БИБЛИОТЕКА «СТРАНИЦЫ ИСТОРИИ ОТЕЧЕСТВА»

ДАЛЕКИЙ ВЕК:

Иван Грозный. Борис Годунов. Ермак

Исторические повествования

Добившись полного успеха под Казанью и упрочив положение при дворе, Адашев смог вернуться к государственным преобразованиям. На втором этапе реформ завершилась перестройка центральных органов власти и возникла единая приказная система. Крупнейшие отрасли управления перешли в ведение особых приказов: внешние сношения сосредоточились в Посольском приказе, военные дела — в Разрядном, земельные дела — в Поместном приказе. Старые территориальные учреждения — так называемые дворцы — не были уничтожены, но утратили свое прежнее значение. Приказная система не отличалась полным единообразием, но она отвечала потребностям политической централизации Российского государства. Боярская дума контролировала деятельность приказов, периодически посылая туда окольничих и бояр. Приказы стали разветвленной канцелярией думы. Что касается служилой бюрократии, то она сосредоточила в своих руках все приказное делопроизводство.

Оформление приказной системы ставило правительство перед необходимостью реорганизации кормлений — устаревших органов местного управления. Отмену кормлений и преобразование военно-служилой системы на втором этапе реформ обычно считают крупнейшими мероприятиями «Избранной рады». От их оценки в значительной мере зависит общая оценка деятельности этого правительства.

В советской исторической литературе вопрос о реформах 50-х годов вызвал большую дискуссию. Почти все исследователи сошлись в том, что реформы носили продво-рянскнй характер. Спорным является лишь вопрос о мере уступок дворянству. И. И. Смирнов подчеркивал, что с момента прихода к власти «Избранной рады» реформы приобрели резко выраженную антибоярскую направленность. По мнению А. А. Зимина, первые преобразования носили компромиссный характер, и только после казанского взятия рада попыталась более решительно ограничить привилегии боярской аристократии и более последовательно провести в жизнь продворянские реформы.

При   сравнении   двух   периодов   в   истории   реформ 50-х годов надо иметь в виду своеобразный характер источников, повествующих о последних преобразованиях Адашева. Тексты важнейших приговоров этого времени сохранились не в подлиннике, а в литературном пересказе. Незадолго до своей отставки Адашев включил в официальную летопись рассказ, ставивший целью прославить его реформаторскую деятельность. Этот рассказ окрашен в апологетические тона и требует критики.

Самый важный адашевский «приговор» 1555— 1556 годов был посвящен кормлениям и службе. Он подвергал решительной критике устаревшую систему местного управления, при которой провинциальные власти, наместники и волостели, кормились за счет населения. Узнав о злоупотреблениях кормленщиков, сообщает летописец, царь велел «расчинить» по городам и волостям старост, которые бы участвовали в судебных делах, и заменил прежние поборы в пользу кормленщика специальным оброком —.(кормленным окупом», шедшим в казну.

В «приговоре» о кормлениях имелся один существенный пробел. В нем обходился молчанием вопрос, на какие города и волости растроспранялась реформа местного управления. Радикальная критика системы кормлений предполагала необходимость полной ликвидации устаревшей системы. Между тем из летописного текста следовало, что царь по рассмотрении вопроса о кормлениях «бояр и велмож и всех воинов устроил кормлением праведными урокы, ему же достоит по отечеству и по дородству».

