История русского масонства

Борис Башилов

XI. ПЕРЕРОЖДЕНИЕ ДВОРЯНСТВА - СЛУЖИВОГО СЛОЯ ВОИНОВ - В РАБОВЛАДЕЛЬЧЕСКОЕ "ШЛЯХЕТСТВО". ПОЯВЛЕНИЕ "КРЕЩЕННОЙ СОБСТВЕННОСТИ"

       "Русское миросозерцание, - указывает Лев Тихомиров, - начало

путаться тогда, когда в нее влилось. слишком много чужеземного элемента,

так много, что даже способность русского народа ассимилировать все что

стоит по пути, - уже не смогла справиться с этим наводнением. Именно этот

период нерусского влияния внес к нам западно-европейское крепостное право.

То есть заменил чисто русский принцип общего служения государству -

западно-европейским "юридическим принципом частной собственности на тех

людей, которые строили и защищали национальное государство." (25)

       Начало рабству русского крестьянства на европейский манер положил

Петр, его преемники, в частности "Великая Екатерина", развили его и придали

ему классические европейские формы. "По уложению 1649 года крестьянин был

лишен права сходить с земли, но во всем остальном он был совершенно

свободным. Закон признавал за ним право на собственность, право заниматься

торговлей, заключать договоры, распоряжаться своим имуществом по

завещаниям." (26)    Комментируя эту оценку Шмурло, И. Солоневич очень

метко вскрывает ложные суждения большинства русских историков о

происхождении и природе крепостного строя. "Наши историки, - пишет он, -

сознательно или бессознательно допускают очень существенную

терминологическую передержку, ибо "крепостной человек", "крепостное право"

и "дворянин" в Московской Руси были совсем не тем, чем они стали в

Петровской. Московский мужик не был ничьей личной собственностью. Он не был

рабом. Он находился примерно, в таком же положении, как в конце прошлого

века находился рядовой казак. Мужик в такой же степени был подчинен своему

помещику, как казак своему атаману. Казак не мог бросить свой полк, не мог

сойти со своей земли, атаман мог его выпороть, - как и помещик крестьянина,

- но это был порядок военно-государственной субординации, а не порядок

рабства. Начало рабству положил Петр".

       Когда Герцен и другие западники вопили во всю глотку о "крещеной

собственности", они молчали о том, что она создалась на базе принципов

западно-европейского крепостного права. До Петра, вынуждаемые суровыми

историческими условиями, русские цари сокращали возможность передвижения

крестьян, но никогда не лишали крестьян личной независимости. Ими была

установлена крепостная зависимость, но это не было крепостное право. При

Петре Первом крестьянин Посошков выражал это народное мнение, заявляя в

написанном им сочинении: "Крестьянам помещики не вековые владельцы... а

прямой их владелец Всероссийский Самодержец". Западник же Петр вместе с

другими заимствованиями с запада, вроде Синода, идеи абсолютизма,

позаимствовал и чуждую древней Руси идею крепостного права. Петр Первый

установил в России крепостное право, по его западному образцу, которое

вскоре после его смерти перешло в настоящее рабство, хотя и более мягкое по

форме, чем на своей родине - западе, но все же рабство.

       "Петр I, - писал А. Герцен, - совершенно отделил дворянство от

народа и, наделив его страшной властью по отношению к крестьянам, заложил в

недра народной жизни антагонизм".

       При ближайших преемниках Петра I положение крестьянства, то есть

основной массы русского народа, ухудшилось. Для дворянства, или как тогда

его называли по-польски - шляхетства, по оценке С. Платонова, "служба стала

легче, землевладение свободнее, сверх того, часть дворян могла жить по

закону, вне службы и хозяйничать, тогда как ранее все дворяне поголовно и

бессрочно были привязаны к службе. Таким образам шляхетству стало лучше

жить.

       Напротив, крестьянам, владельческим в особенности, жить стало

труднее. При немецком правительстве Имп. Анны на крестьянские нужды

обращали внимание только на словах, на деле же с крестьян нещадно

взыскивали тяжелые подати, так как с владельческих крестьян подати и

недоимки должен был доставить казне владелец-помещик, то правительство

давало помещикам все большую и большую власть над крестьянами. В законе не

было еще общего определения крепостного права на крестьян: но в жизни это

право уже выросло и для помещика его крестьяне были такие же "поданные",

как в старину холопы. Крестьянин без разрешения помещика не мог

предпринимать ничего; казна не вступала с ним ни в какие отношения помимо

его владельца..." (27)

       Таким образом в глазах помещика, и фактически, все крепостные

крестьяне превратились в холопов, как в средневековой Руси, в отличие от

крепостных крестьян называли слой людей не имевших личной свободы.

       Перерождение крепостной зависимости в крепостное право вызвало

большое сопротивление со стороны крестьянства. Чрезвычайно усилились случаи

побегов крестьян от помещиков. Убегать стали уже не отдельные крестьяне и

семьи, а целые деревни уходили "в бега". Только с 1719 года бежало по

официальным данным около 200.000 человек.