История

Царь Петр и король Карл

Два правителя и их народы

Связанные разделы: Русская история

Рефераты

Сверкер Уредссон

ВВЕДЕНИЕ

Петр Великий и Карл XII, победитель и побежденный в Великой Северной войне, во многом были людьми разными. Но они похожи друг на друга тем, что оба эти образа будили фантазию. Они как исторические и мифологические фигуры сыграли большую роль вдохновителей и символов уже после своей смерти (соответственно в 1725 и 1718 гг.). Взгляд на обоих государей менялся, во многих смыслах отражая развитие идей от раннего XVIII в. до наших дней. И ничто не указывает на то, что эти их роли сыграны до конца.

Петр был необычным человеком даже внешне. Он обладал более чем двухметровым ростом, был одержим жаждой деятельности и славился огромной работоспособностью. При этом ом мог быть и грубым и бесцеремонным. Его интеллектуальное любопытство, как и стремление к знанию, было безграничным. Он хотел, чтобы Россия научилась как можно большему от Западной Европы. Что же касается его самого, то он выучился и немецкому, и голландскому. Он выступал против старомосковских основ, будучи одновременно русским патриотом. Он ненавидел тех, кого считал ретроградами в собственной стране; это касалось стрельцов — тех полупрофессиональных пеших солдат, которых Петр застал при вступлении на трон, — а также клики, собравшейся вокруг его сына Алексея. К иностранцам у него ненависти не было, в том числе и к шведам.

Карл XII вошел в историю как великий король-воин; при этом прежде всего имеется в виду его война с Петром и Россией. Петр известен как великий реформатор и как монарх, который сблизил Россию с остальной Европой. Но Петр известен и своим единоборством с Карлом. Это понятно, так как борьба России со Швецией длилась с 1700 по 1721 гг. Период стоит сопоставить со временем правления Петра, которое можно обозначить годами 1689 — 1725. Именно исход этой борьбы сделал Россию одной из великих держав Европы; вторым ее результатом было то, что Швеция перестала принадлежать к этому кругу государств.

Достаточно взглянуть на титулы и воинские звания Петра, чтобы понять, как важна была война со Швецией. После Полтавской победы Петр стал генералом. После окончания Северной войны он был уже адмиралом. А после Ништадтского мира 20 ноября 1721 г., когда Россия получила от Швеции Лифляндию, Эст-ляндию и Ингерманландию, частично Карелию и Выборгский лен, а также острова Эзель и Даго, Петр получил титул императора и стал называться Великим и «Отцом Отечества». В произведениях искусства Петр представал в виде Геркулеса, побеждающего шведского льва. Возле большого дворца в Петродворце также имеется шведский лев, но здесь он побеждается Петром в образе библейского героя Самсона. Однако любого шведа больше поражает изображение Петра в облике Давида, сражающегося со шведским Голиафом.

Предлагаемая статья во многом построена на книге Н.В.Ряза-новского The Image of Peter the Great in Russian History and Thought. New York, Oxford, 1985. Историк Н.В.Рязановский — по происхождению русский, но работает в университете Беркли в Калифорнии. Помимо прочего, из книги Н.В.Рязановского мной заимствована периодизация.

ПЕРИОД 1700 - 1825 гг. (РУССКОЕ ПРОСВЕЩЕНИЕ)

При мысли о себе самом и своем правительстве перед Петром ри

совалась следующая картина: Россия выведена им из мрака на

свет; произошел прыжок из отсталости на передовые рубежи: его

держава стала сравнимой с западными странами. Эта тема звучала

в речах во время погребения Петра в 1725 г. В них он представлял

ся в образе скульптора, изваявшего Россию. Архиепископ Феофан

Прокопович напомнил в своей речи, что русские ранее восприни

мались повсюду как варвары и невежды, что их презирали и что их

страна считалась законной добычей.

«Ныне же что храбростию, любомудрием, правдолюбием, исправлением и обучением отечества не себе точию, но и всему российскому народу содела пресветлый наш монарх? То, что которыя нас гнушались яко грубых, ищут усердно братерства нашего; которыя безчестили, славят; которыя грозили, боятся и терпещут; которыя презирали, служить нам не стыдятся; многия по Европе ко-ронованныя головы не точию в союз с Петром, монархом нашим, идут доброхотны, но и десная Его Величеству давати не имеют за безчестие: отменили мнение, отменили прежний свои о нас повести, затерли историйки своя древния, инако и глаголати и писати начали. Поднесла главу Россия, светлая, красная, сильная, другом любимая, врагам страшная».

Другой епископ, Гавриил Бужинский, сравнил Петра с Иисусом. Когда минул год после смерти Петра, Бужинский говорил, имея в виду покойного, что никто не способен на большую любовь, чем «тот, кто отдал жизнь за други своя». «В сей любви Петр истинный подражатель Христа Господа: не щадяше дражай-шия души своея за отечество свое, за други по вере христианской, а по богодарованному Скипетру за подданные своя. Не щадяше души своея в трудех и подвизех, в мразе и зной, в путешествии и мореплавании, в бедственных на земле странствованиях и в многомятежнейших и бедственнейших морских обуре-ваниях».

Бужинский размышляет над вопросом, который многие христиане уже задавали себе до него со времени отца церкви Августина: что есть справедливая война (bellum justum)? Из шведской истории известно, что и этот вопрос считался важным, в особенности для Густава II Адольфа. Бужинский подчеркивает, что есть на свете справедливые войны, что не кто иной, как Бог, начинает и поддерживает такую войну, да и победу вручает Господь. Справедливая война ведется по крайней необходимости, в ответ на неправое дело; в этом случае речь идет о борьбе с целью обороны или за выживание. Ветхий Завет полон справедливыми войнами, в нем же встречаются свидетельства божественной поддержки такой войны.

«Начала еси короно Российская истинную, правильную и праведную брань за раздраную неправедно от льва Свейского твою ризу, за отъятыя многия страны и провинции, и Бог превысочай-ший Судия, сей приял тя в праведное Свое защищение».

Итак, для этих епископов актуален вопрос агиографии, во-^ прос жития Петра как святого. Однако, чаще всего, Петр представлялся как провозвестник Просвещения в России. Эта точка зрения получила мощную поддержку Вольтера, ведущего философа Просвещения. Ведь Вольтер в своей биографии Карла XII, вышедшей уже через 13 лет после смерти шведского короля, нарисовал яркими красками портрет короля, и образ этот амбивалентен: Карл XII обладал всеми достоинствами героя, но имел их в таком избытке, что сам привел свою родину к катастрофе. Значительно позже, в 1759—1763 гг., вышла книга Вольтера «История России при Петре Великом». В ней нет места сомнениям.

Вольтер использует сильные выражения. Петр был законодателем, ни в чем не уступавшим Солону или Ликургу (классические древнегреческие законодатели). Все, что ввел Петр, ныне свидетельствует о его гении и увековечивает память о нем. «Закон, порядок, политика, военная дисциплина, флот, торговля, мануфактуры, науки, искусства — все исполнилось по его замыслам». Вольтер подчеркивает, что если в целом войны нового времени почти исключительно порождали беды, то день Полтавской победы привел к счастью величайшей империи Земли. Поступки Петра по отношению к собственному сыну Алексею, повлекшие за собой смерть царевича, также оправдываются Вольтером. Петр был более государь, чем отец, и он пожертвовал своим собственным сыном в интересах нации; без строгости Петра нация впала бы обратно в то состояние, из которого он ее извлек.