Правительство приступило к ликвидации кормлений уже в самом начале 50-х годов, и именно тогда были ликвидированы крупнейшие наместничества во внутренних уездах страны (Рязанское, Костромское и др.). После взятия Казани бояре, «возжелаша богатества», разобрали доходнейшие из кормлений, а прочими кормлениями «государь пожаловал всю землю», иначе говоря, знатнейшее дворянство. Новая широкая раздача кормлений имела место в связи с первыми успехами в Ливонской войне в 1558 году. Итак, - «приговор» 1555—1556 годов не ликвидировал систему кормлений одним ударом. Из-за противодействия бояр и знатных дворян, пользовавшихся привилегией замещать «кормленные» должности, отмена кормлений затянулась на многие годы. Перестройка органов местного управления была осуществлена в полной мере и в сравнительно короткий срок только на Севере, где на черносошных (государственных) землях жило малочисленное крестьянское население и почти вовсе отсутствовало землевладение феодалов. Суд и сбор податей, прежде осуществлявшиеся здесь кормленщиками, перешли в руки «излюбленных голов», выбиравшихся населением. На черносошном Севере земское самоуправление дало наибольшие преимущества не дворянам, а купцам-промышленникам и богатым крестьянам. Земская реформа, по мнению Н. Е. Носова, в целом как бы завершила общую перестройку аппарата государственного управления на новых сословных началах.

В центральных уездах земская реформа, начатая еще в 1539 году, носила с самого начала продворянский характер. Правительство передало надзор за местным управлением губным старостам и городовым приказчикам, которых избирали из своей среды провинциальные дворяне. Губные старосты, а не наместники-кормленщики должны были теперь вершить суд по важнейшим уголовным делам. Деятельностью губных старост непосредственно руководил Разбойный приказ в Москве.

Летописный рассказ о преобразовании военно-служилой системы в 1556 году страдает такими же противоречиями, что и повествование о кормлениях. Проблема военной службы и земельного обеспечения дворянства оказалась в центре внимания Адашева с первых дней реформы. В знаменитых «царских вопросах» Стоглавому собору власти впервые заявили о необходимости «уравнять дворян в землях» и обеспечить разоренных «недосталь-ных» дворян. «И то бы приговори,— значилось в царских вопросах,— да поверстати по достоинству безгрешно, а у кого лишек, ино недостаточного пожаловати». Не было другого вопроса, который бы так глубоко занимал и волновал всю массу дворянства, как вопрос о земельном обеспечении. Тема «дворянского оскудения» получила наиболее полное освещение в сочинениях известного публициста 50-х годов Ермолая Еразма. Его трактат о «землемерии» содержал проект всеобъемлющей перестройки системы поземельного обеспечения служилого дворянства. Целью Еразма было спасение «скудеющего» мелкого дворянства и вместе с тем облегчение участи крестьян — «ратаев». Еразм добивался того, чтобы дворяне несли воинскую службу в строгом соответствии с размерами их земель. Для этой цели правительство должно было произвести всеобщее «землемерие».

Социальные устремления Еразма, живое сочувствие нуждам угнетенного крестьянства были чужды членам кружка Адашева, интересы которых ограничивались желанием   провести   продворянские   военно-административные реформы. Но выдвинутые им смелые идеи, возможно, оказали влияние на воззрения Адашева. Следы такого влияния обнаруживаются в летописном рассказе о реформе военно-служилой системы в 1556 году. Согласно этому рассказу, «приговор» о службе должен был воплотить в жизнь идею уравнения дворян в земельных владениях: «Посем же государь и сея рас мот ри: которые вел-можы и всякие воины многими землями завладели, службою оскудеша, не против государева жалования и своих вотчин служба их,— государь же им уравнения творяше: в поместьях землемерие им учиниша, комуждо что достойно, так устроииш; преизлишки же разделиша неимущим». Перед нами литературная версия, а не подлинный текст закона. Тщетно мы стали бы искать в нем ответ на вопрос, какие поместные оклады служили основой уравнительного «землемерия» и как определялись «излишки» у вельмож, «оскудевших службой».

Из дальнейшего летописного изложения можно заключить, что реформа свелась к очередному генеральному смотру дворянского ополчения, во время которого служилые люди и «новики» получили положенные им поместные оклады, а «нетчики» лишились своих земельных владений. Среди землевладельцев, лишившихся «преизлиш-ков:>, были, конечно, не одни «вельможи». Кроме них пострадали вдовы, малолетние дети дворян, разоренная мелкота, «избывшая службы».

