БИБЛИОТЕКА «СТРАНИЦЫ ИСТОРИИ ОТЕЧЕСТВА»

ДАЛЕКИЙ ВЕК:

Иван Грозный. Борис Годунов. Ермак

Исторические повествования

Стихийные бедствия и татарские набеги приносили неописуемые бедствия. Но опричники были в глазах народа страшнее татар. Царь оправдывал введение опричнины необходимостью искоренить неправду бояр-правителей. На деле опричный режим привел к неслыханным злоупотреблениям. Как говорят очевидцы, земские суды получили от царя распоряжение, которое дало новое направление   всему   правосудию.   Распоряжение   гласило: «Судите праведно, наши виноваты не были бы». Следуя таким указаниям, судьи перестали преследовать грабителей и воров из числа опричников. В годы опричнины процветали, как никогда, политические доносы. Опричник мог подать жалобу на земца, будто тот позорит его и всю опричнину. Земца в этом случае ждала тюрьма, Его имущество доставалось доносчику. Бесчинства опричнины достигли апогея ко времени новгородского похода. В разоренной чумой и голодом стране, где по дорогам бродили нищие и бродяги, а в городах не успевали хоронить мертвых, опричники безнаказанно грабили и убивали людей. Они обшарили все государство, на что царь не давал им согласия, повествует опричник Штаден. Так начались многочисленные душегубства и убийства в земщине. Разумеется, царь Иван и его приспешники не поощряли прямой разбой. Но они создали опричные привилегии и подчинили им право и суд. Они возвели кровавые погромы в ранг государственной политики. Следовательно, на них лежала главная вина за беззакония опричнины. В конечном итоге погромы более всего деморализовали саму опричнину.

Падение старого опричного руководства разрушило круговую поруку, связывавшую членов опричной думы. Состав думы пополнился земцами, многие из которых испытали злоупотребления опричнины. Члены новой опричной думы, по-видимому, стали сознавать опасность деморализации охранного корпуса. Опричники, повествует Штаден, творили в земщине такие беззакония, что сам великий князь объявил наконец: «Довольно!» Казнь Басманова ознаменовала конец целой полосы в истории опричнины. Подвергнув опале тех, кто создал опричнину, царь велел подобрать жалобы земских дворян и расследовать самые вопиющие преступления опричников.

Телега опричного правосудия сделала крутой поворот. Опричный боярин князь Темкин был предан суду за то, что он, взяв крупную сумму у митрополичьего дьяка, отказался вернуть долг и, чтобы избавиться от кредитора, убил его сына. Суд постановил наказать Темкина и конфисковать одну из его вотчин. Царь, любивший показную строгость, утвердил приговор суда. Помимо всего прочего Грозный примерно наказывал опричных, чтобы вернуть доверие земщины. Казни и судебные преследования расстроили механизм опричного управления. Опричная администрация, прежде энергичная и деятельная, впала в паралитическое состояние. Штаден, посетивший главную резиденцию в Москве, был поражен царившим там настроением. «Когда я пришел на опричный двор,— повествует он, — все дела стояли без движения... бояре, которые сидели в опричных дворах, были прогнаны; каждый, помня свою измену, заботился только о себе».

Попытки положить конец наиболее вопиющим злоупотреблениям на первых порах не затронули основ опричного режима, но проводились они с обычной для Грозного решительностью и беспощадностью и вызвали сильное недовольство в опричном корпусе. «Тогда,— свидетельствует Штаден, — великий князь принялся расправляться с начальными людьми из опричнины».

Опричному двору нужен был новый блестящий фасад, и царь постарался украсить его самыми аристократическими фамилиями России. В первые дни опричнины он послал на эшафот боярина князя А. Б. Горбатого. В последние дни во главе опричной думы встал боярин князь И. А. Шуйский. Вместе с ним в опричной думе служила теперь знать самого высшего разбора: удельные князья Ф. М. Трубецкой и Н. Р. Одоевский, бояре князья П. Д. и С. Д. Пронские, боярин князь В. А. Сицкий, окольничий князь О. М. Щербатый, князь А. П. Хованский и пр. Почти все эти лица или их родственники подверглись преследованиям при Басманове. Подготовляя почву для окончательной расправы с опричной гвардией, царь Иван старался обеспечить себе поддержку тех сил, которые более всего пострадали от опричных порядков. Но все это не означало, что в опричнине в конечном итоге взяла верх высшая аристократия. Опричники Таубе и Крузе весьма метко характеризовали последнее опричное правительство, заметив, что при особе царя не осталось никого, кроме отъявленных палачей и молодых ротозеев. Представители высшей титулованной знати, появившиеся в опричнине, принадлежали ко второй категории: в большинстве своем это были люди сравнительно молодые. Их роль сводилась к внешнему представительству. Подлинными же руководителями опричной думы были палач Малюта Скуратов и его приспешники, возглавлявшие сыскное ведомство.

