Русская история и культура

«МЫ ОТ РОДА РУССКОГО...»

Рождение русской дипломатии

Андрей Николаевич Сахаров

«…Мы от рода рускаго...»—эти слова открывают самый древний и едва ли не самый загадочный письменный документ в русской истории, в истории нашего народа. Они являлись начальными словами знаменитого договора Руси с греками, который в 911 году заключил с Византийской империей великий князь киевский Олег. Текст договора был обнаружен в «Повести временных лет», входящей, в свою очередь, составной частью в одну из древнейших русских летописей — Лаврентьевскую, относящуюся к XIV веку. Во всех других русских летописных сводах текста этого договора не было.  Он сохранился  в  единственном экземпляре  и,  как нередко бывает с такого рода находками — единственными в своем роде, сразу же возбудил подозрение в своей достоверности. Как-то случилось так, что особенно не везло в этом смысле наиболее ярким, наиболее впечатляющим памятникам древнерусской истории. Тень фальсификации была брошена на гениальное «Слово о полку Игореве», сомнения были посеяны относительно достоверности великолепного памятника XIII века — «Слова о погибели Русской земли». Зловещее слово «подделка» поползло вслед за введением в широкий научный, читательский оборот «договоров Руси с греками» Олега, Игоря, Святослава.

Любопытно, что острейшая полемика, принимающая международный и долговременный характер, возгорается, как правило, именно вокруг древнерусских памятников культуры: другим в этом смысле везет как-то больше, хотя оснований для полемшш и в отношении, скажем, некоторых древнефранцузских, древнеанглийских исторических памятников существует, по крайней мере, пе меньше.

Возьмем, например, известный памятник раннесредневековой английской письменности (конец XII в.) «Житие и чудеса святого Фомы» Уильяма Кентерберийского. Он существует в единственной рукописи (относящейся к XIII в. и найденной в XIX в.), как и русско-византийский договор 911 года, как «Слово о погибели Русской земли», как существовало «Слово о полку Игореве». Но никому не приходит в голову объявить его подделкой, позднейшей фальсификацией или посеять в отношении него какие-либо подозрения. Ученые принимают этот список спокойно, без тени сомнения, используют его без всяких оговорок. Но стоит обратиться к некоторым наиболее ярким древнерусским памятникам культуры, как погружаешься буквально в пучину дискуссий, сомнений, нигилистических, а порой нигилистически-истерических писаний, и такое в этих писаниях сквозит мало связанное с наукой, объективным, непредвзятым подходом к памятникам старины недоброжелательство, а порой нескрываемое злопыхательство и даже ненависть, что просто диву даешься, откуда бы и зачем взяться такому. Особенно характерны в этом смысле были сочинения немецких авторов XVIII —XIX веков, русских сторонников норманской теории образования древнерусского государства, считавших, что русский народ был сам не в состоянии создать собственное государство и лишь «на-ходники» — норманны, варяги — привнесли эту благодать, свидетельствующую о более высоком уровне цивилизации народа, на русскую почву. В XX веке эти версии активно подхватили фашистские историки, а позднее некоторые западные — американские, английские, французские, скандинавские советологи, русисты, идеологи пантюркизма, различные специалисты по истории Древней Руси, и в их сочинениях слышится все тот же нигилизм, все то же давнишнее пренебрежение и недоверие к памятникам древнерусской культуры.

Откуда такие предубеждение, недоверие, а то и прямая ненависть? Они объясняются весьма просто. Неверием в гений великого народа, как это было у западни-ков-норманистов, ненавистью к народу-свободолюбцу, борцу, отстоявшему свою независимость от западных «цивилизаторов» — немецких и шведских крестоносных рыцарей, Ливонского ордена, польско-шведских интервентов, полчищ Наполеона, к народу, одержавшему верх над нашествием «двунадесяти языков» мирового империализма в период гражданской войны и иностранной интервенции, сокрушившему немецко-фашистских захватчиков в Великой Отечественной войне 1941 —1945 годов. И все попытки врагов поставить этот народ на колени, начиная от нападений кочевых орд сарматов, аваров, половцев, монголо-татарских захватчиков до тайной войны онемечивания сверху во время бироновщины, других скрытых и явных стремлений подчинить его себе, оканчивались крахом. Русский народ в единстве, братстве с другими народами страны творил свою великую историю, и замечательные памятники его литературы, архитектуры, живописи являлись яркими вехами, отражающими его многотрудный исторический путь, утверждающими наиболее значительные из его свершений.