Проект уравнительного «землемерия» был самым радикальным из всех проектов Адашева. Но на практике его осуществление, по-видимому, не привело к решительному перераспределению земель между «вельможами» и «простыми воинниками». Реальное значение реформы состояло в другом. Власти приравняли вотчины к поместьям в отношении военной службы. Не только помещики, но п вотчинники теперь должны были отбывать обязательную военную службу и выходить в поход «конно, людно и оружно». С каждых 150 десятин пашни землевладелец  выводил  в  поле  воина  в  полном  вооружении.

Военная реформа Адашева упорядочила дворянскую службу и повысила боеспособность армии накануне решающих сражений Ливонской войны.

В целом преобразования 50-х годов отвечали интересам дворянства и потребностям развития государства. Они способствовали централизации системы управления и привели ее в соответствие с новыми историческими условиями, сложившимися после ликвидации раздробленности. В то же время реформы на всех этапах несли на себе печать половинчатости и компромисса. Устами своих идеологов дворяне требовали полной отмены местничества, но эта мера была осуществлена лишь 100 лет спустя. Проекты радикального перераспределения земельных богатств в пользу дворянства также в значительной мере остались на бумаге.

Решающее влияние на судьбы преобразований имело, по-видимому, то обстоятельство, что кружок Адашева не оказал длительной и энергичной поддержки дворянским радикалам и в своей реформаторской деятельности не смог опереться непосредственно на дворянство.

В 50~х годах дворянская бюрократия укрепила свои позиции в приказном аппарате, отдельные ее представители проникли в Боярскую думу. Дворяне все чаще появлялись на сословных совещаниях, постепенно трансформировавшихся в Земские соборы. По мере того как расширялась политическая роль дворянства, Российское государство стало приобретать некоторые черты сослопно-представительной монархии. Но, несмотря на все успехи дворян, политическое руководство страной осуществляли не они, а боярская знать. Вплоть до XVII века Россия оставалась самодержавной монархией с Боярской думой и боярской аристократией. Правящее боярство неохотно уступало свои позиции дворянству и ревниво взирало на самодержавные поползновения монархии.

Середина XVI века была временем расцвета Боярской думы, которая никогда не была столь многочисленной, как в годы реформ. Влияние думы определялось тем, что в ней с редкой полнотой были представлены все основные слои и группировки правящего боярства. Высокое положение в думе занимали удельные князья (Вельский, Мстиславский, двое Воротынских) и князья Патрикеевы из рода великих князей литовских (Щенятев, Голицын, четверо Куракиных). Но доминировали в думе все же не они, а коренная русская княжеская знать — князья Суздальские и Оболенские. В списке Боярской думы на 1552 год князь И. М. Шуйский записан старшим, выше Мстиславского, Щенятева и Голицына. В число 13 старших бояр входили тогда В. Ф. С копии-Шуйский, А. Б. Горбатый-Суздальский и П. И. Шуйский. Всего в думу входили пять бояр Суздальских, князья Ростовские (трое бояр), князья Ярославские (трое бояр и двое окольничих), князья Стародубские (двое бояр и один окольничий), а также князья Оболенские (восемь бояр). Из нетитулованной старомосковской знати наибольшее представительство в думе имели бояре Захарьины (Романовы, Яковлевы, Шереметевы), Морозовы (вместе с Шейными и Салтыковыми), Воронцовы. Но в думе они занимали более скромное положение, чем старшие суздальские князья.

В решении текущих дел особую роль играли доверенные советники царя, составлявшие его ближайшее окружение, или «Избранную раду». Однако важнейшие государственные дела всегда решались в думе «по боярскому приговору». Реформы были начаты в России боярским правительством 30-х годов, а завершены боярским правительством 50-х годов XVI века. Этот парадокс сказался и на характере и на конечных результатах реформ.