Царь, живший в постоянном страхе перед воображаемыми заговорами, слепо доверял своему главному сыщику Мал юте и видел в нем всегдашнего спасителя. Скуратов помог Грозному расправиться со старой опричной гвардией. Знати имя Малюты Скуратова-Бельского было столь же ненавистно, как и имя основателя опричнины Басманова-Плещеева. Курбский желчно бранил царя за  приближение  «прескверных паразитов  и  маньяков», «прегнуснодейных и богомерзких Вельских с товарьици», <юприишицов кровоядных». Даже среди незнатных опричников Скуратов выделялся своим худородством. В списках думных дворян опричнины его имя стояло последним. Лишь накануне полной отмены опричнины, когда влияние Малюты достигло апогея, он получил назначение на пост дворового воеводы. Такие посты могли занимать исключительно представители родовитой боярской знати.

Успех Скуратова невозможно объяснить одним только расположением царя. Высокое назначение было, по-видимому, следствием того, что Малюта способствовал заключению брака Грозного с Марфой Собакиной и через этот брак породнился с царской семьей. Высокое родство смыло с Вельского печать худородства. Среди его дочерей одна вышла замуж за двоюродного брата царя И. М. Глинского, другая — за будущего царя Б. Ф. Годунова, а третья — за князя Д. И. Шуйского, брата будущего царя.

Помощником Малюты в сыскном ведомстве был думный дворянин Василий Грязной. Он также происходил из худородной семьи и начал службу у одного старицко-го боярина «мало что не в охотникех с собаками-». После роспуска свиты В, А. Старнцкого Грязной был зачислен в опричнину и попал из псарей в царские советники. Вместе с Малютой Грязной исполнял роль следователя и судьи в деле князя Владимира, а затем руководил разгромом Новгорода. Положение Грязного пошатнулось во время чистки опричной гвардии, когда казни подверглись его двоюродные братья. Василий избежал той же участи благодаря покровительству своего друга Малюты. Едва только Скуратов погиб, Грязной лишился думного чина и был сослан в небольшую крепость на крымской границе, где попал в плен к татарам. Письма из Крыма дают весьма точное представление о характере и достоинствах главного сподвижника Малюты. Неутомимый собутыльник царя, завоевавший его благосклонность застолькыми шутками, Васютка Грязной сочетал в себе качества шута и палача разом. Это был человек невероятно хвастливый, тщеславный и легкомысленный. Чтобы оправдать свое пленение, Грязной с серьезным видом уверял царя, будто подчиненные ему земские лучники бежали при виде татар, а он в одиночку сцепился с двумя сотнями врагов. Когда его повалили наземь, уверял Василий, он «над собой укусил шти (шесть) человек до смерти, а двадцать да дву ранил-»; в крымском плену он  (неведомо как) государевых собак изменников «всех перекусал же, все вдруг (!) перепропали, одна собака остался — Кудеяр, и тот», по его «грехом, малснко свернулся». Письмо к царю из плена Васютка закончил следующими словами: «Ты, государь, аки бог, и мала и велика чинишь». В приведенных словах историки усматривали чуть ли не манифест худородного опричного дворянства. Но, может быть, то была лишь раболепная выходка впавшего в немилость опричного фаворита?

Под стать Вельскому и Грязному был думный дворянин Роман Олферов-Нащекин, выдвинувшийся в самом конце опричнины. Несмотря на полную безграмотность, он стал по милости царя хранителем печати (печатником) и возглавил весь приказной аппарат опричнины. Однажды Олферов затеял местнический спор с земским казначеем князем Мосальским и, нимало не смущаясь, написал в своей челобитной царю: ##, холоп твой, не .ведаю, почему Масальские князи и хто они». Государственный казначей не только стерпел бесчестье, но и смиренно заявил, что ^своего родства Масальских князей не помнят», «Роман — человек великой, а я человек молодой...». В местническом деле безграмотный печатник предстает перед нами как «великий человек» опричнины.

