Краткий очерк политической истории Киевского государства
|
7. Первые сведения о Киеве и начале Киевского государства
Киевское государство, стало быть, образовалось не на пустом, месте. Образование Киевского государства есть политический факт сравнительно позднего времени. Это одно из последних звеньев в цепи политических событий в восточной и особенно юго-восточной Европе.
В центре этого государства стал город Киев.
Но прежде чем наша страна и народы, издавна ее населявшие, начали объединяться под властью Киева, в разных частях этой огромной страны уже намечались политические объединения со своими особыми центрами.
Первый факт этого порядка сообщается у Иордана. В 375 г. вождь остготов Винитар, «желая показать свое удальство, вторгся с оружием в руках в пределы антов» и был ими разбит. Впоследствии ему удалось победить «антов», взять в плен их "короля" («regem») Божа, которого Винитар распял на кресте вместе с его сыновьями и 70 старейшинами. Это сообщение говорит нам о появлении уже в IV в. у антов сильных военных вождей, распространявших свою власть, если не на всех антов, то по крайней мере на весьма значительную их часть.
Наша «Повесть временных лет» рассказывает о нашествии аваров на дулебов (приблизительно в середине VI в.). «В си же времяиа быше обри (авары.—Б..Г-), иже ходиша на Ираклия царя и мало его не яша. Си же обри воеваху на словенех и примучиша дулебы, сущая словены, и насилье творяху женам дулебским: яко поехати будяше обрину, не дадяше впрячи кони ни вола, но веляше впрячи 3 ли 4 ли 5 ли жен в телегу и повести обрина. И тако мучаху дулебы. Быша бо обри телом велици и умом горди, и бог потреби я, и по-мроша вси, и не остася ни един обрин. И есть притча в Руси и до сего дне: погибоша аки обри, их же несть племени ни наследка». В 40-х годах X в. о восточных славянах писал араб Масуди в своем сочинении «Золотые луга». Здесь он рассказывает, что одно из славянских племен некогда господствовало над другими славянами. У этого племени был верховный царь Маджак, которому повиновались все прочие цари. Но потом пошли раздоры между племенами, союз их разрушился, и каждое племя выбрало себе отдельного царя. Это господствовавшее некогда славянское племя Масуди называет валинана (волыняне). А из «Повести временных лет» видно, что волыняне — это и есть дулебы, и жили они по Западному Бугу.
Итак, приблизительно в VI в. у восточных славян на юго-западе нашей страны мы застаем какой-то значительный союз под главенством дулебов.
Арабский географ аль-Джайхани, писавший в начале X в. и использовавший источники IX в., сообщает, что приблизительно в VIII — IX вв. существовали в нашей стране три славянских союза, у каждого из коих был свой «царь». Один такой союз с городом Куяба вел торговлю с соседними народами, допускал на свою территорию иноземных купцов, другой — «Славия» и третий — юго-западный, лежащий поблизости к «Хазару» -воинственная «Артания», не допускающая в свою страну иноземцев и наложившая «дань на пограничные области из Рума» (т. е. Византии).
Не трудно в этих трех организациях видеть Новгородскую землю («Славия»), Киевскую («Куяба») и какую-то юго-восточную на границе с Хазарским каганатом, которую мы условно можем обозначить как Приазовско-Черноморскую Русь.
Наши летописные факты не противоречат этим сообщениям Джайхани и допускают предположение, что к IX в. действительно в нескольких местах нашей страны намечались объединения полугосударственного типа.
Если припомнить наши наблюдения над хозяйственной и; общественной жизнью восточного славянства (см. гл. IV и др.), то сообщения Джайхани не должны нам казаться невероятными.
Итак, мы несомненно имеем предкиевский период в истории уже не родового, а классового общества у восточных славян.
Наш летописец не знал арабских источников и поэтому не пользовался ими. Когда он заинтересовался вопросом о начале своего родного города, игравшего тогда очень заметную роль в политической жизни европейских и азиатских государств, ему пришлось пользоваться лишь кое-какими обрывками воспоминаний, ходившими в его время в различных вариантах. Предания эти вели его к лицу, основавшему этот город.
Несмотря на очевидную легендарность Кия, мы все-таки и сейчас не можем обойти его молчанием, если хотим правильно поставить перед собой задачу изучения политической истории Киева с древнейших времен. Более чем вероятно, что никто этого героя никогда и не видел, но он стал совершенно необходимым, когда понадобилось дать ответ на вопрос, кто же первый начал в Киеве княжить.
Предание о Кие, конечно, легенда, но она возникла для того, чтобы объяснить происхождение несомненного существования Полянских князей до Рюрика подобно тому, как понадобились Ромул и Рем для объяснения несомненно существовавшего Рима и римских царей, как понадобились Попель и Пяст для объяснения происхождения совершенно реальных польских князей и т. д. Эти местные князья долго продолжали сидеть на своих местах у тех славянских племен, которым удалось сохранить свою независимость от покушений крепнувших соседних княжеств с их сильными дружинами. Но все они погибли после подчинения их более сильным соседям.
