БИБЛИОТЕКА «СТРАНИЦЫ ИСТОРИИ ОТЕЧЕСТВА»

ДАЛЕКИЙ ВЕК:

Иван Грозный. Борис Годунов. Ермак

Исторические повествования

Ремезов был первым сибирским историком, припавшим к роднику народного творчества. Родник не иссяк после его смерти.

Замечательный народный поэт Кирша Данилов не только повторил в своих песнях казачьи предания о Ермаке, но и положил их на бумагу.

Фольклор недаром называют поэтической памятью народа. Сибирские казаки прилежно хранили воспоминания о «сибирском взятии».

Время сделало свое дело, и исторические песни о Ермаке стали напоминать героический эпос. В глазах народа   ермаковцы   приобрели   черты   былинных   богатырей.

Собрались на Волге удалые добры молодцы, славные атаманы донские Ермак Тимофеевич со товарищами. Долго думали они думушку «со крепка ума, с полна разума». Надумали идти во Усилья к Строгановым, чтобы взять там «много свинцу, пороху и запасу «Леонова», а оттуда вверх по Чусовой-реке.

Путь казаков из владений Строгановых за Камень описан в песнях Кирши Данилова с поразительной точностью:

Где Ермаку пути искать?

Путя ему искать по Серебряной реке.

...По Серебряной пошли, до Жаравля дошли.

Оставили оне тут лодки-коломенки1.

На той Баранченской переволоке

Одну тащили, да надселися,

Там ее и покинули.

И в то время увидели Баранчу-реку,

Обрадовались, поделали суда сосновые

И лодкн-набонницы.

Кирша знал больше, чем тобольские летописцы, беседовавшие с ермаковцами. Он утверждал, что казаки, преодолев горные перевалы, попали на Бараичу.

Известный историк Герард Миллер, будучи за Уралом, слышал рассказы местных жителей о том, что казаки перетащили свои струги на Баранчу, а самые тяжелые бросили в пути.

Гонцы Ермака составили для Посольского приказа подробнейшую роспись пути с Волги в Сибирь. По их словам, отряд Ермака прошел вверх по Волге «и Камою рекою вверх же, а из Камы реки поворотил направо в Чюсовую реку и Чюсовою (шел) вверх же; а из Чюсовой реки в Серебряную реку, а Серебряная река пришла от Сибирской страны в Чюсовую реку правой стороны, и Серебряною рекою вверх же; а с Серебряной реки шел до реки Борончюка волоком... а рекою Бороннюком вниз в реку Тагил, а Тагилом рекою на низ же в  Туру-реку».

Проходя по Уралу, экспедиция оставила после себя зримые следы. То были не зимовья, а брошенные суда. При составлении Чертежной книги Сибири и Урала Семен Ремезов написал подле наименования реки Серебрянки: «Лежат суды ермаковы». Кунгурские «сказы» поясняли эту помету: казаки Ермака «тяжелые суда покинули на Серебрянке».

Прошло столетие, и ермаковские суда сгнили. От них остались дырявые остовы, сквозь которые пробивались кусты и деревья. «И те старые суда,— записано в Кун-гурских «сказах»,— где они лежат, сквозь их дна деревья проросли». Среди буйной лесной зелени останки стругов были едва заметны. Но и тогда народная тропа к ним не зарастала. Один уральский историк писал в конце XVIII века: «Струги ермаковы и поныне многим лесникам известны, ибо где они на берегах оставлены, вырос на них кустарник немалый». Брошенные струги могли принадлежать не Ермаку, а царским судовым ратям, следовавшим за ним. Как бы то ни было, они служили надежным ориентиром для тех, кто много лет спустя искал маршрут сибирской экспедиции.

На склоне лет Ремезов составил вместе с сыновьями свой последний атлас —«Служебную чертежную книгу». На карте Среднего Урала знаменитый картограф сделал помету «Волок Ермаков» и красным пунктиром обозначил путь экспедиции по реке Серебрянке, по одному из ее притоков, названному им Чуй, и далее за Волоком по рекам Журавль, Баранча и Тагил.

