БИБЛИОТЕКА «СТРАНИЦЫ ИСТОРИИ ОТЕЧЕСТВА»

ДАЛЕКИЙ ВЕК:

Иван Грозный. Борис Годунов. Ермак

Исторические повествования

Наиболее интересный материал для суждения о личности царя Ивана дает его переписка с князем Курбским. Однако недавно профессор Э. Кинан из Гарвардского университета (США) пришел к заключению, что Иван IV никогда не был писателем, а приписанные ему сочинения были написаны совсем другим лицом, затеявшим сложную мистификацию через полвека после смерти царя. Открытие Э. Кинаиа вызвало бурю в ученом мире. Будь Э. Кинан прав, пришлось бы заново переписать историю России XVI века. Многое изменилось бы и в традиционной оценке личности Грозного.

Э. Кинан обнаружил текстуальное сходство в первом послании Курбского и в сочинениях монаха Исайи. Это открытие стало главным в системе доказательств подложности переписки Грозного и Курбского. Не случайно вопрос о текстологических связях «Исайя — Курбский» превратился  в  центральный  вопрос  мировой дискуссии.

История Курбского и Исайи такова. Православный литовский монах Исайя, родом из Каменец-Подольска, приехал на Русь из Литвы летом 156! года. По его собственным словам, цель его поездки сводилась к тому, чтобы заполучить в Москве некоторые переводы церковных книг. Исайя приехал на Русь одновременно с греческим митрополитом Иосафом, посланцем Константинопольского патриарха к царю. Грек будто бы и стал виновником злоключений литовского монаха. По его доносу московские власти арестовали Исайю и заточили его в тюрьму сначала в Вологде, а потом в Ростове.

В тюрьме Исайя написал несколько посланий, одно из них — «Плач» — точно датировано 1566 годом. Э. Кинан обратил внимание на совпадение одной фразы в «Плаче» Исайи и первом послании Курбского царю и L-дел ал вывод о том, что первое из сочинений явно повлияло на второе. Аналогичное влияние на послание Курбского (согласно гипотезе Э. Кинана) оказало другое письмо Исайи («Жалоба»), которое не имеет даты, но, по Кинану, может быть отнесено к тому же 1566 году. Андрей Курбский определенно написал свое первое письмо к царю в 1564 году. Поскольку он не мог заимствовать текста из писем, написанных два года спустя, значит (делает вывод Э. Кинан), «письмо Курбского» было написано кем-то другим.

Отмеченные американским исследователем совпадения весьма различны по своему объему, характеру и происхождению. В текстах посланий Курбского и «Плача» Исайи все сходство исчерпывается одной неполной фразой, которая не заключает в себе никакой серьезной биографической информации. Совпадение исчерпывается сравнительно небольшой богословской цитатой. Оба писателя обращаются к трафаретному образу справедливого бога, воздающего мзду даже за чашу студеной воды. Опосредствованно этот образ восходит к евангельскому тексту Матфея: «аще напоит... сих чашею студены воды... не погубит мзды своея» (Матф. X, 42). Сходство единственного богословского штампа, несколько видоизмененного каждым из авторов, едва ли может служить достаточным доказательством прямого заимствования текста.

Черный дьякон Исайя, присланный в Москву для «списания» церковных книг, был достаточно искушен в богословии. Курбский не уступал ему в этом, свидетельством чего служит его переписка с ученым монахом Вась-яном о подлинности Никодимова евангелия. Почему же два богословски образованных писателя должны были непременно заимствовать друг у друга фразу о Хрнсте-мздовоздателе и чаше студеной воды? В соответствии с литературными канонами своего времени не только духовные, но и светские писатели обильно оснащали свои писания ходячими богословскими цитатами и стихами, которые они знали наизусть и постоянно держали на кончике пера. Образованные люди средневековья могли цитировать приличные случаю тексты большими отрывками. Почему же тогда Исайя и Курбский не могли процитировать по памяти три неполные строки? Курбский, будучи на свободе, имел все возможности, чтобы сверять свои цитаты по книгам. Исайя сочинил свое произведение при иных обстоятельствах. Монах, по его собственным словам, написал «Плач» в ростовской тюрьме. У узника едва ли была возможность обращаться к каким бы то ни было рукописям или церковным книгам. Скорее всего, он воспроизвел цитату о Хрпсте-мздовоздателе по памяти.

