ЖЗЛ: Жизнь Замечательных людей

Минин и Пожарский: Хроника Смутного времени

Русская история

Кузьма Минин и Дмитрий Пожарский могли гордиться достигнутым успехом. Но до полного освобождения страны было еще далеко. На западных границах вновь заполыхали зарницы войны.

Завоевательная война была чужда польскому народу. Сейм все более сдержанно относился к продолжению войны и в особенности к дальнейшим чрезвычайным налогам. Расходы на содержание наемных войск опустошили королевскую казну и привели к образованию огромного долга. Поражение армии Ходкевича вызвало тревогу и растерянность среди тех, кто еще недавно поддерживал завоевательные планы Сипшгуида. Многие сенаторы советовали королю обратить внимание на туредкую угрозу щ поспешить с заключением мира на востакз. Ои.газмуыд оказался слишком упрямым, чтобы прислушаться к трезвым голосам. Одтато ему пришлось отказаться от ноиыт-ки занять московский трон и включить Россию в состав коронных владений по праву завоевателя. Чтобы'преодолеть сопротивление русских, -король заявил, чад намерен передать царскую корону сыну Владиславу. 18 августа 1612 года Сйгизмунд выступил в московский поход. Как и накануне смоленской экспедиции, он побоялся созвать сейм, опасаясь его противодействия. Общественное мнение не благоприятствовало авантюре.

На границе короля ждала армия в четыре тысячи человек. В Вязьме к нему присоединились гетман Ходкевич со своим войском и более тысячи человек конницы из ссь става смоленского гарнизона. Сйгизмунд предполагал двигаться к Москве кратчайшим путем. Но местность, прилегавшая к старой смоленской дороге, давно была разграблена и опустошена. Королевская армия не могла тут прокормиться. По предложению Ходкевич а полки от Вязьмы повернули к Погорелому городищу, вышли на ржевскую дорогу и стали продвигаться к Волоколамску.

В конце октября Сйгизмунд еще ничего не знал о катастрофе, постигшей его гарнизон в Кремле. Однако и всмекос правительство не подозревало о появлении неприятельских сил на ближних подступах к столице. Весть об этом повергла русских в замешательство.

Положение Москвы было достаточно трудным. По обыкновению дворяне «в осенину» стали покидать полки и разъезжаться по поместьям. Тотчас после освобождения Кремля Пожарский и Трубецкой обратились к городам с отчаяшгым призывом о присылке провианта. Служилые люди, писали они, заступили Москву, не щадя голов своих, а ныне они на земской службе и помирают голодом. ,Чтобы разрешить продовольственные трудпости, воеводы не препятствовали разъезду дворян. За считанные недели из четырех тысяч дворян в Москве осталось не более половины. Роспуск части войск не разрешил трудности. Столица не имела никаких запасов продовольствия на случай осады.

Едва переступив границу, Сйгизмунд обратился с воззванием к московскому паселеншо. Он вновь утверждал, что его войска иесут России умиротворение и благоденствие. После трех лет кровавой воины его слова звучали как издевательство. На подходе к Москве король послал Мстиславскому извещение о том, что он отпустит Владислава на царство, как только бояре пришлют к нему послов для договора. Королевские воззвания вызвали гнев и возмущение в Москве. Сйгизмунд давно растоптал московский договор. Он не выполнил обязательств Жолкев-ского насчет вывода войск и прекращения завоевательной войны. Его войска захватили Смоленск и северские города. Московские великие послы томились в королевских. тюрьмах. Теперь Сйгизмунд предлагал прислать новых послов.

19 ноября передовые отряды неприятеля прибыли в Рузу. В их рядах находился окольничий Мезецкии, бывший член боярского правительства. Ему отводилась роль посредника в переговорах с москвичами. Сйгизмунд предусмотрительно захватил с собой низложенного патриарха грека Игнатия. Ему предстояло короновать Владислава в Успенском соборе в Кремле.

В Москве патриоты не допустили возобновления изменнических переговоров с захватчиками. Гонцы «царя» Владислава, явившиеся в столицу, были взяты под арест.-На защиту Москвы поднялся народ от мала до велика. В городе упорно толковали о том, что члены семибоярщины втайне готовы вновь сдать столицу королю. В рукт-i поляков попал дворянин Философов из рати Пожарского. На допросе он сказал: <<На Москве у бояр, которые королю служили, и у лучших людей хотение есть, чтобы про-енти на королевство великого господаря королевича Владислава Жигимонтовича, а именно де о том говорити не смеют, боясь казаков».

В новой завоевательной войне короля па каждом шагу преследовали постыдные неудачи. Его солдаты были отбиты от стен крохотной крепости Погорелое городище. Местный воевода то ли всерьез, то ли в насмешку посоветовал королю идти прямо к Москве. «Пойди под Москву, — сказал он, — будет Москва за тобою и мы готовы быть твои». Пока же воевода велел угостить незваных гостей огнем из всех орудий.

Бой в Вагапькове завершился отступлением королев

ских авангардов. Ходкевич имел уже однажды случай ис

пытать силу ударов Пожарского. Поэтому он не искал ге

нерального сражения. Вместо того чтобы как можно бы

стрее идти к русской столице, гетман пригласил Сигиз-

муида в свой старый лагерь и селе Федоровском, где он

провел предыдущую зиму. Будучи в Федоровском, поля-

ки получили доступ в Заволжье и другие районы страны,

снабжавшие ополчение всем необходимым.

Позиция в Федоровском имела одно уязвимое место. На путях из Федоровского в Москву стояла крепость Во-7 локоламск. Король отдал приказ взять городок любой ценой. Однако, невзирая на все усилия, наемники и тут не достигли пи малейшего успеха. Оборону Волоколамска возглавили казачьи атаманы Нелюб Марков и Иван Еяанчин. Трижды королевские солдаты бросались на приступ и трижды откатывались, теряя убитых. Под конец казаки сделали смелую вылазку и отбили у неприятеля несколько пушек.

Со всех сторон захватчиков окружала стена ненависти. Окрестное русское население прятало хлеб и скрывалось в лесах. Все попытки наладить снабжение армии за счет реквизированного продовольствия потерпели провал.

Наступили сильные морозы со снегопадами, и фуражиры боялись высунуть нос из лагеря. Их страшил холод, еще больше — партизаны. Народная война грозила захватчикам со всех сторон.

Непрерывные неудачи подорвали боевой дух армии, и 27 ноября Сигизмупд отдал приказ об общем отступлении. Переход до Смоленска оказался на редкость тяжелым. Морозы несколько раз сменялись оттепелями, снегопады — проливными дождями. Многочисленные речки и болота стали труднопроходимыми для обозов. Наемная армия бесславно бежала из России, теряя по пути людей, оставляя на дороге повозки и снаряжение.