Отнимите у русского народа «Слово о полку Игоревен — и вы лишите его целой цивилизации. Зачеркните подлинность договоров Руси с греками — и вы ликвидируете в русской истории целый пласт ее международных связей, уничтожите одну из ярких гранен древнерусского государства, лишите Русь ее европейской и мировой истории в период раннего средневековья, обречете ее па положение «варварской» окраины, предначертание которой — всегда служить лишь периферийным фоном великих западных или восточных цивилизаций. Не случайно вопрос о создании государства на Руси в IX — X веках является и поныне одним из важнейших и наиболее острых в понимании русской истории раннего средневековья, а вопрос о международных связях русского государства остается самым животрепещущим для ученых и любителей истории многих поколений, определяющим место Руси в тогдашней европейской и мировой истории.

Так скромные документы X века вырастают в большую идеологическую, научную, культурную проблему. Наиболее четко связь нигилистической оценки договоров как памятников древнерусской культуры с представлением об уровне развития Руси того времени выразилась в работах историка русского права норманиста В. И. Сергеевича в начале XX века. Он категорически выступил против того, чтобы сравнивать договоры Руси с Византией с другими соглашениями средних веков, считая, что к «таким примитивным деятелям, какими были руссы времен Олега», такие аналогии просто неприменимы.

Но есть и еще одна причина, по которой многие ученые как прошлого, так и настоящего либо недоверчиво отнеслись и относятся к истинности ряда памятников древнерусской дипломатии, либо просто-напросто объявляют их подделками,—это само их содержание. Известный противник подлинности многих древнерусских памятников немецкий ученый Август Людвиг Шлецер в своем критическом трехтомном разборе «Повести временных лет» под названием «Нестор» написал, касаясь договора 911 года, удивительные слова: «Если договор этот был действительным, то он составляет одну из величайших достопамятностей всего среднего века, что-то единственное во всем историческом мире», А поскольку быть этого, по его мнению, не могло, то, значит, и говорить нечего: поздняя подделка, и все тут.

Итак, по существу все противники подлинности дипломатических памятников Древней Руси сходились на одном, и это одно являлось самым веским аргументом в их арсенале «против»: русский народ просто не мог создать подобных шедевров. Не правда ли, какая непритязательная и неопровержимая логика? Но эта наивная суть порой прикрывалась флёром научных рассуждений, глубокомысленных изысканий, которые составляли в конце концов целые тома научных книжек, порождая ответные рассуждения и изыскания. А поскольку вопрос был нерешенным, дискуссионным, то и в обобщающих научных трудах, в учебной литературе звучали насчет дипломатии древних руссов весьма осторожные рассуждения. Да и само это понятие не употреблялось, потому что уж так издавна повелось: о какой дипломатии можно было говорить, когда вопрос о наличии государства-то в русских землях IX—X веков был далеко не ясен?

Любопытно, что применительно к этому времени подробно писалось и говорилось о дипломатии Византии, Германии, Болгарии, Арабского халифата, Хазарин, других государств и народов сопредельных Руси стран Европы, Передней Азии, даже кочевников печенегов, но в отношении Руси не употреблялась даже подобная терминология.