Немецкая исследовательница И. Ауербах и московский историк Ю. Д. Рыков предприняли специальный поиск текстов священного писания, которые могли быть положены в основу общих мест посланий Курбского и сочинений Исайи. Приведенный ими материал вполне подтверждает вывод, что эти люди хорошо знали один и тот же круг православных богословских сочинений, а потому охотно прибегали к одним и тем же цитатам и образам.

Сходство неполной фразы о боге-мздовоздателе в «Плаче» Исайи и «Послании» Курбского царю носило, скорее всего, случайный характер и объяснялось тем, что оба писателя были православными начетчиками, имевшими сходные вкусы и культуру, воспитанными на одном и том же круге священных книг и цитат.

Совершенно иной характер носят совпадения в тексте «Послания» Курбского и «Жалобы» Исайи. Наличие комбинации из пяти фраз и фрагментов, а равно наличие важной биографической информации в сходных местах исключает случайное совпадение. Один из писателей явно заимствовал текст у другого.

Э. Кинан полагает, что Исайя написал «Жалобу» в 1566 году. Анализ переписки Исайи обнаруживает ошибочность такой датировки.

Письма Исайи (пять текстов) отложились в рукописном сборнике (шифр 0.XVII.70), который хранится в Государственной Публичной библиотеке в Ленинграде. Названные тексты можно условно назвать так: I) ^Послание» (1567 г.); 2) «Плач» (1566 г.); 3) «Жалоба»; 4)   «Объяснение»; 5)   «Предсказание».

По словам Э. Кинана, все пять названных текстов являются отдельными произведениями, написанными в разное время, различными стилями и для различных целей.

Но это не так. Три последних отрывка — ^Жалоба-,, «Объяснение» и «Предсказание» — являются частями одного и того же письма. Они объединены одной темой. Эта тема — поездка Исайи в Московию, приведшая его в тюрьму. В «Жалобе» Исайя объяснял причины своей опалы в Московской земле. В «Объяснении» доказывал, будто он поехал на Русь за церковными книгами и его поездка имела благочестивые цели. В «Предсказании» монах утверждал, будто еще в Вильнюсе ему предсказали беды, случившиеся с ним в Москве. Три фрагмента написаны как бы по единому летописному плану. Первый из них начинается словами: «От Рождества Христова 1561 августа 1». Второй фрагмент просто не мог быть написан отдельно от первого, поскольку в начале его значится: «Того же року (года) 1561». Из всех трех текстов лишь первый имеет заголовок и лишь последний — концовку «Аминь!».

Итак, три текста, не разделенные в рукописи, составляют единое послание «мниха Исайи». При каких же обстоятельствах оно было составлено?

Миссия Исайи в Москву преследовала культурные цели. Примерно за год до его поездки православные магнаты О. Волович и М. Гарабурда пытались заполучить у московского дьяка И. Висковатого – «Евангельские беседы» И. Златоуста в переводе М. Грека. Дьяк пообещал книгу, но предупредил, что для переписки книги потребуется много времени. В июле 1560 года Исайя стал готовиться к поездке в Москву. Литовские власти включили в состав его миссии «многоученого хлопца», умудренного в грамматике, который и должен был списать книгу в Москве. Но уже в июле 1560 года некий философ предсказал Исайе печальный исход его миссии (текст «Предсказание») .