Непосредственным инициатором реформ выступил Алексей Адашев, едва ли не самый примечательный деятель «Избранной рады». Адашев обладал многими качествами, которые благоприятствовали его карьере на приказном бюрократическом поприще. Он снискал популярность своей неподкупностью. Будучи судьей Челобитенно-го приказа, а затем фактическим правителем, он строго карал, невзирая на лица (вплоть до бояр), тех, кто чинил волокиту в приказах. Виновных ждала «кручина» от государя, тюрьма и ссылка. Младшие современники Ада-шева вспоминали годы его правления как время процветания, когда «Русская земля была в великой тишине и во благоденстве и в управе». Им импонировало также редкое благочестие знаменитого временщика. Курбский вполне серьезно писал о том, что Адашев отчасти «в некоторых нравех» уподоблялся ангелам. «Ангелоподобность» царского любимца состояла в показном благочестии и таких ханжеских привычках, которые вполне роднили костромского дворянина с попом Сильвестром. В умерщвлении плоти первый сановник государства, казалось, поставил целью превзойти монахов. Он беспрестанно молился, подолгу выдерживал пост, «по одной просвире ел на день». Дом правителя всегда был полон каликами перехожими и юродивыми. Если верить Курбскому, Адашев открыл в своем доме богадельню, в которой держал много десятков «прокаженных» (больных), «тайне питающе, обмывающа их, многажды же сам руками своими гнои их отирающа».

На политические воззрения Адашева, по-видимому, оказали влияние идеи передовых дворянских идеологов. Но в своей практической деятельности кружок Адашева смог осуществить требования дворян лишь в небольшой мере.   Не   имея   возможности   преодолеть   консерватизм правящего боярства, Адашев довольствовался половинчатыми реформами либо вовсе отказывался от их осуществления. Склонность правителя к компромиссу, его полезная «общей вещи» деятельность вызывала самое живое одобрение идеолога боярства Курбского.

Влияние Адашева основывалось в определенной мере на личном доверии к нему царя. Какое же участие принимал в проведении реформ сам Грозный? Годы реформ были для царя Ивана годами учения. Достигнув совершеннолетия, царь на первых порах оказался неподготовленным к роли правителя обширного государства и должен был на много лет подчиниться воле избранных им наставников. В юные годы Иван не получил систематического образования, зато в зрелом возрасте он поражал знавших его людей своими обширными познаниями. Более того, Грозный после 34 лет занялся литературным трудом и стал едва ли не самым плодовитым писателем своего времени. Писания Ивана свидетельствовали о его уме и начитанности. Однако ни одно царское сочинение не сохранилось в оригинале. Более того, никому еще не удалось обнаружить хотя бы одну строку, написанную его рукой, хотя бы один документ, скрепленный его подписью. Невольно возникает подозрение, был ли грамотен Иван. При решении этого вопроса надо учесть такой момент, как традиции Московского государства. Эти традиции, выросшие из безграмотности первых московских князей, безусловно, воспрещали государю подписывать какие бы то ни было документы, включая собственное духовное завещание. Обычай этот свято чтили и в XVI веке. Но с некоторых пор внешние влияния пробили брешь в спасительных устоях старины. Бабка Грозного — византийская царевна Софья — воспитывалась в Италии, славившейся своими успехами на ниве просвещения и искусств. Она явилась в Москву в сопровождении целой толпы итальянских медиков, архитекторов и мастеров. Софья не могла не заботиться об образовании сына. При случае Василий III посылал жене Елене собственноручные записочки, так что сомнений в его грамотности не возникает. Но Василий III из уважения к обычаям предков не утруждал себя письмом. Даже Борис Годунов, скреплявший грамоты своей рукой смолоду, перестал подписывать бумаги, взойдя на трон. Лишь Лжедмитрий не скупился на автографы, но он жестоко поплатился за пренебрежение к московской старине.

Отсутствие автографов Грозного ни в коей мере не может служить свидетельством  его   неграмотности.  Современники не ставили под сомнение ученость и литературные таланты первбго царя. Они называли его ритором «словесной мудрости» и утверждали, что он «в науке книжного поучения доволен и многоречив зело». Бывший друг царя, а потом злейший его враг князь Курбский, сражаясь с ним при посредстве библейских цитат, иногда обозначал лишь первые стихи священного писания, полагаясь на знания своего корреспондента. «Последующие стихи умолчю,— писал в таких случаях Курбский,— веду ще тя священного писания иску с наго». Иван неплохо знал исторические сочинения. На них он не раз ссылался в речах к иностранным дипломатам и думе. Венецианского посла поразило близкое знакомство Грозного с римской историей. Допущенные в царское книгохранилище ливонские богословы увидели там редчайшие сочинения греков античной поры и византийских авторов.

