РУССКАЯ ИСТОРИЯ

Очерк истории рогожского кладбища в Москве

ПРЕДИСЛОВИЕ

 С момента своего основания в конце 18-го столетия и до настоящего времени Рогожское кладбище остается наиболее значительным центром русского православия. Его история наполнена трагическими и славными событиями и отражает историю всей Церкви в последние столетия. Однако немногие из прихожан кладбища могут рассказать о его прежних днях; мало где об этом сегодня можно прочитать. Старые публикации практически недоступны, новых почти нет. В данном издании мы пытаемся восполнить этот недостаток, публикуя “Очерк истории Рогожского кладбища в Москве” В.Е.Макарова и статью “По старообрядческой Москве”. Обе работы, опубликованные в начале нынешнего столетия, удачно дополняют друг друга: в первой мы видим описание давних исторических событий, во второй - взгляд на современное авторам состояние кладбища; для нас, живущих на пороге 21-го столетия, это уже история.

 Читая предлагаемые материалы, следует помнить, что автор “Очерка” - старообрядец; авторы путеводителя “По Москве”, скорее всего, к старообрядчеству отношения не имели, но, видимо, относились к нему без предвзятости.

 При подготовке данного издания мы незначительно сократили и отредактировали авторский текст. Рассчитывая на то, что нашими читателями будут не только старообрядцы, мы добавили ряд примечаний, которые, как мы надеемся, облегчат понимание.

В.Е.Макаров

ОЧЕРК ИСТОРИИ РОГОЖСКОГО КЛАДБИЩА В МОСКВЕ

В то время, с которого начинается наш рассказ, отведенная в Москве за Рогожской заставой для погребения старообрядцев, приемлющих священство, местность Рогожского кладбища представляла не что иное, как несколько рядов могил рядом с большим курганом, свидетелем моровой язвы (чумы) 1771 г. Могилы не были даже обнесены забором, не осенены деревьями. В настоящее время за очень длинным и высоким забором взору открывается вид целого обширного поселка, устроенного с возможным удобством: внушительные храмы, огромная новая колокольня, богаделенная и иные палаты, прекрасная новая больница, новый приют для душевнобольных, училища, контора, много частных домов и келий, скотный двор, водокачка, бани, пожарные трубы и т.п. Везде виден порядок. На незанятых и незастроенных пространствах кладбища лежат зеленеющие луга и огороды. В проточном пруду (60 сажен длины, 15 сажен ширины), пополняемом родниковой, чистой и прозрачной водой, воспрещается купанье и мытье платья. Здесь, на особом помосте, устроена деревянная часовенка, в виде балдахина, называемая "Иордань". До пятидесятых годов 19-го века на эту Иордань ко дню праздника Богоявления, несмотря на даль и морозы, не только собирались все московские старообрядцы, но обыкновенно тянулись целыми обозами старообрядцы и из провинции, особенно из Гуслиц, за "большой водой". Со времени насильственного обращения одной из Рогожских часовен в единоверческий храм во времена николаевщины, выходы старообрядцев на освящение воды прекратились, и только провозглашение свободы вероисповедания дало возможность старообрядцам снова воспользоваться этой осиротевшей было "Иорданью".

 Как создалось это кладбище, и как оно постепенно дошло до современного своего положения, я и хочу рассказать.

 Рогожское кладбище имеет свою богатую любопытными подробностями историю, для составления которой и в петербургских, и в московских архивах, да и в самом Рогожском, материалов более, чем достаточно. Эти материалы ждут своего исследователя для составления подробной истории кладбища. Не вдаваясь в эти подробности, я ограничусь сравнительно кратким очерком.

 Московское старообрядчество очень многочисленно. Еще в 1845 г. всех старообрядцев в Москве и губернии официально числилось 73484 человека обоего пола. Но чтобы определить действительное количество старообрядцев, вскоре после того министерство внутренних дел произвело частное исследование, не полагаясь на показания официальной статистики.

 И оказалось старообрядцев уже 186000 человек, из которых приемлющих священство 120000 человек, причем половина этого количества в Москве, половина в губернии.

 О многочисленности и силе московского старообрядчества, приемлющего священство, можно заключить и из числа храмов и моленных, которых в Москве насчитывается около тридцати.

 Московское старообрядчество издавна отличалось и своим богатством, вследствие принадлежности к нему большого количества купцов и фабрикантов. Из именного списка главнейших прихожан Рогожского кладбища, относящегося к 1836 г., видно, что из них купеческих семейств было 138, не считая потомственных граждан, коммерции и мануфактур-советников и т.п. В среде московских торговцев и промышленников мы до сих пор видим много старообрядцев, владеющих огромными капиталами: известные на всю Россию первоклассные фабрики, заводы московского промышленного района созданы старообрядцами. Это и естественно. Патриархальная, здоровая и сильная старообрядческая семья до второй половины 19-го столетия жила во всем согласно своим предкам, по Домострою. Отсюда старообрядческая домовитость, бережливость, расчетливость, осторожность в делах, трудолюбие, трезвость и враждебность к моде и роскоши. А если вы припомните, что старообрядцы все время подвергались гонениям и стеснениям за веру, при которых и богатый, и бедняк подвергались одинаковому унижению личности и человеческого достоинства, то поймете, почему в старообрядчестве прежнего времени развиты были более, чем где-либо, взаимная сплоченность, помощь и поддержка. Примите, далее, во внимание прежнюю замкнутость старообрядцев, чуждавшихся людей иной веры, и тем сильнее покровительствовавших своим одноверцам, братьям по несчастью. Учтите, наконец, общие экономические условия конца 18-го и всего 19-го столетия, когда беспечное и праздное "благородное сословие" все более и более теряло под собою почву, проживалось, и центр тяжести постепенно, но верно передвигался в сторону промышленного капитала, и вы многое поймете в процессе накопления богатств в руках старообрядцев. Таким образом, уже в начале 19-го столетия многие московские старообрядцы владели миллионными состояниями. Но старообрядцы умели не только накапливать капиталы, а что еще важнее, сохранять их нерастраченными в своих родах. Старообрядцы еще в конце 18-го, а главным образом в течение первой половины 19-го столетия завели много фабрик и заводов, в самой Москве и губернии, а особенно в Богородском уезде, в так называемых Гуслицах, почти сплошь населенных старообрядцами. Окрестные крестьяне становились рабочими на фабриках, конторщиками, приказчиками и т.д., другие работали на дому для фабрикантов. Ткацкий станок стал принадлежностью чуть не каждого дома, и землепашцы превратились в мелких промышленников. Быстрым темпом шло развитие московской промышленности, особенно хлопчатобумажной, богатели и старообрядцы не по дням, а по часам. И мы видим в Москве некоторых из таких старообрядцев, представителей денежного капитала, деды которых были крепостными крестьянами.

 А в то же время потомки родовитой дворянской знати старой Москвы прожигали дедовское добро и, легкомысленно презирая родную старину, спускали за бесценок родовые памятники семейной жизни предков, чтобы вырученные деньги прокутить или свезти заграницу. Палаты боярских внуков и правнуков иногда превращались в жилища купцовстарообрядцев или в их промышленные и торговые заведения. Наконец, самые подмосковные села некоторых бояр и вельмож 18-го столетия, вроде Кунцева и других, стали переходить в руки старообрядцев. Но с особенной охотой старообрядцы скупали у промотавшихся "недорослей" старинные книги и рукописи, старинную домашнюю утварь и более всего древние родовые иконы, когда-то стоявшие в “крестовых" царских приближенных, а затем, как ненужный хлам, сваленные в кладовые невежественными барами, со времен Петра I нахватавшимися верхушек западноевропейской цивилизации, в виде кое-какой ненужной мишуры и внешнего блеска, без внутреннего содержания.

 Я, конечно, далек от того, чтобы курить фимиам пред капиталистами, хотя бы и старообрядцами. Капитал везде и всегда имеет и свои большие теневые стороны. Но сохранением драгоценных старых книг, рукописей и икон, вообще памятников старорусского искусства, мы обязаны почти всецело им. Скупая древние святыни и сохраняя их, как зеницу ока, как бесценное наследие старины, пред которою старообрядцы благоговеют, они оказали неоценимую услугу русской истории и археологии. Без них почти все погибло бы бесследно и безвозвратно.

 Старообрядческое московское общество богатело и росло потому еще, что многих провинциальных старообрядцев, особенно торговцев и промышленников, всегда тянуло к Москве: этому способствовали и характер их занятий, и слава первопрестольного "царствующего града", где жили почитаемые старообрядчеством святители, от Петра митрополита до патриарха Иосифа, и где сохранилась такая масса заветных памятников русской старины. Ни застенки и дыбы Преображенского приказа, ни "Раскольническая Канцелярия", просуществовавшая в Москве до 1763 г., ни штрафные деньги на заставах за бороду, ни особая "указная” одежда с желтым козырем - не могли удержать старообрядцев, исконных русских людей, верных историческим преданиям своей отчизны, от стремления к "московскому житию".

 Все это я говорил к тому, чтобы показать, при каких условиях и на какой почве могло создаться и развиваться такое большое и богатое старообрядческое учреждение, как Рогожское кладбище, накопившее и сохранившее для потомства такую массу драгоценных памятников церковной старины и искусства. Когда обозреваешь учреждения и святыни Рогожского кладбища, невольно преклоняешься пред той энергией, трудом, любовью к старине и усердием, которые проявлены нашими предками - создателями кладбища.

 Еще в первой половине 18-го столетия московские старообрядцы, приемлющие священство, имели общественные моленные, устроенные в домах богатых людей, а также два особые кладбища: одно близ Донского монастыря, другое за Тверскими воротами. На это указывает надпись на памятнике, поставленном на Рогожском кладбище, на так называемой "моровой могиле", в которую хоронили чумных. Эта надпись гласит: "Место сие отведено для погребения усопших староверов в лето от сотворения мира 7279, вместо таковых, до сего бывших двух кладбищ, единаго у Донскаго монастыря, а другаго за Тверскими воротами". При каждом кладбище находились часовни и жилые помещения для священников, принимаемых от господствующей церкви, а также уставщиков и дьячков. Но во время чумы 1771 г. старообрядцам, приемлющим священство, была отведена за Рогожской заставой часть земли, принадлежавшей деревне Новоандроновке, населенной старообрядцами. Здесь и было устроено знаменитое впоследствии Рогожское кладбище.

 На одном могильном памятнике Рогожского кладбища сохранилась надпись о погребении первого чумного (Матвей Вас.Мумин) 11 сентября 1771 г. Это показывает, что Рогожское кладбище открылось раньше Преображенского (беспоповского), так как приказ Правительствующего Сената об отводе последнего дан лишь 15 сентября 1771 г.).

 О правах старообрядцев на занимаемую Рогожским кладбищем землю в 1835 г. производилось дело, находящееся в архиве московского генерал-губернатора (3 декабря 1835 г., N 68 - 34). Попечители кладбища на запрос о документах отвечали: "Во время моровой комиссии (1771 г.), по распоряжению правительства, для устроения их старообрядческого кладбища отведено было место за Рогожской заставой; документ же сей во время нашествия неприятеля в 1812 г. утрачен, а журнал онаго, полагать надобно, должен находиться при делах оной комиссии". Попечители при этом представили два рескрипта императора Александра I: один начальнику московской столицы графу Салтыкову, другой Вятскому губернатору, тайному советнику Руничу, по представлению которого даны оба рескрипта. Вот что гласят эти важные документы:

 Граф Иван Петрович! Узнав, что прихожанам новоустроенной церкви во имя Введения Пресвятыя Богородицы, что Салтыковым мостом, отведено кладбище близ старообрядческого Рогожского против воли старообрядцев и с отнятием у казенных крестьян деревни Новоандроновки хлебопашенной их земли, я нахожу нужным приметить, что земский суд, учинивший сей отвод, неправильно поступил, не снесясь в оном с духовным правительством, по распоряжению коего прихожанам Введенския церкви предоставлено было уже иметь погребение мертвых в Покровском монастыре или на мирском кладбище. Посему и поручаю вам, сходственно мнению преосвященного митрополита Платона, основанному на взаимных отношениях старообрядцев к сим введенским старообрядцам и на устроении церковной тишины и спокойствию землю, им отведенную от деревни Новоандроновки, возвратить в прежнее ее владение, а прихожанам сим объявить, чтоб они следовали решению, данному на их прошение от митрополита. Впрочем, пребываю к вам благосклонный. Александр. В С.-Петербурге, апреля 17-го дня 1802 г. Сию копию засвидетельствовал тайный советник, вятский гражданской губернатор Павел Рунич.