По расчетам Строгановского летописца, казаки прошли Чусовую до устья Серебрянки будто бы за четыре дня, а Серебрянку преодолели за два дня. Попав на «Сибирскую дорогу» (на самом деле ее тогда не было и в помине), казаки поставили тут городок земляной и назвали его Ермаков Ко куй. Когда городок был готов, ермаковцы стали «перевозиться» за 25 «поприщ» через волок на реку Журавли. По Журавлям они вышли на Туру, где и нашли «Сибирскую страну».

Рассказ летописца подкупает своей точностью. Но доверять его словам все же не следует. В росписи из архива Ермака отсутствовал какой бы то ни было намек на строительство земляного городища, хотя такое городище и могло служить ориентиром для посланных в Сибирь воевод, Летописец на самом деле плохо представлял себе географию Зауралья. С Журавлика казаки никак не могли попасть на Туру, ибо Журавлик впадает в Баранчу, Баранча в Тагил, а Тагил в Туру.

...Ермак захватил с собой проводников («вожей»), хорошо знавших путь по Чусовой в строгановскую слободку Тахчеи за Уральскими горами. Проводники из местных уральских вогуличей манси не раз плавали к перевалам на небольших лодках. Но теперь им предстояло провести на восток целую флотилию.

Первые сто верст пути отряд Ермака преодолел в считанные дни, без больших затруднений. За пределами уральских предгорий Чусовая разливается по равнине, медленно неся свои волны на запад. Невысокие берега поднимаются над водой на несколько метров. Куда хватает взгляда, тянутся по берегам бескрайние луга. Осень едва началась, не все полевые цветы отцвели на лугах.

Чем дальше уходили струги на восток, тем заметнее менялся ландшафт. Флотилия попала в предгорья. Река сузилась до 200—300 метров. Высокие берега, поросшие густым лесом, как бы стискивают реку с двух сторон.

За устьем речки Большой Глухой, пробивавшейся среди густых зарослей, ермаковцы увидели скалы с огромным гротом на двадцатиметровой высоте.

Выше по течению струги вплотную приблизились к камню, поднимавшемуся из воды отвесной стеной. По камню во многих местах струилась вода, отчего и назвали его Плакун. В камне чернели ниши. В некоторых могла поместиться вся казачья ладья,

Пройдя тридцать верст, флотилия приблизилась к излучине, перегороженной скалами. За сравнительно мелкими скалами (их назвали потом Пять Братьев), быстринами и перекатами из воды поднималась каменная гряда двадцатипятиметровой высоты с заостренным гребнем наверху. Несколько поворотов, и струги, преодолев быстрый перекат, попали в заводь, за которой высился на новом повороте камень Молоков. В дни весеннего половодья вода с грохотом накатывалась на него и пенилась как кипящее молоко. Но осенью Чусовая спокойнее, чем весной.

Гребцам пришлось затратить много сил, чтобы преодолеть излучину. Следующий тридцативерстный переход завершился подле огромной светлой скалы, поднимавшейся вверх на 30—40 метров.

Песнь Кирши Данилова сохранила память об этой стоянке:

И пошли  (они)  вверх по Чушвон реке,

Где бы Ермаку зима зимовать.

И нашли оне пещеру каменку

На той Чусовой реке,

На висячем большом каменю,

И зашли one сверх того каменю,

Опущалися в ту пещеру казаки,

Много — не мало двести человек;

Л которые осталнея люди похужеи,

На другой стороне в такую же оне

пещеру убиралнея, И IVT им было хорошо ними зимовать.

Исполинский камень и ныне высится на Чусовой подле устья реки Ермаковки. В середине камня издали видно овальное отверстие — вход в пещеру. Добраться до входа можно лишь по веревке, сверху. Грот, названный пещерой Ермака, очень мал. В него могут поместиться разом не более двух десятков человек. Так что 200 ермаков-цев никак-не могли зимовать там.

Минуло столетие, и пещера Ермака приобрела большую известность благодаря слухам о спрятанных там сокровищах. О них слыхал от местных старожилов Вптсен, а позже немецкий ученый Герард Миллер.