Летописец рассказывает нам о двух братьях Радиме и Вятке, которые, до его сведениям, были «в лясех», т. е. у поляков и потом пришли в нашу землю. Радим сел на Соже, а Вятко на Оке. Это несомненная параллель к Кию, Щеку и Хориву, говорящая нам как о характере исторического мышления летописца, так и об упорной традиции, жившей еще в то время в народных преданиях. Но мы имеем и менее легендарных персонажей: Иордан называет жороля антов Божа царя, нам известен князь волынян Маджак, у древлян мы тоже знаем князей; один из них известен нам даже по имени. Это знаменитый Мал, так неудачно сватавшийся за Ольгу (X в.). В конце XI в. мы видим у вятичей Ходоту и его сына.
В житии Стефана Сурожского называется новгородский князь Бравлин (начало IX в.).
Не называя имен, летописец, однако, утверждает установление такой же местной по происхождению княжеской власти у древлян, дреговичей, новгородских славян и полочан
Вернемся, однако, к полянам. «Быша три братья, — рассказывает летописец, — единому имя Кый, а другому Щек, а третьему Хорив; сестра их Лыбедь. Седяше Кый на горе, идеже ныне увоз Боричев, а Щек седяше на горе, идеже ныне зоветься Щековица, а Хорив на третией горе, от негоже прозвася Хоривица. И сотво-риша град во имя брата своего старейшего и нарекоша имя ему Кыев... И по сих братьи держати почаша род их княженье в Полях»... 1
Это один вариант предания, летописца не удовлетворивший. Он сообщает и другой, ему известный, но им совершенно определенно отвергаемый: «Инии же не сведуще (курсив мой. — Б. Г.) рекоша, яко Кий есть перевозник был; у Киева бо бяше перевоз тогда с оноя стороны Днепра, тем глаголаху: на перевоз на Киев». Летописец тут же и критикует этот вариант: если бы это было так, то Кий не мог бы ходить в Царьград, но «се Кий княжаше в роде своем, и приходившю, ему ко царю, якоже сказають, яко велику честь приял есть от царя». В Радзивилловском списке летописи еще яснее обнаруживается затруднительное положение летописца (« ...ко царю не свемы, но токмо о сем вемы, якоже сказуют»).
1 Лаврентьевская летопись, стр. 9. 1897.
Итак, летописец совершенно не склонен считать эти факты достоверными и отнюдь не настаивает, чтобы читатель его труда принимал их на веру. И тем менее, мне кажется, эти предания заслуживают внимательного к себе отношения. Они говорят нам о том, что народ киевский начало своей истории связывал в то время не с варягами, а с фактами своей местной истории, протекавшей задолго до варягов и совсем независимо от них.Предание подводит нас к объяснению и другого важного для нас факта, быстрого растворения в славянской среде появлявшихся здесь с севера варягов.
Если же говорить о старых связях Киевской земли с соседями яе славянами, то надо иметь в виду не варягов, а хазар, Крым, Кавказ, Византию, т. е. страны южные и юго-восточные, а не северные. С севером и варягами здесь устанавливаются связи позднее.
Совсем другую традицию мы имеем на севере в «Славии» Масуди. Новгородский летописец повествует о своей истории по-иному. «...Новгородстии людие, рекомии словени и кривичи и меря; и словене свою волость имели, a кривичи свою, a меря свою; кождо своим родом владяше, а чюдь своим родом; и дань даяху варягом от мужа по беле и веверици. А иже бяху у них, то ти насилье деяху словенам, кривичем и мерям и чюди. И всташа словене и кривичи и меря и чудь на варягы и изгнаша я за море и начаша владети сами собе и городы ставити; и всташа сами на ся воевать, и бысть меж ими рать велика и усобица, и всташа град на град, и не беше в них правды».1
Новгородская история действительно тесно связана со своими соседями, варягами.
Относительно варягов мы можем сказать только, что это, несомненно, скандинавы, что их непосредственное соседство с Новгородской землей обусловливало и старые связи этих народов между собою.
Эти связи прекрасно известны по западноевропейским источникам. Скандинавы и датчане очень рано стали ездить сухим путем в страну «Великих озер» (Ладожское, Онежское, Ильмень), огибая Ботнический залив. Франкские летописи упо-минают крупного военно-морского вождя Рорика Датского, известного своими набегами на западноевропейские страны, успевшего утвердиться на Скандинавском полуострове в городе Бирке на оз. Мелар. Но отождествлять этого Рорика с летописным Рюриком нет пока достаточных оснований.2
Весьма вероятно, что и Русь, которую летописец отождествляет с варягами, тоже скандинавского происхождения.
О каком-то «русском» северном центре, как мы уже видели, говорит араб Джейхани. Его цитируют более поздние арабские писатели, у одного из которых, Ибн-Русте, мы имеем очень интересное указание: «Что касается до Русии, то она находится на острове, окруженном озером. Остров этот, на котором живут они русь), занимает пространство трех дней пути; покрыт он лесами и болотами; нездоров он и сыр до того, что стоит наступить ногою на землю, и она уже трясется по почине обилия в ней воды.
