Русская история и культура

Троице-Сергиева лавра

В начале XVII в., в период борьбы русского народа с польско-литовскими интервентами, которые, по словам современника, „разлияшася, яко вода, и разсыпашася яко прах по Ро-сийскому царьствию, и устремишася, яко неутолимая ехидна, и яко змии прелютии, яко злии волцы... по градам и по честным обителем и по весем"1, большое количество культурных ценностей в стране было уничтожено и расхищено. Естественно, что и производство художественных изделий сильно сократилось. В Троицком монастыре, пережившем шестнадцатимесячную осаду, погибло большое количество ремесленников, несших тяготы обороны крепости. Подмонастырские ремесленные слободы были сожжены.

Однако уже вскоре после снятия осады поднимаются из руин подмонастырские поселения, Служняя слобода, торговое село Клементьево, отстраиваются новые слободы Стрелецкая и Пушкарская. В „Житии" троицкого архимандрита Дионисия (1610—1633) говорится, что он „многие мастеры имел прехитры закормлены у себя, и книгописцы и сребросечцы, и швецы"2.

К середине XVII в. в подмонастырских слободах жили ремесленники самых разнообразных специальностей: токари, деревщики, судописцы, каменщики, тележники, серебряники, олифленники, иконники, нагорные плотники, книгописцы, лошкари, сапожники, хлебники, бочары, колоколенные мастера и многие другие3. Все это сказалось на возрождении и развитии разных видов ремесла.

В эту пору в русском искусстве появляются те новые черты, развитие которых в дальнейшем приведет к светскому искусству нового времени. В орнаменте XVII в. наблюдается большая цветистость и декоративность, разнообразие и сложность рисунка, нередко переходящие в вычурность. Широко применяются красочные эмали, появляются расписные эмали, еще большее значение в украшении вещей приобретают драгоценные камни, жемчуг и цветные стекла. В то же время прикладное искусство этого периода не покидает традиций, бытовые и церковные предметы сохраняют давно установившиеся формы, несколько видоизменяя их, усиливая их орнаментальное убранство.

Характерным памятником прикладного искусства XVII в. является драгоценная митра, вложенная в монастырь в 1625 г. по князе Федоре Ивановиче Мстиславском4. Это целая сокровищница золота, драгоценных камней, жемчуга, как бы знаменующая собой тот расцвет в декоративном искусстве, который принес XVII в. Сделанная с совершенно восточной роскошью, она красочна и декоративна. Здесь применены различные виды ювелирной техники — и чеканка по золоту высокого рельефа, и эмаль, наложенная на прочеканенной поверхности, и драгоценные камни в оправах разных форм, и обнизь крупным „кафимским" жемчугом. На митре нашиты крупный рубин с остатками древних арабских письмен, большой индийский бриллиант, крест из алмазов голландской грани, темно-зеленые египетские изумруды, разных оттенков сапфиры. Предназначенная для высших духовных феодалов, митра могла поспорить с лучшими царскими парадными уборами. В церковных одеждах князей церкви наблюдается то же стремление к поражающей воображение роскоши и декоративной красочности, что и в богатых одеждах московского государя и знаменитых вельмож.

В этот период в Москве, особенно в Оружейной палате, много работало иностранных мастеров-ювелиров, но вместе с тем их количество по сравнению с русскими было очень незначительным5. Они выполняли различные заказы царя, бояр и патриарха, часто копируя произведения русских мастеров. Таковы цаты к рублевской „Троице", исполненные в 1626 г. по заказу царя Михаила Федоровича работавшими в Оружейной палате немцами Гастом Якубом и Лентой Яноме. Образцом для их изделий послужили упомянутые выше золотые цаты XVI в. вклада Ивана Грозного. Произведения Якуба и Яна декоративны, даже перенасыщены драгоценностями. Но, столкнувшись со сложной и тонкой техникой русских эмалей, они не сумели передать всего изящества и технического совершенства более древнего оригинала.