Весть об отступлении вражеских полчищ вызвала ликование в Москве. Двухлетпяя война на улицах столицы, неслыханные беды и мытарства — все это уходило в прошлое как кошмарный сон.

Множество неотложных дел свалилось па плечи земского правительства. Надо было думать о снабжении продовольствием армии и столичного населения. В Москве оставалось около двух тысяч земских дворян, тысяча стрельцов, четыре с половиной тысячи казаков и несколько тысяч вооруженных москвичей из состава повстанческих отрядов. Зима грозила голодом неимущим повстанцам и казакам. Минин принимал отчаянные усилия, чтобы удержать их в столице. Если казаки от голода с земской службы разойдутся, писал Пожарский в города, земскому великому делу учинится великая поруха: некому будет оборонять Москву.

Совет земли начал с упорядочения казачьей службы. Оп постановил составить списки «старых» казаков, с тем чтобы отделить казацкое войско от «беспорядочных отрядов». Казаки, попавшие в реестр, получили право на сбор кормов в назначенных им городах и уоздах. Совет земли сохрапил порядок, сложившийся в первом ополчении при Заруцком. Оп поручил атаманам самолично руководить сбором кормов. Известный сподвижник Заруцкого Степан Ташдыков и его отряд в 1140 сабель получили на прокор-мленко Балахпу. Другие атаманы собирали продовольствие в Вологде и других северных уездах. Пожарский предложил вологодским дьякам выдать казачьим атаманам «роспись сошному письму», чтобы те сами могли разверстать между крестьянам:! сборы.

Старым казакам Кузьма Минин тотчас же выдал жалованье — на человека по восемь рублей деньгами-и вещами. В земской казне наличности было мело, и потому молодые казаки, не попавшие в реестр, остались без жалованья. Но они пе считали себя обделенными. Минин и Пожарский выполнили обещание, данное восставшему на-' роду еще Ляпуновым. Вчерашние крепостные и кабальные люди, служившие в рядах земского ополчения, получили волю. Совет земли признал их заслуги перед освободительным движением и разрешил строить себе дома и жить либо в Москве, либо в других городах. Помимо того, их на два года освободили от уплаты долгов и царских податей.

Взаимоотношения между повой земской властью и" бывшей семибоярщиной оставались достаточно сложными и неопределенными. Минин и Пожарский выполнили обещание. Никто из великородных бояр не был подвергнут преследованиям. Однако по требованию народа власти арестовали предателя Федьку Андронова, думного дворянина Ивана Безобразова и нескольких дьяков.

Кузьма Минин взял на учет все имущество, найденное в Кремле, и принялся за розыск исчезнувшей царской казны. Лишь теперь он стал догадываться, почему полковники оставались в Кремле в течение суток после сдачи бояр и почему они задержали при себе Андронова и нескольких других доверенных лиц. Избавившись от лишних свидетелей, Струсь и его приспешники отыскали укромное место и оборудовали тайник, куда и спрятали остатки царской сокровищницы и прочее награбленное добро. Пожарский и Минин велели пытать дьяков, чтобы выяснить местонахождение сокровищ. Трое изменников умерли во время дознания. Федор Андропов имел влиятельных покровителей, и ему удалось бежать из-под стражи. Патриоты подняли на ноги всю Москву, чтобы отыскать королевского приспешника. Андронову пе удалось скрыться от возмездия. Вторично попав на пытку, он указал тайники в Кремле, оборудованные им по приказу его хозяев. Из тайников извлекли старые царские короны, которыми во время раздела казны завладели отряды Струся и Будилы, Почти все найденные деньги Минин тотчас раздал в счет жалованья земским дворянам и казакам.

Вожди земского ополчения не мыслили себе государ-' ст.ви Русского без прирожденных бояр. Они не стали распускать думу, а лишь очистили ее от лиц, пущенных туда «литвой». Первостатейная знать с одобрением встретила эти меры земского правительства. Из Боярской дуыы были-изгнаны к общему удовольствию окольничие князья Звенигородские, князь -Федор Мещерский, Тимофей Грязной, братья Ржевские, постельничий Безобразов. Боярина Ромодаповского понизили из бояр в окольничие. Чипов лишились бояре Иван Салтыков и Никита Вельяминов.

С освобождением Москвы от интервентов земские люди получили возможность приступить к избранию главы государства. В ноябре 1612 года дворянин Философов сообщил полякам, что казаки в Москве стоят за избрание иа троп кого-нибудь из русских людей, «а примеривают Фи-яаретова сына и воровского калужского», тогда как старшие бояре стоят за избрание чужеземца. Казаки вспомнили о «царевиче Иване Дмитриевиче» в минуту крайней опасности, Сигизмунд III стоял у порот Москвы, и сдавшиеся члены семибоярщипы могли в любой момент вновь переметнуться на его сторону. За спиной коломенского царевича стояло войско Заруцкого. Атаманы надеялись, что в критическую минуту давние соратники придут им на помощь. Но расчеты на возвращение Заруцкого по оправдались. В час испытаний атаман не побоялся развязать братоубийственную войну. Вместе с Мариной Мнишек и ее малолетним сыном он явился к стенам Рязани и попытался захватить город. Рязанский воевода Михаил Бутурлин выступил навстречу и обратил его в бегство.

Попытка Заруцкого добыть для «воренка» Рязань ие удалась. Города даршо выразили свое отрицательное отношение к кандидатуре «Ивана Дмитриевича». Агитация в его пользу стала стихать в Москве сама собой.

Без Боярской думы выборы царя не могли иметь законной сил гл. С думой избрание грозило затянуться па многие годы. На корону претендовали многие знатные фамилии, и никто не желал уступить дорогу другому.

Первый боярин думы удельный князь Мстиславский слишком скомпрометиропал себя прислужничеством интервентам. На возвращение Василия Голицына из польского плена не было никакой надежды. Таким образом эти давние претенденты на трон не участвовали в избирательной борьбе.

Участники освободительного движения из числа дворян не прочь были бы видеть па троне кого-нибудь из хорошо известных им земских воевод. Среди кандидатов фигурировали князь Дмитрий Трубецкой и князь Дмитрий Черкасский. Старшие бояре морщили носы, когда называли имена этих кандидатов.