В своих взглядах на Петра и Россию Вольтер пользовался поддержкой Дидро и Д'Аламбера, а вместе с ними -— и всей великой «Энциклопедии». Реформы Петра прекрасно вписывались в картину того, что должен делать просвещенный монарх. Но Монтескье и Руссо стали двумя известными «уклонистами» от этой модели. Монтескье обращал свое внимание не только на содержание реформ, но и на то, как они проводились; он считал Петра тираном. Руссо полагал, что реформы Петра не соответствовали русскому характеру, русскому народу. Поэтому в Руссо можно увидеть раннего провозвестника критического воззрения на Петра, которое в последующую затем эпоху романтизма стало более обычным.

Для культурной элиты России Петр был тем же, чем он был и для Вольтера. Можно обратиться к такому интереснейшему деятелю культуры всех времен, каким был Михаил Ломоносов (1711— 1765). Этот человек был сыном рыбака, он родился неподалеку от Архангельска, на севере России. Выдав себя за отпрыска благородной фамилии, Ломоносов стал студентом Славяно-греко -латинской академии, где изучал филологию. Он был направлен в Санкт-Петербургскую академию наук, а оттуда — в Германию, где занимался философией, математикой и естественной историей (естествознанием), а также горным делом и металлургией. Во время пребывания за рубежом он присылал в Академию наук свои оды и научные работы. Он стал членом Академии и профессором химии. Несмотря на сопротивление иностранных членов, Ломоносов первым из русских начал играть в Академии наук главенствующую роль. Он заложил основу современного русского литературного языка — главным образом, своей «Российской грамматикой». По его инициативе в 1755 г. в Москве был открыт университет, который носит его имя. В 1760 г. он стал первым русским членом Шведской академии наук.

Ломоносов разработал технологию изготовления цветного стекла, наладил производство мозаичного стекла на одной из фабрик и возглавил его, а также собственноручно создал знаменитое мозаичное панно «Полтавская битва», ныне находящееся в здании Академии наук в Санкт-Петербурге. В сочинениях Ломоносова насчитывается 267 постраничных ссылок на Петра Великого. Его отношение к Петру особенно хорошо выражено в торжественной речи, произнесенной им в Академии наук в 1755 г. Во вступительной ее части он говорил о победе Петра над Карлом XII и Швецией. Он подчеркнул, что после своей победы Петр не допускал упадка армии. И войско и флот созидались лично Петром. Далее Ломоносов подчеркнул, что Петр Великий принес в Россию благосостояние. Он оплачивал великую войну, не отяготив страну долгами. Он основал Сенат, Священный Синод и другие государственные институты. И все это российский император осуществил при весьма тяжелых обстоятельствах и несмотря на могучих врагов, и внешних и внутренних. Ему всегда удавалось оставаться простым, доступным, дружелюбным и близким своему народу. Все великие герои всемирной истории, жившие до Петра, были, в сравнении с ним, оценены Ломоносовым как мелкие. То, что римским государственным деятелям и полководцам удалось сделать за 250 лет, между Пуническими войнами и Августом, было осуществлено Петром за время одной его жизни. Речь Ломоносова заканчивалась утверждением, что если какой-либо человек мог бы, по человечьему разумению, стать равным Богу, то он не знает никого иного, кроме Петра Великого.

В 1762 г. Россия вновь обрела царственную особу, которую стали называть «Великой». Это была немка по происхождению, императрица Екатерина II. Она была женой внука Петра Великого — императора Петра III, который был свергнут и убит в результате дворцового переворота. Екатерина взяла власть в свои руки и царствовала вплоть до 1796 г. Во многих отношениях Екатерина продолжила дело Петра. Современники были о ее правлении весьма высокого мнения.

Отношение Екатерины к своему великому предшественнику было двойственным. Она высоко ценила его, и никто не смел критиковать Петра в ее присутствии. Она считала себя его наследницей, но в то же время хотела быть еще более великой. Это ее желание понимал Вольтер, который в письмах к ней позволял себе говорить о «Петре Великом» и «Екатерине Величайшей». Особенно большим авторитетом для императрицы был Монтескье, однако он, как мы видели, характеризовал Петра как тирана. И сама она иногда упрекала царя за то, что он не реформировал уложение о наказаниях, сохранившееся от варварского XVII в.

Символ связи между этими двумя монархами — Медный всадник, самый замечательный памятник Петру, и в то же время это символ города, основанного Петром. Автор монумента — Этьен Морис Фальконе, французский скульптор, приглашенный Екатериной в свою столицу. Мьг, шведы, можем вспомнить, что это случилось в то же самое время, когда в Стокгольм был приглашен Ларшевск для возведения, соответственно, монумента Густаву II Адольфу. Но безусловно, в Медном всаднике значительно больше динамизма и силы. На этом памятнике, открытом в 1782 г., начертаны слова: «Петру I — Екат ерина II»,

В дальнейшем весь интерес к Петру как бы фокусировался на Медном всаднике. Александр Сумароков, которого называют отцом русской драматургии, еще раньше написал пьесу с Петром в качестве главного героя.

Гавриил Державин, которого называли официальным пиитом Екатерины Великой, также написал оду Петру (1776 г.). Каждая из многочисленных строф этой оды заканчивается рефреном:

Неси на небо гласи, ветр:

Бессмертен Ты, Великий Петр!

В правление Екатерины появилась первая, весьма амбициозная история Петра. Иван Голиков (1735—1801), из купцов, посвятил большую часть своей жизни исследованию истории Петровского времени. В 1788—1789 гг. он издал двенадцатитомные «Деяния Петра Великого, мудрого преобразителя России, собранные из достоверных источников и расположенные по годам». В 1790—1797 гг. вышло еще 18 томов, названных «Дополнения к Деяниям Петра Великого». Как явствует уже из названия труда жизни Голикова, воззрения этого историка на Петра совершенно соответствовали принятым в российском Просвещении. Все деяния императора получали оправдание. В двух томах Голиков сравнивал Петра с Константином Великим, и это сравнение оборачивалось явно в пользу Петра, Интересно заметить, что Голиков использует 136 первых страниц своего труда для полемики, обращенной против картины Великой Северной войны, которая была создана Филипом Иоганном фон Страленбергом, шведским офицером, а затем военнопленным. Книга фон Страленберга «Das nord- und oestliche Theil von Europa und Asia, in so weit solches das gantze mssische Reich in sich begriffet» вышла на немецком в Стокгольме в 1730 г., а впоследствии была опубликована также на английском, французском и русском языках.

Подобно русским беллетристам — и Вольтеру, — российские историки противопоставляли целеустремленного и просвещенного реформатора Петра дикому шведскому королю-воину Карлу XII. При создании непорочно светлого образа Петра встречались известные проблемы, но и они были разрешены. Петровские казни стрельцов в 1698 г. оправдывались собственными делами этих мятежных солдат. Труднее было оправдать пытки, которым был подвергнут сын Петра, Алексей, приведшие его к смерти, но здесь подчеркивалось, как сильно любил Петр своего сына, который, однако, не желал трудиться заодно с отцом. Что касается несдержанного образа жизни Петра, в том числе великого пьянства, то это или игнорировалось, или также объяснялось народностью натуры Петра и нравами эпохи. Огромные человеческие жертвы при строительстве Санкт-Петербурга можно было оправдать тем положительным результатом, к которому впоследствии привела градостроительная деятельность Петра.