 Господин тайный советник Рунич! Вняв представлению вашему о кладбище, отведенном в смежности с староверческим Рогожским кладбищем, каков дан мною указ московскому военному губернатору, генерал-фельдмаршалу графу Салтыкову, с оного для сведения вашего прилагаю при сем список, пребывая впрочем к вам благосклонный. Александр. С.-Петербург, апреля 17-го дня 1802 г.

 Рогожское кладбище находится подле Рязанского шоссе. Благополучно оставшись нетронутым между очень близко идущих по сторонам его железных дорог, оно заключено как бы в ограде рельсов. Оно занимает площадь земли пространством около 22 десятин и обнесено высоким деревянным забором с двумя воротами: одни обращены к городу, другие к Рязанскому шоссе. В этой ограде построен целый городок, население которого в былое время превышало население некоторых уездных городов. В 1823 г. жителей кладбища числилось 990 человек, а в 1845 число жителей достигло уже 1588 человек. Но сюда вошли лишь так называемые "лицевые", т.е. показываемые в ежегодных ведомостях, подаваемых кладбищенской конторой московской полиции. Кроме "лицевых" немало бывало и "не лицевых", т.е. таких, о которых по причине стеснений неудобно было доносить полиции: стекавшихся из разных мест России иноков и инокинь, священников, а также приезжих за совершением треб или друзей и родственников постоянных жителей кладбища.

 При учреждении Рогожского кладбища в 1771 г. была выстроена небольших размеров деревянная часовня во имя святителя Николы. Через пять лет выстроена более обширная каменная часовня. Но в 1791 г. вместо нее начата была постройка обширной “холодной" часовни Покрова Пресвятыя Богородицы, едва ли не самой обширной из всех московских церквей, за исключением разве таких, как храм Христа Спасителя. Дело о постройке этой часовни настолько любопытно, что на нем необходимо остановиться несколько подробнее.

 Когда с разрешения тогдашнего московского главнокомандующего князя А.Прозоровского начали строить эту часовню, то из Петербурга граф А.И.Мусин-Пушкин писал князю Прозоровскому от 23 сентября 1792 г., что "здесь (т.е. в Петербурге) находящиеся раскольники подали прошение о дозволении им построить себе каменную часовню по примеру, как строится у вас в Москве. Я слышал, что о сем к вам писано, и спрашивается: какое дано им дозволение, от кого и когда?"

 Дело в том, что по поводу прошения петербургских старообрядцев составил записку митрополит новгородский и петербургский Гавриил, в которой по исконному обычаю духовных правителей господствующей церкви оклеветал старообрядцев и требовал не только не разрешать постройку часовни в Петербурге, но уничтожить и начатую постройкой в Москве.

 Вот этот крайне любопытный документ:

 Записка Гавриила митрополита Новгородского и Петербургского по поводу прошения раскольников построить церковь, иметь своих священников и архиепископа и пр.

 Старообрядцы петербургские подали мне прошение, чтобы им быть в числе сынов православных грекороссийской церкви и от меня получать священников равно, как в Екатеринославской епархии; притом приобщили с прошения копию от старообрядцев московских, поданного главнокомандующему в Москве. В ней написано: 1) что они имеют деревянный при кладбище молитвенный храм; 2) что от дней Никона патриарха терпят они духовных властей гонения; 3) чтоб дозволено строить им церкви для служения литургии по старопечатным книгам, как и в Екатеринославской епархии, умалчивания, что сие дозволение отнесено к епархиальному архиерею и что они имеют порок,  что  беглые  попы  у  них  служат;  и просят: 1) чтоб им построить церковь; 2) иметь священников приходящих к ним; 3) чтоб быть у них архиепископу приходящему самопроизвольно, на таком положении, как они пребывают; 4) чтоб он не был под ведомством духовных властей, отделясь от них, как в городовом положении в статьях 124, 125 и 126 об иностранных вероисповеданиях предписано; 5) чтобы им в чиноположении их быть ведомым по духовным делам в их консисториях, не сообщаясь великороссийским духовным властям.

 Сия просьба довольно изъясняет намерение их - стараются начать свою церковь, отделяя от господствующей в России, и иметь своего архиепископа и консистории.

 Начали строить церковь, превышающую пространством и огромностью Успенский собор: он длиной 17, шириною 12, а их церковь длиною 25, шириною 15 саженей, - чтобы огромностью сего храма унижать первую в России церковь в мыслях простого народа, а особливо в преклонных к расколу усилить к ним уважение.

 В Москве приверженных к расколу больше 20000; многие епархии, особливо Нижегородская, до того доходят, что церкви лишаются своих приходов. Ежели из губерний соберутся чиноначальники их в такой пространной церкви, в которой до 3000 народа может вместиться, когда они предполагают быть у них архиепископу и консистории, когда сия толпа фанатиков сделает соборы, каковые уже и были, и положения свои возвестят в губерниях, из которых они придут в Москву - сии, не имеющие привязанности к правительству, могут ли обнадежить безопасностью столицы?

 Они просят, чтоб их почитать так удаленными от господствующей церкви, как удалены католики и лютеране: можно ли надеяться, чтоб их фанатизм, распространяющийся по всей России, почитал Государя правоверным?

 Великий Петр, монарх проницательнейший, нарекал их лютыми неприятелями, государству и государю непрестанно зломыслящими.

 Внимая сим обстоятельствам, думаю:

 1) чтоб начатую ими церковь обратить на другие, предписанные законом монархии, для призрения бедных или для пользы общественной установления; 2) дозволить им построить часовню, какая для погребения усопших на кладбище потребна, без колокольни.

 Сия записка прислана от преосвященного митрополита Новгородского и Санкт-Петербургского ноября 9 дня 1792 г. Она, разумеется, не могла не повлечь за собой соответственных результатов, и, как мы видели выше из письма графа А.И.Мусина-Пушкина князю Прозоровскому, последнему прислан был Высочайший запросуказ, какое дано староверам на постройку церкви дозволение, от кого и когда?

 Запрос, как можно судить по тону и содержанию объяснений князя Прозоровского Екатерине II, носил характер сурового выговора.

 Донесение московского главнокомандующего князя Прозоровского Екатерине II с объяснениями по вопросу о построении старообрядцами церкви на Рогожском кладбище настолько важно и интересно, что его необходимо привести полностью. Вот этот документ:

 Всемилостивейшая Государыня! Высочайший Вашего Императорского Величества указ от 17 сентября я получить удостоился, которым повелевает мне, всемилостивейшая государыня, донести Вашему Величеству о строящейся здесь часовне старообрядцев.

 Здесь, Всемилостивейшая Государыня, две часовни. Одна в Преображенском называемой беспоповщины, которая в самом камерколлежском валу близ Преображенской заставы, для которой вал сей заровнян, а окружена новым, чтоб более дать места погосту; сия часовня каменная, представляет наружность церкви, около оной довольно каменного жилого строения, в котором они содержат богадельню более 1000 человек. А вне камер-коллежского валу в некотором расстоянии их кладбище и там часовня вторая, о которой Ваше Императорское Величество спрашивать изволите, старообрядцев на принадлежащей Андроновской слободе земле, низменной и не весьма к хлебопашеству способной, между больших дорог владимирской и коломенской, от заставы камер-коллежского валу в трех верстах, где тоже довольно деревянного жилого строения и богадельня, где бедные из единоверцев их помещаются, и тут же сад и кладбище их. Я по вступлении в нынешнюю мою должность был на обоих оных кладбищах, у старообрядцев по их просьбе осмотреть одной часовни ветхость, а другой - неспособность. И оныя подлинно нашел, что деревянная ветха, а в каменной от сырости ль, или от худого построения, даже что со стен течет и такой тяжелый воздух, что в оной и часу пробыть, казалось мне, без вреда не можно. И сии часовни имеют наружность церквей одноглавных. Они просили меня вместо сих, ветхой деревянной и сырой каменной, позволить им построить одну каменную новую часовню, которая бы внизу была теплая, а вверху холодная.

 Итак, найдя оныя часовни с немалым строением существующие и что моленье производится публичное, то и заключил я, что сие Вашему Императорскому Величеству известно, и заведенные начально с высочайшего дозволения. А как Вашего Императорского Величества всемилостивейшим манифестом 762 г. повелено раскольникам никакого притеснения не делать, а затем и от 10-го апреля 790 г. полученный мною от Вашего Величества указ по материи потаенных и нелепых сборищ братства, исключая сии собрания, запрещается полиции в оные входить и делать препятствие в молитвенных собраниях, а все сие сообразя, - считал я возможным мне позволить вместо ветхой и другой неспособной построить им новую часовню, зная же, что план вновь желаемой ими по-строить сочинял архитектор Козаков чрез посредство именитого гражданина Никиты Павлова; но виноват я, Всемилостивейшая государыня, что онаго не посмотрел, надеясь несомненно, что архитектор Козаков сочинит оный пристойно с их положением. Они часовню сию заложили в 791 г. Как я уведомлен был от губернатора, что они заложили ее велику и с выпусками для алтаря и намерены поставить пять глав, я взял у них план и нашел, что они заложили не по плану архитектора Козакова, а сняли сами план с церкви, что в Бутырской слободе. Я приказал как им, так и полицейскому архитектору Карину выпуски для алтаря отломать, величины убавить и сделать план с одной главой и крестом; но о неубавке оной величины они усильно меня просили, поставляя основанием, что имеют они в Москве и около оной единоверцев до 20000 душ. Я план оный с фасадой у сего всеподданнейше Вашему Императорскому Величеству подношу; плана же архитектора Козакова я отыскать не мог по причине смерти Никиты Павлова, у коего оный был, но внук его не нашел, и Козаков черного у себе не оставил. Они же сим летом довели часовню до карниза и представляет теперь вид дому. Естьли Ваше Величество повелите унизить шпиц, то я оной совсем прикажу убавить.

 Ныне, получа высочайший Вашего Императорского Величества указ, за долг почел для всеподданнейшего Вашему Величеству донесения выправиться с законами о построении часовен, как я прежде не остерегся о сем выправиться. И, начиная с древних законов, получил сведение, что в 1718 г., когда по указу государя Петра I была перепись раскольникам, отведено им за Серпуховскими воротами одно кладбище, не различая разных между ими вер, беспоповщины и старообрядцев; а в 771 г., когда Покровской церкви, что в Красном селе, священники жаловались, что раскольники умирающих моровою язвою, привозя к церкви, оставляют, то по указу Правительствующего Сената приказано им погребать своих мертвецов на отведенных в поле кладбищах, а буде там места для них недостаточно, то отвести им пристойное место в поле Московской губернской канцелярии. В сие то время и отведены им места для кладбищ, где ныне и вышеупомянутые часовни. Я читал учреждение охранительной комиссии, и в расписании о всех вообще кладбищах видны по приурочке и оные кладбища; но тогда при назначении кладбищ не различено вер. Но о часовнях я ничего не нашел, кроме, что в 722 г. повелено все часовни, не говоря раскольничьи, но вообще, упразднить; а в 727 г. повелено - которые до того времени не разобраны, те оставить, а и прочие, о коих будут просьбы, строить позволять, рассматривая архиереям, чтобы не было правильного препятствия и раскольникам способу. Наконец, в 734-м г. именным указом императрицы Анны Иоанновны запрещено впредь часовни строить, а старые, где имеются, те оставить в прежнем состоянии. Но и всем указе о раскольниках ничего не упоминается, что меня понудило, Всемилостивейшая Государыня, переговорить о сем с Петром Дмитриевичем Еропкиным, как он главный член был охранительной комиссии, сказав ему, что имею я от Вашего Величества высочайшее повеление без огласки о сем сведать: то он мне сказал, как и по делам видно, Покровской церкви священники, а он сказал, что и многие просили о том же священники сел, близ Москвы лежащих, что раскольники умерших язвой привозили к церквам и там их оставляли, для чегоде и определено было к главным или управляющим раскольниками разных сект над сим смотрение и даны им были доктора. И хотя де время прошло давнее, но помнится ему, что князь Григорий Григорьевич Орлов позволил им сделать часовни, где б они могли отпевать умерших; и он сказал, что я о сем могу и Вашему Императорскому Величеству донести. Да еще видно по делам в губернском правлении, что когда беспоповщина поставила главу и крест на часовне, то во время главнокомандования графа Чернышева нынешний московский митрополит требовал от губернского правления: для чего оное быть могло? То правление, ссылаясь на всемилостивейший Вашего Императорского Величества вышеупомянутый 7б2 г. манифест, отозвалось, что в отмену оного войтить не может. Сих сведений, собирание умедлило всеподданнейшее мое о сем донесение Вашему Императорскому Величеству.

