БИБЛИОТЕКА «СТРАНИЦЫ ИСТОРИИ ОТЕЧЕСТВА»

ДАЛЕКИЙ ВЕК:

Иван Грозный. Борис Годунов. Ермак

Исторические повествования

На закате жизни царь Иван добился того, к чему тщетно стремился в молодости. Он безжалостно убрал со своего пути людей, не желавших подчиняться его произволу. Общей участи не избежали даже те, кого царь некогда почитал как своих учителей.

Но какой бы безмерной ни казалась власть ^самодержца милостью божьей», сам он жил в постоянном страхе. Ни лесть «ласкателей» и стражников, ни низкопоклонство придворных не могли заглушить чувство страха, точившего его душу подобно червю.

В государстве все шло вкривь и вкось. Но никто не желал признать это. Напротив, сановники и придворные использовали любой, даже небольшой успех, чтобы протрубить о нем по всему свету. Если бы не это обстоятельство, посланцы Ермака не получили бы возможности передать царю послание удалого атамана.

Царь Иван перестал принимать челобитные из рук простолюдинов. Он не желал, чтобы ему докучали просьбами и ходатайствами. Тех, кто искал справедливости или помощи, направляли в Челобитный приказ, где жалобы на сильных людей оседали мертвым грузом.

Вольные казаки стояли на низших ступеньках общества. Их не пустили бы и на порог царского дворца. Но они привезли важные новости, и Грозный смилостивился, повелев принять от них грамоту Ермака if «.вычесть пред своим царским лицом».

Дьяк читал сибирское послание Ермака, зорко следя за выражением лица своего господина. Первые слова письма — символ веры — он произнес с привычной торжественной интонацией. Так же начинал свои письма и сам царь Иван. Обращаясь к Курбскому, он писал: «Бог наш Троица»— и пр. В последнем послании беглому боярину Иван писал: «Может господь в море своей милости потопить беззакония мои! Вот и теперь господь помиловал меня и подаровал победы, но не мои они, а божьи!»

Трудно сказать, кто снабдил казацкую грамоту приличным случаю заголовком — сам ли Ермак, или Андрей Щелкалов, или Тобольский летописец.

Казацкое послание должно было прославить милость божию к царю.

«Изволением бога и пречистой его богородицы матери и великих чудотворцев молитвами,— значилось в Ермаковой грамоте,— а его государя царя и великого князя Ивана Васильевича всея Руси и праведного ко всемудрому богу молитвою и его царским счастием его государевы люди атаман Ермак Тимофеев с товарищи царство Сибирское взяли!»

Пересказанная высоким слогом отписка Ермака произвела благоприятное впечатление на Ивана.

Присутствовавшие на приеме во дворце имели весьма примерное представление о географических границах Сибири. Еще меньше они предвидели, какую роль суждено Сибири сыграть в истории России. «А царство Сибирское великое по Оби реке верст на две тысячи и боль-ши»,— разъясняли помощники Щелкалова из Посольского приказа иностранцам.

Грозный давно носил титул «повелителя всей Сибирской земли и Северной страны». А потому он нисколько не сомневался в том, что Сибирь — искони вечная вотчина московских государей. Царь помнил, как собрал первую дань с сибирских людей после «казанского взятия. С тех пор, разъясняли его дипломаты за рубежом, сибирские ханы бывали сиз рук» государя Московского, да и Кучум был его «посаженником», покуда не взбунтовался и не вышел из повиновения.

В Московском царстве честь и славу любой победы спешили приписать самодержцу, зато при любой неудаче вину возлагали на подданных. Так же было и с «.сибирским взятием». Приказные приняли в казну ясак, доставленный «сибирским атаманом». Но они и не думали чествовать героев.