Для того чтобы утвердить светлый образ Петра на темном фоне предшествующей эпохи, необходимо было лишить этот фон какой бы то ни было ценности. Русская старина изображалась целиком ущербной. В эпоху романтизма это стало ударным моментом при оценке Петра, но уже в начале XIX в. появляются попытки критики этой картины, то есть представлений о Петре на фоне совершенного мрака. По словам княгини Екатерины Дашковой, принадлежавшей к ближайшему окружению императрицы Екатерины, утверждение, что именно Петр сотворил Россию, неверно. Это было, считала Дашкова, выдумкой иностранцев, которых государь пригласил в свою страну и которые, таким образом, претендовали на участие в акте сотворения державы, как они это называли. Еще дальше в этом направлении пошел Николай Карамзин (1766—1826). Карамзин сделан очень много для развития современного русского литературного языка. В 1803 г. он стал императорским историографом и подверг Петра критике справа. Карамзин обвиняет Петра за то, что в управлении страной он использовал так много иностранцев. Карамзин полагает, что Петр подорвал гражданские добродетели русских, придавая более важное значение подражанию загранице. Карамзин не отрицает величия Петра, но полагает ошибочной его попытку превратить Россию в какую-то Голландию.

Карамзин издавал свою фундаментальную «Историю государства Российского» во второй половине правления Александра I (1801—1825). Первое время Александр в значительной степени принадлежал к российской просветительской традиции, и его правление до 1811 г. было периодом энергичных реформ. Затем России Александра пришлось пережить нечто подобное тому, что пережила петровская держава. У армии Карла XII, некогда вторгшейся в глубь России, теперь появилась последовательница в лице Великой армии Наполеона. На этот раз оккупирована была даже Москва. Но в войне с Наполеоном России удалось перехватить инициативу. Франция была побеждена, а после Венского конгресса по инициативе Александра был образован «Священный союз», то есть модель сотрудничества великих держав для восстановления в Европе статус-кво, а также для борьбы с революционными движениями и либеральными устремлениями. Кстати, можно отметить, что в продолжавшихся дебатах о Петре Великом принял участие и Наполеон. Французский император критиковал российского монарха за то, что тот все хотел сделать сам, а также за то, что Петр не видел различия между делами большей и меньшей важности.

Нужно подчеркнуть, что «просвещение» России в 1700—1825 гг.

было тесно связано с ее государями: Петром, Екатериной и Алек

сандром. Длительное время едва ли существовала какая-либо кри-

тика слева. Но в конце царствования Александра такая критика

начала поднимать голову. В ходе войны с Наполеоном многие рус-

ские столкнулись с радикальными просветительскими идеями и с

образом мыслей, истоком которых была Французская революция. Участники движения, позднее получившего название декабристского, хотели упразднить в России как самодержавие, так и крепостное право. Многие из декабристов высоко ценили Петра Великого, но в то же время указывали на отсутствие при нем свободы и на тяжелые повинности, которые должен был нести народ. После смерти в ноябре 1825 г. Александра I эти левые критики решили, что пришло время действовать, но попытка восстания была легко подавлена — в декабре, отчего движение и получило свое имя.

Все, о чем до этого момента говорилось, отражало взгляды на Петра более или менее образованного общества. Наряду с ним (или под ним) существовали народные воззрения на царя. Остро критическую позицию занимали старообрядцы. Они представляли внутрицерковное направление, возникшее, когда Никон стал в 1652 г. Патриархом Московским и всея Руси и начал реформировать церковную службу с целью сблизить русскую церковь с греческой. Эти староверы были в 1666 г. отлучены от церкви и заклеймлены как схизматики (раскольники). Они — но не только они — обличали Петра как «фальшивого» царя, видели в нем Антихриста и отождествляли его с Иваном Грозным. В то же время и эти радикальные, стоявшие на конфессиональной почве критики были весьма высокого мнения о Петре в некоторых отношениях. Он был, вне сомнения, героем войны. Превозносилась его огромная работоспособность; он мог даже восприниматься как мифический вождь — покровитель народа.

ПЕРИОД 1825-1860 гг. (ИДЕАЛИСТИЧЕСКАЯ ФИЛОСОФИЯ И РОМАНТИЗМ)

С подавлением восстания декабристов в России исчезла почва для союза между ее правителями и интеллектуалами, или «образованными». На протяжении большей части указанного периода правил брат Александра, Николай I (1825—1855). Он продолжил жесткую полигику, начатую им со дня вступления на трон. В 1830 г. было разгромлено мятежное движение поляков. В 1848 г. Николай помог ликвидировать национально -осво б одительное движение в Австрии. В результате русский царь, а вместе с ним и российская правящая элита зарекомендовали себя в качестве «жандарма Европы».

В начале этого периода прозвучало самое известное изо всех словесных восхвалений Петра. Оно принадлежало национальному русскому поэту Александру Пушкину (1799—1837), написавшему поэму «Медный всадник». Пушкин лично имел отношение к Петру. По материнской линии он происходил от эфиопа, который еще мальчиком был взят на попечение Петром, а после получения образования в Западной Европе поступил на российскую военную службу.

Ранние стихотворения Александра Пушкина были исполнены пафоса свободы, за что поэт был выслан из столицы. Он смог вернуться, когда императором стал Николай.

В своем изображении эпилога Полтавской битвы Пушкин показывает, с каким дружелюбием отнесся Петр к своим прославленным пленникам, как он поднял чашу в честь своих учителей. У многих поколений российских школьников именно по этой поэме Пушкина сложилось представление о битве, изменившей соотношение сил между Россией и Швецией.

В 1833 г. Пушкин написал «Медного всадника». Эта поэма была опубликована в 1837 г., в год гибели поэта на дуэли. В начальных строках поэмы Петр стоит среди болот у невского устья:

В Европу прорубить окно,

Ногою твердой стать при море.

Сюда по новым им волнам

Все флаги в гости будут к нам,

И запируем на просторе.

Прошло сто лет, и юный град,

Полночных стран краса и диво,

Из тьмы лесов, из топи блат

Вознесся пышно, горделиво;

Где прежде финский рыболов,

Печальный пасынок природы,

Один у низких берегов

Бросал в неведомые воды

Свой ветхий невод, ныне там

По оживленным берегам

Громады стройные теснятся

Дворцов и башен; корабли

Толпой со всех концов земли

К богатым пристаням стремятся;

В гранит оделася Нева;

Мосты повисли над водами;

Темно -зелеными садами

Ее покрылись острова,

И перед младшею столицей

Померкла старая Москва,

Как перед новою царицей

Порфироносная вдова.

Поэма продолжается как пышное чествование Санкт-Петербурга, но также и основателя города, «мощного властелина судьбы». Далее в поэме — как иногда случается и на самом деле — Нева выходит из берегов. Главный герой, Евгений, в своем блужданье по городу приходит наконец к «Медному всаднику» Фальконс. Он охвачен ужасом при виде этого гиганта и бежит прочь, но Медный всадник скачет за ним, а в конце поэмы тело Евгения находят на каком-то острове, куда его занесли речные волны.

В этот период произошло разделение русской интеллигенции на западников и славянофилов. Западники ратовали за продолжение линии Петра и Екатерины, полагая, что Россия должна все более сближаться с Западной Европой, получая оттуда импульсы к развитию. Напротив, славянофилы считали, что России предназначена собственная миссия и что она должна беречься от разлагающего влияния Запада. Отчасти в основу позиции славянофилов был заложен ужас перед Французской революцией и ее идеями.

