АРОН СИМАНОВИЧ

Распутин и евреи

Воспоминания личного секретаря Григория Распутина

Русская история и культура

   Конечно,  не  приходится  распространяться  о  том,  что  при  улаживании

еврейских ходатайств, вскоре ставших моим  главным  занятием  и  поглощавших

массу времени, дружба Распутина была для меня весьма ценной. Он  никогда  не

отказывал в своей помощи.

   Правда,  в  первое  время  он  в  еврейских  делах   проявлял   некоторую

сдержанность. Он охотнее со  мной  соглашался,  если  дело  касалось  других

вопросов, и у меня создалось впечатление, что с еврейским вопросом  он  мало

знаком.

   Он также мне часто рассказывал,  что  царь  сетует  на  евреев.  Так  как

министры постоянно жаловались  на  еврейское  засилие  и  участие  евреев  в

революционном движении, то царю еврейский вопрос причинял немало забот, и он

не знал, как с ним поступить.

   Это было недолгое, но для  евреев  весьма  опасное  время.  Я  уже  начал

опасаться, что Распутин сделается антисемитом, и применял все мое  умение  и

энергию, чтобы направить мысли Распутина по другому пути.

   В известном смысле я должен был противопоставить мое влияние на Распутина

царскому, так как царь посвящал Распутина во все  свои  заботы  и  постоянно

жаловался на  евреев.  Вопрос  касался  того,  вникнет  ли  Распутин  в  мои

пояснения по еврейскому вопросу  или  поверит  жалобам  царя.  Представители

еврейства,  которых  я  считал  нужным  посвятить  в   создавшееся   грозное

положение, были в большой тревоге и обязали меня  принять  все  меры,  чтобы

предотвратить переход Распутина к антисемитам.

   Для нас всех было ясно, что такой поворот имел бы ужасные последствия.

   В то время Распутин находился уже на высоте своей  славы  и  царь  вполне

находился под его  влиянием.  Николай  в  то  время  увлекался  реакционными

организациями и состоял сам членом "Союза  русского  народа",  устраивавшего

еврейские погромы. Если бы Распутин присоединился  к  реакционным  деятелям,

которые очень об этом хлопотали, то для евреев настали бы последние времена.

После долгого колебания он стал на нашу сторону. Его  здоровый  человеческий

рассудок победил. Он сделался другом и благодетелем евреев и  беспрекословно

поддерживал мои стремления улучшить их положение.

   Руководящие еврейские круги прониклись большим доверием  ко  мне  и  моей

деятельности. Они поняли, что при моих связях и моих способностях я  мог  бы

побудить  правящие  круги  окончательно  разрешить  в  положительном  смысле

еврейский вопрос.

   Я имел много конференций с представителями еврейства,  и  мне  была  дана

задача стремиться к еврейскому равноправию и, если только возможно, добиться

его. Это означало также, что намеченные мною пути и применяемые средства для

достижения этой цели были признаны правильными.

   Я принял к исполнению данное мне поручение, но революция в завершении его

меня опередила. Во всяком случае, я горжусь тем, что мне было суждено помочь

евреям в столь тяжкое для них время и хоть отчасти облегчить их судьбу.

   Самым горячим и  энергичным  защитником  еврейства  был  Мозес  Гинцбург,

который  в  Порт-Артуре  нажил  большие  деньги  и  в  Петербурге  занимался

еврейским вопросом и еврейскими делами.

   Как-то раз во время войны Гинцбург по телефону просил зайти  к  нему  для

переговоров по очень важному делу. Я нашел его очень озабоченным. Он пояснил

мне, что положение еврейского вопроса  вызывает  очень  сильные  опасения  и

необходимо принять в срочном  порядке  меры,  чтобы  предотвратить  нависшую

опасность. Во всяком случае, должны быть приняты меры к прекращению страшных

преследований евреев в полосе военных действий.

   Гинцбург  подчеркивал,  что   война   принесла   значительное   ухудшение

еврейского  вопроса.  Создается  впечатление,  что  Верховный   командующий,

Николай  Николаевич,  желает  воспользоваться  случаем,   чтобы   совершенно

истребить еврейство. Положение  с  каждым  днем  ухудшается.  Все  еврейство

пришло  к  заключению,  что  наступило  время,  когда  необходимо  выступить

энергично против гонителей  еврейства.  Момент  очень  удобный,  так  как  в

Петербурге существуют прекрасные связи. Эти связи необходимо использовать не

только для  помощи  отдельным  евреям,  но  для  улучшения  положения  всего

еврейского народа. Еврейское  общество  постановило  мобилизовать  все  свои

связи, средства и силы,  чтобы  добиться  равноправия  евреев.  В  средствах

недостатка не будет. Евреи постановили за помощь в  этом  деле  пожертвовать

огромные суммы. Если я сумел  бы  провести  равноправие  евреев,  я  мог  бы

сделаться самым богатым человеком в России и,  кроме  того,  мое  имя  будет

занесено в еврейские памятные книги ("пинкес").

