Русская история. Войны Российской Империи

Порт-Артур

Русско-японская война

Разделы: Русская история и культура

Рефераты по истории

Полковник В. И. Сейфуллин

Порт-Артур бился в предсмертных судорогах. Пало уже несколько фортов. Два форта, как два брата, стояли на скалах, выдвинувшись вперед, и бились на смерть.

            Их коменданты без пышных фраз решили умереть у своих орудий.

            Один форт запирал теснину, которая вела к крепостной ограде, другой обстреливал скаты гор впереди и подступы левее.

            Японцам нужно было непременно взять один из фортов, тогда и другой погибал.

            И вот, началась канонада. Рев стоял от рвущихся снарядов на правом форту.

            Закоптевшие в дыму артиллеристы устали выносить соратников, стрелки молча ждали смертельного рукопашного боя, саперы едва успевали чинить повреждения, но форт гремел в ответ грозно, он огрызался, как раненый тигр, смертельная сталь визжала и гудела в ответ и била в окопы по скатам гор, где зарылись злые и цепкие, как обезьяны, маленькие желтые люди.

            Прошел день, другой и третий. Ясно было, что ураган снарядов подготовлял отчаянный и беспощадный штурм.

            На четвертый день тише гремел ответный гул орудий, казалось, форт начинал умирать. После полудня огонь совсем ослабел, но еще ожесточеннее рвались неприятельские снаряды.

            На пятый день только редкие одиночные выстрелы {381} раздавались с форта, и ветерок печально относил в сторону редкие дымки.

            Видно было, что форт смертельно ранен и истекает кровью, но гарнизон его был странно спокоен. Загадочная улыбка бродила по лицам солдат и офицеров, как будто они знали какую-то тайну, о которой вслух говорить нельзя.

            Даже на лицах раненых, которых уносили на перевязку, сквозь сдерживаемые муки просвечивала эта загадочная улыбка, как бы говорящая: «стреляйте... громите нас, потом, потом... вы кое-что узнаете...»

            Огонь японцев дошел до апогея безумия, в гуле их орудий и разрывах снарядов слышалось дикое завывание степной вьюги в одиноком кладбище.

            В полдень шестого дня форт грустно замолк, ни одного выстрела не сделали его орудия до вечера.

            Форт умер...

            Под вечер бравый комендант обходил батареи... Он тихо говорил только одно:

            — Сегодня, братцы, непременно...

            Пулеметчикам сказал:

            — Помни, не горячиться.

            Стрелков предупредил:

            — Ни пули без команды.

            И все понимали, о чем идет речь, и улыбались прежней улыбкой. Коменданту соседнего форта был послан с офицером пакет:

            «Всё налажено, как условленно, — писалось там, — прошу раньше одиннадцати не светить, раньше не дойдут... Наш прожектор две ночи притворяется мертвым. Длинных промежутков света не надо. Как бы случайно, ощупывайте теснину. Как заметите тревожные размахи снизу вверх, тогда зажжем и наш... Как откроем огонь, непрерывный свет в теснину».

            Ночь наступила. Сгущался мрак в теснине, Кругом было зловеще тихо. В этой тишине назревало что-то страшное.

            На форту была тоже тишина, все уже заняли свои места.

{}        Ждали.

            У одного орудия был раненый в голову наводчик, у пулемета сидел с забинтованной ногой другой, оба пришли, — один к своему орудию, другой — к пулемету, и офицеры не в силах были отказать им.

            Заложили секреты, куда вызывались самые лихие стрелки.

            Десять часов.

            Сердца бьются. Впереди темнота. Ветер гудит в теснине.

            Холодно. Медленно, медленно тянется время. Офицеры стоят группой и тихо говорят между собою. Все стараются говорить не о том, о чем думают, а думают одно: неужели не придут?.. Скоро одиннадцать.

            Тихо, тихо заскользил луч прожектора с левого форта по дальним горам. Скользнет и исчезнет.

            — «Не рано ли? — думает комендант, — не испортили бы...» И офицеры и солдаты боятся того же и напряженно следят за дальними лучами прожектора.

            — Не спугнули бы, — шепчет кто-то из солдат. Из секрета к коменданту спешно пробежал ефрейтор. На вопросительные лица солдат он и глазом не повел, прямо к коменданту.

            — Шум внизу слыхать, ваше высокоблагородие, — шепотом доложил он, — сильно ветром доносит... должно идут...

            По лицу коменданта пробежала тревога.

            «Эх, как они ползают прожектором, опоздают... испортят всё, — заволновался он, — не зажечь ли свой?..»

            Но в это время на левом форту как бы прочитали мысли коменданта. Тихо скользнул луч прожектора в теснину и ярко осветил ее. Секунда, две три... и сноп света тревожно прыгнул снизу вверх. Момент наступил.

            — По местам! — коротко и твердо приказал комендант.

            Группа офицеров бросилась в разные стороны.

            — Наш прожектор!

            Через несколько секунд вспыхнул второй яркий сноп света над ущельем. Японские батальоны почти сплошной массой запрудили дно теснины и скаты гор. Голова {383} колонны, как голова черного сказочного змея, шевелилась в версте от форта.

            — Огонь! — приказал комендант.

            Форт взвизгнул, как дикое чудовище, и вспыхнул огнем. Вихрь снарядов и пуль, стальной самум ринулся в долину. Черная масса заколыхалась, страшно заметалась от неожиданности.

            Стоны, крики команды, визг и хрипение... Смерть грозная, близкая, беспощадная... Форт рычал и гоготал жерлами орудий.

            Всё кончено было в десять минут... Тысячи вражьих тел лежали грудами на серых камнях... И предсмертный бред и проклятия хрипло гасли в теснине.

            Так ожил умерший форт.