 Что я, не справясь с законами, а сделав только заключение на видимом, дал на то позволение, то заключение мое, что решить сие могу, наипаче подкрепил высочайший Вашего Императорского Величества указ, о котором я выше упомянул, чтоб старообрядцам не наносить никакого препятствия в их молитвенных собраниях, как непозволение строить часовню, щитал я, будет в их молитвах препятствие. Признав однакоже себя, Всемилостивейшая Государыня, виновным, что не доложась Вашему Величеству оное позволил. Итак, пав пред стопы Вашего Императорского Величества всеподданнейше просит милосердного прощения, Всемилостивейшая государыня, Вашего Императорского Величества всеподданнейший князь А.Прозоровский. Октября 25 дня, 1792 г.  Москва.”

 Этот интересный документ многое нам объясняет в архитектуре летнего Покровского храма на Рогожском кладбище.

 В самом деле, при первом же взгляде на этот храм каждому резко бросается в глаза большое несоответствие частей храма, и думается: неужели, если были средства и возможности построить такой громадный храм, нельзя было выбрать план более стильный и красивый? Гладкий и простой фасад, глава, словно придавленная и подходящая скорее для храма в пять раз меньшего, чем тот, над которым она высится, и т.п.

 А между тем, донесением князя Прозоровского все объясняется просто: перепуганный главнокомандующий приказал "впуски для алтаря отломать", вместо "пяти глав" "сделать план с одной главой и крестом", "унизить" и "убавить" шпиц, и получились те недостатки в архитектуре храма, которые так сильно бьют в глаза.

 Менее тормозов претерпела постройка третьей зимней часовни, ныне храм Рождества Христова. Этот обширный каменный храм, построенный по плану архитектора Жукова, находится в небольшом расстоянии на юг от летнего Покровского храма. Построен он в 1804 г. с разрешения начальника московской столицы Беклешова. Билет, выданный московскою управой благочиния попечителю Рогожского кладбища купцу Илье Фокину Шевякову (21 декабря 1804 г. N 1070) на постройку каменной зимней часовни, длиною на 22 сажени, а шириной 11 сажен, и жилого строения под богадельню, на 22 сажени длиною и 1О аршин шириною, - находится в "деле о правах Рогожского старообрядческого богаделенного дома приобретать в собственность движимое и недвижимое имущество и о духовном завещании Вощанкина, в архиве московского генерал-губернатора (3 декабря 1834 г, N 45).

 Внутри Рождественского храма на одной из стен сохранилась надпись о том, что в 1812 г., при опустошении столицы французами, по особому Божию к месту сему покровительству, рогожские часовни не пострадали и ничего не потеряли из своих запасов и сокровищ.

 В Рождественской часовне собирались многие старообрядческие соборы, в которых участвовали и московские старообрядцы, и представители старообрядцев других мест России, и на которых решались вопросы, касающиеся всего старообрядчества.

 С самого начала рогожские храмы были устроены с алтарями и подобием престолов, но литургия в храмах не совершалась из боязни притеснений, хотя еще в 1789 г. московские старообрядцы добыли на Иргизе походную полотняную "церковь" с антиминсом древнего освящения. Лишь изредка на этом антиминсе литургию решались совершать тайно, с большими предосторожностями, главным образом, для освящения запасных даров. В храмах служились вечерни, утрени, всенощные, часы, а также совершались венчания, свадьбы, крещение, исповедь, причащение, отпевание усопших, панихиды, молебны и проч.

 Венчаний прежде совершалось на кладбище необычайно много, так как при тогдашней "скудости священства" на Рогожское кладбище приезжали венчаться не только со всей Москвы и губернии, но и из других губерний, даже с окраин России. Когда священников на кладбище было много, свадьбы венчали одну за другою, а когда осталось только два священника, по необходимости приходилось венчать каждому по несколько пар брачущихся, иногда сразу до 15 пар, "гуськом", как говорилось. Для этого устроено было двадцать пар одинаковых бронзовых венцов, хранившихся в Рождественской часовне. Для венчания богатых свадеб были венцы серебряные, вызолоченные, с бриллиантами, жемчугом, драгоценными камнями. На Рогожском соборе 16 февраля 1823 г. относительно венчания свадеб, между прочим, было постановлено: "Браков на все вселенские субботы не венчать". В другом "Постановлении о церковном благочинии" говорится: “Чин второго брака неупустительно стараться исполнять”.

 Исповедь священниками своих духовных детей производилась обыкновенно в часовнях, а иногда и у себя на дому. Для записей исповедников заведены были в конторе особые книги. О количестве говевших в то время можно судить по такой книге за 1841 г.: Из четырех священников, у старшего, - Иоанна Матвеевича Ястребова значится исповедников обоего пола 922 человека, у Александра Ивановича Арсеньева 1440, у Петра Ермиловича Русанова 331,у Иоанна Максимова 335, а всего 3028 человек. Но нужно принять во внимание то обстоятельство, что огромное большинство прихожан не записывалось в эти "метрические" книги, по исконной боязни и подозрению старообрядцев ко всякой "записке", как делу греховному, установленному не церковью, а гражданской властью. Что это так, видно из сличения названной исповедной книги с именным списком жителей кладбища, из которых лишь несколько десятков записаны бывшими на исповеди.

 Причащали запасными дарами после часов, в часовнях. Обыкновенно четверо священников с потирами в руках выходили из алтаря в фелонях и становились двое по клиросам и двое у северных и южных дверей алтаря, и причащали каждый своих духовных детей.

 Крещение младенцев производилось обязательно в часовнях. О числе крещений можно судить из того, что в Рождественской часовне находилось 46 купелей.

 Покойников отпевали обыкновенно в Никольской часовне. В ней же исполнялись и "заочные" погребения.

 Сначала вследствие "скудости священства", а потом и совершенного его прекращения в провинции, старообрядцы стали хоронить покойников, отпев над гробом только панихиду, а потом уже по почте или с кем-либо лично посылали на Рогожское кладбище просьбу тому или другому священнику отпеть "заочное" погребение.

 В большие праздники, в царские дни и "викторные" (дни воспоминания побед) обязательно служились "молебны соборные", т.е. всеми без исключения священниками и клиром кладбища, зимою в Рождественской, а летом в Покровской часовне.

 Крестные ходы 6 января, на Преполовение Пасхи и 1 августа на "Иордань", а также вокруг часовен в заутреню Страстной субботы и Пасхи и в некоторых других случаях совершались необычайно торжественно, конечно, пока было много священников т.е. до суровых времен казарменного режима Николая I. Путь устилаем был зеленым сукном и коврами. Впереди шли с хоругвями избранные носильщики, все в кафтанах старого покроя, за ними следовали такие же избранные прихожане с иконами, потом священники в дорогих ризах, и все это чинно, в строгом порядке. Зрелище, до глубины души умилявшее истого старообрядца!

 Но при всем этом долг беспристрастия и исторической правды требует отметить, что на Рогожском кладбище бывали и упущения, и беспорядки, несообразные с правилами святых отец, вызывавшие сильный ропот и неудовольствие прихожан, и что "мзда заслепляла тамошних священников", принимавшихся от господствующей церкви, не всегда искренних, честных и благочестивых, чаще же с детства, с бурсацкой скамьи испорченных до мозга костей.

 Чтобы не показаться голословным, привожу здесь несколько статей "Постановления о благочинии церковном" Рогожского собора 1823 г., которое было повешено в Рождественской часовне за подписью священников, дьяконов и попечителей: Павла Дунякова, Лариона Абрамова, Ивана Окорокова, Трифона Лубкова, Давыда Щекина, Федора Бокова, Николая Царского, причем священник Петр Ермилович Русанов к своей подписи добавил такие слова: "Обязуюсь исполнить по вышеписанному".

 Вот что гласят некоторые статьи этого документа, ныне находящегося в архиве министерства внутренних дел:

 Статья 2. Священники и служащие при них ни под каким видом не дерзали бы на паперти и в молитвенном храме требы перехватывать и тем нарушать благочиние церковное. Имеющий нужду сам может о том просить, когда должно.

 Статья 3. Из соборных панихид, погребений, молебнов и треб, не окончивши одно, на другие не переходить, кроме смертного случая, так и диаконам к священникам без нужного случая во время служения не подходить и от одного к другому, не окончивши требу, не переходить.

 Статья 5. Священники, без нужного случая, а паче в священных ризах, от службы Божией и требы, какой ни есть, не выходили бы вне молитвенного храма.

 Статья 6. Священникам молебны более шести канонов не начинать, ибо сие невместимо, а более по усердию просителей оставлять на другой раз, дабы молитва могла быть со вниманием, а не дерзостью.

 Статья 7. Две требы вдруг не править.

 Статья 9. Священникам особенно иметь во внимании, дабы требующие их по бедности и по неимению дерзновения к ним непрезримы были, но наипаче сильных и богатых покровительствуемы, по словеси Спасителя мира: "Не презрите единаго от малых сих ибо ангели их выну [всегда] видят лице Отца Моего, Иже есть на небесех..."

 Если же кто, забыв страх Божий и свое священноначальническое звание, вышеописанное оставит в неисполнении или пренебрежении, таковаго 10 статьею наказывать судом духовным.

 Для совершения богослужения и исполнения треб на Рогожском кладбище всегда содержалось большое количество священников, принимаемых от господствующей церкви “вторым чином”, т.е. через миропомазание с проклятием ересей. В 1822 г. были изданы верховной властью известные ограничительные правила насчет принятия вновь священников: вновь не принимать. Попечители кладбища заявили правительству, что у них находится 12 священников и 4 диакона. До 1827 г. из них пять священников и два диакона умерли, а два священника ушли обратно в господствующую церковь, так что ко времени издания Высочайшего указа 1827 г., совсем воспрещавшего принимать вновь попов и диаконов, на кладбище осталось только пять священников и два диакона. В перспективе виделось полное прекращение священства и все отсюда проистекающие бедствия для верующего человека. И хотя последние из “указных” попов дожили до 1854 г., они, естественно, не могли уже удовлетворять всех духовных потребностей массы прихожан и приезжих из других мест, где тоже наступило полное “оскудение священства”. Приходилось содержать, конечно, с большим риском, “тайных” попов, но, понятно, что “тайные” попы еще менее могли исполнять требы для народной массы. Они жили скрытно в домах богатых людей, как более гарантированных от придирчивости и насилия со стороны агентов власти, а также у содержателей постоялых дворов, “ямщиков”, которые в то время получили большое значение в старообрядчестве, так как развозили тайных попов по разным местам для исполнения треб: привезут обыкновенно священника ночью, он тут же исправляет все необходимейшие требы, и тут же его увозят “неведомо куда”, так что в простом народе создался даже особый термин для таких священников - “проезжающие”. Эти тайные священники иногда бывали и на Рогожском кладбище, укрываясь в обителях инокинь Пульхерии и Александры или в особых тайниках. Из таких тайных священников, одно время около 1826 г., проживал на кладбище принятый от греческой церкви архимандрит Геронтий с Афонской горы. В сороковых же годах из таковых были известны священноинок Иларий и священник Феодор Соловьев.