Оба эти направления, западников и славянофилов, могли  черпать аргументацию у Петра Чаадаева (1794—1856), который из сторонника Просвещения стал выдающимся религиозным философом, испытавшим влияние идеалистической философии Шеллинга и французских католиков вроде Ламеннэ. Он и сам перешел в римско-католическую церковь. В своем первом «Философическом письме», написанном в 1829 г. и опубликованном в 1836 г., Чаадаев подчеркивает значение религии. Он полагает, что обособление России от Европы в целом объясняется вероисповедными причинами. Чаадаев говорит об одном великом человеке, который хотел цивилизовать русских, но к настоящей цивилизации они даже близко не подошли. Великий человек — это, понятно, Петр. Потом появился другой великий государь, который повел свой народ от победы к победе в Европе, но который заимствовал в цивилизованных частях континента и принес домой недобрые идеи и опасные ошибки. Этим государем был Александр I.

Более поздняя работа, «Апология сумасшедшего» (ок. 1843 г.), возвещает совсем иную истину. Теперь, напротив, в политике и действиях Петра подчеркивается последовательность. Дело царя объявляется не чем иным, как величественным выражением духа  его страны и его времени. Критика со стороны автора теперь касалась свойств характера государя, но не его реформ. Таким образом, здесь Чаадаев выступил с аргументами, позволявшими и славянофилам восхищаться величием дела Петра. Автор утверждает также, что не приди Петр Великий — Россия могла бы ныне быть шведской провинцией.

Император Николай I и его правительство взяли сторону сла- вянофилов. В апреле 1831 г. новый министр просвещения Сергей Уваров издал циркуляр, в котором он подчеркивал, что народ следует воспитывать в истинном духе православия, самодержавия и народности. Он ожидал, что каждый профессор и каждый преподаватель станет носителем этого духа и проводником правительственной политики. Этот циркуляр лег в основу явления, получившего определение «официальная народность». Когда Россия восхвалялась, то имелось в виду ее прошлое, настоящее, а также и будущее. Такому культу Петр вполне подходил. Он был воплощением российского самодержавия и идеалом для Николая, который почти обожествлял своего великого предшественника. Министр финансов, граф Канкрин, сам немецкого происхождения, полагал, что Россия в качестве дани восхищения великим императором должна зваться «Петровией», а население — «петровянами».

Ведущие университетские профессора оказались весьма послушны доктрине официальной народности. Вместе с тем они принадлежали к поклонникам Петра. Но как раз тогда в историографии Петровской эпохи было положено начало более критическому отношению к источникам.

Наряду со славянофилами, приверженцами официальной народности, существовали среди профессоров и радикалы, совершенно не принимавшие петровских реформ. Они признавали величие дел Петровых, но считали, что они, эти дела, в большинстве случаев принесли вред. Петр был деспотом, прервавшим органичное развитие России и намеревавшимся придать стране, как куску глины, форму, соответствовавшую его рационалистичным взглядам и представлявшую собой прямую копию Запада. Его реформы отняли у России самостоятельную роль и сделали ее придатком Запада, откололи образованных соотечественников от народа и ввергли Россию в мир формализма и бюрократии.

Идеальным выражением деятельности Петра для его естественных последователей стал Санкт-Петербург. Этот город — квинтэссенция рационализма, формализма, материализма, легализма* и насилия; он возник из ничего, без духовного благословения, которое несет историческая традиция; даже земля, на которой стоит город, — скорее финская, чем русская. Тем не менее именно этот, искусственно созданный, иностранный город, правил всей Святой Русью посредством своих насильственных, заимствованных с Запада и совершенно чуждых русскому образу жизни распоряжений. Исходя из этого славянофилы полагали, что столицей снова должна стать Москва.

Большинство западников сохранило взгляд на Петра и высокую его оценку, свойственные эпохе Просвещения. К этому кругу принадлежал величайший российский литературный критик Виссарион Белинский (1811—1848). Он подчеркивал громадное значение, которое реформатор имел для развития России. Незадолго до своей смерти Белинский писал: «Петр для меня — моя философия, моя религия, мое откровение», утверждая, что Россия нуждается в новом Петре Великом. Сравнивая Москву и Санкт-Петербург, Белинский отдавал предпочтение Петербургу. Он превозносил сам акт возникновения города, когда воля одного-единственного человека преодолела все, включая природу.

Среди западников встречались и радикальные критики общества. Михаил Бакунин, отец анархизма, видел в Петре грандиозного угнетателя народа. Александр Герцен, известный писатель-радикал, чьи политические симпатии клонились к аграрному социализму, вначале оценивал Петра положительно, но постепенно эта оценка становилась все более негативной.

Разочарование условиями состоявшегося освобождения крестьян и жестоким подавлением польского восстания в 1863 г. привели Герцена ко все более полному отрицанию самодержавия на протяжении всей его истории, включавшей и Петра.

ПЕРИОД 1860-1917 гг. (РЕАЛИЗМ И НАУЧНЫЕ ИЗЫСКАНИЯ)

Как и в остальной Европе, в России на смену романтизму пришел реализм (позитивизм). Ученые сменили литераторов, а история все заметнее стала развиваться как наука. Петр продолжал оставаться крупной фигурой на российской сцене, но уже не столь господствующей, как раньше.

Чрезвычайно большое влияние на формирование взглядов той эпохи в отношении Петра имел Сергей Соловьев, считающийся одним из самых вьщающихся историков России. Он стал профессором в 1845 г., в Москве, и пробыл в этой должности более 30 лет. Соловьев был ярко выраженным западником.

В 1872 г., когда праздновался 200-летний юбилей рождения Петра, Соловьев прочел цикл лекций, в которых отчетливо выразился его взгляд на реформатора. Он описывал положение России в конце XVII в. следующим образом: «Необходимость движения на новый путь была осознана, обязанности при этом определились; народ поднялся и собрался в дорогу; но кого-то ждали; ждали вождя; вождь явился». География России делала естественным самодержавие, именно в этой системе правления Петр достиг желаемых результатов. Его грандиозная работа и стала квинтэссенцией его правления. Для русского народа оно означало переход из одной эпохи в другую, и эта метаморфоза выразилась в повороте от степи к морю. И тут же, совершенно логично для этого, по сути своей европейского периода в истории России, се столицей стал Санкт-Петербург. Ясно, говорит Соловьев, что Петр многому научился на Западе, но важна была его русская натура. Он сохранил прочную связь со своим народом. Он глубоко и самозабвенно верил в русский народ. Это был великий вождь великого народа, и русские показали себя способными расти вместе с новыми задачами.

Полтава стала ошеломляющим результатом этого роста, говорит Соловьев, одним из величайших событий в мировой истории: «При громах Полтавской битвы родился для Европы, для общей европейской жизни новый великий народ; но и не один народ: при громе этой битвы родилось целое новое племя, племя славянское, нашедшее для себя достойного покровителя, при помощи которого могло подняться для сильной и славной исторической жизни. В европейской истории наступила новая эпоха».

Напомним, что в это же время родилось панславянское движение — в 1848 г. в Праге состоялся первый панславянский конгресс, и Россия претендовала на особую роль покровительницы всех славянских народов. Вообще же в Европе произносились подобные речи и о романской расе и, не менее часто, — германской.

Соловьев написал о петровской системе около 2000 страниц. В них он выражает свое восхищение русским народом в первые 25 лет XVIII в. и полагает, что в те времена ни один народ не совершил таких героических подвигов, как русский. Личность, которая в этот период вела русский народ, может быть названа величайшей исторической фигурой потому, что в истории цивилизаций никто не имел большего значения.

В особенности восхищается Соловьев способностью Петра приходить в себя после поражений, как это случилось после азовского похода и битвы под Нарвой. Здесь Соловьев сравнивает Петра с Карлом XII, и Петр, естественно, выигрывает в этом сравнении; но кроме того, подчеркивается, что натура Петра была антимилитаристской. «История России с древнейших времен» Соловьева основана на тщательном изучении источников, а его труд ни в коем случае не является заданной апологией царя, но фундаментальные установки ученого, явно настроенного позитивно по отношению к Петру, не могли не проявиться.