Характеристика опричного правительства оказалась бы неполной без упоминания о царе Иване. Современники преувеличивали влияние склонностей и прихотей Грозного на ход событий. Но историк впал бы в другую крайность, если бы вздумал отрицать значение деятельности Грозного для истории XVI века.

Многочисленные литературные сочинения царя служат, пожалуй, самым надежным материалом для суждения о его личности. В своих писаниях Грозный предстает человеком, от природы одаренным острым умом. Его достоинства — политический темперамент, талант публициста, образованность — были весьма необычны для людей его положения. Но причудливое сплетение противоположных свойств в натуре царя Ивана поражало уже его современников. Они не скрывали удивления, описывая безрассудную мнительность и «мудроумие» Ивана IV, его невероятную жестокость и заботу о воинстве, его гордыню и смирение.

Какое влияние оказали личные качества Грозного на события его времени? Ответить на этот вопрос не так-то легко. В пору реформ личное влияние Ивана IV умерялось авторитетом его советников. В пору опричнины Грозный окончательно избавился от старых советников и боярской опеки. Казалось бы, царь достиг наконец неограниченной власти, которой домогался. Но такое впечатление, по-видимому, страдает преувеличением. Опричнина явилась любимым детищем Грозного, но она не была плодом только его ума и энергии. В важнейшие периоды опричнины рядом с царем Иваном неизменно выступает целая плеяда деятелей практического склада: Басманов, Вяземский, Скуратов. На первый взгляд эти люди кажутся лишь послушными исполнителями распоряжений Грозного. Но подлинное влияние их на опричную политику было велико.

Царь Иван не раз поучал сына-наследника, как ему «людей держати... и от них бсречися и во всем их умети к себе присвоивати». Но сам он не умел «присвоить», надолго подчинить своим целям даже «ближних людей». В характере Ивана была одна удивительная черта: при всей своей подозрительности и жестокости он, как верно подметил В. О. Ключевский, обладал особой привязчивостью. Людям, умевшим доказать ему свою преданность, Грозный доверял безгранично, до излишества. Будучи человеком душевно неуравновешенным, легко поддающимся внушениям, царь постоянно подчинялся влиянию фаворитов. Без их совета он не мог обойтись ни при решении важных политических дел, ни при выборе очередной невесты. Сильвестр был первым учителем жизни Ивана. Адашев увлек его замыслом обширных реформ. Алексей Басманов, один из лучших воевод XVI века, внушил ему мысль об опричнине — правлении, основанном на неограниченном насилии. Скуратов вдохновил его на кровавые погромы. Но сколь бы долго ни подчинялся Грозный влиянию временщиков, он в конце концов безжалостно уничтожал их. Рушились авторитеты — рушились привязанности. Адашев сгинул в опале, его программа дворянских реформ была предана забвению. Опричную затею постигла неудача, и по царскому повелению Басманов-сын зарезал Басманова-отца. Один Скуратов сумел избежать участи своих предшественников. Но никто не может сказать, как сложилась бы судьба царского любимца, если бы в зените славы шведская пуля не оборвала его жизнь.

В дни отречения от престола царь пережил сильное нервное потрясение, вызвавшее тяжелую болезнь. В последующие годы царь, до того обладавший несокрушимым здоровьем, начал настойчиво искать хороших врачей в заморских странах. После новгородского разгрома в земщине много толковали о том, что бог покарал Ивана неизлечимой болезнью. Очевидцы передают, что царь был подвержен припадкам, во время которых он «приходил как бы в безумие», на губах выступала пена. Внезапные вспышки ярости и невероятная подозрительность царя, возможно, связаны были с какой-то нервной болезнью. Но все же влияние недуга на характер Грозного и события его времени не следует преувеличивать. Жестокость Грозного нельзя объяснить только патологическими причинами. Вся мрачная, затхлая атмосфера средневековья была проникнута культом насилия, пренебрежения к достоинству и жизни человека, пропитана всевозможными грубыми суевериями, Царь Иван Васильевич не был исключением в длинной веренице средневековых правителей-тиранов.

Кровавое правление царя Ивана оставило глубокий след в памяти современников. Народ наградил «великого государя» прозвищем Грозный. И это прозвище удивительно точно обрисовало облик первого московского царя, В годы правления царя Ивана погибло около 4000 человек, Такими были масштабы опричного террора в XVI веке, когда население страны не превышало восьми — десяти миллионов.