 Но при “оскудении священства” появились по необходимости еще так называемые “благословенные” старцы, большей частью иноки или же “черноризцы”, т.е. давшие иноческие обеты и добровольно надевшие на себя иноческую одежду без пострижения (если не могли найти для пострижения священноинока - иеромонаха). Они обыкновенно съезжались в Москву к Великому посту со всех концов России: из Стародубских слобод, с Ветки - из монастырей Лаврентьева, Макарьева и Пахомьева, с Керженца, из Городца, с Кавказа и Сибири, с Урала, с Дона, с Иргиза, пока существовали там старообрядческие монастыри, с Поволжья и других мест. Эти чернецы и старцы проживали обыкновенно при домовых моленных богатых старообрядцев, в течение поста говели, исповедывались и причащались, помогали священникам при исполнении треб, а затем, отпраздновав Пасху, уезжали каждый в свое место, а некоторые пускались в “странствие”, т.е. разъезжали или ходили по разным местам России, где есть старообрядцы, чтобы поддерживать и вдохновлять колеблющихся и унывающих под тяжестью гонений и “оскудения иерейства”, вселяя в них веру и надежду на лучшие времена, а также поддерживать связи с центрами. Они же обыкновенно увозили с собою из Москвы запасные Дары, или же так называемую “большую” (богоявленскую) воду, которыми “по нужде” и причащали а также принимали “исповедания согрешений”  для чего существовал даже особый упрощенный чин “скитского покаяния”. Они же по нужде крестили, как говорилось тогда - “погружали”, обязывая при первой же возможности “довершать” крещение и исповедь у священника. Они же руководили “простецким” богослужением. На все это они получали благословение у священников, откуда название “благословенные”. Браки, за отсутствием священников, сводились обыкновенно “по благословению родителей”, и редкие имели возможность лишь потом, имея уже детей, а часто и внуков - в старости, чуть не перед смертью, “улучить священника” для церковного венчания. Насколько сильна была вера у наших предков, видно из того, что многие, лишь бы исповедаться и причаститься у священника, ходили для этого пешком за тысячи верст.

 Я уже упоминал, что так как за отсутствием епископа некому было освятить престолы Рогожских часовен, литургии совершались в них в походных полотняных церквах древнего освящения. Еще в 1789 г. для кладбища была добыта в Иргизских монастырях одна такая церковь; с того времени на кладбище и начали совершать изредка литургию, главным образом, для освящения запасных Даров. Разумеется, делалось это в большой тайне, дабы не навлечь гнева властей. В 1813 г., по окончании войны с французами Москва была занята казаками, среди которых всегда было много старообрядцев. С духовными нуждами и за исправлением треб казаки обращались к рогожским священникам. Как бы в благодарность за это войсковой атаман граф Платов, который тоже был старообрядец, оставляя столицу, по просьбе священника Иоанна Ястребова, подарил кладбищу древнюю походную церковь, освященную во имя Пресвятой Троицы. Старообрядцы обратились к тогдашнему начальнику московской столицы за разрешением служить в этой церкви литургии, и им таковое было дано. Кроме этих двух походных церквей, таковые имелись еще в обителях матерей Пульхерии и Александры, а с 30-х годов 19-го столетия еще и у священноинока Илария, во имя Симеона Столпника.

 С 1822 г.   повеяло   другим    духом  в   отношениях  властей   к  кладбищу:   опять-таки  из-за  доносов  и  под  влиянием правящих кругов господствующей церкви, недовольных    “уклонением   православных   в    раскол”.  13 и 14   января 1823 г. в Рождественской часовне была расставлена новая походная церковь, в которой служили литургию соборне все кладбищенские священники. Молящихся было огромное количество. Некий купец Яков Игнатьев, “православная” душа которого не стерпела такого “соблазна для православных”, сделал об этом донос. Кладбище было подвергнуто обыску, после чего походную церковь из алтаря Рождественской часовни отобрали, а в довершение ужаса прихожан все до одной часовни запечатали.

 Однако по ходатайству попечителей кладбища Антипа Дмитриевича   Шелапутина  и Василия Ефремовича Соколова   часовни вскоре были распечатаны, но походную церковь не возвратили,  так  как  cинод  постановил: “По неимению   доказательств,  что  полотняная  церковь   действительно  существовала  на  Рогожском   кладбище   до  нынешнего ее    открытия   в   1823   г.,   на   основании  указа   1818 г., быть  ей  не  дозволять,   а церковь возвратить в тот монастырь, из   коего  взята”.   Император  Александр I   при докладе cинода сказал: “Если хочет Рогожское кладбище сохранить    эту  церковь, пусть присоединится к единоверию, а если не согласится - отправить церковь”. От попечителей отобрали расписку в том, чтобы впредь на кладбище литургий не было. Изредка литургии все-таки служились тайно, по ночам, при двух-трех надежных свидетелях. Но скоро стал ощущаться недостаток в запасных дарах, так как “указные” священники “страха ради иудейска” стали отказываться служить литургии и тайно. Запасные Дары стали выписывать из других тогдашних видных центров старообрядчества: из Иргизского Верхнепреображенского монастыря от игумена Силуяна, а также из стародубских слобод - от игуменов Сергия (Никольского монастыря Сурожского уезда) и Рафаила (Покровского монастыря Новозыбковского уезда). Когда эти монастыри были разорены или насильственно обращены в единоверческие, пришлось, при всей боязни, служить литургии тайно в кельях матерей Пульхерии и Александры, у которых, как мы уже говорили, имелись походные церкви. Когда прибыл на Рогожское кладбище первый старообрядческий епископ, поставленный для России в Белой Кринице (Софроний  симбирский), он первую архиерейскую обедню на кладбище служил тайно в походной полотняной церкви, раскинутой в так называемой ”холерной палатке”.

 Рогожские священники были независимы друг от друга. Доходы их были большие, но половина доходов отчислялась в капитал кладбища и на поддержание кладбищенских богаделен и других учреждений. Всем священникам были выстроены дома на кладбище. Для “указных” священников была установлена очередь служения, при каждом из них состоял свой уставщик и певчие. Вот что гласит “Записка о поповских очередях” 1845 г., когда на кладбище оставалось только три священника:

 Поп первой очереди - Иван Матвеевич Ястребов, при нем дьячок Василий Иванов. При них 14 певчих, из которых Антон Полиектов, Назар Семенов и Исаак Антонов уважаются кладбищем, как искуснейшие знатоки Священного Писания. Поп второй очереди - Петр Ермилович Русанов, дьячок его Тит Софронов. При них 15 певчих, из коих Иван Григорьев Донской, Федор Васильев Жигарев и Тимофей Прокофьев считаются знатоками церковного порядка, особенно Иван Донской. Поп третьей очереди - Иван Михайлов, при нем дьячок Евсей Мартынов и 19 певчих.

 Вследствие “оскудения священства” уставщики часто справляли вечерни, утрени и т.п. без священников.

 За все время существования Рогожского кладбища до водворения на нем белокриницкого священства вышеназванный священник о.Иоанн Матвеевич Ястребов был наиболее уважаем. За свой большой ум и начитанность, за ревность к распространению и упрочению старообрядчества, “за словеса учительные и пользительные”, а также за огромную услугу, оказанную им кладбищу в деле спасения его от разгрома французами в 1812 г., о.Иоанн Ястребов стяжал славу “крепкого адаманта и твердого хранителя святоотеческих законов и древлецерковного благочестия”. Он пользовался таким авторитетом, что все слушались беспрекословно одного его слова или даже взгляда.

 К сожалению, некоторые из рогожских священников, современников о.Иоанна, не остались до конца верны старообрядчеству - вследствие притеснения властями, из-за житейских расчетов или по каким-либо другим причинам. Так, священники Александр Арсеньев и Петр Русанов уклонились в единоверие, причем вместе с этим Русанов принес кладбищу и огромный вред тем, что способствовал отнятию у кладбища Никольской часовни, некоторых учреждений и водворению в них единоверия. Далее, эти попы, оставшиеся на кладбище к 40-м годам 19-го столетия, боясь установления над собою контроля и законного начальства, а главное - боясь уменьшения своих доходов, на Рогожском соборе 1832 г. были против учреждения за границей старообрядческой кафедры и приема на нее епископа. Но о.Иоанн Ястребов был в числе поддерживающих учреждение епископской кафедры, и в 1847 г. подчинился власти белокриницкого митрополита. Вместе с попечителями кладбища он отправил за миром послов в Белую Криницу. В числе этих послов был и названный выше уставщик Федор Васильевич Жигарев, поплатившийся потом пожизненным заключением в казематах Суздальского Спасо-Евфимьевского монастыря. По прибытии в Россию первого из епископов Софрония симбирского (в миру Стефан Жиров), о.Иоанн Ястребов подчинился ему. Признал он над собою и власть прибывшего в Москву архиепископа Владимирского Антония. Надпись на надгробном памятнике о.Иоанна гласит: “Под сим камнем погребено тело священноиерея Иоанна Матвеевича Ястребова, трудившегося паствою православных христиан при сем Рогожском кладбище 49 лет и 9 месяцев. Скончался 19-го декабря 1853 года. Жития его было 83 года”.

 Другой рогожский священник, Петр Русанов, также признал вначале власть прибывшего из-за границы архиепископа Антония. Но после допроса его “Высочайше утвержденной следственной комиссией о действиях Кочуева и других раскольников” по делу устройства заграничной епископской кафедры, он 23 ноября 1854 г. присоединился к единоверию.

 Таким образом “бегствующее священство” на кладбище прекратилось. Священникам же белокриницкого поставления служить на кладбище в часовнях было немыслимо вследствие страшного гнева Николая I на учреждение белокриницкой иерархии, из-за чего усилились гонения на кладбище и на все старообрядчество. Поэтому службы в часовнях стали отправлять одни уставщики с певчими. На кладбище был назначен казенный “смотритель”. Настали времена небывалой строгости. Искали малейшего повода для расправы с Рогожским кладбищем за то, что оно принимало большое, если не главное участие в учреждении за границей епископской кафедры. И этот повод был найден.

 Конечно, желание иметь своего епископа было всегдашней мечтой не одного кладбища, но и всего старообрядчества: конечно самый замысел утвердить епископство именно за границей, принадлежит не кладбищу, а известному в истории старообрядчества того времени Авфонию Кузьмичу Кочуеву, который при помощи о.Иоанна Ястребова убедил в правильности этой мысли рогожских попечителей, а затем и весь рогожский собор 1832 г., в котором участвовали видные послы из главных центров старообрядчества - Стародубья, Ветки, Иргиза, Керженца, Вольска, Казани и всего Поволжья, Тулы, Дона, Урала, Кавказа и т.д. Собор одобрил его мысль и уполномочил на ее осуществление, за что Авфоний Кочуев и окончил свои дни в суздальском каземате.

 Конечно, практическим осуществлением этого великого дела, спасшего старообрядчество от окончательного разрушения, мы обязаны горячей вере, неусыпным трудам, великому уму и неутомимой энергии инока Павла Белокриницкого; конечно, учреждение за границей епископства было делом общим, результатом решения всероссийского собора 1832 г. и других совещаний. Но при всем том ясно, что без согласия Рогожского кладбища, и тогда уже занимавшего доминирующее положение в старообрядчестве, без больших материальных затрат на это дело со стороны его видных представителей, например, Федора Григорьевича Рахманова и некоторых других, это большое, трудное и сложное дело едва ли осуществилось, и в этом отношении нужно отдать должную дань благодарности Рогожскому кладбищу. Что роль кладбища в деле устройства Белокриницкого монастыря и приема в старообрядчество митрополита Амвросия - одна из существеннейших, показывает и отношение к кладбищу Николая I, по приказу которого упомянутый попечитель кладбища Федор Рахманов также окончил дни свои в Суздальской монастырской крепости.