На посту профессора истории Московского университета Соловьева сменил Василий Ключевский. Оба они много значили для исследования Петровского времени и для создания образа царя. Ключевский подчеркивал совершенную простоту в привычках Петра, полагая, что в отношении незатейливости быта с ним мог бы соперничать только король Пруссии Фридрих-Вильгельм I. Ключевский был прежде всего историком социальных отношений. У него Петр предстает фигурой менее значительной, чем, например, у Соловьева, но все-таки российский царь-реформатор остается великим.

Профессор истории Павел Милюков (1859—1943), возможно, более известен как политик, чем историк. Когда после революции 1905 г. начала свою работу Государственная Дума, Милюков стал лидером партии кадетов (конституционных демократов), а после Февральской революции 1917 г. министром иностранных дел, но был принужден вскоре оставить этот пост после антивоенных демонстраций в Петрограде.

Милюков был учеником Ключевского. Он провел глубокий анализ России Петровского времени, подкрепленный обильными статистическими выкладками. Милюков был близок к Ключевскому и в смысле научных результатов. Он говорит, что реформаторская деятельность Петра стоила неимоверных человеческих жертв, и под-черштает, что у царя не было какого-либо общего плана реформ; Б значительной своей части они рождались ad hoc. Многое было вынужденным, делалось под влиянием событий Великой Северной войны. Важной причиной, обусловившей возможность проведения петровских реформ, стало также ослабление церкви после ее раскола. Милюков подчеркивает, что у Петра было сильное чувство ответственности и долга. Подобно Фридриху Великому, он был «первым служителем» отечества. Милюков полагает, что Петра можно с полным правом назвать первым русским революционером. Не слишком высоко ученый оценивает Петра как полководца. В качестве примеров он приводит поражения под Нарвой и у Прута (турецкий поход). А в том, что Карл XII потерпел поражение, виною сам король да российская природа — как и в случае с Наполеоном и его Великой армией.

Михаил Богословский был младшим современником Милюкова. Он занимался больше всего областными реформами Петра.

Богословский подчеркивает, что самодержавие при Петре ни в коем случае не было в тогдашней Европе каким-то уникальным явлением. Он проводит при этом сравнения с Людовиком XIV, английскими Стюартами, бранденбургскими князьями и Карлом XII Шведским. Богословский показывает, в какой степени Швеция служила образцом для России, в особенности в вопросе областной администрации — в этой сфере успехи Швеции были общепризнанны, — но nevp занимался не имитацией, а модификацией шведской модели» исходя из российских условий. Петр пошел дальше шведов, стремясь также к духовному и нравственному развитию своих подданных. Но его областная реформа потерпела неудачу и была свернута уже в 1727 г.

К концу XIX в. среди историков возобладало мнение, несколько снижающее — по сравнению со взглядами их предшественников — значение Петра для России. В правящем классе произошло то же самое. Николай I был последним российским царем, имевшим очень личное отношение к Петру и видевшим в нем идеал в любой области. Левые шли все дальше по пути, проложенному Александром Герценом. Среди них преобладал критический взгляд на Петра как на самодержца.

Смена столетий была для России весьма урожайным периодом в смысле культуры. Ведущим философом этого периода был Владимир Соловьев, сын историка С.М.Соловьева. Он видел в эпохе и реформах Петра продолжение Киевского государства, развитие которого было заторможено и остановлено монголами. Соловьев акцентирует внимание на том, что петровские реформы составили основу для просвещения и культуры в России. И нет никакой случайности в том, что две выдающиеся личности XVXII и XIX вв., Ломоносов и Пушкин, были связаны с личностью Петра.

Тесная связь Петра с его городом получила новое выражение в литературе. Александр Блок написал стихотворение «Петр», где Медный всадник охраняет свой город.

К этому периоду относится один литературный памятник с продуманным шведским взглядом на Петра Великого. Речь идет об Августе Стриндберге, который в свои «Исторические миниатюры» 1905 г. включил эссе, названное им «Великий». Его содержание — один день из жизни Петра, куда автор ввел несколько важных происшествий.

Очень ранним утром в только-только основанном на берегу Финского залива Петергофе сидит человек.

«Этот мужчина был без сюртука, в спущенных на грубые башмаки, штопаных чулках; его голова казалась невероятно большой, но сам он не был столь же крупным [описание ошибочно, у Петра была маленькая голова]; рука, водившая пером, была грубой и испачканной в смоле, перо двигалось негладко, немного вкось, но быстро. Письма были короткими, по делу, без вступительных или завершающих слов, лишь с подписью внизу Петр, разделенной надвое, как будто имя под тяжестью руки разбивалось. Людей с таким именем в России наверняка был миллион, но этот Петр был единственным, кто значил все, и относительно этого имени никто не заблуждался.

Далее Стриндберг говорит о «необычном лице этого самого необычного и самого непонятного из всех людей». В тот день утренняя корреспонденция Петра составила 50 писем. Когда наконец приходит его супруга Екатерина, Стриндберг заставляет Петра развивать свою точку зрения на государственное искусство: «Шведы натравили турок на меня, и они за это заплатят. Голландия после Утрехтского мира слабеет. Значит, ей конец — на свалку эту республику! Теперь время Англии [...] Тот, кто не может пожертвовать мелкими увлечениями и страстями ради своей родины, становится Дон-Кихотом, вроде Карла Двенадцатого. Этот сумасброд с его неразумной ненавистью к Августу и ко мне делает все для упадка Швеции и для будущего России. Но то, что этот крещеный пес натравил турок на нас, это преступление против Европы, ибо Европе нужна своя Россия против Азии. Разве не сидел здесь два столетия монгол и не угрожал; а когда наши предки наконец прогнали его, является этакий рыцарь и втягивает в войну язычника из Константинополя. А ведь монгол стоял однажды в Силезии и наверняка разорил бы западные страны, если бы мы, русские, не спасли их. Сейчас Карл Двенадцатый мертв, но я проклинаю его память, я проклинаю любого, кто пытается помешать мне в моем законном деле — сделать Россию Восточной Европой из того, чем она была, — из западной Азии, и я свалю любого, кто сунется в мое дело, будь это даже мой собственный сын».

В тексте следует далее обвинение по адресу Петра — в том, что строители города мрут как мухи. Петр говорит, что ненавидит Москву, так как там воняет «татарским ханом». Зайдя в городской трактир, Петр набрасывается, совершенно выйдя из себя, на безвинного хозяина. Петр казнит 50 человек, подозреваемых в мятеже. Он жертвует собственным сыном, «как Авраам принес в жертву Исаака». После этого он ищет утешения у Екатерины: «огромный ребенок у огромной груди».

Наконец появляется собственный, подводящий итоги взгляд Стриндберга на Петра: «Варвар, цивилизовавший свою Россию; он, который строил города, а сам в них жить не хотел; он, который наказывал кнутом свою супругу и предоставил женщине широкую свободу — его жизнь была великой, богатой и полезной в общественном плане, в частном же плане такой, какой получалась. Но его смерть была прекрасной, ибо он скончался от болезни, полученной во время спасения им человеческих жизней при кораблекрушении, он, который собственной рукой отнял жизнь у столь многих!»

Через пять лет после окончания «Исторических миниатюр» Стриндберг, в связи с основанием «Каролинского союза», сформулировал свою бескомпромиссную точку зрения на Карла: «Разумные нации поют «Тебе Бога хвалим» обычно после своих побед, и лишь безумные восхваляют свои поражения». А о палаше Карла XII Стриндберг говорит: «Палаш напоминает старинный меч палача, но еще придет день, когда Разрушителя Швеции назовут его истинным именем: Палач Швеции».