Вожди земского ополчения настаивали на осуществлении приговора, принятого Советом земли в Ярославле. Избрание главы государства, считали они, должно быть делом всей земли. С начала ноября Минин, Пожарский и Трубецкой разослали десятки грамог по городам с извещением о созыве избирательного Земского собора в Москве. Местной администрации и населению предлагалось выбирать по десять человек «лучших и разумных и постоя-тельных людей» и снабдить их «полным и крепким достаточным приказом», чтобы говорить им о царском избрании «вольно и бесстрашно». Раздор с семибоярщиной побуждал Совет земли искать поддержку в самых разных слоях населения. Не только дворяне я духовенство, но и посадские люди, крестьяне дворцовых и черносошных волостей должны были прислать своих представителей в столицу.

Земские власти понимали, что в условиях продолжавшейся интервенции важно провести выборы возможно скорее. Первое заседание собора они назначили на 6 декабря 1612 года, Но к тому времени в Москву прибыли лишь пемногие выборпые. Им мешали не только плохие дороги и дальность расстояния. Распоряжения Минина и Пожарского наталкивались па глухое сопротивление местных властей. В городах воеводы не могли взять в толк, зачем понадобилось приглашать для царского избрания «чернь» — тяглых людей.

На «великом соборном совете» в декабре 1612 года чипы решили вызвать в столицу всех бояр и дворян мое-ковеких, которые «живут в городах». Одновременно они постановили значительно расширить представительство от сословий. Прежде в столицу требовали по десять человек, теперь по тридцать. Двииянам велели прислать двадцать человек от горожан и черносошных крестьян, пять человек от стрельцов и пять от духовенства. Провинция, как всегда, раскачивалась с трудом. Она явно испытывала терпение столичных властей. Минин и Пожарский в конце концов прибегли к плохо скрытым угрозам, чтобы заставить провинциалов принять участие в царских выборах. «А если вы для земского обирания выборных людей к Москве к крещенью не вышлете, — писали они, — д тогда нам всем будет мниться, что вам государь на Московском государстве ие надобен; а где что грехом сделается худо, и то бог взыщет с вас».

Чтобы люди из дальних городов могли поспеть в столицу, открытие собора отложили на месяц. Когда наступили крещенские морозы, последняя отсрочка истекла и Земский собор приступил к обсуждению кандидатов.

Прошло несколько дней, и избирательные страсти накалились до предела. Выборщики разбились на множество групп, и всяк ратовал за своего избранника. «Много было полпения всяким людям, — писали очевидцы, — каждый хотел по своей мысли делать, каждый про своего гуюрия». Не полагаясь на красноречие, кандидаты побогаче стали трясти мошной. Многие из вельмож, желавших царствовать, отмстил летописец, подкупали людей, «дающе и обещающе многие дары». Даже про Пожарского говорили, будто он истратил двадцать тысяч рублей, «докупаясь государства)). То была пустая клевета, сочиненная его недругами много лет спустя. В дпи собора никто не видел в князе Дмитрии искателя короны. Да и кошель его был пуст. Но многие вельможи вынули из тайликов припрятанные деньги, полагая, что выигрыш перекроет любые расходы.

Вожди ополчения опасались, как бы внешние силы вновь не попытались вмешаться в избирательную борьбу. Мир на шведской границе был непрочным, и земским людям приходилось вновь прибегнуть к дипломатическим уловкам. В январе 1613 года земское правительство отпустило из Москвы в Новгород некоего шведского агента. В свое время он был заслаи в столицу Делагарди, но там попал в руки к казакам и содержался в таборах как пленник. По прибытии в Новгород агент сообщил шведским властям, что московские бояре склонны призвать на трон принца Карла Филиппа. Можно подозревать, что земские воеводы, отпуская шведа, позаботились о том, чтобы снабдить его неверной информацией об избирательной борьбе в России. Опасность шведского вмешательства сохранялась, и князь Дмитрий Пожарский лишь продолжил игру, затеянную в Ярославле.

Одновременно со шведским агентом из Москвы в Новгород приехали два русских купца, сообщившие более точные сведения о русских делах. По их словам, казаки пожелали на царство Михаила Романова, но бояре отвергли его кандидатуру на соборе, только что созванном в Москве; да и сам Романов не согласился принять сделанное ему предложение; после всего этого бояре решили, что будут искать себе государя за рубежом.

Как видно, Мстиславский с товарищами не прочь был повторить трюк, к которому они прибегли после низложения Василия Шуйского. Тогда они навязали Земскому собору решение ие выбирать па трон никого из российских подданных и тем самым подорвали усилия Романовых и Голицыных, домогавшихся коропы. Природные бояре ие желали смириться со своим поражением и пытались использовать избирательную борьбу, чтобы вернуть с;>бэ власть. Но едва они обнаружили свои намерения, т;ак в Москве поднялась буря возмущения. Еще в ноябре 1612 года Минин, Пожарский и Трубецкой обратились ко всяких чинов людям в города с запросом, пускать ли в думу и на собор князя Федора Мстиславского с товарищами? Прошло немногим- более месяца, п ситуация прояснилась. Опираясь на волю соборных представителей, Минин, Пожарский и Трубецкой приняли беспрецедентное решепяе. В разгар избирательной кампании они обязали Мстиславского с товарищами немедленно покинуть столицу. Все земство поддержало акцию против бывших членоз семибоярщины: «О том вся земля волновалася на них, — записал московский летописец, — чтобы им в думе но быть с Трубецким да с Пожарским».

Не желая окончательно рвать с думой, руководители собора повсюду объявили, что бояре разъехались на богомолье. Но очевидцы утверждали, что бояре принуждены были на пекоторое время скрыться с глаз по тон причине, что простой народ относился к ним враждебно из-за их сотрудничества с интервентами.

В отсутствие бояр Земский собор вынес постановление не принимать на трон ни польского, ни шведского королевичей, ни служилых татарских царевичей, ни других «иноземцев». То был первый шаг к принятию согласованного решения.

После освобождения Москвы князь Дмитрий Пожарский остался на Арбате. Он лишь перебрался из тесной избы в Воздвиженский монастырь. Зато Трубецкой торжественно переехал на подворье Бориса Годунова в Кремль. Оп явно претендовал на пост правителя государства. Едва Мстиславский с товарищами покинул столицу, Трубецкой тотчас продемонстрировал земщине, кто является подлинной властью в столице. Совет земли и духовенство объявили о передаче ему в наследственное владение важскон ;шмли.

Смута невероятно запутала поземельные отношения. Члены семибоярщины беззастенчиво использовали власть для личного обогащения. Если бы боярам удалось посадить на трон своего ставленника или вернуть страну к боярскому правлению, они получили бы возможность сохранить свои приобретения, частично или полностью.