 Разумеется, все подобные гонения и кары не могли остановить распространения и роста белокриницкого священства. На самом кладбище для исполнения необходимейших треб иногда появлялись священники нового поставления - конечно, тайно, и лишь по частным кельям.

 В 1854 г., как выше замечено, кладбищенский священник Петр Русанов “страха ради иудейска” и по другим причинам перешел в единоверие. В скором времени за ним последовали некоторые из прихожан кладбища во главе с Сапелкиным, Аласиным и другими. Этим воспользовались враги старообрядчества: “без всякой церемонии” у кладбища насильно отобрали Никольскую часовню, а митрополит Филарет “освятил” ее как единоверческую церковь под тем предлогом, что отступившие от старообрядчества якобы имеют право на часть кладбища, как будто оно представляло их личную собственность, как совладельцев, а не было наследием предков, созидавшимся десятки лет. Как истинные ренегаты, новые единоверцы старались всячески навредить старообрядцам. Они делали донос за доносом о том, что на кладбище водворились и тайно служат ненавистные правительству попы “австрийского поставления”. По настоянию митрополита Филарета казенный смотритель кладбища своей властью совсем запретил совершать в часовнях богослужение. Но это являлось слишком уж вопиющим произволом. Очевидно, по ходатайству старообрядцев, “в январе 1856 г. - как гласит официальный акт, - московским военным генерал-губернатором было доведено до сведения министерства (внутренних дел), что смотритель Рогожского богаделенного дома, статский советник Мосжаков самопроизвольно воспретил рогожским раскольникам совершать в часовнях их богомоления. Министр внутренних дел действительный тайный советник Ланской, принимая во внимание, что рогожские раскольники издавна (со времен Екатерины II) отправляли богомоления в своих часовнях по их обрядам, и имея в виду, что Высочайшим повелением 21 декабря 1853 г. раскольникам беспоповщинской секты дозволено собираться в часовнях на Преображенском кладбище для молитвы, отпевания умерших и совершения панихид, причем разрешено им церковное пение, и что Высочайшим же повелением 9 августа 1854 г. предписано принять по Рогожскому богадельному дому те же меры, кои были установлены для Преображенского кладбища, признал распоряжение смотрителя Мосжакова о воспрещении богомоления в рогожских часовнях неправильным и вместе с тем сообщил генерал-адъютанту графу Закревскому о том, чтобы на будущее время не было делаемо препятствия рогожским раскольникам отправлять богослужение по их обрядам в упомянутых часовнях, строго, однако, наблюдая за недопущением ими при сем публичного оказательства раскола”.

 На первый раз, таким образом, “сорвалось”. Но очень ненадолго. Хитроумному Филарету нужно было лишь придумать “публичное оказательство раскола”, благо распоряжение министерства давало к этому повод. Как раз в это время к нему поступил ложный донос, может быть, им же и внушенный, будто священник белокриницкого поставления Д.Д.Крынин открыто служит в алтарях рогожских часовен. Филарету только это и было нужно. На основании доноса он немедленно послал в синод протест на распоряжение министра Ланского, отменявшее неправильные действия Мосжакова.

 “Затем, в феврале месяце того же года 1856, - говорится в том же официальном документе, - Государь Император, вследствие сообщенного Его Величеству святейшим синодом протеста московского митрополита Филарета о самоличном оказательстве рогожцами раскола, произведенном ими во время богомолений, совершенных после отмены неправильного распоряжения смотрителя Мосжакова, а также и полученного письма иеромонаха Парфения по тому же предмету, в коем указывалось, между прочим, и на бывшее какоето столкновение между раскольниками и православными, высочайше повелеть соизволил: внести настоящее обстоятельство, по важности предмета, на рассмотрение Секретного комитета.

 По выслушании означенным комитетом упомянутого протеста митрополита Филарета и заявления иеромонаха Парфения, между членами оного произошло разногласие: шесть членов, признавая обвинения, возведенные на рогожских раскольников в публичном оказательстве ими ереси, доказанными, полагали запечатать алтари, дозволив раскольникам посещать часовни и молиться про себя (?); другие же три члена, признавая таковые обвинения, в виду отсутствия формального по сему предмету дознания, не доказанными, находили справедливым ограничиться строгим внушением раскольникам, дабы они, при совершении своих богомолений, отнюдь не дозволяли себе таких действий к соблазну православных, кои противны существующим на сей предмет законоположениям.

 По доведении о сем до сведения Государя Императора, Его Величество высочайше соизволил утвердить мнение шести членов.

 Во исполнение такового высочайшего повеления было немедленно сделано распоряжение об опечатании алтарей рогожского богаделенного дома, что и исполнено 7 июля 1856 г.

 Затем, - говорится в том же документе, - в виду возникших сомнений относительно справедливости обвинения рогожских раскольников в противозаконных действиях по расколу, высочайше повелено было произвести по сему предмету строгое исследование чрез особо для сего назначенных чиновников от гражданского и духовного ведомств.

 Командированными вследствие сего от московского военного генерал-губернатора и канцелярии обер-прокурора святейшего синода чиновниками, для производства дознания вообще по всем обвинениям, взведенным на раскольников рогожского богаделенного дома, и по спросе некоторых свидетелей обнаружено, что самоличного оказания раскола на Рогожском кладбище, а также столкновения с православными никакого не было. О чем и было министром внутренних дел всеподданнейше доложено Государю Императору”.

 Примерная, как видите, логичность! Некто подозреваемый, представьте себе, оговорен и оклеветан. Его немедленно, “без формального по сему предмету дознания” судят и лишают прав. “Затем, в виду возникших сомнений относительно справедливости обвинения”, приказывают “произвести по сему предмету строгое исследование”. Официальное следствие “обнаруживает” с несомненностью, что преступление осужденного выдумано доносчиками. Несмотря на это, несчастного не освобождают от присужденной кары и не возвращают отнятых у него прав...

 Со времени рокового события 7 июня 1856 г. начинаются частые и настойчивые ходатайства представителей Рогожского кладбища пред правительством об открытии алтарей в храмах. Несколько раз подаются такие прошения нарочно в самые, казалось бы, удобные моменты - при восшествии царей на престол, при короновании и т.п., но безрезультатно; обыкновенно такие прошения возвращались, с приказом "не беспокоить впредь такими неосновательными и тщетными просьбами". В 1880 г., в эпоху либеральных веяний при Лорис-Меликове, выборные Рогожского кладбища, в числе 23 лиц, подали на высочайшее имя одно из таких прошений; оно препровождено было министру внутренних дел - на заключение заинтересованных ведомств. Обер-прокурор синода, с которым по этому ходатайству снесся министр внутренних дел, уведомил, что “святейший синод не находит со своей стороны оснований к удовлетворению настоящего ходатайства московских раскольников". "По доведении о сем до сведения Государя Императора Его Величество в 28 день марта сего года высочайше повелеть соизволил: внести настоящее ходатайство на рассмотрение в комитет министров".

 2 апреля 1880 г. министр внутренних дел Маков представил в комитет министров доклад с благоприятным для Рогожского кладбища заключением, присовокупив такой же отзыв тогдашнего московского генерал-губернатора. Тем не менее "отпечатать" алтари разрешено не было. В 1881 г., правда, было получено дозволение поставить временные алтари на амвонах храмов, в каковых и начали совершать литургию священники белокриницкой иерархии. Но скоро началась крутая реакция. Известный ненавистник старообрядчества профессор Н.Субботин и другие мракобесы выступили в реакционной печати против "вопиющего потворства оказательству раскола, угрожающего государственной безопасности", и "унижения святой православной церкви", и под влиянием этой травли, по настоянию мрачной памяти К.П.Победоносцева, в 1884 г. министр внутренних дел приказал убрать временные алтари.

 Во время коронационных торжеств 1896 г., ныне царствующему Государю Императору опять было подано прошение о распечатании рогожских алтарей. Как рассказывал владыка Арсений, со слов покойного Т.И.Филиппова, государственного контролера, имевшего большой вес и влияние в петербургских сферах и являвшегося сильным заступником за старообрядцев при грубых покушениях на их права К.П.Победоносцева, - прошение это принято было милостиво, но чуть ли не перед самым подписанием указа о "распечатании”, узнав об этом, явился Победоносцев с киевским митрополитом и стали доказывать, что от такой меры чуть ли не рухнет русское государство. И прошение удовлетворено не было.

 В 1903 г. московские старообрядцы опять подали такое же прошение министру внутренних дел В.К. фон-Плеве, но опять безрезультатно: прошение, видимо, положено было под сукно.

 Надежда на открытие алтарей вновь воскресла, когда начались либеральные веяния 1904 г., так называемая "весна" при князе И.Д.Святополке-Мирском. Опять подано было ходатайство об открытии алтарей.

 И 16 апреля 1905 г., накануне издания указа о веротерпимости, старообрядцам были оказаны впервые необычные дотоле знаки официального внимания.

 В этот памятный день московским генерал-губернатором была получена следующая телеграмма Государя Императора:

 Повелеваю в сегодняшний день наступающего Светлого праздника распечатать алтари старообрядческих часовен Рогожского кладбища и предоставить впредь состоящим при них старообрядческим настоятелям совершать в них церковные службы. Да послужит это столь желанное старообрядческим миром снятие долговременного запрета новым выражением Моего доверия и сердечного благоволения старообрядцам, искони известным своею непоколебимою преданностью престолу. Да благословит и умудрит их Господь с полною искренностью пойти навстречу желаниям и стремлениям русской православной церкви и прекратить соборным решением тяжелую историческую церковную рознь, устранить которую может только церковь. Николай II”.

 Вслед за этой телеграммой были командированы в Москву придворные сановники князь Д.Б.Голицын и граф Д.С.Шереметев. В 3 часа дня Страстной субботы послы прибыли на Рогожское кладбище. Князь Голицын прочитал высочайшее повеление с амвона летнего Покровского храма и срезал с алтарных дверей печати. Можно представить себе, что чувствовала в это время масса старообрядцев, узнавших о событии и собравшихся в большом числе на кладбище! Открыли дверь и со свечами вошли в алтарь. И какой же ужас предстал глазам! Воистину полная мерзость запустения на месте святе: "пол местами прогнил, киоты развалились, иконы попадали на пол, лики на них обсыпались и отстали, стенная живопись попортилась от пыли и сырости, священные одежды и облачения истлели, и пыль, скопившаяся за полвека, толстым слоем покрывала все. На всем лежала печать разрушения, и когда стали открывать пробывшие полвека наглухо заколоченными окна, чувства не выдержали при виде представившейся ужасной картины, и раздались рыдания. Но летняя часовня не отапливается, и поэтому алтарь ее все же лучше сохранился, так что его оказалось возможным наскоро очистить и привести в более сносное положение для совершения пасхальной заутрени. Не то было в зимнем храме, алтарь которого распечатали вслед за летним храмом. Жуткое и гнетущее впечатление какогото сырого и мрачного подземелья ощутили очевидцы при виде полнейшего хаоса, разрушения и запустения, пыли и плесени; пол провалился, иконы сгнили, штукатурка на стенах обвалилась, так что при виде такого поругания святыни нельзя даже было сообразить, за что здесь приняться. Понадобились время, много трудов и большие средства (около 30 000 рублей) на восстановление и реставрацию алтарей. Но в течение почти 49 лет, когда рука человеческая не могла прикасаться к запечатанным алтарям, в них погибла безвозвратно масса редких археологических ценностей и святынь, которых нельзя купить ни за какие деньги.

 День 16 апреля 1905 г. навсегда останется в памяти московских старообрядцев как историческая грань, положенная между печальным прошлым многострадального старообрядчества и новой эпохой сравнительной свободы вероисповедания.

 И хотя вскоре после этого великого дня снова были попытки ограничить Рогожское кладбище в пользовании его новым положением, а именно попечителям кладбища было объявлено распоряжение министра внутренних дел Булыгина не обращать храмы в "кафедральный собор", не допускать епископских служений и т.п., но жизнь оказалась сильнее канцелярских измышлений. 17-е октября 1906 г., день объявления манифеста о преобразовании государственного строя "на незыблемых началах действительной неприкосновенности личности, свободы совести, слова, собраний и союзов" и об учреждении законодательной Государственной Думы, - этот исторический день дал возможность первый раз открыто и торжественно совершить епископское служение в алтаре Рогожского храма архиепископу Иоанну московскому и всея России, и таким образом положить начало обращению Рогожских храмов в кафедральные и первопрестольные для всего русского старообрядчества, приемлющего священство белокриницкой иерархии.