ВРЕМЯ С 1917 ПО 1991 гг. (СОВЕТСКИЙ ПЕРИОД)

Начало советского периода отмечено снижением образа Петра. Его город был разжалован: в 1918 г. у него был отнят статус столицы; Москва снова стала местом пребывания руководства страны. Связь между городом и его основателем исчезла (конечно, город был назван в честь апостола Петра, но все же имело значение, что апостол и царь носили одно имя).

Еще в 1914 г. Санкт-Петербург стал Петроградом. Поскольку Россия воевала с Германией и Австро-Венгрией, было признано недопустимым, что имя столицы звучит по-немецки. В 1924 г. пришло время более радикальному переименованию. Теперь город стал Ленинградом. Еще более заметным стало разжалование Петра в его собственном имени. Петр Великий стал Петром 1.

Вместе с тем можно было проводить сравнения между коммунистической революцией и Лениным, с одной стороны, и той революцией, что Россия пережила в начале XVIII в. под властью Петра. Ленин сам сравнил весной 1918 г. свою ситуацию с петровской. Он сказал, что задача коммунистической партии состоит в том, чтобы «учиться государственному капитализму немцев, всеми силами перенимать его, не жалеть диктаторских приемов для того, чтобы ускорить это перенимание еще больше, чем Петр ускорял перенимание западничества варварской Русью, не останавливаясь перед варварскими средствами борьбы против варварства».

Идеологические отцы-наставники Карл Маркс и Фридрих Энгельс слегка коснулись Петра и его деяний. Маркс писал о Нарве как о первом серьезном поражении подымающейся нации, которая показала, как даже поражение можно обратить в орудие победы. Энгельс говорил о Карле XII, который «сделал попытку вторгнуться в Россию; этим он погубил Швецию и воочию доказал непобедимость России».

Отец российского марксизма Георгий Плеханов (1856—1918) ценил вклад Петра Великого в западноевропейскую переориентацию страны. Но он полагал, что «Петр лишь приделал европейские конечности к туловищу, которое все-таки оставалось азиатским. Однако новые конечности оказали огромное влияние на природу старого туловища». Начало нового социального устройства было положено, по Плеханову, уже Петром Великим.

Марксистской историографии свойственно принижать свершенное отдельными личностями, вместо этого ею подчеркивается роль прежде всего классовой борьбы. В ней говорилось поэтому не так много о, например, Полтаве или Ништадте, но больше об интересах купеческого сословия и росте прослойки служилого дворянства.

В российской исторической науке первых пятнадцати послеоктябрьских лет доминировал Михаил Покровский (1869—1932). Он был учеником Ключевского, а его «Русская история в самом сжатом очерке» выходила во все новых и новых изданиях. Покровский был преисполнен презрения к тому, что называлось русским   . Просвещением, а также и к «идеалистической» историографии. По его мнению, развитие обусловливали не отдельные личности: вес-тернизация имела своей основой московский купеческий капитал. Определяющими были экономические, а в данном случае — прежде всего коммерческие, интересы. И Россия, и Польша были, несомненно, заинтересованы в том, чтобы помешать шведам превратить Балтийское море в закрытое озеро под шведским контролем. Покровский полагал, что и в допетровской России уже шло развитие. И этому развитию Петр скорее помешал — тем, что пытался все регламентировать и прибегал к чрезмерному насилию. Столь же критичен Покровский и в отношении личных качеств Петра.

С полным сосредоточением власти в руках Сталина взгляд на Петра изменился. Покровского подвергли критике за преувеличение роли московского купеческого сословия, и было высказано мнение о важности справедоигвого подхода к наиболее положительным аспектам истории царского периода. В этой связи стоит заметить, что 16 мая 1934 г. истории была законодательно возвращена ее роль самостоятельного и важного предмета в советских школах, хотя, конечно, ее преподавание должно было вестись в рамках марксизма-ленинизма, а в течение значительной части советского периода и сталинизма.

Подчеркивалось, что Петр продлил феодальную эпоху в России более чем на столетие. У советских историков существовала также тенденция в положительном виде изображать народные движения против Петра. С другой стороны, Петр восхвалялся за то, что он создал русский флот и армию, соответствующие уровню своего времени. Историки положительно относились к тому, что Петр начал и выиграл Великую Северную войну, тем самым сделав Россию великой европейской и даже мировой державой. Кроме того, Петру отдавали должное как создателю более централизованной, эффективной и современной российской административной системы, хвалили за то, что он открыл Россию для передовых науки и техники.

Что же касается личности Петра, то Н.В.Рязановский подчеркивает, что марксистская теория умаляла значение отдельного властителя, в то время как сталинская практика делала его всемогущим и все определяющим.

Российский патриотизм в годы Второй мировой войны оказал мощное влияние на переоценку Петра. Владимир Мавродин написал книгу о Петре I, которая, начиная с 1945 г., неоднократно выходила в государственных комсомольском и военном издательствах. В ней рассказывается, как Петр пустил в ход все свои способности и знаменитое трудолюбие ради того, чтобы Россия продолжила свою историческую миссию. Мавродин сравнивает Петра с Карлом XII. Последний был «по сравнению с Петром, заурядным полководцем, хоть и не лишенным достоинств. Петр был выдающимся тактиком и стратегом. Карл был военачальником, Петр — государственным деятелем. Карл выигрывал сражения, Петр — войны. Петр не сразу завоевывал успех, но завоевывал его прочно». Мавродин говорит также о том, что строительство новой столицы стоило жизни многим рабочим. «Но рост и развитие Санкт-Петербурга несли в себе рост и развитие самой России^. Тем не менее автор замечает, что государство Петра было основано на рабстве. В Петровское время, кроме того, было засилье иностранцев.

В годы до и после 1950-го острая враждебность к иностран-ньгм влияниям, характерная для этого периода, сказалась и в книгах о Петре и его деятельности. Некоторых историков того времени следует назвать.

Е.И.Порфирьев написал труд «Петр I — основоположник военного искусства русской регулярной армии и флота». Книга была переведена на шведский в 1958 г., а написана еще до десталинизации, поэтому в ней говорится о «гениальных идеях товарища Сталина». Порфирьев утверждает, что мнение о том, будто царь Петр организовал свою армию по образцу западных армий, совершенно ошибочно. Гениальность российского правителя заключалась в максимальной концентрации сил. О Карле XII Порфирьев пишет, что быстрые и легкие победы в начале Великой Северной войны ударили ему в голову и он вообразил себя действительно великим полководцем, «вторым Александром Македонским». Однако его общая и стратегическая дальновидность была ограниченной, продолжает Порфирьев. Карл был не в состоянии постичь стратегическое положение во всей его перспективе. Отличаясь решительностью и самоуверенностью, он не прислушивался ни к чьим советам и часто ставил свою армию в рискованные положения, из которых выбирался только благодаря выдающимся качествам шведских войск. А победа в Польше еще более укрепила его веру в собственные силы, лишив его в конечном счете способности увидеть ограниченность собственной стратегической мысли.