На заре освободительного движения Земский собор постановил конфисковать земли у предателей: бояр и одновременно пе допустить чрезмерного обогащения бояр и воевод, возглавивших освободительное движение. Земские бояре не имели права владеть землями сверх оклада, установленного для всех бояр законными царями Иваном IV и Федором. Тушинские приобретения, превышавшие оклад, подлежали отчуждению в пользу неимущих патриотов дворян. Этот закон, записанный в конституции 30 нюня КЯ1 года, не был выполнен. Бывшая тушинская знать с Трубецким во главе не пожелала расстаться со своими богатствами. Подмосковное земское правительство, чтобы удержать знатных дворян в ополчении, раздавало им села и волости сверх оклада.

За верную службу паръ Василий пожаловал Василию Бутурлину 500 четвертей вотчины в рязанских дворцовых-волостях. Зато oi Заруцкого п Трубецкого Бутурлин получил 1200 четвертей в Муромском уезде. Воевода князь Алексей Львов за войну с тушинцами получил 185 четвертей. После заключения московского договора 16J0 года Сигизмуид III возвел его в чин думного дворянина и пожаловал ему крупную волость. Порвав с интервентами,' Львов вскоре же примкнул к ополчению. Он утратил королевскую дачу, зато получил от земских бояр более' 1000 четвертей из дворцовых земель.

Пожарский пе пользовался милостями короля и тушинского «вора». За участие в московском восстании семибоярщина отняла у пего лучшее из его сел — Нижний Ландех и передала ото поместье одному из приспешников Гонсевского. В дни ярославского стояния князь Дмитрий отклонил предложение Трубецкого о награждении его волостью. К тому времени второе земское правительство уже вернуло Пожарскому Ландех, но на этот раз уже не в качестве поместья, а как вотчину. За верную службу Совет земли передал ему также богатое торгово-промыс-. ловое село Холуй. Прерогативы двух земских правительств еще не были разграничены, и земские дьяки сочли необходимым подтвердить пожалование Совета ссылкой на авторитет царя Василия Шуйского. Часть поместий, которыми Пожарский владел при Шуйском, превратились в вотчипу. «Вотчин за ним старых, — записали дьяки в 1613 году, — и с тем, что ему дано при царе Василье 1445 четьи». Новым приобретением князя Дмитрия стало село Холуй с соляными промыслами и с 60 четвертями пашни. По случаю победы над врагом Пожарский принял от земского правительства новую дачу, «что ему дали бояре и всею землею как Моек и у в:шли, в Суздале вотчины из дворцоных сел КИЮ четьи да поместья 900 чети».

Наиболее крупными земельными приобретениями могли похвастать лица, прошедшие службу в Тушине. Неро-дослоштый дворянин князь Федор Борятинский, тушинский боярин, владел но даче подмосковных бояр 1389 четвертями из поместных земель. Другой тушинским боярин князь Дмитрий Черкасский, имевший до Смуты 400 четвертей, прибрал к рукам 3334 четверти в Суздале и Мещере.

Михаил Бутурлин начинал служить с окладом в 700 четвертей. В годы Смуты этот любимец самозванца неслыханно разбогател и приумножил богатства в первом ополчении. В Костроме и на Рязани бояре закрепили за ним волость и несколько дворцовых сел с пашней на 4328 четвертей. Бутурлин стал владеть также укреплен-' ным рязанским городком Сапожком. В его руки перешло не менее 12 тысяч четвертей вотчинной и поместной земли.

Более всех преуспел в стяжаньях князь Дмитрий Трубецкой. Как глава тушинской Боярской думы, он получил от «вора» вместе с боярским чином обширнейшие земли. К моменту освобождения Москвы он числился владельцем 12 596 четвертей земли новых дач в Рязани, на '\'-щере и в других местах. Но ему и этого было педостаточ-но. Долгое время подлинным яблоком раздора в думе было Важское «паследпое» княжество. Богатая Вага набежала разорения. Она притягивала алчные взоры бояр как магнит. Изменник Михаил Салтыков выхлопотал лакомый кусок у короля Сигизмунда. Земское правительство объявило о передаче земли «боярину» Заруцкому. Салтыков укрылся за рубежом, Заруцкий порвал с освободительным движением. Вага осталась без владельца, и Трубецкой потребовал ее себе. Мстиславский с товарищами всполошились. Важская земля далеко превосходила их родовые земли.  Дума попыталась  ограничить аппетиты Трубецкого. Тогда глава земского правительства и но поддержал предложение удалить думских руководителей из Москвы.

Дарственная грамота на Вагу была составлена как соборный приговор. Трубецкой получил землю от духовенства, служилых «царей», бояр, стольников, дворян и детей боярских, гостей, торговых и «всяких чинов людей Московского государства». Парадный экземпляр грамоты был украшен золотыми прописями. Но подписали документ лишь немногие дворяне и духовные чины. Сказался раскол, царивший в верхах освободительного движения. Земские бояре, получившие чины не в Тушине, а в Москве, умыли руки. В грамоте отсутствовали автографы бояр князя Андрея Петровича Куракина, Василия Морозова и Владимира Долгорукова, окольиичьих Семена Головина и Артемия Измайлова, земских дворян и воевод князя Федора Волконского, Ивана и Василия Шереметевы», Исака Погожего, князя Ивана Одоевского и многих других лиц.

Грамоту Трубецкого подтвердили своими подписями князь Дмитрий Пожарский, Василий Бутурлин, сподвижники Ляпунова: князь Иван Андреевич Голицын, князь Юрий Сулшев, Иван Биркин; бывшие тушинские бояре Михаил Бутурлин, князь Дмитрий Черкасский, князь Федор Боряшнскый. Из рядовых дворян только один удостоился чести подписать грамоту — захудалый Игнатий Михнев. Он был любимым спальником у Лжедмитрия II. Битая презрение к торговым мужикам, великородный Трубецкой не пожелал участия в рукоприкладстве ни Кузьмы Минина, ни гостей, нн казачьих атаманов.

Трубецкой располагал достаточной властью в столице, и духовенство не думало ему перечить. Дарственную грамоту скрепили престарелый митрополит Кирилл, троип/ кий   архимандрит Дионисий,   рязанский   архиепископ Феодорит, хитрый Арсений и десяток чиновных монахов, Духовенство и земские воеводы вручили грамоту Трубецкому подле московских святынь в Успенском соборе. Торжественная   церемония в Кремле   готовила почву н избранию главы ополчения на трон. Грамота недаром начиналась со слов о том, что прежде Вагой владел царь Бо Карьера Бориса не давала покоя Трубецкому. Он также метил в цари. Трубецкой имел, видимые преимущества перед худородным   Годуновым.  