Уже позднее один русский писатель, побывав на Чусо-вой, записал сказку о том, что «Ермак, искусный в чародействе, зимовал в этом месте и, спрягав тут свои сокровища, приказал духам стеречь их».

После отдыха ермаковцы легко преодолели пятикилометровый плес и вышли к излучине в районе Высокого камня. Не меньше версты струги плыли вдоль каменной стены, поднимавшейся на стометровую высоту, Лишенный растительности камень кажется мертвым. Лишь кое-где на его отвесной поверхности видны сосны, пустившие корни в его трещинах.

Глубина реки у Высокого камня превышает четыре метра, течение медленное и тихое. Казаки неплохо отдохнули, пока шли вдоль скалы. Надвигались сумерки, когда флотилия преодолела крутой поворот, и •перед глазами Ермака открылась редкая по красоте картина. На фоне вечернего неба резко выделялись неровные края скалы, напоминающие крепостную стену с бойницами и башни замка. Пройдя еще несколько верст, флотилия Ермака вышла наконец к устью Серебрянки.

Плавание по Чусовой было трудным. Гребцы с трудом преодолевали мощное течение. Кормчие не выпускали из рук рулевое весло, избегая отмелей и подводных камней. Наибольшую опасность для флотилии таили скалы, торчавшие из воды посреди быстрого потока. Но вольные казаки были опытными навигаторами. Особым искусством отличались запорожцы. В своих засеках на Днепре они подвергали новичков особому испытанию: кормчему поручали провести струг через знаменитые днепровские пороги, следуя против течения.

Пока флотилия плыла по Чусовой, Ермак всячески торопил гребцов. На самых трудных участках суда продвигались вперед со скоростью улитки, и атаман проявлял беспокойство. Он опасался, что подвижная татарская конница, повернув на восток, выйдет к перевалам раньше казаков и перепутает все его расчеты. По ночам становилось все холоднее. Осень вступила в свои права, и Ермак спешил использовать погожие дни, чтобы завершить поход до наступления зимы.

С Чусовой Ермак повернул на Серебрянку. Вода в реке была чистой и прозрачной. Она отливала серебром. Берега речки сузились до 10 метров, а течение оставалось столь же стремительным, как и на Чусовой.

В предгорьях Урала реки имеют берега скалистые и обрывистые. Высота их достигала 100—200 метров. Благодаря этому в пору дождей реки не затопляли округу. Зато уровень воды в них поднимался на 2 метра и более. Бабье лето в Приуралье было недолгим. Наступила пора ливней. Случалось, что дождь лил весь день. Вымокшие насквозь и продрогшие казаки роптали. Их тянуло домой, в теплые края на синем Хвалынском море.

Ермак видел, что люди выбились из сил, и делал частые привалы. Казаки искали открытое место под скалой, разводили огромные костры, сушили одежду. На длинном лесистом острове, длиною в полверсты, отряд сделал самый долгий за все время путешествия привал. Остров служил пристанищем для тех, кто шел в Сибирь по следам первопроходцев, отчего за ним и закрепилось название «Ермаков остров».

Плыть в верхнем течении Серебрянки становилось все труднее. В узких местах струги попадали как бы в темный тоннель. Кроны деревьев соединялись над головой, закрывая дневной свет. Наступала пора дождей. Низкие тучи заволокли небо. Все кругом отсырело. Казакам приходилось вычерпывать воду из лодок. Но под конец дожди выручили казаков.

Речка вздулась, и благодаря «большой воде» Ермак смог подвести свои тяжелогруженые струги к самым перевалам.

Тагильские перевалы находились в том районе Уральского хребта, который подвергся сильному разрушению. К северу от перевалов располагалась гора Благодатная, поднимавшаяся ввысь почти на 400 метров. Сопки в районе Благодатной не превышали 700 метров над уровнем моря.

Ермаку предстояло трудное дело — переправить через горы целую флотилию, два десятка тяжелогруженых судов.