В 1966 г. на французском языке вышла книга Евгения Тарле «Северная война и шведское нашествие на Россию»* — исследование, рассматривающее события до Полтавы включительно. Это была первая часть из задуманного историком триптиха, серии из трех монографий о битвах россиян против трех опаснейших агрессоров: шведов в XVIII в., французов в XIX в. и немцев в XX в. Главный тезис автора заключался в том, что русские победы были выиграны не благодаря ошибкам, допущенным Карлом XII, а позже Наполеоном и Гитлером, — но стали результатом прежде всего героических усилии русского народа, вставшего на защиту своей независимости. Тарле считает, что ранее наука преувеличивала нужду Петра Б иностранцах для укрепления армии и создания флота. Несмотря на то что Тарле прежде всего стремился возвеличить русский народ, он очень высокого мнения о лидере этого народа и, в противоположность Ключевскому, стремится к высокой оценке Петра как полководца. Взгляд Тарле на Карла XII крайне негативен, он описывает его как представителя ханжеского лютеранства и одновременно как человека, жившего лишь одной страстью — честолюбием. Шведский король был игроком, неоднократно шедшим на неслыханный риск. Он хотел разгромить Россию, но вместо этого уничтожил мощь Швеции. Тарле персонифицирует всю направленную против России политику агрессии. В этом причина, говорит Тарле, популярности Карла в Швеции и многих других западноевропейских странах. Благодаря героическому отпору, который оказали ей русские солдаты и местное население весной 1709 г., для шведской армии на самом деле уже не было никакого спасения. Вопрос был лишь в форме, какую должна была принять катастрофа.

В 1970—1980-х гг. главным специалистом по Петру и его времени стал Николай Павленко. Он занимался прежде всего экономической и социальной историей России. Как и многие до него, Павленко сравнивал Петра и Карла XII: «Дарования шведского короля Карта XII проявлялись в полной мере лишь в одной сфере — военной. Безумно храбрый воин, великолепный тактик, замкнутый честолюбец, он считал недостойным себя заниматься всем, что не было связано с походами, кровавыми сражениями, лихими налетами, ружейной пальбой, звоном сабель и артиллерийской канонадой. Всю свою недолгую жизнь он разрушал города, штурмовал крепости, проливал кровь. Строил он только редуты.

Таланты Петра были неизмеримо шире, а поле их применения разнообразнее. Он умел твердой рукой держать меч, но с таким же успехом владел пером и охотно брался за резец и топор. Дипломатия и военное дело, государственное строительство и просвещение, промышленность и торговля, быт и нравы — вот далеко не полный перечень тех сфер жизни страны, в которые властно вторгался Петр и в которых он оставил следы, бросавшиеся в глаза не только потомкам, но и современникам».

Диаметрально противоположными были и результаты деятельности этих монархоЕ. При Карле XII Швеция утратила свои статус великой державы, при Петре Россия завоевала его.

Однако Павленко подчеркивает, что политика Петра имела классовый характер. Эпохальные реформы достигли своего результата ценой величайших жертв среди трудящегося населения. Павленко так подытоживает свои выводы: «Петр — самодержавный царь, выразитель интересов своего класса, насаждавший новое и убиравший старое варварскими средствами. Он был сыном своего века. Но он был подлинно велик, ибо заботился о судьбах страны» росте се могущества. То, что сделал Петр вместе с народом и против народа, оказало огромное влияние не только на последующие исторические судьбы России, но и отчасти Европы. Петр был и остается одним из великих государственных деятелей, имя которого навеки принадлежит своей стране и истории».

Петр продолжает играть свою роль и в художественной литературе. Здесь следует отдельно назвать Алексея Толстого и Иосифа Бродского. Первый начал писать о Петре еще в 1917 г. и продолжал свою работу до самой смерти, последовавшей в 1945 г. Поначалу он относился к императору остро критически, но со временем эта позиция изменилась. Постепенно писатель хорошо познакомился с Петровским временем. Для Толстого Петр был вначале чужаком среди собственного народа, но царь стал организатором нации, превратившись в настоящего вождя. Народный протест целиком и полностью исчез. В такой форме произведение Толстого отразило имевшее место в военные годы новое возвеличение личности царя. Иосиф Бродский родился в городе Петра в 1940 г. В 1972 г. он был изгнан со своей родины, после чего его жизнь протекала главным образом в США. Он был среди прочего эссеистом и в 1979 г. написал эссе «The City of the Mystery». Здесь друг другу противостоят не Карл XII и Петр I, а Ленин и Петр. Поэт выходит из Финляндского вокзала в Ленинграде, перед которым Ленин в виде статуи произносит речь с броневика, и продолжает свой путь к невской набережной, где видит «Медного всадника» Фальконс. Поэт замечает, что в народе город по-прежнему называется «Питер».

«Но Петр первым провидел город, и более, чем город: Россию с лицом, обращенным к миру. В контексте того времени это означало — к Западу[...] В отличие от своих предшественников и последователей на русском троне, этот двухметрового роста монарх не страдал традиционным русским недугом — комплексом неполноценности перед Европой. Он не хотел подражать Европе, он хотел, чтобы Россия была Европой, точно так же, как он сам был, хотя бы отчасти, европейцем»*.

Бродский полагает, что основание Санкт-Петербурга и превращение его в столицу представляло собой творческий, созидательный взрыв. Его первопричина была прежде всего географического плана. Основание Санкт-Петербурга, считает Бродский, «было равносильно открытию Нового Света: мыслящие люди того времени получили возможность взглянуть на самих себя и на народ как бы со стороны».

Наконец, делается сравнение с Лениным: «Пожалуй, только в двух отношениях он был сходен с Петром Первым: в знании Европы и в безжалостности. Но если Петр, с его широтой интересов, кипучей энергией, дилетантски широкими замыслами, был запоздалым, или современным, человеком Ренессанса, то Ленин был вполне продуктом своего времени: узколобый революционер с типично мелкобуржуазной, мономаниакальной жаждой власти».

Наверное, имеет смысл коснуться также некоторых нероссийских исторических работ о Петре. В 1925 г. вышла первая большая биография Петра, имевшая шведское происхождение. В ней свой взгляд на противника Карла XII отразил доцент Лунд-ского университета и увлеченный исследователь истории Карла Стен Боннесен. Созданный им образ Петра почти полностью отрицателен: «Негармоничный, исполненный недостатков и противоречий, великий в своей силе и мелкий в своей слабости, этот титанический дух представлял собой бурлящий водоворот инстинктов, страстей и идей, кипящий хаос противоборствующих сил, [это был] мир в процессе становления, неспособный, однако, принять форму».

Высоким уровнем отличается двухтомник историка Геттин-генского университета Рейнхарда Виттрама «Peter I, Czar imd Kaiser. Zur Geschichte Peters des Grossen in seiner Zeit» (1964 г.). Это — монументальный труд, учитывающий результаты предшествующих исследований петровской темы. Согласно Виттраму главный подвиг Петра заключался в том, что Россия с момента ее побед над Швецией была включена в европейскую систему государств в качестве великой державы. В области экономической политики Петр был абсолютно не связан какими-то догмами, считает Виттрам, и та была полна противоречий и импровизаций оттого, что целиком ориентировалась на конкретные, актуальные в данный момент нужды, большинство которых возникло в связи с войной. В вопросе о социальных группировках Петр стремился покровительствовать руководителям новых мануфактур, в то время как Сенат стоял на стороне помещиков.

Клас Петерсон защитил в 1979 г. в Стокгольме диссертацию «Peter the Great's Administrative and Judicial Reforms: Swedish Antecedents and the Process of Reception». Основное внимание Петерсон уделил формированию российских коллегий и областной реформе 1719 г. Общий вывод гласил, что административные реформы Петра в гораздо большей степени, чем считалось прежде, имели своим источником шведские образцы. При этом Петр использовал голштинца Генриха Фика, тайного агента царя в Стокгольме.