Трубецкой стал крупнейшим в государстве землевладельцем. Он не жалел сил и средств, чтобы обеспечить себе поддержку избирательного собора. Но боярин не обладал ни государственной мудростью, ни характером Бориса, и он проиграл.

Некогда Ляпунов обещал конфисковать все земли у изменных бояр и наделить землей в первую очередь разоренных мелких дворян. Трубецкой отказался от выработанного им курса. Совет земли аипулировал все пожалования, сделаппыо от имени царя Владислава, но не тронул основных владений членов семибоярщины и их пособников. «А боярам, — сокрушепно говорили очевидцы, — всем отдали их вотчины и поместья старые». Оскудевшие земские дворяне и казаки не простили своему воеводе ни попустительства в отношении предателей, ни страсти к обогащению. Они не желали видеть его на троне.

Земский собор заседал в Москве третью неделю. Близился конец января. А земские чины, по словам очевидца, не пришли ни к какому соглашению. Круг кандидатов сузился, по пи одна партия не могла склонить на свою сторону большинство. Кандидатура Дмитрия Трубецкото вызвала на соборе резкие возражения. Многие люди открыто заявляли, что ои попросту неспособен править государством. В ходе обсуждений собор отклонил также и кандидатуру Михаила Романова. Шестнадцатилетний юнец не внушал никому особых симпатий. Очевидец государева избрания, Федор Боборыкин писал, что земские чины и бояре не чувствуют уважения к Михаилу. Боярин Ивап Никитич Романов всегда действовал заодно с Мстиславским и энергичнее других настаивал на приглашении наемников в Кремль. Шестнадцатилетний Михаил Романов находился при дяде в Кремле в течение всей осады. Он смертельно боялся народа и не помышлял о борьбе с захватчиками. Трубецкой, Пожарский и другие руководители собора решительно отвергли кандидатуру Романова. Но среди земских воевод были не только противники, но и привержепцы Михаила. В его пользу настойчиво агитировала романовская родия — воевода князь Иван Борисович Черкасский, Борис Салтыков, князь Иван Федорович Троекуров, дворяне Михалковы.

Голоса разделились. Ни один кандидат пе мог получить большинства. Тогда кто-то из членов Земского собора .предложил избрать царя тем же способом, что и патриарха:   наметить трех   кандидатов,   бросить между ними жребий и посмотреть, кого бог пожелает дать им в государи. Большинство отвергло такое предложение. Тут же раздались голоса, требовавшие не прерывать заседании собора вплоть до вынесения общего решения — «завещание полагают, да не отступят от места сего прещ даже не изберетца царь Московскому царству». Избирательная борьба вступила в критическую фазу.

2 февраля 1613 года романовская партия добилась, первого скромного успеха. Земское правительство напра- . вило в Польшу гонца, поручив ему добиться освобождения из плена Филарета, Василия Голицына и их товарищей. Филарет не участвовал в организации земского освободительного движения. Но он имел мужество выступить против решения семибоярщины о сдаче Смоленска и тем снискал себе популярность среди патриотов. Казаки хорошо знали Филарета по тушинскому лагерю, где тот подвизался па роли патриарха. Популярность Филарета благоприятствовала успеху агитации романовской партии па соборе.

Три избирательные кампании Романовых закончились поражением. Но каждая новая неудача понемногу приближала их к заветной целы. Москва привыкла к их имени. Шестнадцатилетние усилия принесли плоды с запозданием, когда многим казалось, что звезда Романовых с плепением Филарета навсегда закатилась.

Прошло несколько дпей после отъезда гонца в Польшу, и партия Романовых добилась новых успехов. Памятуя об избирательной кампании Годунова, приверженцы Михаила решили повторить его опыт. Они начали с наведения порядка в собственных рядах. Трубецкой и прочие земские власти бдительно следили за всем, что творилось в Кремле. Романовская партия не желала привлекать их внимания и созвала совещание на подворье Троице-Сер-гиева монастыря у Богоявленья на Торгу в Китай-городе. Троицкий келарь Авраамий Палицын описал сборище как очевидец. На Троицкое подворье, отметил он, явились «многие дворяне и дети боярские и гости многих разных городов и атаманы и казаки». Имена главных инициаторов февральского совещания в точности неизвестны. Но их, видимо, следует искать среди тех, кто сподобился наибольших милостей сразу после воцарения Михаила. Таковыми были князь Иван Черкасский, князь Афапасий Лобанов, Константин Михалков, Владимир Вешняков.

Романовское совещание носило куда менее авторитетный характер, нежели давний годуновский собор. В нем не участвовали ни бояре, ни видные земские воеводы, ий церковники. Высшие духовные иерархи не желали портить отношения с земским правительством, располагавшим реальной властью. Троицкий архимандрит Дионисий поддерживал тесную дружбу с Трубецким в течение всей московской осады. Но монастырь не желал рисковать своим будущим ради этой дружбы. Троицкие власти старались поддержать добрые отношения со всеми кандидатами, чтобы при любом исходе выборов остаться в выигрыше. В итоге архимандрит ДИОНИСИЙ остался в стороне от щекотливого дела. Зато его помощник келарь Авраамий принял па монастырском дтшре г.сех сторонников Михаила.

Представители дворян, казаков и городов, собравшиеся у Богоявленья, постановили добиваться избрания Михаила и разработали наказ, обосновывавший его права на трон. В отличие от писаной «хартии» в пользу Годунова наказ в пользу Михаила не блистал ни мыслями, ни лите- ратуриыми красотами. Его составителям не достало ниса* тельских штыков, фантазии и времени. Они ограничились ссылками на то, что Михаил происходил от царского благородного племени, «понеже он хвалам достойного великого государя Ивана Васильевича законныя супруги царицы Анастасии Романовны родного племянника Федора Никитича — сын».

Участники совещания решили немедленно уведомить бояр и духовенство о своем решении и наметили лиц пз своей среды, которым предстояло выступить на заседании избирательного собора.