За историей текстов скрывается история людей. На основании переписки Исайи можно заключить, что ему предъявили очень серьезные обвинения. Причины тридцатилетнего пленения Исайи были таковы, что он предпочел уклониться от любых объяснений по существу дела. Узник получил надежду на освобождение в конце Ливонской воины. В марте 1584 года он был призван во дворец, и Грозный беседовал со своим пленником в присутствии Боярской думы. По утверждению Исайи, его освобождению помешали тогда война и смерть царя. Но его слова далеки от правды. Исайя был вызван к царю, когда русско-польская война закончилась и литовско-польские представители явились в Москву с требованием об освобождении всех пленных. Грозный прожил два года после заключения мира. Но Исайя так и не был освобожден. Неизвестно, предпринимало ли литовское правительство какие-либо меры к вызволению Исайи до смерти Грозного. Однако едва царь умер, как литовцы предприняли энергичный демарш в Москве. В июне 1584 года литовский посол Лев Сапега обратился к Боярской думе с особым ходатайством об Исайе и получил заверения, что ответ будет дан ему позже. I июля того же года посол возобновил свое ходатайство, но и на этот раз ничего не добился. Запоздалая забота литовского правительства о своем, подданном так и не принесла успеха.

Литовское правительство приступило к подготовке миссии Исайи в то время, когда влиятельные силы в Москве и Вильне пытались предотвратить столкновение двух государств. К лету 1561 года стало очевидно, что эти попытки потерпели полную неудачу. Литовская армия перешла русскую границу и после пятинедельной осады захватила один из замков в русской Ливонии. В обстановке начавшейся большой войны из-за Ливонии миссия Исайи утратила какие бы то ни было шансы на успех. Тем не менее литовское правительство снабдило Исайю богатыми подарками для Грозного, многими купеческими товарами и переправило его через границу в свите греческого митрополита, направлявшегося из Константинополя в Москву. В обстановке войны Исайю должны были завернуть обратно в Литву из первой же русской пограничной крепости. Но дьякон объявил, что вышел «на государств имя», что везет почтенные дары (злато, бисер, дорогие камни) царю Ивану, и, чтобы окончательно завоевать доверие московитов, подал донос на грека митрополита. Таким образом, ему удалось попасть в русскую столицу, где сразу же после его прибытия произошли важные события.

15 января 1562 года в Москве был арестован боярин князь И. Д. Вельский. Глава Боярской думы, высшего государственного органа России, был изобличен в изменнических связях с литовским правительством. На его дворе нашли охранную грамоту на въезд в Литву за подписью короля Ситизмунда и подробную роспись дороги до литовского рубежа. По времени арест литовского подданного Исайи в Москве довольно точно совпал с раскрытием измены Вельского, ибо ранее июля 1562 года монаха доставили в далекую Вологду, к месту наказания. По-видимому, совпадение не было случайным.

Миссия Исайи была задумана как культурно-торговое предприятие. Но она была загублена в обстановке противоборства и воины. В феврале 1561 года последним дипломатический агент литовского правительства покинул Москву. Спустя несколько месяцев граница окончательно закрылась из-за военных действий. Все это затруднило литовскому правительству сношения с боярской оппозицией в Москве, ввиду чего оно и решило использовать Исайю для продолжения интриги. Примечательно, что Исайю снарядили на Русь литовские сановники О. Воло-вич и Г. Ходкевич. Первый из них участвовал спустя год-два в тайных переговорах с Курбским, завершившихся его бегством в Литву, Второй пытался снова завязать сношения с Вельским через несколько лет. Жестокое наказание Исайи в Москве явилось, по-видимому, следствием его причастности к тайным интригам литовского правительства против царя.

Официальные литовские власти не осмелились открыто заступиться за своего подданного. Но они пытались завязать тайные сношения с ним после его заточения в вологодскую тюрьму.

В рукописном сборнике (шифр 0.XVII.70) вслед за тремя текстами Исайи (№3, 4, 5) помещен «Лист» неизвестного, адресованный Исайе.

Автор «Листа» пожелал остаться неизвестным. Во всяком случае, он знал Исайю и рассчитывал на его доверие. Видимо, это был иноземец. «Лист» заканчивается словами: «Писано року 1562 юлия в земли Московской на Вологду». Московский человек едва ли мог сказать: «Писано в земли Московской», и он иначе датировал бы письмо: на Руси вели счет от сотворения мира, а не от рождества Христова.