Автором, более других повлиявшим на нынешнее восприятие Петра всем внероссийским миром, должен считаться Роберт К.Масси, получивший историческое образование в США и Великобритании. Его труд «Peter the Great: His Life and World», занимающий около 900 страниц, вышел в 1980 г., на шведском в 1986 г., и стал бестселлером. Это хорошо рассказанная история всей жизни Петра, кроме того дающая щедрую информацию о странах и городах Европы, с которыми так или иначе соприкасался Петр. Шведский читатель может провести параллель с Петером Энглундом, который после Масси создал картину той же эпохи.

Масси строит свое сочинение на уже существующей литературе. В его изображении Петр предстает человеком необычайных трудолюбия и работоспособности, монархом, постоянно и в первую очередь имеющим перед собой государственные интересы. В своих наказаниях он был чрезвычайно жесток. Что касается управления державой, то здесь он непрерывно проводит реформы и стремится внедрить строгую трудовую мораль, но менее всего ему удается умерить коррупцию в своей стране. В области торговли и промыслов Петр издавал указ за указом, но они плохо работали в намеченном направлении. Здесь-то Петру и были необходимы иностранцы, которых он нанимал для работы в России. Уже в первое свое посещение Амстердама и Лондона он смог набрать свыше тысячи профессионалов различных специальностей, а позже уже российские послы и агенты при зарубежных дворах отыскивали и уговаривали наняться в Россию ремесленников и инженеров. Великой мирной стройкой эпохи стало возведение Санкт-Петербурга (который все же обошелся в 25—30 тысяч человеческих жизней), а также строительство большой системы судоходных каналов между русскими реками, соединившей, что было особенно важно, Волгу с Невой. Петр оздоровил государственные финансы тем, что в конце своего правления ввел подушное обложение, подмеченное им во Франции. Этот налог «с души» снял проблему государственных доходов, но ценой еще более тяжелого гнета для крестьян, усиления крепостных уз, которыми они были прикованы к земле. Петр был набожным человеком, но в то же время очень веротерпимым для своей эпохи. Лютеране, как и католики, могли свободно исповедовать свою веру в России. Женщины получили в его правление большие права, мужчины и женщины начали свободнее и чаще, чем до того, общаться. Масси делает вывод о деятельности Петра: «Окончательной оценки здесь, возможно, никогда и не будет сделано. Как можем мы судить некую силу природы?»

Что касается Швеции, то Масси пишет, что эта страна была «странным феноменом — великой державой, но державой со слабыми местами. Дело было не только в том, что она завоевала более чем достаточно, но она ведь разрослась так, что ей просто не хватало средств на управление своими завоеваниями. У нее имелось много плюсов: старательный народ, отлично выученные солдаты, короли — блестящие полководцы. Но для того чтобы сохранить свое положение, нужна была также и мудрость. Страна должна была беречь свои силы, она не могла расточать их на непродуманные новые авантюры. Пока ее монархи понимали это и принимали мудрые решения, не было никого, кто усомнился бы в том, что Швеция пребудет госпожой Севера».

В вопросе об армии Масси подчеркивает: «В динамичной силе наступления лучшими европейскими пехотой и кавалерией были не английские, а шведские. Шведские солдаты были вымуштрованы так, что думали только о наступлении, невзирая на соотношение сил».

Масси говорит, что, когда начался поединок между обоими

государями и их странами, победа под Нарвой стала для Карла ис

точником его рокового презрения к царю Петру и России, в то же

время Петр, что было для него характерно, не предался отчаянью,

когда на него обрушились тяжкие несчастья. Масси считает, что

целеустремленность была силой Карла — и его слабостью. Он был

убежден, что является Божьим орудием и что он должен наказать

Петра. Но в своем походе на Москву он был исполнен не только

веры, но и легкомыслия.

ЧТО ЖЕ ДАЛЬШЕ?

В 1991 г. Советский Союз распался, а Россия вновь обрела подлинную государственность. В том же году Ленинград снова стал Санкт-Петербургом. Смена названия произошла в соответствии с результатами народного голосования в городе, став знаком победы

Петра над Лениным.

В следующем, 1992 г. один российский институт изучения общественного мнения провел анализ в масштабе страны. Респондентам задавался вопрос, кого они считают величайшим политиком России на всем протяжении истории, и просили мотивировать свой ответ. 52 процента опрошенных предпочли дореволюционных государственных мужей, в то время как 30 процентов остановились на советском периоде. Оставшиеся 18 процентов не дали никакого ответа. Если взглянуть на распределение голосов по отдельным историческим личностям, то окажется, что 44 процента назвали Петра Великого. На втором месте (15%) оказался Ленин. Сталин стал третьим — 6 процентов, имея сразу за собой Петра Столыпина, активного реформатора, премьер-министра 1906—1911 гг. при Николае II. Леонид Брежнев, Юрий Андропов и Михаил Горбачев были оценены 2—3 процентами голосов. Петр получил особенно много голосов среди молодежи и людей с высшим образованием. . Его приверженцы нередко мотивировали свой выбор тем, что Петр реформировал Россию.

Петр I снова стал Петром Великим. Российский флот воздал почесть своему основателю, дав имя «Петр Великий» новому крейсеру. В Швеции об этом много говорили в октябре 1996 г., когда погиб шведский самолет класса «Вштсн», вылетевший с заданием собрать информацию о крейсере. Это была последняя по времени трагическая встреча шведских оборонительных сил с Петром Великим.

В научной историографии, однако, исследователи не вернулись к славословиям Петру, столь характерным для прошлого. Это видно по книге Евгения Анисимова «The Reforms of Peter the Great: Progress through Coercion in Russia (1993 г.). Основная установка автора, сотрудника Академии наук, ясна уже из подзаголовка книги: «Прогресс через насилие в России». Анисимов прочеркивает, что многим из реформ Петра было суждено весьма значительное долголетие, но отмечает, что смотреть нужно не только на цель властителя, но и на средства, которые он использует. Применение насилия не было новым для России, но Петр стал, возможно, первым, кто так упорно и систематически использовал насилие ради достижения высших государственных задач, как он понимал их, Анисимов вторит Ключевскому, утверждая, что Петр стремился к тому, чтобы раб, оставаясь рабом, действовал непринужденно и свободно. Автор проводит сквозь столетия единую линию: ч. Совместное действие деспотизма и свободы, просвещения и рабства — это политическая квадратура круга, загадка, разрешавшаяся у нас со времени Петра два века и доселе неразрешенная. Это было неизбежным и трагическим следствием авторитарности, насилия, естественным образом порождавших леность раба, воровство чиновников, социальное иждивенчество и аморальность».

Анисимов описывает, как частное предпринимательство сотрудничало с государством, прежде всего, ради выполнения военных заказов. Он рассказывает также о доносительстве, которое было возведено в систему, и подсказывает, что читатель может найти здесь аналогию с культурой доносов, расцветшей после 1917 г., когда в сталинском Народном комиссариате внутренних дел существовал лозунг «Каждый гражданин является сотрудником НКВД».

В своем резюме Анисимов говорит: «Чрезвычайные методы, что привели к столь очевидным результатам — прежде всего к блестящей победе над Швецией, в ту эпоху одним из сильнейших государств мира, — воспринимались как универсальные и, самое главное, как единственно годящиеся для тогдашней России средства к достижению всеобщего блага, к которому стремился привести страну ее великий реформатор».

Таким образом, возникла <-га авторитарная форма правления, которая дожила до конца двадцатого века, оказав влияние на новую авторитарную структуру после 1917 года».

Литература

Баггер X. Реформы Петра Великого. Обзор исследований. М., 1985.

Riasanovsky N.V. The Image of Peter the Great in Russian Histoiy and Thought. Oxfoid University Press, 1985.