Поутру 7 февраля 1613 года собор возобновил свою работу в Кремле. Все очевидцы единодушно свидетельствовали, что почин выдвижения Романова взяли на себя выборные от казаков. Феодальные-землевладельцы опасались санкций правительства и из осторожности избегали высказываться первыми. Казакам же терять было нечего. .Они занимали низшую ступень в иерархии соборпых чинов. Но за их спиной стояла большая часть столичного гарнизона, и их мнение власть имущие должны были выслушать волей-неволей. Москвичи четко помнили, что на соборе говорили «паче всех казаки, что быти Михаилу царем». Реальный факт превратился со временем в легенду о безвестном атамане со славного Дона, подавшем собору «выпись» о Михаиле. Сохранилось предание о вы- ступлешга на соборе от дворян некоего служилого человека из Галича. Он будто бы зачитал выпись «о сродстве Цареве, капо благочестивый царь Федор Иоахшович, отходи сото енота, вручил скипетр и венец брату своему боярину Федору Никитичу». Давняя выдумка Романовых ипечет последней воли царя Федора играла на руку Михаилу. Но в наказе соборных чинов эта выдумка, кажется, не фигурировала. Палицьш п прочие участники совещания опасались повредить делу явной ложью, которую земские власти могли тотчас же разоблачить. Участник соборного заседания Авраампй Палицын сообщил вполне достоверные сведения о выступлении на соборе выборного земского гостя Смирнова Судовщикова, представителя Калуги и северских городов. Келарь не удержался от соблазна и приукрасил свое повествование ссылкой па чудо. По его словам, в «писании» Судовщикова об избрании Михаила «не обретеся ни в едином слове разиь-стииа» по сравнению с писаниями, поданными от имени дворян и казаков, «спо же бысть по смотрению единого пп'пим.паго бога)). 13 дословном совпадении наказов, ко-т'чмо же, не было ничего сверхъестественного. На совещании у Вогоявлеиъя сторонники Михаила не только выработали общий наказ, но и постарались размножить ого во многих экземплярах. Представители разпых чиновных Групп зачитывали па соборе один и тот же текст.

Шумный демарш сторонников Романова поначалу не произвел впечатления на земских руководителей. Многие из них выразили сомнение, вновь указав на молодость Михаила и его отсутствие в столице. Правитель Трубец-кой и бояре предлагали отложить решение вопроса до того времени, когда претендент вернется в Москву. Но соборным чинам и народу надоели бесконечные проводочки, и прннгрженцы Романова пытались сыграть на их нетерпении. Келарь Палицын и прочие участники совещания предложили Земскому собору вынести обсуждение за стоим дворца и узнать, что думает парод о кандидатуре Михаила,, Трубецкой растерялся и не смог помешать романовской партии. Рознь в земском руководстве довершила его поражение. Боярин Василий Петрович Морозов открыто присоединился к приверженцам Михаила. Ка-жстся, он руководствовался не столько симпатиями к Романовым, сколько враждой к давнему сопернику Трубегткому. IГримеру Морозова последовал рязанский архин епископ Фподорит.

В сопровождении келаря Авраамия и двух других духовных персон Морозов проследовал из дворца на Лобное место и обратился с речью к собравшемуся там воинству и всему народу. Свое выступление он закончил вопросом: достоин ли Михаил царства? Толпа отвечала громкими и нестройными криками. Шум толпы воспринят был очевидцами как общее одобрение.

На земское правительство народный опрос не произвел большого впечатления. Под давлением Трубецкого и прочих воевод собор постаповпл отложить решение о царском избрании на две недели, а том временем вернуть в Москву главу думы Мстиславского с товарищами. Как сторонники, так и противники Романова одинаково льстили себя надеждой на то, что старшие бояре помогут им рас-, строить замысли другой стороны. Руководители избирательного собора считали, что решение в пользу Михаила не является окончательным, и категорически отклонили предложение о немедленном вызове претендента в столицу. Неясность в отношении Романова была еще столь велика, что собор, отпуская выборных в их города, поручил им тайно проведать, поддержит ли провинция его возможное избрание.

В назначенный день, 21 февраля, избирательный собор возобновил работу. В столице собралось множество выбор-пых представителей земли: дворян, духовлтлх лиц, посадских людей и даже государственных крестьян. Большой кремлевский дворец был переполнен. В дворцовых палатах с трудом разместились земские чины. Выборным поплоше — провинциальным священникам, горожанам, крестьянам —- места во дворце пе нашлось. По официальной версии, собравшиеся в общем порыве как бы едиными устами провозгласили царем Михаила Ромапова. Совершенно иначе трактовали дело осведомленные иностранцы. Шведские лазутчики доносили из Москвы^ что казакам, ратовавшим за Романова, пришлось осадить Трубецкого и Пожарского на их дворах, чтобы добиться избрания угодного им кандидата. Новгородские власти также утверждали, будто казаки повлияли на выборы своим воровством, без согласия бояр, дворян, лучших посадских людей. Польская информация как две капли воды походила на шведскую и новгородскую. Литовский канцлер Лев Сагтега бросил в лицо пленному Филарету такую фразу: «Посадили сына твоего на Московское государство одни казаки донцы».

В смысле недостоверности зарубежные версии и московские официозные декларации стоили друг друга. Воссоздать подлинные обстоятельства выборов 1613 года помогают показания непосредственных участников собоpa — стольника Ивана Чепчугова и двух других дворян, — попавших в 1614 году в плен к шведам. Пленников допрашивали каждого в отдельности, поочередно, и их рассказы совпали между собой во всех деталях. Недавние выборщики начали рассказ с того момента, когда собор решил вызвать в Москву всех знатнейших бояр и думцев, прежде уехавших оттуда. Когда бояре вернулись, чины тотчас принялись обсуждать, как им лучше бы приступить к делу: «Выбрать ли государя из своего народа или из иностранных государей». Расчеты Трубецкого оправдались, Мстиславский с товарищами, как и прежде, слышать не хотели о передаче короны незнатному в их глазах Мишке Романову. Речи насчет родства претендента с одной из многих жен Грозного вызвали у них лишь раздражение. Возвращение руководства думы вернуло собор к давно пройденному этапу. Бояре вновь заговорили о приглашении иноземного принца. Терпению народа пришел конец. Едва весть о боярских речах разнеслась по Москве, казаки и чернь о большим шумом ворвались в Кремль и напустились на бояр с бранью. «Вы не выбираете в государи из русских господ, — кричали в народе, — потому что хотите сами править и одни пользоваться доходами страны и, как случилось раньше, снова отдадите государство под власть чужеземца!» Особенно настойчивыми были казаки. «Мы выдержали осаду Москвы и освободили ее, — заявляли они, — а теперь должны терпеть нужду и совершенно погибать, мы хотим немедленно присягнуть царю, чтобы зпать, кому мы служим и кто должен вознаграждать нас за службу».

Верхи собора объединились, чтобы как-то противостоять напору снизу. Трубецкой и Мстиславский говорили против Михаила в один голос. Боярина Ивана Романова задело предпочтение, оказанное его племяннику, и он усердпо поддакивал Мстиславскому. Бояре поручили ему переговоры с народом, Иван Романов высказал толпе «некоторые затруднения», указал на молодость претендента и просил, ввиду его отсутствия, «отложить решение вопроса до его прибытия, чтобы можно было еще лучше подумать над этим».