Вольным казакам не раз приходилось преодолевать многокилометровые волоки, перебираясь с Волги на Дон и обратно. Обычно они перетаскивали струги на катках. На Урале волоков не было. Чтобы добраться до перевала, ермаковцы рубили просеку в чащах и буреломе. У них не было возможности выровнять каменистый путь и волочить суда по земле, используя катки. Пришлось тащить грузы и суда на руках. В Москве Черкас Александров рассказывал, что казачий отряд «с Серебряной реки шел до реки до Борончюка волоком, и суды на себе воло-чили».    В    «сказках»    из    Кунгурской    летописи    также сообщалось, что казаки оставили на Серебрянке тяжелые суда, а легкие «таскали на Тагил реку через волоки».

Запорожцам случалось переносить свои «чайки» по степи на большие расстояния. Один турецкий автор писал, что казаки делали из веревок лямки и, словно носильщики, поднимали суда себе на спину. Порой они переправляли до трехсот «чаек» по суще и таким путем появлялись на Черноморском побережье в совершенно неожиданных местах. Волжские струги были мельче запорожских «чаек», и казаки смогли перетащить их через горы.

Тагильские перевалы, на которых побывал казачий отряд, даже по своему виду отличались от обычных горных перевалов. Как и в некоторых других местах Среднего Урала, тут располагались большие, основательно заболоченные седловины.

На тагильских перевалах отряд Ермака пересек линию, разделяющую Европу и Азию.

После небольшого отдыха казаки начали спуск по восточному склону Уральских гор. Спуск потребовал меньшего напряжения сил, нежели подъем. Главные трудности остались позади. Близ перевалов брали начало ручьи, впадавшие в Журавлик и Баранчук. По их руслу казаки и продолжали свой путь.

Когда Урал остался позади, Ермаку пришлось позаботиться о грузах брошенных судов. Мелководные ручьи непригодны были для спуска на воду новых стругов. Пришлось наскоро рубить деревья и мастерить небольшие плоты. Люди вздохнули с облегчением, когда за поворотом показалась речка Баранчук.

Вскоре они достигли устья Актая. Берега тут заросли лесом. Позади осталось мертвое болото, раскинувшееся ниже Актая. Впереди виднелась темная громада — гора Магнитная.

Струги шли по Баранчуку медленно. Кормчий на переднем струге зорко следил за глубиной. На отмелях гребцы прыгали в воду и волокли суда по дну.

Преодолев немногим более 50 верст, флотилия оказалась на Тагиле. Ширина реки достигала 60—80 метров, глубина — полтора метра.

Пройдя по Тагилу шесть верст, Ермак приказал выбрать место для стоянки. Посланные на берег казаки выбрали обширную ровную площадку подле утеса, поднимавшегося над водой на 100 метров. У подножия скалы, напоминавшей очертанием медведя, Ермак и разбил лагерь. По преданию, казаки устроили тут плотбище и спустили на воду несколько стругов.

На сибирских реках казакам не надо было, выбиваясь из сил, идти против течения. Вода сама несла казачьи челны, подхватывая их на быстринах. Проплыв вниз по Тагилу, флотилия попала на более медленную Туру. По этой реке ей предстояло плыть наибольшее расстояние -— несколько сот верст. Ширина Туры — от 80 до 200 метров, глубина — до 6 метров, дно песчаное, без порогов. Река петляет посреди открытых и плоских берегов. С Туры экспедиция попала на Тобол. По Тоболу Ермак прошел много верст. Налегая на весла, используя паруса при попутном ветре, флотилия быстро двигалась вперед.

Оказавшись за уральскими перевалами, казаки убедились, что «Сибирская страна богата и всем изобильная и живущие люди в ней невоисты  (невоинственны)».

Окружающие места казались совсем глухими и «лешими». Поселения были разбросаны по берегам рек на .огромном расстоянии одно от другого. Жители смотрели на пришельцев с детским любопытством.

Казаки забыли об осторожности. Беспечность едва не довела их до беды.

Стояла поздняя осень. По берегам темнел таежный лес. Местами к самой реке подступала степь, покрытая жухлой травой. Ночью становилось зябко, и казаки, пристав к берегу, спешили развести костер.