По мере нарастания террора все большее значение в политической жизни государства приобретали всеобщий страх и подозрительность. Жертвою страха стал и сам Грозный, К, концу жизни :)тот прирожденный лицедей не мог более скрывать свои переживания от постороннего взора. Современники замечали странное несоответствие между царственной осанкой московита и выражением его глаз, которые постоянно бегали и наблюдали за всем с большим вниманием. Приведенные слова принадлежат австрийскому послу. При безмерном самомнении, которое поддерживалось постоянной лестью и славословием придворных, отметил папский посол, в царе заметна была подозрительность. Сквозит она и в литературных произведениях Грозного. На склоне лет царь Иван IV сочинил канон грозному ангелу, полный страха смерти, бреда преследования и чувства одиночества  (Д. С. Лихачев).

Страх загнал царя Ивана в опричную слободу. На протяжении многих лет он жил там затворником под надежной охраной и никуда не выезжал иначе, как в сопровождении многих сотен вооруженных до зубов преторианцев . Постоянно опасаясь заговоров и покушении, царь перестал доверять даже ближайшей родне и друзьям.

Новые сподвижники Ивана старательно культивировали его подозрения.

В пору кровавых оргий опричнины царь действовал как человек, ослепленный страхом. Однажды Ф. Энгельс заметил, что эпоху террора нельзя отождествлять с господством людей, внушающих ужас: <:Напротив того, это господство людей, которые сами напуганы. Террор — это большей частью бесполезные жестокости, совершенные для собственного успокоения людьми, которые сами испытывают страх». Кровавый террор наложил глубокую печать на все стороны политической жизни общества. Никогда еще не расцветали столь пышным цветом низкопоклонство и славословие. «Ласкатели» и сотрапезники, по словам Курбского, без всякой меры превозносили мудрость и непогрешимость правителя. Под влиянием страха и неумеренных славословий Грозный, несмотря на весь природный ум, все больше утрачивал перспективу, становился нетерпим к1 любому противоречию и упрямо громоздил ошибку на ошибку. В конце концов он окружил себя людьми самыми сомнительными, бессовестными карьеристами и палачами. Опричнина создала видимость всевластия московского самодержца. Но в царстве опричного террора правитель сам стал игрушкой в руках авантюристов типа Малюты Скуратова.

Современников поражали причуды и сумасбродства царя. Иногда его шутки носили вполне невинный характер. Царь весело отпраздновал свадьбу племянницы с датским принцем. Гости плясали под напев псалма святого Афанасия, 45-летний государь отплясывал наравне с молодыми иноками и по головам их жезлом отбивал такт. На пирах Иван не прочь был потешиться и пошутить не только над иноками, но и над великими боярами. Однажды, повествует летописец, царь призвал бояр и «.жаловал (их) без числа своею царьскою чашою'и (велел) чашником, безпрестанно носити и пойти; и как поча-ли прохлажатися и всяким глумлением глумится: овии стихи пояшс, а ови песни воспевати... и всякие срамные слова глаголати. //.,. царь... повеле их речи слушати и писати тайно и наутрея повеле к себе список принести речей их и удивиишея о сем, что такие люди разумный и смиренныя от его царьского синклита (совета) такие слова простые глаголюще; и показаше те речи им, и они сами удивишася сему чюдеси». Писцы езастенографиро-вали» болтовню пьяных бояр, на том дело и кончилось. Но не всегда царские шутки имели такой благополучный исход. Подданные пуще огня боялись царского юмора...

Стрелецкий командир Никита Голохвастов, известный своей отчаянной храбростью, вынужден был надеть монашескую рясу, чтобы избежать гнева Грозного. Но монастырь не спас его. Царь велел привести его и сказал, что поможет бравому иноку поскорее взлететь на небо. Голохвастова посадили на бочку с порохом, а порох взорвали.

В юности Иван увлекся религией, в зрелые годы стал законченным фанатиком. Многие жестокие и непостижимые его действия имели в качестве побудительного мотива религиозный фанатизм. После разгрома Казани Грозный велел казнить увезенных в Новгород мусульман, отказавшихся принять христианство, в завоеванном Полоцке приказал утопить всех местных евреев, собственноручно душил своих незаконнорожденных детей, неугодных богу. От сумасбродств и жестокостей царь Иван легко переходил к покаянию. В обращении к инокам Кирил-ло-Белозерекого монастыря он писал: <Л мне, псу смердящему, кому учити и чему наказати, в чем просветити? Сам во всегда в пианьстве, в блуде, в прелюбодействе, в скверне, во убийстве, в граблении, в хищении, в ненависти, во всяком злодействе». Монахи, немало претерпевшие от Грозного при его жизни, объявили его после смерти благочестивейшим государем. Церковников восхищали его приверженность религии и риторические самообличения. Никто из современников царя не ставил под сомнение искренность его покаяний. Эта проблема для них не существовала. Постановка ее открывает путь для более глубокой оценки поведения и литературного стиля Грозного. В них становятся заметны резко выраженные черты юродства и скоморошества (Д. С. Лихачев). С удивительной легкостью царь Иван переходил в своих писаниях от смирения к гордыне и гневу, унижавшему и уничтожавшему собеседника. Царь не прочь был затеять словесный поединок с жертвой в тот момент, когда палач уже приготовил топор.