В борьбе с норманистами всех мастей, буржуазными фальсификаторами истории России советская историческая наука добилась впечатляющих успехов. Советские ученые убедительно доказали автохтонность, т. е. коренную принадлежность древнерусских поселенцев к тем регионам, где впоследствии возникли конфедерации восточно-славянских племенных союзов, позднее— княжества и, наконец, огромное, мощное Киевское государство. В своих трудах академик Б, А. Рыбаков- значительно раздвинул временные рамки выявления прото-славянской и праславяиской культуры в районе Поднеп-ровья, отнеся первые ее следы к III тысячелетию до новой эры; а отсюда ученый уже протянул нити этих древнейших славянских признаков к позднейшим временам—скифскому нашествию и далее к первым векам новой эры и к периоду Киевской Руси.

В многочисленных фундаментальных работах выявлены социально-экономические процессы, протекавшие в восточно-славянских землях, и доказано становление в

IX        — X веках классового общества и государства — ран

нефеодальной монархии, показаны международные свя

зи   Киевской  Руси,  основные  направления  ее  внешней

политики. И все-таки оставалось неясным, почему же в

X         — XI   веках,   во   времена   Владимира   I   и   Ярослава

Мудрого, Русь вдруг добилась такого ощутимого взлета

на международной арене. Ведь войско Владимира I по

существу   спасло   от   гибели   под   ударами   восставших

болгар византийского императора Василия II. Русь это

го времени находилась в тесных отношениях с  Визан

тией, Польшей, Венгрией, Чехией, Германией, Швецией,

Норвегией, другими странами Европы и Передней Азии.

При Ярославе Мудром русские княжны стали королева

ми французской, венгерской, норвежской, датской; а сыновья Ярослава — Изяслав, Святослав, Всеволод—были женаты на принцессах из германских, польских земель, из Византии. Русь продолжала оставаться участницей большой европейской политики и в конце XI века. В союзе с Польшей в 70-х годах Русь противоборствовала Чехии, за которой стояла Германская империя, а в 80-е годы германской императрицей стала внучка Ярослава Мудрого Евпраксия. Европейской известностью пользовался Владимир Мономах, бывший сначала князем переяславским, а затем великим киевским князем. Он являлся внуком Ярослава Мудрого и шведской принцессы, сыном византийской принцессы, мужем английской принцессы, деверем германского императора, внучатым племянником венгерской и датской королев — дочерей Ярослава Мудрого, пасынком половецкой княжны. Его старший сын, будущий великий киевский князь Мстислав, был женат на дочери шведского короля Христине, а внучки — на немецких князьях. Таков далеко не полный перечень родственных связей этого знаменитого полководца и государственного деятеля Древней Руси. Это о нем восторженно писал автор «Слова о погибели Русской земли»: «Отсюда до венгров, и до поляков, и до чехов, от чехов до ятвягов, отятвягов до литовцев и до немцев, от немцев до корелы, от корелы до устюга, где живут тоймичн, и за Дышащим-морем, от моря до болгар, от болгар до буртасов, от буртасов до черемисов, от черемисов до мордвы — то все покорил бог народу христианскому: великому князю Всеволоду, отцу его Юрию, князю Киевскому, и деду его Владимиру Мономаху, которым половцы детей своих пугали в колыбели. А литва из болота на свет не показывалась. А венгры каменные города укрепляли железными воротами, чтобы на них великий Владимир не ходил войной. А немцы радовались, что они далеко за синим морем. Буртасы, черемисы, веда и мордва бортничали на князя великого Владимира. И сам господин Мануил Царегородский, страх имея, затем и великие дары посылал к нему, чтобы великий князь Владимир Царьграда его не взял».

В этой короткой поэме довольно точно отражено международное положение Руси в начале XII века, ее чрезвычайно высокий внешнеполитический престиж. Но где были истоки этого взлета? По каким торным путям, широким ступеням поднималась Русь к этому великолепию? Ведь, почитав иных авторов прошлого и настоящего, особенно некоторых современных западных русистов, только диву даешься: как это отсталая, безвестная, варварская страна вдруг засияла на европейской арене, да и вообще, возможно ли этакое мгновенное превращение, в котором буржуазные историки из далеко не научных побуждений также отказывают Древней Руси?