В Золотой и Серебряной палате Московского Кремля работали русские художники, изготовлявшие самые разнообразные изделия для царского двора. Многие из произведений предназначались специально для вкладов в Троицкий монастырь. Так, золотых дел мастера Данила Осипов и Третьяк Пестриков выполнили в 1616 г. по заказу царя Михаила Федоровича украшенное чернью и чеканкой золотое кадило в виде одноглавого кубического храма с позакомарным покрытием1. Серебряником „золотые палаты" Иваном Леонтьевым были сделаны золотые потир, дискос, два блюда и копие, данные в монастырь по думном дьяке Иване Тарасовиче Грамотине2. Потир украшен чернью на тулове чаши и чеканкой на поддоне. Чеканка высокого рельефа густо заполняет поле металла. По Грамотине же был дан его душеприказчиками и серебряный крест-мощевик с золотой верхней крышкой, по-видимому, также выполненный в Оружейной палате3. Здесь чернью по золоту наведены многочисленные фигуры святых. В искусстве черни XVII в. нашла отражение распространенная в то время миниатюрная живопись и книжная гравюра.

Из произведений мастеров Оружейной палаты следует отметить золотой чеканный крест, украшенный драгоценными камнями и жемчугом. На обороте креста надпись:

„ДЕЛАЛ АНДРЕ[Й]КО ПЕТРОВ С[Ы]НЬ МАЛОВО"4.

По-видимому, мастером Оружейной палаты был сделан и золотой напрестольный крест 1678 г., данный монастырю дочерью царя Михаила Федоровича Ириной. Крест имеет характерную для второй половины XVII в. гладкую поверхность металла с изображением распятия, наведенного чернью, черневой надписью о мощах и исторической летописью. По краю он обнизан редким „ориентальным" (круглым, окатным) жемчугом, украшен рубинами и алмазными искрами5.

Несомненно, в Оружейной палате в 1662 г. была выполнена и небольшая золотая икона вклада Богдана Матвеевича Хитрово6. На иконе эмалью изображен Сергий Радонежский в рост, в полуоборот к Спасу, парящему в облаках. Его одежды выполнены из темно-зеленой, синей и вишневой прозрачной эмали, фон под которую выбран в золоте, так что остались только узкие его полоски, обозначающие складки. Иконка в целом производит впечатление искусной росписи по золоту. Золотая с эмалью пластина наложена на более толстую серебряную, на которой с оборотной стороны помещена надпись о вкладе.

Имя мастера „Серебряные палаты" Ивана Артемьева Лыткина стояло на серебряной лампаде, хранившейся в Успенском соборе монастыря7. По-видимому, им же было сделана в 1688 г. и массивная дарохранительница в виде храма по заказу троицкого архимандрита Викентия для вновь построенной Трапезной8. Об этом свидетельствует упоминание среди работ Ивана Лыткина сделанного им для монастыря серебряного „ковчега" °. Мастером Оружейной палаты Гаврилой Овдокимовым был выполнен дорогой оклад на Евангелие 1632 г. повелением царя Михаила Федоровича и его отца патриарха Филарета Никитича10.

Особого внимания как образец художественной чеканки по серебру заслуживают врата 1643 г., сделанные по заказу царя Михаила Федоровича для Троицкого собора. Врата, несомненно, выполнены московскими мастерами, так как они были привезены в монастырь стольником Тимофеем Ладыгиным да „золотые и серебряные палаты подячим Богданом Силиным" п.

Сложный растительный орнамент врат, местами ажурный, положенный на серебряном гладком фоне, наведен чеканкой высокого рельефа. Основные элементы орнамента — круто изогнутые стебли с трилистниками, бутонами и мелкими восьмилепестковыми цветами — образуют плотный насыщенный рисунок, характерный для XVII в. Сочетание белого и золоченого серебра с ажурным сплошным орнаментом на матовом проканфаренном фоне создает большой художественный эффект, особенно в условиях освещения полутемного древнего храма свечами и лампадами. Мастера, видимо, и учитывали эти условия. Врата были сделаны, вероятно, теми же мастерами и по тому же образцу, что и врата 1641 г. для Успенского собора Кириллова монастыря, имеющие большое сходство в общей композиции и в деталях с Троицкими вратами1.

Царским стольником Василием Федоровичем Яновым была дана монастырю серебряная ладоница с шатровым верхом — своеобразная модель шатрового храма, а также большая серебряная лампада, для которой его сыном Иваном Васильевичем был сделан массивный стоян с поддоном. На поддоне вычеканена совершенно неожиданная для церковной вещи сцена охоты: охотники, стреляющие из ружей, водоплавающая птица, охотник с ружьем и собакой, убегающий лось и зайцы в сочетании с растительным орнаментом из крупных цветов. По верхнему краю поддона в таком же растительном орнаменте изображены орлы, выполненные высоким рельефом с большим техническим мастерством. Материальная ценность этой лампады была необычайной даже для монастырских ризничих, которые ее стоимость отметили особо во Вкладной книге: „А по скаске Василья Федоровича пошло де на венец и на слова на золоченье десять золотых, лампаде цена сто сорок три рубли, под чашею стоянец железной посеребрен, обручик и ручки верхние и яблока золочены, а по скаске Василья Федоровича пошло де на золоченье тринатцать золотых, да серебра три рубли, поддону цена дватцать два рубли"2.