   "Ты имеешь прекрасные  связи,  -говорил  Гинцбург,  -и  бываешь  в  таких

местах, где еще никогда не ступала нога еврея. Бери на помощь  Распутина,  с

которым ты находишься в столь близких и коротких отношениях. Было бы грех не

использовать такие обстоятельства. Я пришел к заключению, что Распутин может

провести все, что он захочет. Он способен переубедить всех министров. Мы  не

можем терпеть, чтобы Николай Николаевич и его сподвижники в  районе  военных

операций грабили и убивали несчастных евреев и чтобы их по всей  России  так

притесняли. Ты получишь от нас все, что тебе понадобится. Возьмись сейчас за

работу, и если ты сделаешься жертвой  твоих  стараний,  то  вместе  с  тобой

погибнет весь еврейский народ".

   Разговор с Гинцбургом произвел на меня глубокое впечатление. Я обещал ему

всецело предаться борьбе за права и интересы моего народа, и мы советовались

относительно предпринимаемых  шагов.  Положение  было  опасное  и  требовало

сугубой осторожности, Мы признали, что сперва необходимо заполучить на  нашу

сторону министров, чтобы провести у царя необходимые мероприятия.

   Я предложил созвать конференцию еврейских  представителей  с  Распутиным,

чтобы они лично могли убедиться во взглядах Распутина на  еврейский  вопрос.

Гинцбург согласился с моим предложением. После этого я навестил Распутина  и

рассказал ему, что мы все  ждем  его  содействия  в  борьбе  за  равноправие

евреев. Он дал мне свое полное согласие и  также  согласился  участвовать  в

конференции с еврейскими представителями. Она состоялась в доме Гинцбурга, и

в назначенный час я привез туда Распутина.  Там  собралось  много  виднейших

представителей   еврейства;   между   ними   находились:   известный   своей

благотворительностью барон Гинцбург,  присяжный  поверенный  Слиозберг,  Лев

Бродский, Герасим Шалит, Самуил Гуревич, директор банка Мандель, Варшавский,

Поляков и др.

   Нарочно к участию на конференции не  были  привлечены  ни  один  адвокат,

кроме  Слиозберга,  так  как  Распутин  заявил,  что  он  с   адвокатами   и

социалистами не желает разговаривать. А Слиозбергу сделали  исключение,  так

как Распутин против него ничего не имел. Он  его  считал  хорошим  евреем  и

поэтому на его профессию он не обращал особого внимания.

   При появлении Распутина  в  салоне  Гинцбурга  ему  была  устроена  очень

торжественная встреча. Многие из приветствовавших его плакали.

   Распутин был очень тронут встречей Он  очень  внимательно  выслушал  наши

жалобы на преследования евреев и обещал сделать все,  чтобы  еще  при  своей

жизни провести равноправие евреев. К этому но прибавил:

   - Вы все должны помогать Симановичу, чтобы он мог подкупить нужных людей.

Поступайте, как поступали ваши  отцы,  которые  умели  заключать  финансовые

сделки даже с царями. Что стало с вами! Вы уже  теперь  не  поступаете,  как

поступали ваши деды. Еврейский вопрос должен быть решен при  помощи  подкупа

или хитрости. Что касается меня, то будьте совершенно спокойны. Я окажу  вам

всякую помощь.

   Эта  встреча  с  всемогущим  при  царе  Распутиным   оставила   на   всех

присутствовавших евреев колоссальное впечатление. Они стали верить, что наше

начинание должно иметь успех.

   После конференции состоялся  ужин.  Распутин  собирался  сесть  рядом  за

столом с молодой и красивой женой Гинцбурга. Хозяин дома, который знал славу

Распутина как бабника, очень просил меня сесть между его женой и Распутиным.

Я исполнил его просьбу, и его ревность  утихла.  Эта  небольшая  сцена  была

замечена другими гостями, которые очень смеялись над ней.  После  встречи  с

еврейскими представителями Распутин  уже  не  скрывал  свое  расположение  к

евреям и охотно исполнял их просьбы. Я старался по возможности  использовать

его настроение. Он часто жаловался на противодействие враждебно  настроенных

к евреям министров и других влиятельных лиц. В связи с этим он  просил  меня

познакомить его с людьми, которые могли давать ему интересную информацию  по

еврейскому вопросу.

   При этом он мне рассказывал, что в общем царь уж совсем не так  враждебно

относится к евреям, как это принято думать. Слово "еврей" все  же  неприятно

действует  на  царскую  семью.  Неприязнь  к  евреям  прививается  в   детях

императорской семьи уже с малых лет няньками и  прочей  прислугой.  Распутин

рассказывал, что министр внутренних дел Маклаков  при  играх  с  наследником

старался его запугивать словами: "Подожди только,  тебя  заберут  жиды"!  Из

боязни наследник при этих словах даже кричал.

