществом, элимина­ция различий между государством и обществом. Более того, и общество, и государство были фактически поглощены одной гос­подствующей партией. При монопартийной системе первона­чально происходит совмещение или фактическое слияние высших органов партии и высших органов государственной власти. Логическим завершением этой тенденции является превращение партии фактически в решающий стержневой элемент государст­венной структуры. Показательно, что, отвергая саму возможность примирения с существованием каких бы то ни было «марксистско-демократических центровых» или иных партий, Гитлер и другие руководители Третьего рейха исходили из того, что имен­но партии со своими особыми, конфликтующими друг с другом программами и стратегиями повинны в развале Германии и, ес­тественно, не могут стать фактором ее возрождения. Отсюда Гитлер делал вывод: «пока будет существовать национал-социалистическое государство, будет существовать национал-соци­алистическая партия. Пока будет существовать национал-со­циалистическая партия, не может быть ничего иного в Германии, кроме национал-социалистического государства». Симптоматично, что провозгласив «вечность» своей партии, Гит­лер декларировал в 1935 г.: «Партия есть моя частица, а я — часть партии».

«Мы. говорим Ленин, подразумеваем — партия, мы говорим партия, подразумеваем — Ленин». Всем нам знакомы эти сло­ва. Но вслед за известным поэтом мы могли бы с равным осно­ванием сказать: «мы. говорим партия, подразумеваем — государ­ство, мы говорим государство, подразумеваем — партия». Не случайно ведь в шестой статье конституции СССР было за­фиксировано положение, согласно которому КПСС является яд­ром политической системы СССР. Нельзя не отметить, что как фашизм (предельно откровенно), так и большевизм (в более за­вуалированной форме) в дополнение и осуществление партийно-государственной диктатуры проповедали и широко практикова­ли авторитарную власть фюрера — вождя. Этот принцип в качестве руководства для себя недвусмысленно сформулировал Гитлер в «Майн кампф»: «...власть начальника над подчинен­ным и подчинение нижестоящих вышестоящим».

На Х съезде ВКП(б) В.И.Ленин проводил мысль о том, что диктатура пролетариата слишком серьезная вещь, чтобы ее мож­но было доверить самому пролетариату. Он часто говорил, что «диктатура пролетариата невозможна иначе, как через комму­нистическую партию большевиков». Более того, Ленин шел зна­чительно дальше этой констатации, обронив как-то фразу, в пре­дельно сжатой форме отражающую суть большевистской системы власти: «Советский социалистический демократизм осуществля­ется единолично и диктатуре нисколько не противоречит... во­лю класса иногда осуществляет диктатор, который иногда один более сделает и часто более необходим». З.Бзежинский и К.Фриндрих называют тоталитарную диктатуру «автократией, осно­ванной на современной технологии и массовой легитимизации».

Партийному монизму соответствует монизм идеологический, который пронизывает всю иерархию властных отношений свер­ху до низу — от главы государства и партии вплоть до самых низ­ших звеньев власти и ячеек общества. Так, в сталинском вари­анте тоталитаризма марксизм-ленинизм стал идеологической основой партийно-государственного режима. Обосновывался те­зис, согласно которому большевистская партия, возглавившая клас­совую борьбу трудящихся и угнетенных, начала и совершила про­летарскую революцию и встала на рельсы социалистического строительства, тем самым проложив путь к светлому будущему — коммунизму. Следовательно, именно ей должна принадлежать вся полнота государственной власти. В данном вопросе мало чем отличалась позиция руководителей и идеологов фашизма, ко­торые считали, что только исключительно НСДАП вправе быть единственным носителем власти и вершителем судеб Германии.

В этих двух главных разновидностях тоталитаризма все без исключения ресурсы, будь то материальные, человеческие или интеллектуальные, были направлены на достижение одной уни­версальной цели: тысячелетнего рейха в одном случае и светло­го коммунистического царства всеобщего счастья — в другом. Еди­ная универсальная цель обусловливает единую моноидеологию в лице государственной идеологии и сконструированные на ее ос­нове политические ориентации, установки, принципы, которые с помощью разветвленной сети средств массовой информации и про­паганды, семьи, школы, церкви и т.д. должны были настойчиво внедряться в сознание широких масс, обосновывать и объяснять действительность в терминах этой цели, преодолевать препятст­вия, стоящие на пути достижения этой цели. Все, что не согла­суется с единомыслием в отношении данной цели, предается ана­феме и ликвидируется. В результате все разногласия в обществе расцениваются как зло, которое следует вырывать с корнями.