Среди пороков, которые царь признавал за собой, фигурировали корыстолюбие, ненасытное ограбление» чужих имений. Иван, унаследовавший от предков богатую казну, не разбирался в средствах, добиваясь ее пополнения. Накануне вторжения татар он приказал перевезти сокровищницу из Москвы в Новгород, для чего снаряжено было 450 возов. Судя по размерам обоза, в казне хранилось несколько тысяч пудов золота и серебра в слитках и звонкой монете. Грозный обладал коллекцией драгоценных камней, одной из лучших в Европе. Он умел ценить камни и скупал их по всему свету. Как заядлый собиратель, Иван любил показывать свою коллекцию. Не только необычная величина и блеск камней, но и мистические, туманные рассуждения Ивана поражали воображение тех, кто попадал в царскую сокровищницу. Рубины, по мнению царя, очищали его испорченную кровь. Сапфиры обладали таинственной силой охранять его. Бирюза, блекнущая в руке, предсказывала смерть. Алмаз, самый драгоценный из восточных камней, удерживал человека от ярости и сластолюбия. Этот камень царь,, по его словам, никогда не любил. В камнях Иван видел дар божий и тайну природы, открытую людям на пользу и созерцание.

Составить сколько-нибудь точный портрет Ивана IV трудно из-за недостатка достоверных данных. Среди немногих царских портретов наибольшими достоинствами отличается самый ранний, написанный неизвестным московским художником и вывезенный в Копенгаген, Черты лица изображенного на нем человека достаточно запоминающиеся: высокий лоб с большими залысинами, удлиненный, немного крючковатый нос, пышная борода. Ценность портрета снижается, однако, тем, что он написан в условной, почти иконописной манере.

К числу ранних изображений Грозного относится фреска на стенах Новоспасского монастыря Б Москве. Но фреска выполнена в еще более условной манере, чем копенгагенский портрет. В благообразном царском лике индивидуальность вовсе утрачена. Недостоверны обличительные портреты Грозного в немецких летучих листах, показывающих хитрого, жестокого азиата в косматой шапке.

В поздних изображениях Ивана-из титулярника XVII века все схематично — и орлиный нос и грозно сдвинутые брови. Живописное изображение может быть дополнено литературными портретами Грозного. Самый известный из них принадлежит перу писателя начала XVII века князя И. С. Шаховского. <Царь Иван, — писал Шаховской, — образом нелепым, очи имея серы, нос протягно-вен и покляп, возрастом велик бяше, сухо тело имея, плещи имея высоки, груди широкы, мышцы толсты-». Некоторые детали этого портрета внушают сомнения. Например, Шаховской пишет, что у царя были серые глаза, это не согласуется с известным отзывом Ивана о людях с серыми глазами. «Где обретешь мужа правдива, иже серы (или «зекры»— голубые) очи имуща?»— спрашивал Грозный у Курбского. В приведенном описании имеются и другие несообразности, которые объясняются, вероятно, тем, что автор обрисовал внешность царя с чужих слов. Что же касается замечания по поводу «нелепого образа», оно носит слишком полемичный характер. Даже противники стирана», не пожалевшие красок для очернения, ни словом не обмолвились насчет его отталкивающей внешности. Менее пристрастные авторы, вроде итальянских и английских купцов, определенно писали, что Иван обладал привлекательной внешностью и даже был хорош собой. Как видно, Грозный отличался внешним благообразием, во всяком случае его облик не отражал внутренней жестокости. В этом пункте первый документальный портрет Грозного, выполненный М. М. Герасимовым, не вполне согласуется с показаниями источников. Всего подробнее внешность царя описал австрийский посол. По его словам, в 45 лет Иван был полон сил и довольно толст. Царя отличал высокий рост, у пего была длинная и густая борода рыжего цвета с черноватым оттенком, бритая голова и большие бегающие глаза. Более всего австрийца покорила царственная осанка Грозного.