   После составления подходящего списка кандидатов в министры Распутин  стал

все чаще и чаще заговаривать с царем относительно еврейского вопроса, причем

царь  все  же  высказывал  большую  осторожность  не  столько  из-за  своего

антисемитизма, сколько вследствие других причин.

   Я вскоре сам  нашел  подходящий  случай  хлопотать  перед  царем  о  моих

единоплеменниках. Дело касалось следующего. Двести еврейских  зубных  врачей

были приговорены к арестантским ротам из-за того, что  будто  они  приобрели

свои дипломы врачей, только чтобы обойти закон еврейской оседлости. Все  они

были честные, спокойные люди и многие из них  имели  семьи.  Я  решился  ими

заняться Я пригласил к себе представителей приговоренных врачей и  предложил

их свести с Распутиным. Когда Распутин явился, все взмолились о  его  помощи

против министра юстиции Щегловитова. Он ответил: "Как вам помочь? Щегловитов

столь твердолоб, что не выполняет даже царских приказов, если они  гласят  в

пользу  евреев.  Вы  должны  поручить   дело   Симановичу.   Он   перехитрит

Щегловитова. Подайте прошение".

   Мы решили прошение о помиловании подать  в  следующее  воскресение.  Этот

день Распутин собирался провести в Царском Селе, а именно,  утром  он  хотел

присутствовать вместе с царской семьей  на  обедне,  а  потом  завтракать  у

Вырубовой. Все шло по программе.  На  завтрак  явился  также  царь  со  всей

семьей. Он был в отличном расположении духа. Вырубова была посвящена  в  наш

план и хотела нам помочь. После завтрака она сказала царю:

   - Симанович также здесь.

   Царь вскочил шутливо из за стола и сказал:

   - Он, наверно, хочет меня провести. Он вышел ко мне и спросил:

   - Что ты хочешь?

   Скрывая мое волнение, я сказал, что имею один бриллиант  в  сто  карат  и

желаю его продать. Я уже предложил этот бриллиант царице, но она находит его

слишком дорогим.

   - Я не могу во время войны покупать  бриллианты,  -  ответил  он,  -  ты,

наверно, имеешь другое дело. Говори.

   В этот момент к нам подошел Распутин. Он слышал последние слова царя.

   - Ты угадал, - сказал он ему.

   Царь, по-видимому, не имел охоты входить в подробности  нашего  дела.  Он

уже предчувствовал, к чему наше дело сводилось.

   - Сколько евреев? - спросил он.

   - Двести, - ответил Распутин.

   - Ну, я уже знал, давайте сюда прошение.

   Я передал царю прошение, которое он просмотрел.

   - Ах, эти зубодеры! - сказал он. - Но министр юстиции и слышать не  хочет

об их помиловании.

   - Ваше Величество, - возразил  я,  -  что  означает:  не  хочет  слышать?

Министр не смеет прекословить, когда Ваше Величество приказывает".

   Распутин ударил кулаком по столу и вскричал:

   - Как он смеет не повиноваться при исполнении твоих приказов!

   Царь, видимо, смутился.

   - Ваше Величество, - сказал я, - осмелился бы  предложить  следующее.  Вы

подписываете прошение. После отъезда Вашего Величества  я  передам  прошение

Танееву (начальнику царской канцелярии), и он уже распорядится о дальнейшем.

   Царь последовал моему совету.  Дантисты  были  помилованы.  Они  устроили

денежный сбор, собрали 800 рублей, и на эти деньги была куплена и  поднесена

Распутину соболья шуба.

   Я же получил еврейский медовый пирог, бутылку красного вина и  серебряный

еврейский кубок.

   Мое возрастающее влияние заставило моих реакционных  противников  следить

за мной. Таким путем они хотели добыть обвинительный материал против меня  и

установить круг моих знакомств.

   Чтобы избежать этой слежки, я не принимал лиц,  обращавшихся  ко  мне  по

еврейским  делам  на  моей  квартире.  Я  обычно  встречал  их  в  одном  из

учрежденных мною игорных клубов, где мне легче было укрыться  от  глаз  моих

шпиков. Очень странно было положение охранной полиции в этом деле. Она также

считала нужным за мной следить, но по моему распоряжению одновременно агенты

охранной полиции также  следили  за  агентами  моих  противников.  Я  должен

заметить, что за мою деятельность в пользу евреев я не  получил  ни  копейки

денег. Я отклонял гонорар, так как не хотел испортить  мою  репутацию  перед

министрами и уменьшить значение моего влияния,  а  предпочитал  зарабатывать

другими путями.