С конца 40-х годов Ивана захватили смелые проекты реформ, взлелеянные передовой общественной мыслью. Но он по-своему понимал их цели и предназначение. Грозный рано усвоил идею божественного происхождения царской власти. В проповедях пастырей и библейских текстах он искал величественные образы древних людей, в которых, скак в зеркале, старался разглядеть самого себя, свою собственную царственную фигуру, уловить в них отражение своего блеска и величия» (В. О. Ключевский). Сложившиеся в его голове идеальные представления о происхождении и неограниченном характере царской власти, однако, плохо увязывались с действительным порядком вещей, обеспечивавшим политическое господство могущественной боярской аристократии. Необходимость делить власть со знатью воспринималась Иваном IV как досадная несправедливость.

В проектах реформ царю импонировало прежде всего то, что их авторы обещали искоренить последствия боярского правления. Не случайно резкая критика злоупотреблений бояр стала исходным пунктом всей программы преобразований. Грозный охотно выслушивал предложения об искоренении боярского «самовольства». Такие предложения поступали к нему со всех сторон. Чтобы ввести «правду» в государстве, поучал царя Пересветов, надо предавать «лютой смерти» тех еретиков, которые приблизились к трону «вельможеством», а не воинской выслугой или мудростью. Пересветову вторил престарелый осифлянский монах Вассиан Топорков. Его советы, по мнению Курбского, подготовили почву для последующих царских гонений на бояр. Фамилия «Топорков» дала Курбскому повод для мрачного каламбура. «Топорок, сиречь малая секира,— говорил он,— обернулся великой и широкой секирой, которой посечены были благородные и славные мужи по всей великой Руси».

Советы править с грозой пали на подготовленную почву, но царь не мог следовать им, оставаясь на позициях традиционного политического порядка. В этом и заключалась конечная причина его охлаждения к преобразовательным затеям.

Дворянские публицисты и практичные дельцы все без исключения рисовали перед Грозным заманчивую перспективу укрепления единодержавия и могущества царской власти, искоренения остатков боярского правления. Но их обещания оказались невыполненными. На исходе десятилетия реформ Иван пришел к выводу, что царская власть из-за ограничений со стороны советников и бояр вовсе утратила самодержавный характер. Сильвестр и Адашев, жаловался Грозный, «сами государили-ся, как хотели, а с меня есте государство сняли: словом яз был государь, а делом ничего не владел».

В своих политических оценках Иван следовал несложным правилам. Только те начинания считались хорошими, которые укрепляли единодержавную власть. Конечные результаты политики «Избранной рады» не соответствовали з/гим критериям. Поп Сильвестр с Алексеем Адашевым, утверждал самодержец, мало-помалу «всех бояр начата в самовольство приводити, нашу же красоту власти с вас (бояр) с ни маю щс, и в супротисловие вас (бояр) приводяще и честию мало вас не с нами ровняю-ще, молодых же детей боярских с вами честию иодобяще, и тако помалу сотвердися сия злоба...». Поддавшись чувству раздражения, Иван допускал очевидную несправедливость, осуждая своих советников за боярское «самовольство». Он забыл о том, что не временщики создали боярскую аристократию. Еще более поразительным представляется негодование царя по поводу политики возвышения «молодого» дворянства, которая, как оказалось, вредит «красоте» самодержавия не менее, чем боярское своеволие. В нескольких словах царь отрекся от продворянских реформ, над осуществлением которых он трудился вместе с Адашевым в течение многих лет.

Царь полностью разошелся с советниками в оценке целей и направления реформ. Разрыв стал неизбежным, когда к внутриполитическим расхождениям добавились разногласия в сфере внешних дел.