История русского масонства

Борис Башилов

XV. ПОЛИТИЧЕСКИЕ "УСПЕХИ" "РУССКОЙ ЕВРОПИИ" К КОНЦУ БИРОНОВЩИНЫ

       Как отозвалась совершенная Петром сверху революция на состояние

монархической власти России, культурном и нравственном положении высших

слоев общества, духовенства и простого народа, а также развитии культуры, -

мы уже показали. Что касается политической роли России в Европе и на

Востоке в этот период, то она сошла на нет. Никогда политический престиж

России в Европе и граничащих с нею восточных стран. не стоял так низко, как

в эту эпоху.

       Возьмем учебник Русской Истории академика С. Платонова.

       Внешние политические успехи России за указанный период он

характеризует так. "Из внешних дел периода временщиков следует отметить,

во-первых, что в царствование Императрицы Анны (1732) Персии были

возвращены взятые у нее при Петре Великом города на Каспийском море".

       "В результате длительной войны Россия получила значительные

пространства Черноморской степи, но не получила морских берегов и права

держать флот на Черном море. Азов условлено было срыть..."

       "Мало того, заметив слабость и непопулярность немецкого

правительства Анны Леопольдовны, французский посланник Шетарди повел

интригу в самой России и содействовал всячески падению Императора и

воцарению Елизаветы".

       Ключевский пишет: "Немцы, после десятилетнего своего господства при

Анне Иоанновне, усевшись около русского престола, точно голодные кошки

вокруг горшка с кашей и достаточно напитавшись, стали на сытом досуге

грызть друг друга..."

       "Удачной ночной феерией воцарения Елизаветы разогнан был

гвардейскими полками Курляндско-Брауншвейгекий табор, собравшийся на берегу

Невы дотрепывать верховную власть, завещанную Петром".

       Что можно добавить к этой поразительной характеристике "политических

успехов" России при ближайших преемниках Петра.

       Возникают вопросы: каким образом Курляндско-Брауншвейгский табор

смог собраться на берегах Невы вокруг русского престола?

       А если это случилось, то можно не боясь ошибки, утверждать что

кровавая Петровская революция кончилась ничем. Все реформы производились,

по объяснению историков-западников, с целью спасти Россию от участи быть

покоренной немцами. А на самом деле, сразу после смерти Петра, Россия стала

добычей немцев, а русские верхи пошли в духовную кабалу к западу. То есть

свершилось то, чего больше всего боялся Александр Невский. Русь попала в

духовное рабство к Западу.

       Даже такой заядлый западник, как Г. Федотов, и тот признается в

книге "И есть, и будет", что:

       "Россия с Петра перестала быть понятной русскому народу. Он не

представлял себе ни ее границ, ни ее задач, ни ее внешних врагов. которые

были ясны и конкретны для него в Московском Царстве. Выветривание

государственного сознания продолжалось беспрерывно в народных массах

Империи".

        В результате совершенной Петром I революции, русское национальное

Государство не только не стало более сильным, как это обычно ложно

утверждают историки западнического лагеря, а настолько ослабело, что стало

игрушкой в руках утвердившихся в России иностранцев и Европейских держав.

       Как низко упала политическая роль России к моменту захвата власти

дочерью Петра ярко показывает письмо французского агента Лалли кардиналу

Флери, в котором он пишет:

       "Россия подвержена столь быстрым и столь чрезвычайным переворотам,

что выгоды Франции требуют необходимо иметь лицо, которое бы готово было

извлечь из того выгоды для своего государя".

       Человеком, который сумел извлечь выгоду для Франции из наступившего

в России хаоса, после совершения Петром I революции, оказался Маркиз

Шетарди. Путем сложных интриг он сумел воспользоваться царившей в России

сумятицей и с помощью французского золота он организовал заговор в пользу

Елизаветы среди Гвардейских полков.

       Историк Соловьев утверждает, что после Петра I судьба "России

осталась в русских руках". Это утверждение не отвечает печальной

исторической истине. Европа имела в после-петровской России своих

представителей, которые хозяйничали в ней как в завоеванной провинции.

       Вспомним, например, колоритную фигуру прусского посланника барона А.

Мардефельда. Он пробыл в России двадцать два года. Приехал он в Россию еще

при Петре I в 1724 году. Сменились Императрицы и Императоры, а Мардефельд

не сменялся. Он был послом при Петре I, при Екатерине I, при Петре II, при

Анне Иоанновне. При его помощи Анна Леопольдовна стала правительницей,

когда ее несчастный сын Иоанн VI стал Русским Императором.

       Друзья Мардефельда французский маркиз Шетарди, французский врач

Лесток, умный, человек ловкий, но "злого нрава и черного дурного сердца", с

помощью интриг и подкупов возвели на престол и Елизавету. "В течение многих

лет", - характеризует его роль В. Бильбасов, -"Мардефельд был "персона

гратиссима" в Петербурге".

       После подрыва Петром I политических и религиозных основ

традиционного русского монархического миросозерцания, царская власть

повисла в воздухе и стала орудием политической игры европейских послов в

России. Как европейские послы низко расценивали тогдашнее положение

монархической власти в России, показывает следующий отзыв саксонского

дипломата Пецольца о перевороте, совершенном Елизаветой: "при помощи

нескольких гренадеров. нескольких бочек вина и нескольких мешков золота в

России можно сделать все, что угодно".

       Таковы были политические результаты совершенной Петром революции.

Так выглядело дело с верховной властью в России после того, как он ее по

словам его почитателей "из небытия в бытие произвел" и оставил после себя в

"зените славы и могущества".

       "Вмешательство представителей иностранных держав и вообще

иностранцев в русские дела достигло в это время крайних пределов. В XVIII

столетии подобное вмешательство было в порядке вещей и практиковалось во

всей Европе; в России же, со смерти Петра I, оно приняло довольно опасные

размеры, отчасти благодаря ряду женщин, занимавших престол. Елизавета

Петровна, многим обязанная благодаря Шетарди, Лестоку и другим чужеземцам,

естественно подчинялась их указаниям. Дерзость чужеземцев дошла в это время

до того, что какой-нибудь Брюммер дает слово за Елизавету, что она "к

Австрии не приступает, и этому слову верят." (31)