1 Новгородская I летопись, стр. 4—5. 1888.
2 Тиандер. Поездка скандинавов в Белое море. Куник. Remarque critique sur les Antiquites Russes. Его же. Die Berufung der Schwedischen Rodsen. СПб. 1844, стр. 140. Крузе. О происхождении Рюрика. ЖгМ. Н. Пр. 1836. М. П. Погодин. Исследования, т. II, стр. 157—165, т. III, стр. 33—38 и др.
Они 1 имеют царя, который зовется хакан-Рус. (Другой арабский писатель Хордадбе говорит о том, что «царь славян называется князь».— Б. Г.)1 Они производят набеги на славян, подъезжают к ним на кораблях, высаживаются, забирают их в плен, отвозят в Хазран и Булгар и продают там».2 Этот древнейший арабский источник, знающий Русь, отличает Русь от славян.
Не совсем ясно, где искать этот варяго-русский остров. Одни приурочивают его к Новгороду, который скандинавы называли: Holmgard, т. е. островной город, другие — к Старой Руссе, третьи переносят его в междуречье Волги и Оки. И этим далеко не исчерпывается разнообразие мнений по этому предмету. Дать сейчас точное определение места нет возможности. Может быть, этот остров помещался даже не на нашей территории, а за морем, и, может быть, летописец имел в виду именно его, когда писал под 859 г., говоря о варягах из заморья.
Определенные подозрения в этом отношении вызывает часть Швеции против Финского залива — Упланд, к северу от озера Мелара. Эта прибрежная полоса, лежащая против Финского залива, называлась «Рослаген».3
Это Русь северная. Но нам известен и народ южный под именем ().4 Этот народ называет и Лев Диакон. По мнению Н. Я-Марра, от корня () происходит ряд географических южных названий: Араке, Арарат, Урал. Сюда же надо отнести известных тоже на юге роксолан.
Не случайно и Волга называлась «Рось». Мы знаем целый ряд южных рек, связанных по названию с этим именем «рос»: Оскол-Рось, Рось — приток и Днепра и Нарева, Роска на Волыни и много других.
Очевидно, эту южную () имел в виду константинопольский патриарх Фотий как в своих проповедях 860 г., так и в своем «Окружном послании» 866 г., когда говорил о нашествии этого народа на Византию. Он называет этот народ то (), то скифами. (), или скифы, рисуются Фотием большим, всем известным народом, за последнее время усилившимся благодаря завоеванию соседних народов. Варяги здесь не причем.
1 А. А. Шахматов. Древнейшие судьбы русского племени, стр. 56»
2 Там же, стр. 55.
3 Томсен. Начало Русского государства, стр. 68.
4 ПорфирийУспенский. Четыре беседы Фотия, стр. 8 и 53, СПб. 1864.
Материалы, бывшие еще в распоряжении Д. Хвольсона, дали ему основание заключать с некоторой достоверностью, «что имя Русь не было дано нынешней России варягами, но было туземным у нас именем и употреблялось уж очень рано в обширном смысле». Н. Я. Марр серьезно считается с этими фактами, которые заставили его переменить старое свое мнение и примкнуть к тем, кто признает эту южную Русь самостоятельным и более древним явлением, чем варяги в нашей стране.1
Нет ничего невероятного в том, что в терминах Россия и Русь мы имеем пережиток существования двух старых корней() и русь, одного южного, другого северного, волею исторических судеб встретившихся и отождествившихся. Так, по крайней мере, думает один из последних исследователей этого вопроса, Брим.2
Этот автор указывает на мнение, существовавшее и раньше, что Русью звали в древности не какое-либо варяжское племя, а варяжские дружины вообще. Константин Багрянородный, рассказывая, как русские князья ездили в полюдье, говорит, что князья отправляются () (со всею Русью, т. е. со всею дружиною). Этой терминологией, повидимому, пользовался и летописец, говоря о Рюрике и его братьях: «И избрашася 3 братья с роды своими и пояша по себе всю Русь» (было бы нелепо думать, что Рюрик забрал с собою весь народ!). Брим старается показать, что слово «русь» происходит из скандинавского корня «drot», что значит дружина, или вернее, от слова «drоtsmenn» — дружинники. Так как этот термин, прежде чем попасть в славянскую среду, предварительно прошел через финнов, где неизбежно и закономерно потерял первую согласную и последний слог, отчего и получилось rotsi по аналогии с riksi из riksdaler, а из rotsi у славян получилось совершенно на законном основании — русь.
Северная русь и южная () встретились в Киеве и до сих пор живут в терминах «Россия» и «русский».
1 Н. Я. Mapр. Указ, соч., стр. 99 и др.
2 В. А. Брим. «Происхождение термина Русь». Россия и Запад. Истор. сборники. № 1, стр. 5—10. 1923.
|