Речи Ивана Романова не произвели никакого впечатления на народ. Толпа не желала расходиться, шумела и требовала, чтобы бояре и соборные чины в тот же час Присягнули Михаилу Романову.

Пережив трагедию Смутного времени, парод все чаще вспоминал о старых законных царях. Все темное и жестокое, что было при Грозном, оказалось забытым. Вспоминались блеск и могущество царской власти, выдающиеся военные победы, казанское взятие. Многие наивно верили, что величие государства не возродит никто, кроме родни — пускай самой дальней — угасшей династии. Призрачная популярность угасшей династии вынесла наверх ничем не примечательного человека, спутав все расчеты и прогнозы земского руководства.

Выступление казаков и вооруженного парода подтолкнуло выборы, положив конец расколу собора и распрям, которым не видно было конца. Благодаря вмешательству низов стороппики Романова окончательно забрали инициативу в свои руки и добились того, что члены Земского собора проголосовали за избрание на троп Михаила. Приказные наспех составили крестоцеловальную запись. Члены думы и собора тут же утвердили ее и приняли обязательство верно служить Михаилу, его царице, которой не было и в помине, и возможным детям. Они поклялись, что никогда не передадут трон ни литовским, ни шведским королям либо королевичам, ни боярам «из русских родов», ни Маринке и ее сыну.

Государство Русское переживало песлыхаппо трудныа времена. Чтобы сладить с наседавшими отовсюду врагами и умиротворить страну, нужен был опытный вождь. Шестнадцатилетний Михаил менее всего походил на такого вождя. Но его избрание стало свершившимся фактом. Пришло время вызвать в столицу и самого кандидата. Миссия была важпой, и собор выделил из своей среды приличную случаю депутацию.

14 марта 1613 года члены собора виделись с Михаилом в Ипатьевском монастыре и парекли его на государство. Сопровождавшие бояр архиепископ Феодорит, Авраамий Палицып и другие духовные лица передали Романову царский посох.

Прошло полтора месяца, прежде чем Михаил прибыл из Костромы в столицу. Не только распутица задержала его в пути. Окружение Романова ждало ответа на тревожащий всех вопрос: «Признает ли страна избрание Михаила?» Крайнюю тревогу в Костроме вызывали казанские вести. Утрата Новгорода и Смоленска подняла значение Казани как крупнейшего города после Москвы. Весной 1613 года казанцы собрали рать и послали ее по приказу земских властей в столицу. Весть о царском избрании застигла казанских воевод в Арзамасе. Посланцы Земского собора хотели, чтобы ратники немедленно   принесли присягу Михаилу, но предводитель казанцев дьяк Шуль-Мн воспротивился присяге. Дьяк управлял Казанью  с  того времени, как парод по его указке убил Богдана Бель-Гского, а Морозов ушел под Москву.    Шульгин заявилйВез казанского совета креста целовати не хочу». С ближайшими «советчиками» дьяк решил спешно вернуться в Казань. Выступление «Казанского государства» грози-'До поколебать позиции Романова. Поэтому власти постарались перехватить Шульгина в пути. Они снарядили погоню и арестовали дьяка в Свияжске. Позже его уморили в сибирской ссылке.

Пока царский поезд медленно продвигался к Москве, в окружении Марфы Романовой сформировался новый, правительственный круг. Ранее других в него вошли Борис и Михаил Михайловичи Салтыковы, родня матери Михаила Романова. По семейной близости они жили все вместе в Ипатьевском монастыре. Будучи озабочена вопросом о средствах к содержанию царской семьи и двора в разоренной Москве, родня .Михаила образовала в царской ставке приказ Большого дворца и поручила Борису Салтыкову управлять им. Михаил Салтыков стал кравчим. Близкий к Романовым Константин Михалков получил чин постельничего. Новые сановники проявляли редкое нетерпение. По их наущению Михаил через три дня после наречеппя в Костроме потребова-тт, чтобы Трубецкой и бояре немедленно выслали ему «государеву печать». Бывшие члены семибоярщины воспрянули духом. Боярин Федор Шереметев не отходил от «самодержца» ни на шаг. Сразу вслед за Шереметевым в царскую ставку поспешил его шурин князь Иван Черкасский, двоюродный брат Михаила. Шереметев, Черкасский и Салтыковы постарались возможно скорее подорвать влияние земского правителя Трубецкого. Не к нему, а к Мстиславскому адресовали они царские грамоты в Москву. Составляя очередную грамоту, писец Земского собора по привычке написал было «мы, холопи твои, Дмитрсй Трубецкой да Дмитрей Пожарский», ио тут же спохватился и вычеркнул имена земских вождей. После 10 апреля 1613 года все отписки из Москвы Шли уже от имени «холопей Федора Мстиславского с товарищами». Боярская дума окончательно вступила в свои права.

С того времени как Михаил начал осознавать мир, в его душе жил страх перед бунтующим народом. Два года ЬсаДы внушили ему ненависть к «воровским» воеводам й Уазикам из земского ополчения. Знать, собравшаяся возле царя, старательно поддерживала в нем предубеждение против казаков.

Атаманы, прибывшие из Москвы в Кострому, чувствовали там себя неуютно. Когда Михаил на пути в Москву сделал остановку в Трояце-Сергиеве монастыре, многие казаки уже разъехались из его станки. В Троице государя встречала чуть не вся столичная знать, множество дворян и другие чины. Выступая перед ними, Михаил с великим гневом и слезами обличал продолжавшиеся казачьи грабежи. Романов говорил с чужого голоса. На выступление его вдохновили бывшие члены боярского правительства.

Мстиславский с товарищами ждали первый подходящий случай, чтобы удалить из столицы возможно большее число казаков и заменить их послушными стрельцами. В марте 1613 года две тысячи триста казаков были отосланы из Москвы в Калугу. Несколько казачьих станиц тогда же выстудили в Псков.

Накануне прибытия царского поезда в столицу «холопы Митька Трубецкой и Митька Пожарский» запросили государя, в какой день и в каком месте прикажет он им и всем ратным людям ополчения встрочать его и видеть его царские очи. Михаил прислал ответ не им, а . всей Боярской думе. Соперничество между старшими боярами и земским правительством играло на руку новому самодержцу. Оно мешали собору предпринять какие бы то ни было шаги к ограничению его власти.