Московскими же мастерами были выполнены в 1677 г. два высоких выносных подсвечника с одним шандалом каждый, украшенных по „яблокам" чеканным растительным орнаментом. Подсвечники, как свидетельствует подпись на них, даны боярином Б. М. Хитрово „для помяновения души окольничего князя Василья Богдановича Волконского"3.

Неизвестным мастером была сделана изящнейшая водосвятная серебряная чаша 1631 г. вклада монастырского келаря Александра Булатникова4. Она имеет красивую форму, хорошо согласованные с поддоном пропорции и изысканную орнаментацию. Тулово чаши с наружной стороны украшено полосой надписи и двумя полукругами с золоченой надписью вязью; по бокам свешиваются два кольца, закрепленные в пастях львиных морд — превосходных образцов художественного литья XVII в. Невысокий профилированный поддон имеет прорезную полосу из попарно сдвоенных и обращенных друг к другу листьев. На дне чаши — золоченая круглая мишень, обрамленная рядом полудрагоценных камней. Чашу, очевидно, высоко ценил ее заказчик, который велел написать на ней:

„А ХТО СИЮ ЧАШУ ИЗ ДОМУ ЖИВОНАЧАЛНЫЕ ТРОИЦЫ ВОЗМЕТЪ ИЛИ ВЛАСТИ ПРОДАДУТ ИЛИ КОМУ ОТДАДУТЪ СУДИМЪ БУДЕТ СО МНОЮ НА ВТОРОМ ХР[И]С[ТО]ВЕ ПРИШЕСТВ1И'.

Бытовые вещи русской работы XVII в., сохраняя еще старые традиционные формы, отличаются большим богатством украшения и разнообразием материала. Некоторые из них приобретают торжественный декоративный характер. Сильно отличается от более ранних произведений большая братина 1633 г. вклада государева дьяка Федора Никитича Апраксина5. Все тулово братины и крышка (называемая в описях „кровлей") покрыты сложного рисунка чеканкой с растительным орнаментом и изображением различных сцен: стреляющий из лука кентавр, безбородый единорог, лев с единорогом, геральдически противопоставленные друг другу, Самсон, раздирающий пасть льву. Фигура Самсона напоминает всадника, изображенного на литой полочке чарки стремянного конюха Ивана Грозного — Никифорова. Братина эта предназначалась, по-видимому, для торжественных случаев.

Для бытовых предметов в XVII в. широко используются перламутр и разных пород камни: яшма, оникс, сердолик. Из этих материалов делались чарки в серебряных золоченых оправах, иногда дополнительно украшенные мелкими драгоценными камешками, ложки и другие предметы.

Широкое развитие в XVII в. приобретает новый вид прикладного искусства — расписные эмали, получившие название эмалей „усольского дела". Эмалью заполнялись большие поверхности металла, дополнительно расписывавшиеся своеобразным орнаментом в виде крупных листьев тюльпанов, птиц, человеческих лиц и т. п. В некоторых случаях эмаль накладывалась на поверхность, ограниченную сканным жгутом. Свое название эти эмали получили по вотчине богатых промышленников Строгановых — Сольвычегодску (носившему название „Усольск"), где были их мастерские1. На одной чарке Загорского музея с „усольской финифтью" есть даже надпись: „[7] 198 [1690] года СРОБЛЕНА СИЯ ЧАРКА У СОЛЬ ВЫЧЕГОЦК..." 2

Кроме этой изысканной по форме и цвету чарки в музее хранится еще один превосходный образец усольской эмали — небольшая чаша с изображением тюльпанов и водоплавающей птицы8.