В силу своей органической связи с политической борьбой спо­ры марксизма-ленинизма и национал-социализма с другими фи­лософскими школами, идейными течениями и обществоведчес­кими направлениями неизменно приобретали политическое содержание. Это определяло нетерпимость приверженцев тоталитаризма к позициям и аргументам оппонентов — представи­телей других течений и направлений, фанатичность в отстаива­нии собственных позиций и принципов. Отсюда принцип: «Кто не с нами — тот против нас» или «если враг не сдается, его уничтожают». В подобном же духе в одном из своих выступ­лений в 1925 г. Гитлер говорил: «В нашей борьбе возможен только один исход: либо враг пройдет по нашим трупам, либо мы пройдем по его».

Тоталитарное государство использовало всю свою мощь для утверждения мифологической версии своей идеологии в качест­ве единственно возможного мировоззрения. Она была превраще­на, по сути дела, в своего рода государственную религию со сво­ими догматами, со священными книгами, святыми, апостолами, со своими богочеловеками (в лице вождей, фюреров, дуче и т.д.), литургией и т.д. Здесь государство представляет собой чуть ли не систему теократического правления, где верховный жрец-иде­олог одновременно является и верховным правителем. Это, по удачному выражению Н.Бердяева, «обратная теократия».

Поэтому не случайно, что марксизм, рассматриваемый как за­вершение всей мировой философии, был выведен из-под крити­ки, а его положения сделаны критериями оценки всех осталь­ных философских систем. Уже Ф.Энгельс и тем более наиболее преданные последователи основоположников марксизма заложи­ли прочный фундамент позиции, ставящей К.Маркса вне кри­тики и тем самым превращающей его в неприкосновенного про­рока нового учения. «Маркс,— писал, например, Ф.Энгельс,— настолько превосходит всех нас своей гениальностью, своей чуть ли не чрезмерной научной добросовестностью и своей баснослов­ной ученостью, что если бы кто-либо попытался критико­вать его открытия, он только обжегся бы при этом. Это воз­можно будет только для людей более развитой эпохи». Таким образом, произведения Маркса приобретали статус священного писания, не подпадающего под общепринятые правила и нормы рационального критического анализа. Что касается марксизма-ленинизма советского периода, то он приобрел атрибуты фунда-ментализма с его фанатизмом, буквализмом и эсхатологизмом.

Статус религиозной веры с существенными элементами ми­стицизма и даже спиритуализма приобрела фашистская идеоло­гия, особенно в ее нацистской ипостаси. Ее священными книга­ми стали работа Х.С.Чемберлена «Основы девятнадцатого века», которую гитлеровская газета «Фелькишер беобахтер» в 1925 г. назвала «евангелием нацистского движения», «Миф двадцато­го века» А.Розенберга и др. Разумеется, над всеми ними стояла «Майн кампф» А.Гитлера, предлагавшаяся в качестве идейно-политической платформы тысячелетнего рейха. Показательно, что почти во всех немецких семьях она выставлялась на почет­ное место в доме, считалось почти обязательным дарить ее же­ниху и невесте к свадьбе и школьнику после окончания учебы. Касаясь отношения широких масс к самому Гитлеру, газета «Франкфуртер цайтунг» писала в 1934 г.: «Из масс поднимает­ся почти не воспринимаемый, но весьма влиятельный коллек­тивный флюид. Это есть тот поток, который производит "германское чудо". Этот поток встречается с невидимыми вол­нами, которые исходят от самого Гитлера. Эта игра обмена душевными силами заменила в Германии партийный парламент... Не в голосованиях, а в живых, определяемых чувством связях между вождями и последователями, укрепляемых такими встречами с народом, находится политический центр тяжес­ти нового государства».

Тоталитарные варианты политической философии постули­руют идентичность индивидуальных и коллективных целей, обещая, что нормальные цели индивидуальных людей будут выполнены по мере реализации целей народа, нации, страны, го­сударства и т.д. «Совершенному обществу,— писал Н.Новгород-цев,— приписывается значение высшей нравственной основы, которая дает человеку и полноту бытия и смысл существова­ния. Общественное начало получает абсолютный характер. Пре­данность обществу заменяет религиозные стремления, обе­тование земного рая ставится на место религиозных чаяний».

Отсюда следует, что совершенствование людей непрерывно свя­зано с совершенствованием общества. Поскольку как индивиду­альные, так и коллективные цели носят телеологический харак­тер, моральность состоит в выполнении целей, которые коренятся в природе самого субъекта, определенной соответствующей иде­ологией.