На заре суда иновь трогались в путь, выслав вперед сторожевой «ертаульный» струг.

Однажды «ертаул» опередил флотилию на версту. В сумерках кормчий велел бросить якорь. Кругом было пустынно и дико. Дремучий лес спускался к самым берегам. Казаки не подозревали, что притаившиеся в лесу жители давно заметили их и крались за ними следом вдоль берега, спрямляя путь там, где река петляла. Мансийские воины появились из лесной чащи так неожиданно, что казаки не" успели взяться за оружие. Струг был захвачен мгновенно. К счастью для казаков, манси не знали, что делать с захваченным судном и попавшими в их руки пленниками. Они проявили не меньшую беспечность, чем казачий караул. Им невдомек было, что за одиночным стругом движется целая флотилия.

Когда казаки с подоспевших судов подняли пальбу, мансийские воины разбежались, оставив на берегу своих пленников. Ермак выручил незадачливых караульных целыми и невредимыми.

Продвижение казаков неизбежно замедлилось бы, если бы им пришлось преодолевать сопротивление местного населения. Самые достоверные источники упоминают, однако, лишь о незначительных стычках, которые не могли задержать отряд,

Попав в Москву, Черкас Александров и другие посланцы Ермака кратко и без всяких прикрас описали свое первое столкновение с татарами на реке Туре: «...догребли до деревни до Е пан чины («что ныне словет Туринской острог»,— добавил переписчик), и тут у Ермака с татары с кучюмовыми бой был, а языка татарского не изымаша». Ермаковцы не употребляли выражений, к которым неизменно прибегали летописцы, едва речь заходила о войне. В их «сказке» не фигурировали ни «брань великая», ни (бой кровав». Как люди военные, казаки подчеркнули, что потерпели в первой стычке неудачу, ибо не добыли «языка», столь необходимого в начале похода. Неудача могла иметь катастрофические последствия для всей экспедиции.

Бежавшие из-под Епанчина татары добрались до Каш лыка раньше Ермака, и «царю Кучюму то стало ведомо».

Своевременно получив известие о появлении русских, хан мог подготовиться к их встрече.

Черкас Александров считал, что Ермаку в конце концов помогла беспечность Кучума, который «приходу на себя Ермакова не чаял, а чаял, что Ермак воротится назад на  Чюсовую».  Но Черкас Александров ошибался.

С тех пор как Кучум убил хана Едигера и завладел его троном, прошло много лет, заполненных непрекращавшимися кровавыми войнами. Силой и коварством Кучум смирил непокорных мурз. Беспечность была чужда самой его натуре. Почему же он не проявил большого беспокойства, заслышав о горстке казаков на Туре?

Хан знал, что царь Иван, поглощенный войной на западных границах, вывел почти все войска из приуральских крепостей. Он спешил использовать военную слабость России и послал на Пермский край царевича Алея с ратью. Алей был старшим сыном Кучума и наследником его «царства». Хан послал с ним лучшие военные силы. Алей получил приказ занять Чердынь — главный опорный пункт русских в Приуралье.

Появление русских ратных людей на Тагиле и Туре позволяло думать, что в пермских городках вовсе не осталось сил. Следовательно, захватить их не составляло труда.

Кучум со дня на день ждал вестей о падении пермских городков. Как только чердынский воевода подвергнется нападению, русские должны будут немедленно отозвать своих ратников из сибирских пределов. Именно на это и рассчитывал Кучум.

Сибирский властитель разбирался в русских делах. Он знал, что ногайские князьч бесчестят послов московского царя, а тот старается избежать войны с ними и шлет богатые дары. Москва не будет воевать с Сибирским ханством. В этом Кучум был твердо убежден. Его прогнозы начали оправдываться. Царь Иван послал вслед Ермаку строгий наказ немедленно прекратить поход и принять участие в обороне Пермского края.

В расчеты Кучума, однако, вкралась ошибка. Он не знал того, что вольные волжские казаки двинулись в Сибирь по собственному почину.