Возможно, мастерами этого же крупного центра прикладного искусства в XVII в. был исполнен богатый оклад на икону „Одигитрия" с характерным для Сольвычегодска орнаментом из цветков гвоздики, тюльпана и нарцисса в сложном переплетении их стеблей и листьев. Орнамент наведен на поверхности серебра сложной техникой, при которой фон утоплен по сравнению с рисунком. Кроме того, все детали стеблей и цветов проработаны тонкой гравировкой с заполнением чернью. На раме и поле иконы находятся семнадцать мощевиков-киотцев с открывающимися дверцами, на которых кроме орнамента искусно изображены гравировкой с чернью фигуры святых в рост. Роскошно орнаментированный оклад обогащен большим количеством жемчуга и драгоценных камней, закрепленных на венцах и короне, ожерелье и в ряснах, спускающихся по сторонам изображения богоматери. Икона происходит из Спасо-Влахернского храма, ктиторами которого были Головины.

Большую группу бытового серебра XVII в. составляют в собрании музея чарки и братины московских и троицких мастеров, а также ковш, украшенный тонкой гравировкой с золочением4. Кроме своих красивых форм и художественной отделки золочения и гравировки они интересны и надписями, передающими народные поговорки и присказки: „При совету мудръ а при беседе б[у]ди см[и]рень смирение бо мати мудрости и разуму и всемъ добрымъ делаомъ"; „злату сосуду николи же разбиение не бываетъ, аще и погнется, а потомъ исправится, а истинная любовь оуподобися злату сосуду, аще и полукавится и потомъ исправится"; „добро пити в дружелюбстве ничто же не огорчеваетъ исполнение по правде и совершение истине его же самъ не любишь того и другу не твори вино пиемо прелагать печаль в весе[лие]". Большинство чарок в собрании музея именные: царицы Прасковьи Федоровны, Петра Никитича Апраксина, Авраамия Палицына, Евфимия Новгородца, Антония Балахонца, Арсения Суханова, Ионы Скобельцына, Леонтия Дернова, Ипатия Флорищевского и других.

Расширение международных связей Русского государства в XVII в. способствовало дальнейшему проникновению в Россию большого количества иностранных серебряных изделий. В то же время Москва привлекает опытных мастеров из-за границы, выполнявших заказы царского двора и знати. В ризницу и казну Троице-Сергиева монастыря в составе вкладов попадали и эти вещи. В собрании музея их немного, но некоторые из них представляют большой интерес.

Царский стольник Андрей Иванович Кологривов вложил в монастырь большую серебряную (золоченую) лохань с изображением реальных и фантастических обитателей моря. Здесь и рыбы, и раковины, и улитки, и получеловек-полурыба на морском звере. Все это дано в движении на фоне волн. А на дне лохани мастер изобразил три сцены охоты: собака гонится за кабаном, собака нападает на медведя, собака гонится за лисой. Чеканкой высокого рельефа достигнута игра света и тени, выявляющая основные элементы убора этого замечательного изделия. Лохань сделана в Англии и, как предполагают, привезена английским послом Симеоном Дигби в числе даров от короля Карла I царю Михаилу Федоровичу5. Другую английскую лохань с рукомоем конца XVI в. „пожаловали" цари Петр и Иван Алексеевичи из казны боярина и дворецкого Василия Федоровича Одоевского6.

Эта лохань отличается большим изяществом и строгостью орнамента, но в нем также преобладают, по-видимому, излюбленные в Англии мотивы моря и его обитателей. Здесь же представлены саксонские кружки, нюрнбергские кубки мастеров Генриха Мака, Леонарда Ворхамера (кубок вклада княгини Ульяны Ивановны Голицыной), Каспара Бетмюллера Младшего (кубок „государева Хлебного двора ключника Никона Евтихиева Протопопова"), аугс-бургские кубки с изображениями на стояне Вакха и Дианы, а также большое количество блюд с клеймами Швеции, Аугсбурга и Гамбурга.

XVII в. является последним периодом в истории русского прикладного искусства, еще сохраняющим традиционные формы и орнаментику вещей. В то же время их большая декоративность, применение красочных расписных эмалей, а также влияние на искусство гравировки по металлу книжной гравюры прокладывают путь к реалистическому светскому искусству. Этому способствует и большое количество западноевропейских образцов прикладного искусства, обращавшихся в то время в России. Черты реализма в орнаментике особенно характерны для последней четверти XVII в., когда чаще встречаются изображения плодов и цветов на полихромных изразцах, цветка ромашки на полочке серебряных чарок (Прасковьи Федоровны Салтыковой), плодов и листьев на окладах книг и икон.

Богатое собрание прикладного искусства Загорского музея довольно полно отражает все основные виды художественного ремесла XVII в., представленного работами мастеров московских, троицких, сольвычегодских и других художественных центров России.