 Помимо своих замечательных храмов, Рогожское кладбище издавна славилось в старообрядчестве разными своими благотворительными учреждениями. Для этой цели в разное время на кладбище воздвигнуто много построек в виде "палат", для призрения престарелых, неимущих и неспособных к труду старообрядцев, а также контора, гостиница, кельи и дома частных лиц и т.п.

 Кладбищенская контора-гостиница представляет из себя большой каменный двухэтажный дом. Собственно контора занимает одну из комнат нижнего этажа здания; в других комнатах нижнего этажа помещается кабинет попечителей кладбища, кухня для приготовления кушаний на случай "поминок" по умершим прихожанам кладбища, склад церковно-хозяйственных принадлежностей и т.п. В верхнем этаже находится два огромных зала для собраний, устройства поминок и отдыха приезжих и другие комнаты, занимаемые рогожскими училищами: городским 4-классным, ныне к сожалению, закрытым, и начальным.

 Конторой кладбища всегда заведовал особый конторщик. Из конторщиков следует отметить, как самого видного и влиятельного, Кондратия Никифоровича Синицына, служившего с 1814 по 1844 г. После него служил конторщиком Дмитрий Корнеев, оставивший по себе хорошие воспоминания. Синицын имел своим помощником купца А.К.Кочуева (о нем было сказано выше) и Петра Осиповича Смирнова. Все эти лица имели огромное влияние на дело учреждения и упрочения белокриницкой иерархии, принимая в нем живое и деятельное участие.

 В конторе находился и архив Рогожского кладбища. Более замечательные бумаги, а равно походные полотняные церкви, антиминсы и т.п., вследствие гонительного времени, укрывались в подземную кладовую под деревянной колокольней, стоявшей близ храмов, в которую входить могли только конторщик, попечители и о.Иоанн Ястребов. Самые важнейшие бумаги и акты хранились по частным домам конторщиков и других надежнейших лиц из прихожан кладбища.

 О богатстве библиотеки и ризницы кладбища можно судить по тому, что было найдено в них в 1854 г. при приеме кладбища в ведение казенного смотрителя, хотя, как говорят, наиболее замечательные и драгоценные вещи успели передать надежнейшим и виднейшим прихожанам кладбища.

 Найдено: риз священнических 115 и между ними множество бархатных, золотых и серебряных парчей; епитрахилей 66; поручей   228   пар;  стихарей 59;  орарей 50.   Найдено  также в кладовых 494 иконы, которые, очевидно, некуда было поставить.

 Кладбищенская библиотека отличалась редкими древлеписьменными и старопечатными книгами, которые десятками лет собирались, не жалея средств. В ней при проведении описи было найдено 517 книг, из которых около 50 древлеписьменных, в том числе такие ценные, как “Никон Черныя Горы”, писанная в 1366 г., “Толковое Евангелие” 1407 г., “Служебное Евангелие” 1551 г., 12 миней месячных 1557 г., “Ирмосы певчие” писанные в Ростове в 1622 году и другие. Из старопечатных были найдены “Острожская библия” (1581), “Евангелие напрестольное” (1606, 1648 и 1651 годов), “Апостол” (1635), “Око церковное” (1641), “Кормчая” (1650).

 Кроме здания конторы-гостиницы в ограде кладбища находятся: недавно выстроенная большая прекрасная лечебница имени С.И.Морозова, дом для квартир священнослужителей и “палаты” для певчих и призреваемых на кладбище. Палаты носят названия: “Новая” (каменная, двухэтажная), “Козина” (тоже каменная, двухэтажная), “Певчая” (каменная, двухэтажная, в ней до 1835 г. помещалось Рогожское училище, а затем она отведена для квартир певчих), “Константиновская” (двухэтажная, в которой в прежние времена наверху помещались призреваемые женщины, а внизу останавливались приезжие из простонародья для крещения младенцев, венчания и т.д.), “Холерная” (каменная), “Антоновская”, К.Т.Солдатенкова, Н.А.Бугрова, О.А.Овсянниковой, А.К.и Э.К.Рахмановых и другие. Издавна существует на кладбище и приют для душевнобольных женщин. В прежнее время душевнобольных, как и всюду, не лечили. В комнатах находились нары. Смирительных рубах на беспокойных не надевали, а по дедовскому обычаю, как почти везде в то время, сажали на цепь. Лишь в 1909 г. это учреждение было капитально перестроено и приведено в должный порядок, сообразный с требованиями медицины и гигиены.

 В прежнее время на кладбище существовал еще особый “сиротский дом”, для воспитания подкидышей, а также детей, приносимых под таким наименованием бедными родителями, главным образом солдатками, для их избавления от участи военных кантонистов, или крепостными крестьянами для избавления их от барской неволи.

 В 1834 г. было положено начало закрытию “сиротского дома”; 54 мальчика от 3 до 15 лет отобрали в Воспитательный дом, а 14 мальчиков старше 15 лет взяли в кантонисты, приказав впредь детей по достижении ими 3 лет передавать в Воспитательный дом.

 Для рогожских воспитанников и приходящих детей на кладбище до 1835 г. существовало училище, где преподавалось чтение, письмо, счет и церковное пение. Оно существовало на тех же основаниях, что и старообрядческое Гребенщиковское училище в Риге. Рогожское училище в 1835 г. было закрыто под тем предлогом, что не находится в ведомстве министерства “народного просвещения” и не подходит по своему характеру под устав приходских училищ 1828 г. Безродных школьников взяли в кантонисты. Гребенщиковское училище, хотя тоже не уцелело в те мрачные времена (закрыто в 1843 г.), но потом было всетаки восстановлено на особых правах, высочайше утвержденных 4 февраля 1866 г. Возобновить же Рогожское училище удалось только после провозглашения на Руси политической свободы. Из Рогожского училища вышло много чтецов, певцов и уставщиков, которые были известны и за пределами Москвы. Но и такие жестокие, и в сущности дикие мероприятия, как закрытие школ, не могли заглушить в старообрядцах стремления к свету и к грамотности: училище было перенесено с кладбища в деревню Новинка удельного ведомства (9 верст от Москвы), где продержалось при часовне до 1839 г., когда было снова разорено распоряжением управляющего московской удельной конторой. Но и тогда оно не прекратилось, а было опять тайно перенесено в село Коломенское к тамошней часовне.

 Кроме богаделенных и иных “палат” на кладбище был построен особый дом под именем “приюта” для приезда свадеб и отдыха молящихся, живущих далеко от кладбища, - во время говенья, между службами или перед заутренями на большие праздники.

 Обстановка богаделенных “палат”, как и теперь, была очень скромная. Белье и одежда призреваемых издавна приобретаются на счет кладбища, но дозволяется иметь и свое. В палатах находятся иконостасы с подсвечниками и аналоями, за которыми “читалками” и “канонницами” читается заупокойная псалтырь и т.п., а иногда так называемая “неугасимая”, т.е. беспрерывно, без угашения лампад и свеч. В 30-е годы 19-го столетия количество призреваемых на кладбище превысило 1000 человек. Но в 1835 г. кладбище по приказу властей переименовано в “Рогожский богаделенный дом”, и в нем оставлены только самые престарелые и немощные, да разрешенное количество прислуги, считая по одному человеку на десять призреваемых.

 На Рогожском кладбище, кроме всех перечисленных учреждений, в прежнее время было еще несколько женских обителей с инокинями и “белицами”, число которых, например, в 1845 г. достигало 164 человек. На многочисленность жителей в обителях и на большое количество пострижений в иночество указывает и тот факт, что в 1854 г., при приеме кладбища в ведение казенного смотрителя, в кладовой было найдено между прочим 300 власяниц. Но с течением времени большинство этих обителей прекратило свое существование, главным образом вследствие гонений правительства Николая I. Эти обители, как и другие в то время, оказывали на старообрядчество вообще и особенно на старообрядческие скиты и монастыри большое влияние, способствуя укреплению старообрядчества, сохранению в нем единства, распространению грамотности и т.п. Из всех уцелевших до 1850-х годов скитов, т.е. не разоренных или не отнятых насильственно для передачи единоверцам, в эти годы, под предлогом будто бы ведомой скитами "пропаганды раскола", были высланы все иногородние обитатели или обитательницы, а также имеющие менее 50 лет от роду, кроме ближайших родственников коренных обитателей скитов, например, дочерей и т.п. В 1854 г. не избежали этой участи и обители Рогожского кладбища.

 В большинстве уцелевших скитов их обитатели, чтобы поддержать их существование, стали прибегать к вынужденной лжи: принимая новых лиц в скит, они заявляли администрации, что это их дочери, сыновья и т.п. Отсюда и не имеющая под собой реальной почвы легенда о господствовавшем будто бы в скитах чуть не поголовном разврате, передавшаяся из официальных сфер отчасти и обществу и повлекшая окончательное разорение остатков скитов и обителей. В силу этих и подобных условий и кладбищенские обители прекратили свое существование, за исключением одной, которая уцелела до настоящего времени. Впрочем, одна из рогожских обителей (инокини Александры) была перенесена в Белую Криницу, где в июле 1852 г. мать Александра была поставлена игуменьей тамошнего Успенского женского монастыря, образованного из ее обители. Рогожские женские обители были общежительные. Каждая из них имела свои средства. Съестные припасы они получали от кладбища и кроме того пользовались обычными подаяниями прихожан кладбища на большие праздники или по случаю смерти кого-либо и т.п. В таких случаях обыкновенно "заказывали" в обители или по богадельням читать псалтирь, или же для этой цели брали на дом инокинь или послушниц "стоять свечу". "По сбору” рогожские скитницы никогда не ходили и не ездили. В обителях, а также и в богадельнях могущие работать занимались разными рукоделиями, например, вышиванием, вязаньем, плетеньем, приготовлением лестовок, шитьем облачений, бисерных окладов на иконы и т.п., а также прядением льна и шерсти и приготовлением простых тканей для надобностей обителей.

 На Рогожском кладбище, по издавна заведенному обычаю, дозволялось строиться и частным лицам. Отсюда большое количество на кладбище частных келий и домов, в которых обыкновенно жили их хозяева или лица по их указанию, а по смерти их эти здания поступали в собственность кладбища, которое или сдавало их внаем за известную периодическую или единовременную плату, или пускало жильцов бесплатно по своему усмотрению, или обращало здание на свои общественные надобности.

 Из этих частных домов в 1854 г. 12 лучших были отняты под  квартиры  единоверческого  клира,  казенного  смотрителя  и  т. д.

 В этом же 1854 г. правительство потребовало от всех владельцев частных домов и келий на кладбище документы и планы, и так как таковых ни у кого не оказалось, то 2 января 1857 г. дело окончено было тем, что правительство все строения внутри кладбищенской ограды признало собственностью "Рогожского богаделенного дома".

 Всеми зданиями и постройками занята южная часть владения кладбища, а северная и гораздо большая часть представляет кладбище, в собственном смысле этого слова, и пустое запасное пространство.

 Рогожское кладбище имеет свой значительный капитал, составившийся путем пожертвований, поступлений по духовным завещаниям, тарелочного сбора, дохода от продажи свеч и т.д. Так как кладбище не имело прав юридического лица, и завещать прямо на имя кладбища было рискованно, в смысле опасности не утверждения завещания гражданской палатой, то обыкновенно завещание предоставляло душеприказчикам, "с общего всех их согласия, по их благоусмотрению", сделать пожертвование "на благоугодные дела”, а куда и сколько, завещатель распоряжался словесно или в частной записке. Затем, почти все капиталы кладбища хранились в частных руках попечителей, и лишь некоторые процентные бумаги да необходимые суммы на текущие расходы хранились в конторе кладбища.