14 апреля 1ЫЗгода собор постановил составить утвержденную грамоту об избрании Михаила. За образец дьяки взяли годуковскую грамоту. Нимало не заботясь об истине, они списывали ее целыми страницами, вкладывали в уста Михаила слова Бориса к собору, заставляли инокиню Марфу Романову повторять речи инокини Александры Годуновой. Сцену народного избрания Бориса на Новодевичьем иоле они воспроизвели целиком, перенеся ее под . стены Ипатьевского монастыря. Обосновывая права Романовых на трои, дьяки утверждали, будто царь Федор, перед кончиной завещал корону братаничу Федору Романову.

Старая ложь возведена была теперь в ранг официальной доктрины.

На изготовление грамоты ушло несколько недель. Подписание ее заняло значительно больше времени. В отличие от Годунова Михаил не позаботился о том, чтобы собрать подписи у всех членов собора поголовно. Выборные из городов выделяли из своей среды грамотея — дворянина либо посадского человека, роже стрельца, н тот подписывался разом за всех представителей своего города или уиида. Советники царя не пригласили подписать грамоту пи выборного человека "ото всего Московского государства Кузьму Минина, ни столичных гостей и посадских старост, ии атаманов и казаков из состава ополчения.

На коронации Михаила земские бояре тщетно пытались добиться признания их старшинства. Правитель Трубецкой пробовал местничать с самим Иваном Романовым, по его быстро одернули. Царь оказал честь дяде Ивапу Романову, велел ему держать перед собой шантсу Mono-маха. Трубецкому пришлось довольствоваться более скромной ролью. Он нес скипетр. Пожарский также участвовал в церемонии коронации. Ему поручили держать золотое яблоко. Кпязь Мстиславский вновь оказался героем дня. Как самый ummn.iii ни бояр он осыпал молодого царя золотыми монетами.

При всей вялости ума Михаил Романов понимал, что ему не видать было бы короны, если бы войско Пожарского не очистило Москву от вражеских войск. Члены собора п народ требовали признания заслуг выборного земского воеводы. Идя навстречу общему настроению, царь в самый день коронации объявил о пожаловании стольнику Пожарскому боярства. Но прежде стольника тот же чин получил. кпя:!ь Иван Борисович Черкасский. Порядок пожаловании был глубоко символичеи. Князь Пожарский возглавлял мартовское восстание в Москве, кпязь Черкасский помогал интервентам подавлять его. Позже Черкас-скин сражался, против отрядов ополчения и был взят в

плои.

Кузьме Минину более чем кому бы то ни было другому обязана была Москва своим освобождением. Совет ополчения по решению всей земли наградил его за московское взятие большой вотчиной па 1613 четвертей. Но новое окружение царя Михаила поглядывало на Кузьму искоса. На коронации Минин пе попал в число тех, кто исполнял почетные должности. Пожалование ему чина думного дворянина предусмотрительно отсрочили на один день. Власти положили выборному от всей земли 200 рублей па год. То был довольно большой оклад. Бояре расщедрились после того, как отказали Кузьме в поместье. Между тем все дворяпе получали главный доход как раз с поместий. Заслуги Минина перед казной не получили признания. Не он, а Траханиотов получил чин казначея и возглавил Казенный приказ.

Многим казалось, что недалекому Михаилу пе удер-. жать венца на своей голове и что его постигнет участь Федора Годунова либо Шуйского. Однако острый социальный кризис миновал, и лишь в дальних углах земли еще слышались последние отзвуки гражданской войны. Смерч тельная опасность, нависшая над Россией, объединила патриотические силы. Народный отпор спас страну.

Разрозненные отряды литовских людей и черкас продолжали появляться в замосковиых уездах и даже на далеком Севере и в Поморье. Они помнили те дни, когда Русь раздирали внутренние распри, и это позволяло им рассчитывать па полную безнаказанность. Теперь интервентов со всех сторон подстерегала опасность. Население не желало иметь с ними ничего общего и своими руками помогало истреблению шаек. Война, которую вели безвестные герои, принесла свои плоды. Немногие из тех, кто проник в глубь страны, выбрались из нее живыми. Замечательный подвиг костромского крестьянина Ивана Сусанина стал известен лишь потому, что произошел в романовской вотчине. Официальная традиция представила В неверном свете смысл его поступка. Крепостной крестьянин отдал жизнь не за царя, а за родной край. «Литве» нужен был проводник. Но Сусанин предпочел смерть сотрудничеству с захватчиками. Крестьянина запытали насмерть, не добившись от него нужных сведений.

Поневоле все силы истерзанной страны поглощала война. Сигизмунд III не отказался от планов завоевания России. Его войска вновь пересекли русские рубежи. Они сожгли Козельск, Волхов, Перемышль и показались у стен Калуги. Чтобы не допустить врага к столице, русское командование направило на запад земских воевод Дмитрия Черкасского и Михаила Бутурлина со значительными силами. Они отогнали неприятеля от Калуги, освободили Вязьму, Дорогобуж, Белую, а затем осадили Смоленск. Под Смоленском'' командование сосредоточило двенадцатитысячное войско. Ровно половину из них составляли казаки: две тысячи триста сорок прибыли из Москвы и две тысячи двести пятьдесят «приехали от ЗаРуцкого», покинув его станы.

Борьба за полное изгнание захватчиков с русских земель и освобождение Смоленска могла бы иметь успех, если бы русское командование направило на западные рубежи все свои силы. Но этого не произошло.

Минин и Пожарский старались не допустить одновременной лошш с Речью Посполитой а Швецией, и их дипломатические усилия увенчались блистательным успехом. Отстранив их от руководства, правительство отказалось также и от выработанного ими внешнеполитического курса. В разгар боевых действий под Смоленском оно направило против шведов под Новгород князя Дмитрия Трубецкого с более чем пятитысячной ратыо.

Старшие бояре давно добивались высылки недавнего правителя из столицы. Вместе с ним ушла из Москвы последняя тысяча казаков, некогда осаждавших Кремль. Мелочные интриги взяли верх над военными расчетами. Боевые силы; ополчения были разделены и посланы но разным направлениям. Испытанные вожди ополчения Минин и Пожарекий не участвовали в военных действиях. Царь и его окружение пожаловали им думные чины, но лишь для того, чтобы ограничить их огромное влияние на вемлго, призвавшую их к руководству страной в момент высшей опасности.

Назначение Трубецкого главнокомандующим в северскуго армию и посылка его в Новгород имели роковой исход. Бездарный боярин, как всегда, действовал вяло и нерешительно и не мог наладить снабжение армии. Наступление потерпело полную неудачу. Надежды уступили место унынию