При ответах на эти вопросы мы и должны обратиться к первым шзгам древнерусской дипломатии, к первым ее признакам, к первым ее, порой безвестным, деятелям, которые, выражая волю нарождающегося класса феодалов, богатого купечества, защищая интересы складывающегося раннефеодального государства, ткали его внешнеполитические узоры, вели дипломатические переговоры в окрестных странах, закрепляя успехи русского оружия, прикрывали его поражения, готовя новые походы, отражали предстоящие нашествия, искали и находили союзников, нейтрализовали противников. А в ходе этой многовековой, трудной, кропотливой работы рождались, как и в других странах, первые дипломатические процедуры, церемониал, определялся характер переговоров, их оформление соответствующими устными и письменными, открытыми и тайными, пространными н краткими, предварительными и окончательными соглашениями, договорами, появлялись первые «штатные дипломаты, люди, профессией которых стало выполнение дипломатических поручений молодого государства,— короче говоря, рождалась дипломатическая снетемп, дипломатическая служба в самом прямом смысле слова.

Может возникнуть закономерный вопрос: да какая в те времена могла быть служба, какая могла быть система? Ну, ездили люди, иногда о чем-то договаривались. И все-таки с такими сомнениями можно было бы поспорить, поскольку складывание всего государственного механизма в период его естественного рождения проходит длительный путь, усложняется, эволюционирует от его примитивных форм до развернутых, глубоко разработанных, изощренных для своего времени методов ведения внешней политики. И порой за малозначащими на первый взгляд, единичными, туманными, а потому спорными упоминаниями в русских летописях, в западных хрониках, в сочинениях восточных авторов о дипломатических действиях того или иного древнего русса мы, сопоставляя эти отдельные ориентиры с подобными же явлениями в сопредельных странах, вдруг открываем для себя стройный ряд стереотипов. И оказывается, что перед нами не единичные, спорные явления, если их рассматривать изолированно, лишь в применении к Киевской Руси, а обычные, характерные для других молодых, складывающихся государств приемы дипломатической деятельности.

Государство не существует как некая абстракция, как нечто сложившееся, раз навсегда данное. Основоположники марксизма-ленинизма дали блестящий анализ истории государства, его социальной сущности в различные общественно-исторические формации, его эволюции. Они показали, как оно проявляет себя в своих внутренней и внешней функциях.

Внешняя функция государства.., Его отношения с другими государствами, выражение на внешнеполитической арене коренных интересов господствующею класса. Вот они, реальные результаты усилий государственной машины. Но как достигнут этот результат, какова механика, каковы скрытые пружины самих внешнеполитических усилии, как организованы эти.усилия, в каких мимолетных соприкосновениях, длительных контактах, яростных схватках с другими такими же системами эти результаты достигнуты? Разве ответы на эти вопросы не характеризуют уровень государственного развития, его зрелость, масштабность, значительность? Попятно, что все эти вопросы, обращенные к нашей древности, к Киевской Руси, естественно, немедленно вторгаются в область рассуждений, а порой и дискуссии об уровне развития древнерусской государственности, о способности пли неспособности руссов IX — X веков встать, в смы:ле государственного развития, па один уровень с наиболее развитыми государствами того времени. Одна эта мысль кажется нестерпимой для наших идеологических оппонентов, ненавистников великого прошлого нашей Родины. Но эта же мысль естественна для каждого объективного человека, спокойно, непредвзято, внимательно изучающего историю своего Отечества, занимавшего и в те далекие времена достойное место среди других стран и народов, место, определяемое энергией народа, его повседневными хозяйственными усилиями, сноровкой, талантами неизвестных русских людей, его воинскими свершениями, большими внешнеполитическими достижениями. И свое скромное, но не последнее место в этих усилиях, талантах и достижениях занимает порой незаметная, совершенно неизвестная широкому кругу любителей истории, но весьма впечатляющая по своим результатам работа первых русских дипломатов, о которой мы и намерены рассказать в этой книге.