 Разумеется, такие порядки, практикуемые по необходимости, могли порождать известные недоразумения, даже злоупотребления и т.п. Но, с другой стороны, они же, может быть, и способствовали сохранению кладбища за старообрядцами даже в самые мрачные и тяжелые времена. В самом деле, конфисковать кладбище с его учреждениями, но без капиталов, иначе говоря - содержать его на счет казны, - такая мысль, естественно, правительству улыбаться не могла и, может быть, способствовала отчасти охлаждению Филаретовских вожделений на обладание "центром раскола".

 При водворении на кладбище казенного смотрителя, в 1854 г. в конторе нашли только 17464 р. 82 к. в именных билетах Московского опекунского совета и немного наличных денег на текущие расходы, хотя, как говорит молва, может быть, и недостоверная, в цветущие времена кладбищенский капитал доходил до 2 1/2  миллионов рублей, причем, в случае больших расходов, пополнялся по подписке или даже по раскладке между богатейшими прихожанами. Ясно, что значительную часть капитала в 1854 г. успели убрать в частные руки. В 1865 г. шайка ловких мошенников, переодевшихся жандармским полковником, квартальным надзирателем и "добросовестными" и явившихся на кладбище якобы для обыска, похитила и этот незначительный капитал кладбища.

 В настоящее время имущество и капитал старообрядческой общины Рогожского кладбища, по балансу на 1 января 1910 г.,  представляется  в  следующем  виде:

            1) Недвижимого имущества, не считая

 храмов и их обстановки 956556 р. 74 к.

            2) Разного движимого имущества 18043  "  38 “

            3) Процентных бумаг (по номинальной

 стоимости) на 1,069,845 "  -

            4) Кассы и на текущих счетах 1297  "  9 3/4

            5) Долгов за разными лицами 27729  "  15 "

            6) Разных строительных материалов,

  дров, масла деревянного, ладану,

  свечей, товаров, хлеба, съестных и

  иных припасов и т.п. 17,434  р.  63 к.

 Всего.  2,113937  р.  72 3/4

По тому же балансу за общиной состояло разных долгов:

            1) Своим капиталам 59,750  р.  51 к.

            2) Разным лицам и учреждениям 81,632  "  47 "

            3) Несписанных расходов по ремонту

 храмов в 1906 г.  23,031  "  73 "

 Всего  164,414  р.  71 к,

 Таким образом, в смысле материальных средств, существование кладбища прочно. Но возросшие потребности не могут уже быть удовлетворены наличными доходами кладбища и сметы последних лет составляются с чувствительными дефицитами. Разумеется, такое явление нельзя назвать нормальным, когда накопленный многими десятилетиями капитал должен погашать дефициты или убывать. Необходимо или изыскивать пути к упорядочению и сокращению расходов, (отчеты общины Рогожского кладбища за последние годы показывают, что кое-что в этом направлении сделать можно без всякого ущерба интересам кладбища), или изыскивать источники новых доходов, что гораздо труднее: пожертвования везде сокращаются, а устройство каких-либо доходных предприятий требует затраты единовременно больших средств, рисковать которыми опасно. Но будем надеяться, что пути для выхода из подобных затруднений будут найдены, и пути, достойные этого учреждения, которое является дорогим сердцу каждого старообрядца памятником веры и усердия наших предков.

ПО СТАРООБРЯДЧЕСКОЙ МОСКВЕ

Рогожское кладбище

Вверх

 Одним из наиболее поучительных уголков Москвы является Рогожское старообрядческое кладбище: оно представляет из себя духовный и административный центр русской старообрядческой церкви, приемлющей священство, и в то же время хранит в своих соборах неоценимые сокровища русского иконописного искусства. До Рогожского кладбища можно добраться двумя путями. Первый путь таков: доехать на трамвае до Рогожской заставы, оттуда пройти пешком около 2 верст по Владимирскому шоссе и по Старообрядческой улице, ответвляющейся от шоссе направо, приблизительно в версте от заставы; на кладбище мы попадаем через главные ворота, выходящие на Старообрядческую улицу. Эта дорога более длинная, чем другая, от Покровской заставы, до которой также можно доехать на трамвае; от Покровской заставы до кладбища надо идти пешком 1,5 версты, сначала слободой, а затем, когда слобода кончится, свернуть с шоссе налево под первый железнодорожный мост Нижегородской дороги; против моста, в трех-четырех саженях от полотна железной дороги, находятся боковые, южные ворота кладбища. Этот путь короче и проще, и в хорошую погоду, когда тихо и сухо, надо предпочесть его; но в ветреную или сырую погоду предпочтительнее путь чрез Рогожскую заставу - там будет в ветер меньше пыли, а в сырую погоду - меньше грязи.

 Рогожское кладбище было основано во время московской чумы, в 1771 г., когда все кладбища в черте города Москвы были закрыты, в том числе и два старообрядческих кладбища - одно, бывшее за Тверскими воротами, и другое у Донского монастыря. Взамен этих двух кладбищ, с разрешения графа Г.Г.Орлова, командированного в Москву для организации борьбы с чумою, старообрядцам, приемлющим священство, было отведено место за Рогожской заставой, направо от Владимирского шоссе, в поле. Там прежде всего были погребены в братской могиле старообрядцы, умершие от чумы; затем, по прекращении чумы, там осталось общее старообрядческое кладбище, и с разрешения императрицы Екатерины II были выстроены один за другим два храма, летний и зимний, построен богаделенный дом, и образовался постепенно целый старообрядческий поселок. Богослужение совершалось беглыми священниками, переходившими в старообрядчество из господствующей церкви; при Екатерине II и Александре I старообрядческий культ не подвергался преследованиям, на беглых попов правительство смотрело сквозь пальцы, и только со времени восшествия на престол Николая I для старообрядчества начались тяжелые времена. В 1827 г. было запрещено старообрядцам принимать священников, переходящих от синодской церкви; вслед затем были разгромлены и отняты у старообрядцев их монастыри на Иргизе, где производился прием, или "перемазывание" беглых священников. Эти репрессии побудили старообрядчество самым энергичным образом приняться за отыскание на востоке архиерея, который согласился бы перейти к ним и создать им независимое от синодальной церкви священство. Дело было нелегкое, так как старообрядчество считало и восточный клир зараженным ересью; ученые идеологи старообрядчества настаивали на приеме архиерея чрез тот же обряд перемазывания, какой применялся при приеме попов от господствующей церкви. Не сразу нашелся архиерей, который согласился на эти условия; но в конце концов, в 1846 г. в старообрядчество согласился перейти бывший босносараевский архиепископ Амвросий. Он был перемазан в старообрядческой зарубежной колонии Белой Кринице, в Австрии, на основании указа императора Фердинанда, разрешившего Белой Кринице иметь своего епископа. Амвросий посвятил тут же себе преемника, который в свою очередь посвятил архиепископа для Москвы и епископов для других местностей России. Все эти поиски и хлопоты стоили огромных денег; расходы взяли на себя крупнейшие московские рогожане, в том числе богатейшая уже в то время семья Рахмановых. Рогожское согласие старообрядчества вследствие этого называется иногда австрийским согласием, или имеющим австрийскую иерархию. Однако, правительство не признало этого нового священства. После некоторых колебаний, 7 июля 1856 г., вследствие настойчивых домогательств митрополита Филарета, опиравшегося на донос миссионера иеромонаха Парфения о том, что будто бы на Рогожском кладбище происходят оказательства раскола, соблазнительные для православных, и даже столкновения с православными, алтари летнего и зимнего храмов Рогожского кладбища были запечатаны, а построенный к этому времени третий храм был обращен в единоверческий. Никакие просьбы и хлопоты старообрядцев, доказывавших ложность доноса Парфения, не помогали; даже после официального удостоверения ложности этого доноса особой комиссией в 1880 г., алтари, по настояниям оберпрокурора синода К.П.Победоносцева, оставались запечатанными. Только 17 апреля 1905 г., на основании манифеста о веротерпимости, рогожские алтари были распечатаны, и в рогожских храмах возобновился правильный культ.

 Против главных ворот со Старообрядческой улицы расположены главные храмы Рогожского кладбища. Войдя в ворота, мы видим прямо перед собою высокий храмколокольню, с одним высоким куполом и двумя боковыми, более низкими. Храмколокольня построен в 1912-1913 годах в память распечатания алтарей Рогожского кладбища. Представляя подобие старинных столпообразных храмов, колокольня украшена по фасаду рельефными изображениями сказочных райских птиц: Сирина, Алконоста и Гамаюна. В самом храме живопись выдержана в старом русском стиле, причем есть несколько старых икон 15-го века, новгородских писем ("Единородный Сын", "Триипостасное Божество" - Рахмановского собрания), и 17-го века, строгановских писем (подробности о стиле ниже), например, "Да молчит всяка плоть человеча" (Рахмановского собрания). Но наибольший интерес представляют два другие храма, находящиеся за колокольней. Слева мы видим изящный и простой храм в классическом стиле, одноглавый, с желтоватой окраской; это летний храм во имя Покрова Богоматери; справа - более вычурный, в стиле барокко, также одноглавый, зимний храм во имя Рождества Христова. Храмы эти, в особенности летний, являются настоящими музеями русской иконописи. Они украшены иконами, пожертвованными из старинных старообрядческих домов; с их стен на нас смотрят лики 14-17 веков, не подновленные и не искаженные невежественными реставраторами, так извратившими иконопись кремлевских соборов. Конечно, некоторые иконы и на Рогожском кладбище подвергались реставрации; но реставрация там производилась в полном согласии со старинными стилями, ибо старообрядческий иконописец считает грехом всякое отступление от старины в сторону "фряжских" новшеств, заполонивших иконопись господствующей церкви с конца 17-го века. Мы рекомендуем особенно внимательно осмотреть иконы летнего Покровского храма, собрание которого богаче и по количеству и по качеству. Храмы открыты ежедневно до 11,5-12 часов, пока не кончились службы; в воскресенье и праздничные дни панихид после обедни не служат, и потому храмы закрываются раньше, часов в 11. К этому времени, если нет охоты стоять длинное старообрядческое богослужение, интересное своими старинными напевами, и следует приезжать на кладбище. Иногда, когда собирается большая группа посетителей, даются им объяснения одним из служащих кладбища, большим знатоком старинной иконописи.