Предположение о том, что автор «Листа» был соотечественником Исайи, подкрепляется тем фактом, что в ответе «брату» Исайя выставляет себя литовским патриотом и верным подданным короля. Далекую родину он называет не иначе, как «Новым Израилем», «нашим великим государством Литовским», столицу Вильну — «пре-славным и прекраснейшим местом». Стиль Исайи становится возвышенным, когда он пишет о короле: «...в наше пресяаснейшее и превысочайшее государство Литовское в державу нашего преславного и великого христианского государя милостивого краля Сиеизмунда Августа». Очевидно, Исайя мог писать так лишь земляку-литовцу.

Автор «Листа» сообщил Исайе, что его посетит некий «брат»: «и ты, бога ради, во всяких словесах (во вопросах и ответах) прими его яко мою душу... А яж о нас вся ти скажет». Ради сохранения секретности покровители Исайи поручили своему посланцу объясниться с ним устно.

«Лист» неизвестного к Исайе имеет исключительно важное значение с точки зрения датировки Послания Исайи, включающего текст «Жалобы». Обратим внимание на следующее текстуальное совпадение в «Листе» и в Послании:

«Лист,. (1562 год)     Послание Исайи (без даты)

Иже слиоесп ради   истинного      

Днесь аи в темнице, и слона

во юзах страждущему мниху Исае.

ради истинного Христова во юзах

яко злодеи зле стражу.

Можно ли предположить, что неизвестный литовский автор и его адресат Исайя написали отмеченную фразу независимо друг от друга? Такое предположение следует признать невероятным. Близкие фразы не были трафаретной богословской цитатой. Они заключали в себе исключительно важную биографическую информацию.

Составитель «Листа» подсказывал Исайе единственную возможную для него линию защиты. Он обращался не к лазутчику и шпиону, а к борцу за православную веру, незаконно посаженному в тюрьму. В этом тезисе заключалась единственная возможность вызволить Исайю из тюрьмы, а также оградить от преследований «брата» в случае, если он попадет (вместе с «Листом») в руки московских властей.

Обращение литовских покровителей звучало как своего рода пароль. Исайя повторил этот пароль в первых строках ответного письма. Линия защиты прове-дена через все части письма Исайи: в «Жа- . лобе» он сообщает, что попал в московскую тюрьму по доносу грека Иоасафа (на самом деле грек стал жертвой доноса Исайи); во второй части («Объяснении») монах клянется, что поехал в Москву с благочестивыми целями — за православными книгами.

Самым существенным является то, что «Лист» неизвестного имеет точную дату—«июль 1562 года». На границах шла кровопролитная война. Исайя не мог медлить с ответом. Он должен был написать ответное послание сразу после получения «Листа», датированного 1562 годом. Если бы прибывший в Вологду лазутчик уехал с пустыми руками, Исайя лишился бы возможности передать ответ своим литовским покровителям.

О. Волович и другие сановники, снарядившие Исайю в Москву, участвовали через год-два в тайных переговорах с Курбским, завершившихся бегством последнего в Литву. Исайя принадлежал к тому же кругу ревнителей православия в Литве, к которому принадлежали русские эмигранты Тетерин, Сарыхозин, позже Курбский. Литовские власти использовали услуги этих лиц для тайных сношений со своими сторонниками в России. Понятно, что письмо Исайи должно было попасть в их руки, после чего с ним познакомился Курбский.

Итак, парадокс Курбского получает простейшее объяснение. Исайя получил «Лнет» в 1562 году и тотчас же ответил на обращение своих литовских покровителей, Курбский сделал заимствования из письма Исайи в 1564 году.

Спор о переписке Грозного продолжался несколько лет. Б ходе дискуссии были опубликованы три монографии и множество статей. Их авторами были ученые самых различных школ и направлений. В конце концов гипотеза Э. Кинана была отвергнута мировой наукой. Спор завершен. Подлинность сочинений Грозного и Курбского не вызывает более сомнений.

Царь Иван не получил систематического образования в детстве, но природа наделила его неплохими способностями, и он много сделал для пополнения своих знаний в период реформы. Царь любил цитировать священное писание и ссылаться на древнюю и новую историю в беседах с иностранными послами. Он любил вести диспуты на богословские темы. Грозный обладал качествами, редкими для людей его положения В критических для себя условиях он не раз откладывал в сторону меч, чтобы словом вразумить своих строптивых подданных.