 Внутренность летнего храма такова же, как и внутренность других больших храмов старой постройки. Справа и слева идет ряд столбов, поддерживающих своды центральной части; справа и слева от главного алтаря находятся два придельных. Свету много, так что в ясную погоду можно хорошо рассмотреть старую темную живопись икон. С правой стороны наше внимание прежде всего должно быть обращено на икону Спасителя в серебряном вызолоченном окладе, т.н. "Спаситель Главной", т.е. не во весь рост, а только изображение головы; икона иначе называется Спас Грозное Око. Это самая старая из икон, находящихся на Рогожском кладбище, 13-го или 14-го века, греческих писем. Стиль этот ведет свое происхождение от тех греческих иконописцев, которыми были украшены первые русские храмы; им подражали их русские ученики, пока не выработали особых русских стилей. В иконе Спасителя Главного, к сожалению, не видны все особенности греческого письма, но ясно выступают такие характерные черты, как мрачный коричневый тон лика, резкие, почти грубые линии рисунка, длинная, чисто византийская форма лица с круто выгнутыми бровями, с горделивым выражением. За окладом не видно фона, который в иконах греческого письма делался чаще всего золотым, а иногда темно-зеленоватого цвета; отсутствуют в этой иконе и "палаты", т.е. изображение зданий, около которых или в которых происходит событие, изображаемое на иконах. "Палаты" в греческих иконах тщательно выписывались, со строгим соблюдением византийских архитектурных стилей, хотя и с искаженной перспективой; иногда палаты разнообразились горным пейзажем. Поблизости от Спасителя Главного находится икона Боголюбской Божией Матери, новгородских писем 14-го века. Эта икона может служить образцом первых попыток русских иконописцев отрешиться от рабского подражания византийским мастерам; иконописцы, начавшие пробивать самостоятельные пути в иконописи, появились в Новгороде с 14-го века, где и создалась, при постройке больших соборов, новгородская школа иконописи. В иконе Боголюбской Божией Матери нет уже той деревянности лиц и мрачности колорита, как на греческих иконах, хотя лица все еще сохраняют византийский овал и черты; колорит разнообразнее, одежды расцвечены смелее, хотя кисть художника все еще боязлива и по привычке все еще часто тянется к старой коричневой охре. Богоматерь изображена стоящей со свитком, на котором написана молитва Вседержителю; к ногам Богоматери припадают "царие и князи и вси люди иноцы и простии", а Сам Вседержитель в правом углу изображен по пояс, с благословляющей десницей. В правом приделе - другая икона, тоже 14-го века, которая дает понятие о некоторых других чертах новгородского стиля. Это "Чудо в Хонех"; сюжетом ее является сказание о том, как один язычник хотел затопить христианскую церковь напором воды из озера; тогда Архипп-пономарь стал молиться Богу, и по его молитве явился архангел Михаил, который ударом жезла разверз в земле пропасть; в эту пропасть и устремилась вода из озера, так что храм был спасен. На иконе изображен архангел Михаил, разверзающий ударом жезла землю; в отверстие льется поток воды, изображенный не то в виде змеи, не то в виде толстого шнура; справа же стоит в молитвенной позе св.Архип около спасенной церкви, а на заднем плане - условные изображения не то горы, не то зданий; наверху - изображение Троицы в виде трех странников у дуба Мамврийского. Лицо архангела Михаила уже не продолговатое, а круглое, как потом будут писать все русские иконописцы, по образцу русского типа лица; византийские "палаты" превратились в условные бесформенные украшения заднего плана (на некоторых иконах новгородского письма "палаты" прямо заменяются шашечками и кружочками).- Затем, целый ряд икон новгородского письма находится в иконостасе главного алтаря. Тут прежде всего надо отметить икону Смоленской Божией Матери Одигитрии, приписываемую знаменитому иконописцу новгородской школы начала 15-го века, Андрею Рублеву; если эту икону писал не он сам, то кто-нибудь из его ближайших учеников. Строгое выражение лица Богоматери, выписанного резкими штрихами, говорит о близком родстве стиля Рублева с греческим стилем; но вся икона заметно разнится от греческих, благодаря мягким тонам красок. Богоматерь Рублева не подавляет своею горделивостью, подобно греческим иконам, но заставляет склониться перед ней с благоговением. Недаром Стоглавый собор 1550 г., столь чуткий к русской религиозной традиции, признал работы Рублева за достойные подражания образцы, наравне с греческими иконами. В том же иконостасе новгородские иконы 15-го века - Господь Вседержитель, около царских врат, уже с мягко выписанным ликом, храмовая икона Покрова Богоматери, замечательная по колориту красок; "палаты" здесь представлены уже в виде новгородского храма; затем во втором ярусе иконостаса находятся, между прочим, две замечательные по драматизму иконы той же эпохи и стиля - Распятие и Снятие со Креста. Византийская неподвижность здесь исчезает совершенно; новгородский иконописец 15-го века, живший в тревожное время внутренних смут и внешних опасностей, не мог и в своем искусстве остаться бесстрастным; в своем реализме он не остановился даже перед такой технической деталью, как изображение Никодима (или Иосифа Аримафейского), с клещами в руках, вытаскивающего гвозди из ног Исуса. В алтаре есть также несколько замечательных икон 15-го века новгородских писем; иконы Богоматери и апостолов Петра и Павла наиболее выдаются выразительностью и живостью лиц и художественностью техники. Новгородский стиль, счастливо соединивший в себе византийскую строгость (но не неприступность) ликов с жизненностью и драматизмом изображения и с мягкостью тонов, считается у старообрядцев стилем иконописи, наиболее соответственным духу старины и религиозному чувству; современные старообрядческие иконописцы подражают чаще всего новгородским образцам. Близок к новгородскому стилю стиль псковский; два характерных образца этого стиля 15-го века находятся в левом приделе. Это св.Иоанн Предотеча в пустыне и Усекновение главы Иоанна Предотечи. В той и другой иконе интересна модификация византийского горного пейзажа, который на второй иконе даже не вяжется с сюжетом; во второй иконе слиты в одну композицию два момента: воин, очень похожий на ангела, занес меч над головой Иоанна, а у ног Иоанна на блюде уже лежит его отрубленная голова. Над южными дверями главного алтаря находится икона Символ Веры, по своему стилю сразу отличающаяся от новгородских образцов. В двенадцати миниатюрах иллюстрированы двенадцать членов Символа Веры; миниатюры тщательно и тонко обработаны, фон и поля красочные, краски разнообразные, лики более светлые, хотя еще и не белые, и много золота. На левой стороне иконостаса - другая икона, поражающая оригинальностью трактовки. Она изображает Благовещение в таком виде: Богоматерь зачерпывает кувшином воду из колодца; в это время к ней слетает с неба архангел Гавриил; наверху - Вседержитель, слева палаты, справа - дерево с плодами; Богоматерь в полоборота повернулась к ангелу. Обе иконы работы царских московских мастеров 17-го века. В Москве со времени построения больших кремлевских соборов образовалась своя иконописная школа, воспринявшая многое от новгородских мастеров, но уже в 15-м веке подвергшаяся влиянию Запада и в то же время не стеснявшая свободы иконописцев раз установленными шаблонными формами. Отсюда разнообразие сюжетов, смелость в их трактовке и живость красок. Но в то же время свобода московских иконописцев повела к загромождению рынка иконами, противными религиозному чувству тогдашних церковных руководителей, и Стоглавый собор постановил: "писать иконы с древних образцов, и как писал Ондрей Рублев и протчии пресловущии иконописцы... а от своего замышления ничтоже творить". Однако это постановление не связало свободы московских иконописцев, и при Алексее Михайловиче была уже основана школа при царском дворе для иконописцев. Из этой школы выходили мастера, расписывавшие храмы не только в Москве, но и в других городах, и по заказам частных лиц. Из последних известные купцы Строгановы в 17-м веке создали свой иконописный стиль, разновидность московского. В особом киоте в летнем храме находятся иконы, пожертвованные К.Т.Солдатенковым, и среди них несколько икон строгановского письма. Из них выдается Царица небесная на престоле; около нее святой старец Максим Исповедник, а другой святой, с крестом - великомученик Никита. Длинные фигуры, тончайшая разработка деталей, доходившая до вычурности, яркие тона, множество золота - во всем этом виден тот же московский стиль, только подчеркнутый и усугубленный. В том же киоте - две иконы Владимирской Божией Матери, строгановских писем; одна изображает только Богоматерь, а другая - Богоматерь с "праздниками" (дванадесятыми). Эти двенадцать миниатюр сделаны еще более любовно и тонко, чем миниатюры на иконе, "Символ Веры". Лучшим мастером Строгановской школы считался Прокопий Чирин; две его иконы, Спасителя и Богоматери, находятся в библиотеке кладбища и принадлежат к Рахмановскому собранию.

 Если теперь из летнего храма перейдем в зимний, то там мы также найдем образцы старинной иконописи, хотя и в меньшем числе. В иконостасе мы обратим внимание на две иконы московских писем 17-го века: Иоанна Богослова, в задумчивости склонившегося над своим Евангелием, с ангелом на левом плече, как бы нашептывающим ему слова, которые он должен написать, и Николу с житием, т.е. с миниатюрными изображениями событий его жизни. В алтаре интересны две иконы строгановских писем - Николы, работы Никиты Павловца, в строгом, почти новгородском духе, и икона, в ряде миниатюр изображающая Рождество Христово, в чисто строгановском стиле. Тут вокруг сцены Рождества соединены все другие сопровождающие события: пастухи в рождественскую ночь, поющие ангелы, поклонение волхвов, избиение младенцев. Вся представленная в храмах Рогожского кладбища иконописная старина свято хранится только старообрядцами. В господствующей церкви со времени Никона возобладало "фряжское", т.е. итальянское влияние, внесшее в иконопись чисто живописные приемы. Эти приемы в применении к иконописанию вскоре застыли в иконописную рутину, которой следуют в настоящее время все ремесленники - иконописцы, делающее по готовому шаблону иконы для иконных лавок на Никольской.

 Из храмов отправимся на самое кладбище. Пройдя мимо летнего храма, мы оставим слева большой дом, где живет московский старообрядческий архиепископ. Тут происходят съезды представителей от всех старообрядческих общин Рогожского согласия, состоящие из мирян и клириков; эти съезды управляют делами старообрядческой церкви: избирают епископов, делают соборные постановления, разрешают церковные споры. Дом крытым проходом соединен с третьим храмом, св.Николы, до сих пор остающимся в руках единоверцев. Пройдя через крытый проход, мы чрез калитку попадаем на кладбище, на главную дорожку. Имена на могильных памятниках сейчас же вскроют нам социальную основу старообрядчества. Тут лежат все представители крупной буржуазии: Шелапутины, Рахмановы, Пуговкины, Бутиковы, Кузнецовы, Рябушинские, линия Тимофея Саввича Морозова, Капырины, Рязановы, Ленивовы и многие другие. Свернем от могил Рахмановых налево: мы выйдем к небольшому продолговатому холму, на котором стоит старый, обросший мхом и плесенью обелиск, а около него - две-три старые могильные плиты. На обелиске, украшенном Адамовой головой, мы прочитаем, что это место было отведено для погребения умерших от чумы старообрядцев; тут же, на сторонах обелиска, мы прочтем стихотворное описание ужасов чумы, сделанное каким-то наивным доморощенным поэтом:

 В числе множества удручающих смертных скорбей

 Моровая язва свирепее всех поедает людей,

 Не щадит она младенцев, ни юношей цветущих лет,

 И самым древним старцам от нее пощады нет.

 Сия величайшая в мире на человечество напасть

 Издревле ужаснее браней наводит собой страсть,

 Хотя не всегда одинаково в людях тоя действие бывает,

 Но равно всех определениях (?) лютостью своею убивает.

 Болящие чувствуют начало похуждения,

 Великие во всех членах расслабления.

 Руки и ноги у них так дрожали,

 Что подобно пьяным, шатаясь, упадали,

 Притом озноб и головную боль они ощущали,

 А внутренность их воспаления и жажда возмущали.

 Многие, обременяяся жестокими рвотами

 И несносными судорожными ломотами,

 Затем изнурялись с большим резом и поносом,

 А иногда оказывались и кровотеченья носом.

 Все таковые следствия последних сил лишали

 И на другой день поражаемых нещадно умерщвляли.

 Знаменательное место: это та ячейка, из которой выросло Рогожское кладбище.

 Возвратившись с погоста вновь к храмам, мы увидим среди целого ряда различных зданий старообрядческую типографию для печатания богослужебных книг, здание старообрядческого института, который должен приготовлять для старообрядческой церкви образованных клириков. Этот институт является официальным учреждением для выполнения старинной традиционной функции Рогожского кладбища, как академии старообрядчества: начиная с момента основания кладбища именно оттуда расходились по всей старообрядческой Руси знатоки церковного устава, богослужебного чина, чтецы и певцы, перенимавшие традиции старины от ветеранов старообрядчества. Среди этих последних до сих пор нередки типы начетчиков, живущих психологией 17-го века, придающих обряду и букве магическое значение и поднимающих в 20-м веке на соборах и съездах вопросы о брадобритии и курении табаку. Средневековье странным образом уживается здесь с культурной формой церковной организации, не знающей деспотизма и выделения клира в особую породу людей и поставленной всецело на соборном начале. И выходя из этого уголка старой веры, как-то странно видеть здесь же, у самых стен кладбища, грохочущие поезда; а вместе с тем их шум и грохот так просто и ясно связывается с именами тех, кто лежит на Рогожском кладбище.

1. Держателем права собственности на данную книгу является Издательская группа Тверской никольской старообрядческой общины (kitezh@sonnet.ru)

2. Свободное использование и распространение данной книги разрешается только для некоммерческих целей (образовательных, исследовательских, учебных и пр.)

3. Какое-либо коммерческое использование данной книги возможно только с разрешения собственника.